Читать книгу Урки и мурки играют в жмурки - Фима Жиганец - Страница 3

из которой читатель узнаёт, что «мокрое дело» – это не художественный образ, а суровая проза жизни

21 апреля 2004 года, Мокрый Паханск, раннее утро

– СЛАВНОЕ НАЧАЛО ДЛЯ ДЕТЕКТИВА – «Труп распластался, как Рокфеллер в ванне».

Следователь районной прокуратуры Костя Костанов, не обращая внимания на противный мелкий дождь, задумчиво сидел в позе орла рядом с незнакомым и глубоко чуждым ему телом. Костя был погружён в размышления, тело – в речку Безымянку. Костя – с головой, тело – по пояс. Неглубокий ручей шириной метров восемь – десять, сдуру названный кем-то речкой, нёс мутные вонючие воды по дну оврага сквозь Автосборочный поселок. Вдоль одного из берегов тянулась улочка Сельская с тихими частными домиками и патриархальным деревенским бытом. Улочка полностью оправдывала своё пасторальное название. Находилась она всего в трёхстах метрах от шумного проспекта имени геноссе Маркса и зримо воплощала процесс слияния города с деревней. Утрами жителей будили горластые петухи, а в некоторых дворах держали коз и свинок.

Обитали на Сельской в основном тихие бабульки и тихие алкаши. Баба Дуся, которая наткнулась на тело Рокфеллера в пятом часу утра, представляла собой помесь обеих пород: живописный тип старой пьяницы в калошах на босу ногу и c драным зонтиком, который щерился во все стороны острыми спицами.

– На берегу пустынных волн сидел он, дум великих полн… – грустно процитировал следователь классика и поднял печальные глаза на старушку. – И что же вас, драгоценная Евдокия Матвевна, потянуло в такой час, не говоря уже о чудесной погоде, на берега пустынных волн?

– На куда? – не поняла баба Дуся и икнула, обдав Костю свежим сивушным запахом. – На каких волн?

– Какого тебя, старая, понесло в такую рань в такую срань? – перевёл фразу на доступный аборигенский язык долговязый опер Серёга Степцов, стоявший за спиной следователя. – Чё ты в овраг этот долбанный спустилась до первых петухов? Скрозь тьму кромешную…

– Так мусор же высыпать! У нас тут куча мусорная! От же ж рядом с вами.

– Время самое то, – одобрил Костя Костанов.

– И место удачное, – поддакнул опер Степцов. – Живописное полотно «Мусора́ у кучи мусора». Что с клиентом, Андрей Герасимович? – поинтересовался он у судмедэксперта с лаконичной фамилией Зуб, уже осмотревшего труп и теперь стоявшего в сторонке.

С виду Зуб больше напоминал гвоздь. Сухопарый, вытянутый в струнку, он носил одежду преимущественно унылого серого цвета, который в народе обычно называют «сиротским». К тому же гардеробчик медэксперт почему-то упорно подбирал размера на два меньше, словно и впрямь скупал списанную униформу в детском приюте. Пальтецо застёгивалось на одну пуговицу, и то с трудом, рукава не закрывали запястий, брюки – лодыжек.

– Пациент скорее мёртв, чем жив, – отрапортовал медик, потянулся и противно хрустнул суставами.

– Ценное наблюдение, – заметил Костя. – Я надеюсь, он умер естественной смертью?

– Совершенно естественной, – подтвердил Зуб. – По крайней мере, для его образа жизни. Ему свернули шею. Подробнее скажу, когда вытащим.

– Знаете, как Манька-Облигация говорила Жеглову? – напомнил Зубу Костя. – «Ты кто такой, чтобы за мой образ жизни на людЯх рассуждать?». Может, мы имеем дело с вполне приличным человеком.

– Ну, конечно, – презрительно хмыкнул эксперт. – Мало я этих приличных перевидал… С его рожей – только в палату лордов.

– Чего стоим, кого ждём? – вмешался дежурный прокурор городской прокуратуры Игорь Сергеевич Полторак – грузный мужчина лет сорока с гаком. Свою массивную фигуру он наивно пытался скрыть от дождика, держа над головой тощую папку. Раньше Игорь Сергеевич был следователем в том же райотделе, где сейчас рыл землю носом Костанов, и за ним закрепилось прозвище «следак Полторак». Да так и не открепилось после ухода на повышение. Полторак этого страшно не любил. Так же он не любил ночные дежурства, особенно под дождём. Ему не терпелось скорее расплеваться с этим делом, а не искать чёрную кошку на ночной помойке. Тем более кошки здесь нет, а есть какой-то утопший козёл.

– Семён Давидович, вы во всех позах запечатлели эту героическую личность? – поинтересовался Костя Костанов у мелкого субъекта лет шестидесяти, который, словно лысый ястреб с фотокамерой, нарезал круги вокруг утопленника .

Эксперт-криминалист Семён Давидович Гольдман отмахнулся:

– Да погодите вы! Значит, головою на тридцать градусов к юго-востоку…

– Начинается, – буркнул опер Серёга Степцов. – Давыдыч, ты ещё к звёздному небу привяжи. «Меркурий в созвездии Псов под знаком Козерога»…

– Мусьё Серж, не надо тАту бумзен лернен, – недовольно буркнул Гольдман. – Ферштейн?

– Нихт ферштейн, – признался Степцов и поинтересовался: – Это по-каковски?

– На идиш это значит – не учите папу половым извращениям, господин намоченный опер, – перевёл Семён Давидович. – Я своё дело делаю, вы займитесь своим. Ваш крест – по дворам народ опрашивать. Всё, можно вытаскивать! – дал отмашку криминалист двум «формовым» сержантам.

Неведомого пловца выволокли на берег. Он лежал, широко разбросав руки в стороны. Луч света от фар милицейского «уазика» вырывал из тьмы черты довольно гнусного лица, особо приметного мясистым носом, который напоминал крупную картофелину, попорченную жучком-медведкой. Физиономия незнакомца раздулась и оплыла, что придало ей неожиданно добродушное выражение. Голову мертвяк задумчиво склонил вправо, чему способствовали умело сломанные шейные позвонки.

– Дык я вам больше не нужна? – неуверенно спросила Дуся.

– Нам вы и меньше не нужны, – пояснил бабусе Костя Костанов. – Вы нужны Отечеству. В качестве свидетеля этого безобразия.

– Дык я в доме подожду, если что.

– Только очень ждите, Евдокия Матвевна, – попросил Костя. – Как никто другой.

«От же дурень на мою голову», – нетрезво вздохнула баба Дуся, топая калошами одиннадцатого номера по непролазной грязи до родимой хаты.

А члены опергруппы скорбно склонились над телом, обсуждая ситуацию. В стороне остался только местный участковый, который мирно прикорнул, присев на корягу.

– Скажи: откуда ты приплыл? – уныло поинтересовался опер у безвременно почившего гражданина.

– У него есть право не отвечать на ваши бестактные вопросы, – заметил криминалист Гольдман и вытер лысинку тряпочкой из мягкой замши.

–Судя по сопутствующим травмам, товарищ пикировал свысока, – вмешался в разговор судебный медик Зуб.

– И свернул себе шею? – с робкой надеждой спросил Костя Костанов.

– Даже не мыльтесь. Когда он падал, ему уже было не больно. Так что на парашютный спорт не спишете. Помимо свёрнутой шеи рекомендую принять во внимание удар в область виска с правой стороны. Как водится, тупым тяжёлым предметом.

Опер с обоими следаками нестройным трио изобразили стон разочарования. На ментовском жаргоне «парашютистами» называют самоубийц, которые имеют обыкновение нырять с крыши головой в асфальт или же совать шею в петлю и некоторое время весело дрыгать ножками. Подобные дела расследовать приятно: составил протокол, снёс в архив – и забыл, как страшный сон. Таинственный незнакомец этой радости доставлять опергруппе не собирался.

– Значит, расставание тела с душой, если таковая имелась, не обошлось без посторонней помощи? – уточнил Полторак.

– Как и ныряние в бурные воды, – добавил Зуб.

– А как давно гражданин не дышит?

– Гражданин не дышит часа четыре. Максимум пять.

– За это время он мог отмахать порядочную дистанцию, – заметил опер Степцов.

– Как сказать, – возразил Зуб. – Вон там, посередине речки, валун огромный. Скорее всего, тело столкнулось с ним и изменило направление движения. А у берега поперёк течения лежит здоровенный ствол. Он нашему трупику дистанцию и преградил. Прибило болезного к древу, а позже к бережку снесло. Так что мог издалека приплыть, а могли его и где-то рядом скинуть. Если есть подходящее местечко.

– Сдаётся мне, местечко имеется, – заметил Полторак. – Мы же мост проехали перед тем, как налево свернуть. Метрах в ста, параллельно этому переулку. Надо глянуть.

– Как же, углядишь при таком дожде… – недовольно буркнул Серёга Степцов. – Сейчас пойдём здешних бабуинов будить, может, кто слышал или видел чего.

Костя снова склонился над трупом, взял его за руку нежно, как невесту. Посветил фонариком. Неотвратимо наступало утро.

– Да, Колян, приплыли… – вздохнул следак.

– Бредишь, Константин? – удивился старший коллега Полторак. – Среди нас ни одного Коляна!

– А среди покойных встречаются. К примеру, эта глиста во фраке.

– Ты что, знаком с ним?

– Я читать умею.

Костя осветил лучом фонарика кисть левой руки мертвеца. На фалангах пальцев с внешней стороны красовалось имя – «КОЛЯ». Повыше, ближе к ногтям, были наколоты цифры – «1952».

– Фамилию он ни на каком месте не написал? – поинтересовался Полторак.

– В морге поглядим, – сказал Костя. – А вообще по всему видать – наш человек. Разбойник. – Он направил луч на другую руку. С вытатуированного на мизинце синего перстня сиял добродушной улыбкой веселый черепок, проткнутый кинжалом.

– Суровый экземпляр, – уважительно оценил усопшего неслышно подошедший сонный участковый и зевнул в рукав. – Кулак внушительный… Но кто-то покруче нашёлся.

– Не ваш? – спросил участкового Полторак.

– Не, своих ублюдков я наперечёт помню, – и участковый снова распахнул рот в зевке. Слева вверху недоставало двух зубов. На память от ублюдков, решил Костя.

– А почему только одна рука сжата? – задумчиво вопросил он в никуда. – Обычно при драке сжимают обе.

Он снова осветил кулак мертвеца и всмотрелся пристальнее. Попробовал разжать пальцы трупа.

– Окостенели, – сказал медэксперт Зуб. – Бесполезно.

– Одет, как ни странно, вполне прилично, – заметил опер Серёга. – Дублёнка искусственная, импортная, судя по всему. Пиджак коричневый – крупный вельвет, чёрные джинсы. Под пиджаком почему-то тельняшка тёплая, фланелевая.

– Тельняшку я как раз осознаю, – заметил следак Полторак. – А вот пиджачок – явный перебор. Денди…

– В карманах ровным счетом ничего. Или вычистили, или не было ни фига, – резюмировал Серёга.

Костя Костанов для верности нырнул в карманы сам. Затем стал щупать нижний край пиджака.

– Ага, есть, – довольно произнёс он. Громко щёлкнуло выкидное лезвие «Золлингена».

– Чё там есть? – поморщился Серёга, недовольный тем, что следак сомневается в его компетентности. – Я всё прошмонал.

– Прореха есть во внутреннем кармане, – объяснил Костя, закрывая выкидной нож. – Вот я и подумал – вдруг чего завалилось.

– И чего завалилось?

В ответ Костя извлёк из-под вспоротой подкладки несколько монеток и мятую пачку сигарет. Серёга посветил зажигалкой.

– «Первый маршал», – прочёл Костанов вслух. – Забавное название. Это кто ж у нас первым маршалом был?

– Историю надо знать, – назидательно заметил следак Полторак и проблеял фальцетом: – «Когда приказ отдаст товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведёт!» Ворошилов это, Константин Константиныч…

– Разве Ворошилов – Константин Константиныч? – засомневался Костанов. – Тогда мы с ним тёзки.

– Константин Константиныч – это ты и есть, – пояснил Полторак. – А Ворошилова испокон веку звали Климентием Ефремовичем.

– Это даже я знаю! – хрюкнул Серёга Степцов. И тоже затянул:

– «Это Клим Ворошилов подарил нам свободу,

И теперь на свободе будем мы вороваааать…».

– Тебя хоть сейчас на лесоповал, – одобрил Костя Костанов и сообщил: – Точно – Клим. Изготовитель – Климская табачная фабрика. Климск – это где?

– Где-то в Новгородчине, кажется, – сообщил медэксперт Зуб. – К нам на научную конференцию тип оттуда приезжал. Читал доклад. О методах определения времени смерти.

– Очередное гадание на соплях, – хмуро буркнул опер Серёга.

– Проверю, когда буду работать с твоим трупом, – цыкнул Зуб.

Криминалист Гольдман посмотрел на него укоризненно: он не любил подобных шуток. Семён Давидович считал, что они могут накликать беду. Это как с актёрами: чем чаще играешь смерть, тем больше вероятность самому протянуть ноги.

– Товарищ майор! – раздался сверху голос водителя «уазика». – Тут народ собрался, спрашивает, когда можно будет мусор высыпать!

– Попроси подождать, – приказал следак Полторак. – Сейчас на каждого будем акт составлять о засорении территории. Мало не покажется. Ну, здесь всё, – дал он отмашку коллегам. – И так промокли, как свиньи.

– Некошерно ругаетесь, Игорь Сергеевич, – пристыдил Гольдман.

– А не пойти ли вам, Семён Давидович… – мрачно ответил Полторак и уточнил: – К бабе Дусе на чаёк. О, вот и дуборезы подъехали! – Он ткнул в сторону санитаров.

– Ну, Колян, – обратился Костя к трупу неведомого Рокфеллера, – не прощаюсь. Ещё заскочу к тебе – лапу пожать. То есть разжать. Кстати, Андрей Герасимович, вы сегодня на месте будете? – спросил он Зуба.

– Смотря на каком месте.

– С Коляном вошкаться.

– Ещё чего. Я – домой. У нас танатологов хватает, брюхо ему располосовать.

– И вы доверите свой труп постороннему человеку?

– Свой труп я никому не доверю, – категорически отрезал Зуб. – Как преставлюсь, сам себе харакири сделаю. А вот труп твоего ушкуйника мне совершенно до лампочки. У меня сегодня – честно заработанный выходной после ночных бдений.

– Ну, как знаете.

– Алика Сутрапьянца попросишь, может, он пойдёт тебе навстречу.

– Не надо ходить мне навстречу, – недовольно проворчал Костя. – Пойдём навстречу бабе Дусе. Понятые, за мной! Сейчас всё зафиксируем, подпишетесь.

Когда вскарабкались вверх по оврагу, толпы с мусорными вёдрами уже не было. Все убоялись штрафа: с ментами шутки плохи, у них в голове пуля. А то и две. Нет, вы подумайте – за мусор оштрафуют! Лучше бы штрафовали коммунальщиков, которые сроду не посылали на Сельскую мусоровозов! И баков нет – ни одного. Вертись, как хочешь. Жрать, что ли, эти отбросы? И закусывать жестяными банками из-под пива. Хотя как раз с ними проблем нет. Ходят какие-то туманные личности драного вида, собирают эти банки, расплющивают ногой на асфальте и уносят в неведомые дали. Бормоча так, мокрые, взъерошенные со сна селяне и селянки расползались по хатам.

Лишь у покосившегося забора притулился одинокий человечек с шейкой-пестиком, на которой болталась лопоухая головёнка в лыжной шапочке с надписью «Ski». На вид головёнке было далеко за шестьдесят. Насколько далеко, разглядеть было трудно.

– По вашу душу, Константин Константиныч, – сообщил водитель «уазика».

– Архангел Гавриил?

– Не, я Бабайкин Валерий Никанорович, – поспешно представился человечек, торопясь опровергнуть порочащие связи с архангелом. – Я тут рядом живу, в соседнем переулке. Ну, возле моста…

– Стоп-стоп, Валерий Никанорович, – прервал Костя. – Начало уже впечатляет. Тему моста мы как раз обсуждали пять минут назад. Давайте пройдем к гражданке бабе Дусе, и вы изложите свою скорбную историю в более интимной обстановке. Мокровато тут, знаете ли. В прямом и переносном смысле. А поле боя оставим доблестным санитарам.

Серёга Степцов с участковым бодро потрусили будить окрестных обитателей весёлым милицейским лаем. А Костанов и Полторак с понятыми, экспертами и ушастым лыжником направили стопы к близлежащему домику, одноглазо взиравшему на них тусклым окошком.

В ИЗБУШКЕ БАБЫ ДУСИ царила спартанская обстановка. То есть не убирали здесь со времён древней Спарты. Но чай у Дуси был. Хотя посуды на всех не хватило. Так что пришлось пить, как бывалые зэки – пуская по кругу горячий гранёный стакан. Человечку Бабайкину, впрочем, хозяйка плеснула в обгрызенную кем-то фарфоровую пиалу граммов сто мутной жидкости. Стражи порядка от напитка предусмотрительно отказались. И без того дух в комнатушке стоял такой, что гостей с непривычки повело.

– Да, Евдокия Матвеевна, у вас тут и пить не надо – только дыши да закусывай, – уважительно заметил Костя Костанов. Он стоял возле огромной ёмкости агрегата водонагрева (коротко – АГВ), тщетно пытаясь обсохнуть и согреться. В своём стильном сером свитере с воротом под самую шею и чёрном коротком демисезонном плаще следователь напоминал несчастного принца Гамлета, который всю ночь рыскал в поисках папашки-призрака, а наткнулся на вполне реальный чурбан в тельняшке.

– Закуси нету, – тревожно отозвалась Дуся. – Закусь свою надо приносить.

– В следующий раз принесём, – пообещал Костя. – Как нового покойничка выудите.

– Свят, свят… – испуганно перекрестилась баба. – В другой раз я уж не попрусь утром мусор высыпать.

– Ты, видать, сильно перебрала-то, Евдокия, – встрял в беседу человечек Бабайкин. – Литра полтора, небось, выжрала, и пошла из себя мастера чистоты строить. Тверёзая ты и за драный веник не схватишься.

– Молчи, козёл старый! – огрызнулась гостеприимная хозяйка.

– А вот молчать как раз не надо, – возразил следак Полторак. – У нас как раз есть повод для дружеской беседы. Костя, у тебя к гражданину вопросы имеются?

– Если позволит старший товарищ, – учтиво расшаркался Костанов, как и положено следователю районной прокуратуры перед вышестоящим начальством.

– Давай-давай, – подбодрил следак Полторак. – Или думаешь, я этим делом буду заниматься?

– Ну понятно, не вы. Вот если бы мэра хлопнули… – мечтательно протянул Костя. И, увидев, как передёрнуло коллегу, тут же перешёл на человечка Бабайкина: – Вы, Валерий Никанорович, что-то насчёт моста упомянули…

– Так я ж говорю: ночью дело было, где-то в пол-второго, – встрепенулась головёнка на манер отогревшегося воробушка. – Мой дом первый от моста, на углу, как налево поворачивать. Ну, проснулся я…

– Чего вдруг? – поинтересовался Костя.

– Прижало, понимаешь ты, по большой нужде. Видать, что-то тревожное на ночь сожрал. А отхожее место на дворе.

– Ну да, ну да, – закивал Костя. – Поближе к природе, подальше от цивилизации. И что же вы узрели в один час тридцать минут по полуночи?

– Узреть ничего не узрел, – сокрушённо дёрнула ушами головёнка. – Сортир у нас в глуби двора, а до забора не добраться, там кушери крапивные. Зато слыхал. Вроде как мужики ругались.

– Много мужиков-то? – уточнил Костя.

– Штуки три, надо думать. Не меньше.

– Разобрали чего?

– Откуда я знаю, чего они разобрали? – удивился Бабайкин. – Да и чего разбирать? Баню нашу, что ли? Так её уж до них разобрали. Говорят, будут строить гостиницу или ещё что.

– Повторяю для особо одарённых, – терпеливо вздохнул Костя. – Вы сами разобрали, про что они между собой говорили?

– Тьфу ты, пропасть! Так бы и спрашивали. Первый хотел кекса, что ли, отведать. Другой кричит чё-то типа – налево начирикал… Тут меня совсем допекло, я и побежал на очко. А как воротился, уже тишина была.

Костя переглянулся с Полтораком и другими.

– Игорь Сергеевич, вы что-нибудь понимаете? – спросил он городского прокурора. – Что значит на фене «кекс»?

– Отродясь не слыхал, – признался следак Полторак. – Может, «кокс»? Наркоманы так кокаин называют. Наверно, кокаин они не поделили.

– Валерий Никанорыч, вы не попутали? – уточнил Костя у человечка. – Может, они про кокс говорили?

– Шут его знает, – пожал плечами тот. – Может, и про кокс. Спросонья разве разберёшь.

– Слушайте! – хлопнул себя по лбу следак Полторак. – Я знаю! Сейчас у молодёжи типа всяких тинейджеров «кекс» значит – «секс»!

– А вы что, Игорь Сергеевич, в ночных клубах оттягиваетесь? – с подозрением поинтересовался Гольдман.

– Если родина прикажет – в гарем евнухом пойду! – сурово отрезал следак Полторак. – А насчёт кекса-секса – не велика тайна. Вы вечером музыкальный канал включите, там внизу показывают, как малолетки в чате общаются.

– Иде общаются? – вмешалась баба Дуся.

– Не берите в голову, Евдокия Матвевна, – успокоил хозяйку дома Костя. – Туда в галошах не пускают.

– Ну вот, – продолжал следак Полторак, – там пацаны девок часто приглашают на посиделки с «кексом». Это у них юмор такой. Или – «безопасный кекс».

– Я не понял, – решил уточнить въедливый Гольдман. – Эти бандиты что, перед тем как Коляна в речку сбросить, с ним ещё и кексом занимались?

– А кто их знает, – пожал плечами следак Полторак. – Может, они извращенцы. Напихали ему кекса – и с моста скинули. Чтобы концы в воду.

– Конец, – уточнил Костя.

– Почему – «конец»? – не понял Полторак.

– Потому что у Коляна – один конец. А концы его убийц в речке не обнаружены.

– Ночью, грязь, в антисанитарной обстановке… – засомневался судебный медик Зуб.

– Охота – пуще неволи, – пояснил следак Полторак.

– А как насчёт «налево начирикал»? – спросил Костанов. – Кто куда начирикал? И почему налево?

Насчёт левого чириканья ни Полторак, ни Гольдман, ни Зуб ничего прояснить не смогли. Зато криминалист неожиданно изрёк:

– А вчера, между прочим, родился Адольф Гитлер…

И многозначительно поднял указательный пальчик.

– Извините, Семён Давидович, не успел вас поздравить, – повинился Костя и уточнил: – Дата круглая?

– Вроде нет, – неуверенно сказал Гольдман. – А вот насчёт поздравлений, это, знаете ли, шутка дурного толка…

– А к чему вы вообще Гитлера приплели? – поинтересовался Костя. – Какая связь между вашим Гитлером и нашим Коляном?

– Может, и есть связь, если как следует поискать! – обиделся Гольдман.

– Семён Давидович намекает, что эти гопники занялись кексом со жмуриком, чтобы отпраздновать знаменательное событие! – радостно предположил следак Полторак.

Хата содрогнулась от громового хохота. Смеялись все, даже Дуся и Бабайкин. Один лишь Гольдман мрачно и сурово безмолвствовал.

Повеселевший и взбодрившийся Костя занёс странные цитаты про кекс и чириканье в блокнот. Тщательно была зафиксирована и печальная повесть Бабайкина о ночном походе на «толчок». После чего человечек растворился во мгле, которая неумолимо таяла, как бледнеет крепко заваренный чай, когда в него бросают ломтик лимона. Видимо, ломтик Бабайкина обладал такой же магической силой.

СПУСТЯ ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА после растворения человечка к бабе Дусе ввалились опер Серёга Степцов и вечно сонный участковый. Выглядели они плачевно. Хлебосольное население пополнило словарный запас промокших пинкертонов несколькими занятными фольклорными выражениями, но к таинственной гибели Коляна они отношения не имели.

– Кой-чего раскопать удалось, – утешил следака Серёга. – В доме рядом с развилкой живёт молодая пара. То есть жена молодая, а мужику лет под сорок. Так вот, она его ночью разбудила, тоже крики слышала. Но, видно, под самый занавес драмы. Затихло всё вскоре. Дядька этот здоровый, но всё равно бы не вылез. Зачем, говорит, искать на своё седалище приключений? Хотя в конце решился было. Взял огромный дрын…

– Ага, в заду геройство заиграло, – удовлетворённо констатировал Костя. – Не всё ещё пропало, когда такие люди в стране Советской есть.

– Он подумал, на ночных прохожих собаки напали, вот и решил помочь, – уточнил Серёга.

– Почему собаки? – не понял Костя. – Лаяли, что ли?

– В том-то и дело, что лая как раз не было.

– С чего же он ляпнул про собак? – не понял Костанов.

– Да, говорит, крикнул кто-то типа – кусается, гад, – подал голос сонный участковый и в очередной раз зевнул. – Вот мужик и решил помочь. Это потом до него дошло – странно как-то: ни лая, ни скулежа…

– Значит, гад, кусается… – задумчиво протянул Костя.

– Вот именно, – поддакнул Серёга Степцов. – Я думаю, этот наш, в тельняшке, кого-то из бандюков тяпнул.

– Этот наш? – удивлённо вскинул брови следак Полторак. – Он уже и нашим стал… Ты что, почуял родственную душу? И за что же он тяпнул?

– А хрен его знает. За руку, наверно. За что ещё?

– Ну, всякое бывает, – наставительно пояснил Полторак. – Я по молодости на вызов выезжал. Супружница своего мужа умудрилась за мошонку зубами цапнуть, когда тот раздухарился.

– Ух, мать моя… – охнул впечатлённый Серёга Степцов и инстинктивно прикрыл ладонью гульфик.

– С мошонкой – маловероятно, – засомневался криминалист Гольдман. – Хотя как версию отработать можно.

Затем вся компания отправилась к мосту, но ровным счётом ничего там не обнаружила. Редкие прохожие уже шлёпали по своим утренним делам, старательно обходя огромную глубокую лужу на проезжей части. Когда-то в школах были чернильницы-«непроливайки»: переворачиваешь вверх дном – а чернила остаются внутри. Лужа у моста вполне заслужила славу «непросыхайки». Правда, старожилы говаривали, будто бы в иные дни засушливого лета лично видели, как вода из лужи испарялась. Можно было якобы даже узреть её дно в колдобинах, изрытое колёсами грузовиков, рефрижераторов и трудяг-внедорожников (другая техника не рисковала переть через неизведанное болото). Но стоит ли доверять старожилам, пропитанным спиртом, как матросы – солью моря, это ещё вопрос…

Обогнуть лужу было непросто. Природное явление расплескалось во всю ширину дороги, по сторонам оставались лишь узенькие бетонные бордюрчики. Аборигены балансировали на них, как опытные канатоходцы, которым каждую секунду грозила опасность свалиться либо в лужу, либо под откос. Впрочем, долгая практика научила людей так ловко держать равновесие, что они могли дать сто очков форы цирковым канатоходцам с шестами, бегающим под куполом шапито. С шестом каждый дурак может! А ты без шеста рискни… К тому же полоску бордюра приходилось преодолевать бегом. Замешкаешься – пролетающий грузовик обольёт грязью с ног до головы. Или с головы до ног – кому как нравится.

Когда один из рефрижераторов выплеснул из-под колёс такое цунами, что чуть не смыл оперативно-следственную группу в пучины мутного потока, Костя Костанов подытожил:

– Пора кончать водные процедуры. Отосплюсь немного – и к медэкспертам в дуборезку. А вы, Семён Давидович, когда этого типа по информационному центру пробьёте?

– Как только, так сразу, – пообещал многоопытный Гольдман.

На том и порешили.