Читать книгу Шкатулка княгини Вадбольской - Галина Тер-Микаэлян - Страница 17

Теплым весенним вечером возле крыльца дома Вадбольских остановился небольшой экипаж, запряженный тройкой вороных. Молодой гвардейский офицер спросил у выбежавшего из дверей лакея, дома ли господа, помог выйти красивой даме в элегантном костюме, поклонился ей и, вернувшись в карету, умчался прочь. Дама, войдя в гостиную, огляделась и с недоумением посмотрела на спешившую ей навстречу княгиню. Та тоже не в первую минуту узнала гостью, обе растерянно уставились друг на друга, а потом внезапно кинулись обниматься.

– Варя, ты ли это! – восклицала Елена Филипповна, прижимая к себе плачущую сестру.

Вошедший Петр Сергеевич поначалу не понял, кого так горячо обнимает его жена, но потом признал свояченицу.

– Варенька, радость-то какая, – растерянно сказал он, целуя родственницу, – какими судьбами, почему не сообщили нам о приезде? Где твой муж, где сын?

Княгиня взглядом его остановила. В этот вечер неожиданной гостье больше никаких вопросов задавать не стали и лишь на следующий день, оставшись наедине с сестрой, Варвара Филипповна плача поведала той о своих невзгодах.

– Ах, Леночка, родная, я так несчастна! Ты не поверишь, Серж… он сошел с ума, решил, что я ему изменяю!

– Боже мой, он действительно сошел с ума! – возмущенно ахнула Елена Филипповна. – Варя, бедняжка моя, расскажи толком, что случилось? Почему? Как?

Сочувствие сестры немного успокоило Варвару Филипповну.

– Приревновал меня к князю Юсупову, – утерев слезы, в последний раз всхлипнула она, – это какой-то нонсенс! Они дрались на пистолетах.

Елене Филипповне едва не стало дурно.

– Дрались, – безжизненным тоном повторила она, – дуэль. Кто-то… убит?

– Серж был ранен в руку. После этой дуэли все почему-то уверились в моей виновности, а Серж… он велел мне убираться, сказал, что близко не позволит подойти к сыну. Тогда я решила уйти от него, вернуться в Россию. В почтовой карете добралась до Страсбурга.

– В почтовой карете! – на лице Елены Филипповны был написан ужас.

– Французские дороги лучше наших, иначе я уже была бы мертва. К счастью, в Страсбурге я случайно встретилась с Лобановыми-Ростовскими. Они уехали из Парижа в день дуэли, поэтому все знали, и…. Короче, Анюта поначалу пыталась убедить меня вернуться в Париж, но я наотрез отказалась. Им ничего не оставалось, как любезно предложить мне место в своей карете. В пути мы больше о случившемся не заговаривали, в Вене и Варшаве даже побывали в театрах, так что путешествие меня несколько отвлекло от всего этого ужаса.

– Возможно, тебе действительно следовало вернуться к мужу и выяснить с ним отношения, – нерешительно заметила княгиня, – если он что-то и сказал сгоряча, то вскоре мог и одуматься. Серж всегда любил тебя.

– Нет, Лена, нет, ты бы видела его лицо! Когда его привезли после дуэли, он заявил, что если я не оставлю его дом, он… он отстегает меня ремнем и прикажет лакеям вышвырнуть на улицу. Такое я даже Лобановым постыдилась объяснить, сказала Анюте, что муж грозил меня убить.

– Лобановы ехали в Петербург? – спросила Елена Филипповна, пытаясь осмыслить все сказанное сестрой.

– Нет, в свое подмосковное имение. Мы доехали до Тулы, а там Анюта уговорилась со своим кузеном, что он по пути в полк меня к вам доставит. Он опаздывал, и мы так неслись, что экипаж чудом не перевернулся, – Варвара Филипповна, забыв о недавних своих слезах, весело рассмеялась.

– Не дай Бог, – перекрестившись, сказала княгиня, – но я одного не могу понять: что заставило Сержа настолько увериться в твоей вине, что он начал совершать столь безумные поступки?

– Ах, Леночка, тут одно объяснение: он глуп. Помнишь, я писала тебе о своей подруге Жермене Неккер и о том, что за ней ухаживал Юсупов? Так вот, Серж устроил скандал, заявил, что у нас с Юсуповым адюльтер, а Жермена лишь ширма. И Жермена тоже поверила, представь! Она была вне себя, у них с Юсуповым полный разрыв. Жермена дала согласие на брак с бароном де Сталь. Неккеры уже готовятся к свадьбе, и скоро Жерменя станет мадам де Сталь. Что ж, если ей угодно не доверять своим друзьям, то это ее дело. Когда-нибудь она поймет, что допустила ошибку, и что я ни в чем перед ней не виновата, но будет поздно.

В голосе Варвары Филипповны внезапно зазвучали особые нотки. Княгине они были хорошо знакомы – в детстве именно таким тоном маленькая Варенька говорила неправду. Печально вздохнув, Елена Филипповна подумала, что у Жермены Неккер, возможно, были основания для недоверия. Так это или нет теперь вряд ли можно точно установить, известно одно: спустя десятилетия Анна-Луиза Жермена, баронесса де Сталь, знаменитая французская писательница, посетив Россию, ни разу не поинтересовалась судьбой близкой подруги своей юности и в разговорах с окружающими никогда не упоминала ее имени. Почти уверенная в виновности сестры, Елена Филипповна тяжело вздохнула.

– Хорошо, Варя, не будем больше об этом говорить. Что ты теперь собираешься делать?

– Ах, Леночка, я не знаю, – Варвара Филипповна вновь разрыдалась, – эта дуэль… просто какой-то кошмар! Надеюсь, что Барятинский замнет, и дело не дойдет до государыни. Но самое ужасное…. Серж заявил, что потребует развода, а ребенок, которого я жду, не от него, и он его никогда не признает.

– Боже мой, Варя, – вспыхнувшая княгиня уже не в силах была сдерживаться, – ты ждешь ребенка! И ты могла себе такое позволить!

Варвара Филипповна надула губы:

– Неужели ты тоже поверила подобной клевете? Я знаю, ты недовольна, что я свалилась тебе на голову со своими проблемами, но куда мне было ехать? К папеньке в Петербург? Да как бы я доехала туда одна в моем положении? Можно было бы поехать к Катрин Хованской. Она теперь в Москве, только-только вышла замуж, Нелединский ее все-таки уговорил пойти с ним под венец. Я знаю, она меня приняла бы, но, согласись, приезд самой задушевной подруги во время медового месяца не к месту. Да и представь, какие разговоры пошли бы, а Лобановы-Ростовские не станут болтать, я уверена. Я приехала к тебе, а ты…. Хорошо, я завтра же уеду.

– Не говори глупости, Варя, ты моя сестра, что бы ты ни натворила, и я тревожусь о твоей судьбе. Ты можешь до конца жизни прожить с нами в нашем доме, мы будем только счастливы, но вряд ли тебя такая жизнь устроит, так ведь? Поэтому я и спрашиваю: что ты собираешься делать? Ведь если, – княгиня смущенно запнулась, – если у твоего мужа есть… доказательства, он может потребовать развода.

То, что у ее мужа могут быть доказательства, Варвара Филипповна отрицать не стала.

– Ты права, Леночка, в своем нынешнем безумии он на все способен, – задумчиво протянула она, – однако во Франции я не в силах была ничего сделать, поэтому и спешила в Россию.

– Но что ты сможешь здесь? – в голосе Елены Филипповны звучало отчаяние. – Ах, какой ужас, Варя, что будет с твоей жизнью!

– Перестань, все уладится, – тон Варвары Филипповны стал спокойным и рассудительным, как у человека, трезво взвешивающего все «за» и «против», – прежде всего я напишу Катрин Нелидовой, попрошу ее между делом напомнить обо мне цесаревне. Дело в том, что четыре года назад, когда их высочества посещали Францию, Мария Федоровна была ко мне столь добра, что обещала, если я рожу дочь, стать крестной. Правда, я тогда родила сына, но она наверняка вспомнит свое обещание.

– Но, Варя, удобно ли при подобных обстоятельствах….

– А почему бы нет?

– Не знаю, сестра, если Серж потребует развода….

– Не потребует, – небрежно возразила Варвара Филипповна, – я напишу также и графу Строганову. Пусть объяснит племяннику: если Серж вздумает учинить скандал, то сильно пожалеет. Ты знаешь, что опальный князь Куракин – франкмасон? Он увлек масонскими идеями великого князя. Четыре года назад в Париже они с Сержем, оба переодетые, сопровождали цесаревича на тайное собрание.

– Я не понимаю, Варя, какое это имеет отношение…

– А ты слушай. Теперь Серж с Куракиным состоят в тайной переписке. Три последних письма, полученных Сержем от князя, у меня. Покажи кто-нибудь эти письма государыне, в крепость будут брошены не только мой муж и Куракин, но и многие другие, чьи имена упомянуты в письмах, – те, кто хотят восстановить справедливость, полагая, будто государыня незаконно узурпировала престол, принадлежащий ее сыну.

Княгиня похолодела.

– Молю тебя, Варя, подумай прежде, чем сделать что-либо противное Богу и совести!

– Пусть меня к этому не принуждают! Однако же, Леночка, как ты побледнела! – криво и неприятно усмехнулась Варвара Филипповна. – Не волнуйся, до этого не дойдет: граф Строганов умен и понимает, как важно быть в хороших отношениях с двором. Именно поэтому он позволяет собственной жене Екатерине Петровне открыто жить с бывшим фаворитом государыни Римским-Корсаковым.

– Ах, Варя, – устало возразила Елена Филипповна, – к чему нам обсуждать чужие дела?

– Я к тому говорю, что государыня поначалу хоть и гневалась на Корсакова, но теперь покровительствует этой связи, хотя к себе любовников и не допускает. И, чтобы угодить ей, граф Строганов позволяет жене рожать детей от другого мужчины, выделил ей состояние и даже не запрещает видеться с их общим сыном Павлушей. Поэтому, будь уверена, Строганов не позволит Сержу довести дело до крайности, вряд ли графа порадует, если обнаружится, что его родной племянник участвует в заговоре. Так могу я у тебя пожить, пока все не уладится?

– Да-да, конечно, живи у нас, сколько захочешь. А теперь, извини, Варя, мне пора кормить грудью Петрушу.

Варвара Филипповна уставилась на сестру в величайшем изумлении.

– Ты кормишь сама? Леночка, что за блажь на тебя нашла? Это даже неприлично, – она тряхнула головой, и сама посмеялась нал своими словами: – Забавно, наверное, мне в моем положении рассуждать о приличиях, да? Пойдем, родная, покажи мне своих детей, я ведь еще даже не знакома с племянниками.

По приезде в имение Вадбольских Варвара Филипповна сразу же сумела всех, от дворовых людей до маленьких племянников, очаровать своим дружелюбием, а, главное, тем, что спокойно и просто отвечала на все вопросы окружающих о Париже и Франции.

Более других, конечно, радовалась ее приезду гувернантка Лизы и Мавруши мадам Лоран. Парижанка до мозга костей, она осталась без средств к существованию, сделав приличное приданое обеим дочерям, и пять лет назад покинула Францию, чтобы зарабатывать себе на жизнь в далекой холодной России. Первое время после приезда в Москву мадам Лоран давала уроки дочерям зажиточных мещан, но теперь уже три года служила гувернанткой в имении князей Вадбольских. Встретить даму, только что вернувшуюся из Парижа, было для нее истинным счастьем, и она немедленно поинтересовалась:

– Вы видели новую оперу, мадам? Старое здание в Пале-Рояль сгорело как раз за неделю до моего отъезда из Парижа, и народ был в отчаянии, но я читала в газете, что король велел отстроить оперу заново.

– Пожара я не помню, он случился еще до нашего приезда, – улыбнулась Варвара Филипповна, – а новое здание находится у заставы Сен-Мартен, оно прелестно.

– Ах, как хорошо, мадам, Париж не может жить без оперы! Мне жаль старую оперу, но, говорят, то место в Пале-Рояль было несчастливым.

На следующий день и горничная Феклуша, помогавшая Варваре Филипповне одеваться, полюбопытствовала:

– Барыня, а верно ли сказывают, что во Франции нет крепостных?

– Верно, Феклуша, поэтому народ там живет много хуже нашего. Люди прямо на улицах падают и умирают с голоду, а пару лет назад, когда выдалась холодная зима, многие по ночам замерзали прямо в своих постелях.

– Господи, – девушка истово перекрестилась, – помилуй и благослови наших добрых господ за то, что они дают нам кров и пищу!

– А что, барин Петр Сергеевич добр? – глядя в зеркальце, спросила Варвара Филипповна с обычной своей приветливой улыбкой.

– Очень добр, мы за его здоровье и здоровье барыни вечно Бога молим. Зимой у Прохоровых изба сгорела, так барин всю семью в господский дом поселил, пока новый дом не отстроили. И управляющему мужиков на конюшне сечь не велит.

Варвара Филипповна девушку не слушала, а, разглядывая свое лицо, недовольно думала:

«Пятна пошли. В прошлую беременность у меня такого не было»

– Ты, наверное, плохо спала, Варенька, – обеспокоенно сказала княгиня вышедшей к завтраку сестре. – Садись, я специально для тебя велела испечь творожный пудинг.

Кроме них в столовой были лишь мадам Лоран и Лиза с Маврушей, чинно восседавшие на другом конце стола – Петр Сергеевич вставал рано и уезжал в поля, а младшие дети завтракали в детской с няней. Покосившись на гувернантку, Варвара Филипповна пожаловалась:

– Леночка, у меня вдруг пятна пошли. Ты чем-нибудь пользовалась во время беременностей? У тебя, смотрю, лицо чистое.

– Матрена Саввишна варила мне настойку из трав для умывания, к ней все бабы из деревни за настойкой идут. Если хочешь, Лиза с Маврушей тебя до ее дома проводят, как на прогулку пойдут.

– Вели меня позвать, когда они соберутся, – Варвара Филипповна отодвинула тарелку и поднялась, – я пока поднимусь к себе.

Всю дорогу до дома Матрены Саввишны и обратно девочки, держа обожаемую тетку за руки, с двух сторон сыпали вопросами, перемежая французскую речь с русской.

– Тетя Варя, кто красивее, наша государыня или королева Мария-Антуанетта?

– Тетушка, сколько платьев у маленькой дофины?

Она отвечала первое, что приходило на ум, а сама печально думала:

«Выйди я за князя Вадбольского, все здесь было бы моим. И мы теперь путешествовали бы по Европе, слушали оперу в венском театре или любовались полотнами голландских живописцев. Уж мне-то наверняка удалось бы заставить князя предпочесть жизнь в Европе этому убогому деревенскому существованию. Я знаю, что нравилась ему, почему же он так внезапно изменил свои намерения и предпочел Лену? Что же такого она сказала ему обо мне накануне? Ах, сестра, не сейчас, но когда-нибудь ты мне за это заплатишь! Серж… С ним я хотела бежать от нищеты отцовского дома, но теперь я понимаю, что мой муж по сравнению с Куракиным, Лобановым-Ростовским и Юсуповым всего лишь бедный служащий. Мать несправедливо обделила его, завещав почти все свое имущество второму сыну Николаю, которого обожала. Наследство от тетки? Да эта тетка нас всех переживет! Я готова была бросить Сержа и уехать с Юсуповым, но после дуэли князь струсил, побоялся скандала и сбежал. Ах, Лена, сестра, почему по твоей милости я вынуждена была столько перетерпеть!»

Прервав мысли Варвары Филипповны, Лиза с Маврушей бросились навстречу подъехавшей коляске.

– Бабушка!

Лакей помог Марфе Ефимовне выйти – с возрастом она все реже приходила в Покровское пешком, предпочитая прогулку в открытом экипаже. Вежливо, но холодно старая княгиня поздоровалась с Варварой Филипповной. Она была единственной, на кого не действовали обаяние и обходительность красивой родственницы, возможно, объяснялось это ревностью. Во всяком случае, когда Марфа Ефимовна видела, с каким обожанием ее внучки смотрят на недавно ворвавшуюся в их жизнь тетку, в ней пробуждался инстинкт собственника, и теперь, по-хозяйски обнимая девочек, она ворчала:

– Ну-ну, с ног бабушку собьете. Будете хорошо есть за обедом, нынче увезу вас к себе. Новый номер «Детского чтения» пришел.

После смерти мужа Марфа Ефимовна по совету приятельницы Муромцевой от тоски начала выписывать газету «Московские ведомости», выпускаемую издательством господина Новикова. Не так давно приложением к газете стал издаваться журнал «Детское чтение для сердца и разума» под редакцией молодого писателя Карамзина. Рассчитан он был на детей постарше, лет двенадцати-пятнадцати, но Лиза с Маврушей его обожали, хотя понимали не все. После слов Марфы Ефимовны девочки в восторге запрыгали и захлопали в ладоши.

– Бабушка, пусть нам Параша еще раз прочтет о Хризомандере!

Дворовая пятнадцатилетняя девка Параша специально была обучена старой княгиней для чтения – сама Марфа Ефимовна уже плохо видела и читать не могла, а к выписанным из Швейцарии очкам так и не привыкла. Теплым летним вечером Марфе Ефимовне выносили на крыльцо кресло, а девочки устраивались на деревянных ступеньках рядом с Парашей, и та, сама увлеченная содержанием, звучно и медленно читала вслух.

– Я хочу «Об орле», бабушка! – теребила бабку Мавруша.

– А это уж как вы себя нынче за обедом покажете, – строго отвечала внучкам старуха, тяжелым шагом идя к дому с ними в обнимку, – хорошим едокам будет и хорошее чтение. Здравствуй, Леночка, – приветствовала она вышедшую ей навстречу Елену Филипповну, – явилась я к вам, нежданно-негаданно. Не прогонишь?

Княгиня со смехом поцеловала свекровь в подставленную сморщенную щеку.

В обед за столом собралась вся семья. По окончании трапезы Петр Сергеевич вновь уехал в поля, Марфа Ефимовна увезла к себе старших внучек с гувернанткой, а шаловливых близнецов и крикливую Вареньку уложили спать. Княгиня велела вынести на веранду колыбельки Петруши и Сашеньки. Девочка, поев, сладко спала, А Петруша все никак не хотел утихомириться, хотя материнское молоко уже стекало у него с губ из переполненного животика. Варвара Филипповна, выйдя следом за сестрой, с трудом сдерживала раздражение.

Наконец мальчик притих, Елена Филипповна осторожно уложила его в кроватку, но он тут же завопил, да так громко, что разбудил Сашеньку. Та распахнула сонные глазки и жалобно захныкала.

– Ах, Петруша, – со вздохом сказала княгиня и, вновь взяв на руки сына, начала качать его, покуда он не притих.

– Ты его избаловала, – не выдержала Варвара Филипповна, – положила бы, покричал бы и заснул.

– Старшие, бывало, покрутятся немного и засыпают, – оправдывалась княгиня, – а этот почти не спит. Слабенький родился, еле выходили. Смотри, и Сашеньку разбудил.

Варвара Филипповна вытащила из люльки разбуженную племянницу и баюкала ее, пока девочка вновь не уснула.

– Сашенька больше моя, чем твоя, – с улыбкой глядя на девочку, заметила она, – ты никогда не замечала?

Княгиня внимательно посмотрела на дочь, перевела взгляд на сестру и задумчиво покачала головой.

– А я-то все думала, в кого она пошла? Лиза с Варенькой больше с отцом схожи, Мавруша со мной, мальчики где-то середка на половинку. Теперь и сама вижу: Сашенька личиком вылитая ты, – от этого открытия сердце Елены Филипповны внезапно защемило тревогой за сестру. – Варя, почему ты мне никак толком не скажешь, какой у тебя срок? Когда тебе рожать?

Взгляды их встретились.

– Где-то, – Варвара Филипповна запнулась, – в декабре.

Елена Филипповна мысленно подсчитала и вздохнула – весь март, как следовало из последнего письма сестры, та провела в Швейцарии, вдали от мужа. Господи, спаси и сохрани Варю! Она мягко спросила:

– Ты не думаешь, что хорошо бы тебе поговорить с нашим священником, Варенька?

Варвара Филипповна понимающе усмехнулась, бережно уложила Сашеньку обратно в колыбельку и с улыбкой согласилась:

– Ты права, сестра, для моей души это будет полезно. Я скажу тебе, когда почувствую, что готова.

В начале сентября в имение Вадбольских неожиданно приехал муж Варвары Филипповны, Сергей Николаевич Новосильцев. Для всех, кроме князя и княгини, знавших правду, его приезд выглядел совершенно естественным. Супруги общались друг с другом приветливо, и Елена Филипповна ни о чем сестру не расспрашивала, считая, что ей не следует лезть не в свое дело.

Спустя два дня князь пригласил свояка поохотиться на вальдшнепов. Им повезло быстро отыскать хорошую вальдшнепиную высыпку. Лягавая Пчелка спокойно улеглась на землю, поджидая, пока охотники сделают большой полукруг, а потом по свисту князя прямо на них подняла стаю.

– Хорошая у тебя собака, Пьер, – похвалил Сергей Николаевич, когда князь укладывал в сумку очередную добычу, – ни разу зря не спугнула.

– Умна, все понимает. Нынешней весной мы пошли с ней охотиться на тяге, забрели в лес, и вдруг слышу волчий вой, а потом и сам волчище выходит. Волков у нас тут сроду не водилось, лес редкий, забрел откуда-то, видно. Ружье у меня дробью заряжено, с таким на серого не пойдешь. Стоим мы с ним, смотрим друг на друга, и тут Пчелка из-за кустов выбегает, прямо к нему, нос к носу. Я поначалу думал, он ее разорвет, ан нет – она вокруг него вьется, хвостом виляет, он за ней. Так и увела его. Мы уж горевали, решили, что погибла собака, но она через месяц вернулась. А еще через месяц волчат принесла. Фома, собачник мой, их теперь обучить пытается, не знаю, что выйдет.

– В Литве, я слышал, лучшие гончие от помеси с волком получаются, а насчет легавых не знаю, – сказал Новосильцев.

– Вот и я тоже не слышал, но пусть попытается. Однако пора нам возвращаться, – князь поудобней пристроил на плече тяжелую сумку, – моя княгиня тревожиться станет, коли к обеду не вернемся.

Когда они двинулись по направлению к дому, Сергей Николаевич наконец решился.

– Я хотел просить твоей помощи, Пьер, ты ведь, наверное, знаешь о наших с Варей обстоятельствах.

Петр Сергеевич смутился.

– Ну… да, в общих чертах.

– Думаю, не стоит играть словами. Я хотел развестись, у меня есть все доказательства, свидетели, их застали…. Нет смысла объяснять. Дядя убедил меня, что этого делать нельзя, у Вари есть письма, которые могут погубить не только меня. Конечно, нужно было их сразу уничтожить, но как я мог подумать…. Я просил Варю вернуть их мне или уничтожить в моем присутствии, сказал, что не стану поднимать вопрос о разводе, даже признаю ребенка своим и в силу возможностей выделю ей содержание. Однако ей этого мало. Она желает, чтобы мы вели прежнюю жизнь, и в глазах света выглядели любящей парой. Возможно, меня пошлют в Стокгольм по делам службы, она желала бы отправиться туда вместе со мной. Для меня это немыслимо.

– Я понимаю, – князь сочувственно вздохнул, – но что я могу сделать?

– Вы с Леной имеете влияние на мою жену, сестра единственный человек, которого она действительно любит. Убедите Варю вернуть мне письма и согласиться на мои условия.

– Увы, Серж, это не в нашей власти. На Варю никто не имеет влияния, и, прости меня, я сомневаюсь, что она способна любить. В одном только ты можешь быть уверен: пока в глазах света вы будете любящей парой, твоя жена никогда и никому ни слова не скажет о письмах, она не враг самой себе.

Сергей Николаевич печально опустил голову.

– Значит, у меня нет выхода, – с горечью прошептал он, – нужно было уничтожить письма, моя вина.

Спустя неделю Новосильцевы уехали в Петербург, а в январе Елена Филипповна получила письмо, в котором сестра сообщала о рождении девочки.

«Великая княгиня Мария Федоровна оказала нам честь, став крестной матерью нашей дочери, – писала Варвара Филипповна, – Серж очень мил и прекрасно относится ко мне и детям, я всем довольна…»

Елена Филипповна отправила сестре поздравления от всей своей семьи и больше ей не писала.