Читать книгу Мельбурн – Москва - Галина Тер-Микаэлян - Страница 1

Мы сидели в кабинете доктора Эванса и ждали, пока он ознакомится с результатами последних тестов. Его узкое лицо с высоким лбом, казавшимся еще выше из-за тянувшихся к темени залысин, было непроницаемым, но глаза смотрели из-под очков доброжелательно и обнадеживающе.

– Да, все, как я предполагал с самого начала. Что ж, нужно лечиться, иного варианта нет.

Я держала папу за руку и слушала о том, что ранняя диагностика лимфомы Ходжкина при современных методах лечения в шестидесяти процентах позволяет достигнуть полного излечения, а в остальных случаях возможна длительная ремиссия – даже до двадцати лет.

В этом месте доктор остановился и внимательно посмотрел на папу. Тот улыбнулся и, сжав мою руку, пошутил:

– Ну, двадцати лет для меня, думаю, будет даже много.

Увы, именно папин случай оказался не поддающимся лечению. Спустя полгода консилиум медиков пришел к заключению, что химиолучевая терапия оказалась неэффективной, и болезнь продолжает прогрессировать. Доктору Эвансу предложено было ограничиться общеукрепляющими средствами, а что это означает, ясно любому онкологическому больному и его родным.

Папа принял приговор врачей просто и спокойно. В свойственной ему изысканной манере общения с людьми он вежливо поблагодарил специалистов за потраченное ими время, а когда мы приехали домой, начал меня утешать:

– Что поделаешь, Наташенька, таков закон природы – кто-то уходит, кто-то остается. Представь себе, что я собираюсь ехать в длительное путешествие, но очень нескоро, еще даже вещи в дорогу не начал укладывать – прекрасно себя чувствую. Может, мы составим планы на ближайшее будущее? Плюнем на все и съездим куда-нибудь, пока у тебя каникулы, а? На Тасманию, в Сидней.

Мы отплыли из Мельбурна на пароме «Дух Тасмании» сразу после Нового года, однако, как папа ни бодрился, путешествие морем его утомило. Когда мы сходили с теплохода в Хоббарте, он был бледен до синевы, и меня охватило отчаяние – понятно же было, что поездка отнимет у него последние силы, зачем только я, глупая, согласилась? Поверила, что он действительно хорошо себя чувствует! Теперь оставалось одно – взять себя в руки, подавить все эмоции и выглядеть веселой и довольной.

В отеле, папа сразу лег отдыхать и уснул. Мне стало невмоготу оставаться наедине со своими мыслями, я спустилась вниз и, перекинувшись парой фраз с приветливо заулыбавшимся портье, вышла на улицу и побрела в сторону ратуши.

Центр Хоббарта знаком мне, как пять пальцев на руке – нет, наверное, австралийца, который периодически не приезжал бы на Тасманию, чтобы расслабиться и ощутить всю прелесть дикой природы. Дойдя до конца Элизабет стрит и заглянув по дороге в пару магазинов, я уже собиралась вернуться в отель, но неожиданно меня окликнул знакомый голос:

– Натали!

Грэйси Ларсон, моя давнишняя приятельница, стояла у автобусной остановки рядом с симпатичным парнем примерно нашего возраста. Мы с ней не виделись, наверное, лет сто, поэтому первым делом бросились друг к другу с объятиями и поцелуями. Лишь после того, как отзвучали возгласы радости типа «ох, с ума сойти!» и «это же надо!», она представила мне своего спутника:

– Это Денис, мой муж.

Если честно, я была поражена. Точка зрения Грэйси, насколько я помнила, всегда совпадала с взглядом на жизнь большинства молодых австралийских женщин: прочность отношений с мужчиной, который станет твоим бой-френдом, необходимо проверять в течение десяти-пятнадцати лет, не меньше. Эти годы следует посвятить карьерному росту, а заодно и решить, подходит тебе партнер или нет. Если решили расстаться, то для раздела совместно нажитой собственности брачные формальности значения не имеют – по австралийским законам через четыре года постоянные партнеры приобретают все имущественные права супругов. Что-то, видно, заставило Грэйси резко изменить свое мировоззрение, но это, в конце концов, ее дело, а не мое.

– Привет, Денис, как поживаешь?

– Прекрасно, как ты? – он с улыбкой встряхнул мою руку, а сияющая Грэйси тут же начала тараторить:

– Ты по его акценту не поняла, что он русский? Да еще совсем недавно из Москвы! Поговорите, я хочу послушать. Представляешь, Натали, я теперь учу русский язык! Ой, забыла, – она замедлила темп и заговорила чуть ли не по слогам, объяснив мне: – Денис не схватывает быструю речь, если будешь с ним по-английски, говори очень медленно. Дэн, да скажи Натали что-нибудь по-русски, не стесняйся, я хочу послушать и понять.

– Ты действительно говоришь по-русски? – с легкой ноткой недоверия спросил меня Денис на языке Пушкина.

– А почему нет? – удивилась я. – Грэйси же сказала, что я русская.

Он облегченно вздохнул.

– Ну, слава богу! Она меня тут с ребятами из России познакомила – вообще лыка не вяжут, пару слов знают не больше.

– Приехал бы ты сюда ребенком, тоже забыл бы, – великодушно вступилась я за незнакомых мне русских ребят, – везде английский – в школе, дома у друзей, в магазинах, даже в воздухе. Я тебе расскажу, это почти анекдот: папин приятель из Питера решил, что его внук должен говорить по-русски. Английский дома полностью запретил – он у них вроде домашнего тирана, – дочь с зятем пикнуть не смеют. Ребенка заизолировали – сказки по-русски, домашний врач у них русский, гуляет только в саду возле дома. Даже в парк не водили, чтобы английскую «заразу» не подхватил. И вдруг домашние слышат – начал по-английски шпарить. Что, где, откуда? Оказывается, сидел с бабушкой на диване и телевизор смотрел.

Мы посмеялись. Грэйси напряженно вслушивалась, но так ничего и не поняла. Мы перевели ей и перешли на английский.

– Маленький акцент у тебя, конечно, есть, но в целом ты молодец! – одобрил меня Денис.

– Это, скорей, мой папа молодец, – с улыбкой ответила я, – папа…

И тут вдруг к горлу что-то подкатило, я запнулась. Грэйси взяла меня за руку и заглянула в глаза.

– Ты давно в Хоббартс, Натали? Где остановилась?

– Здесь рядом, в Савойе. С папой, мы только-только приехали.

– Как он?

Взгляд и тон ее были сочувственными, мне понятно стало, что ей известно о папиной болезни. Я отвела глаза и постаралась сделать свой голос бодрым.

– Спасибо, отдыхает. Мне не сиделось в отеле, вышла побродить.

– Тогда что мы тут стоим? Зайдем в кафе.

– Я думала, вы с Денисом куда-то едете – ждете автобуса.

– Наоборот, приехали – гуляли в Ботаническом саду часа три. Такая красота!

– В каком вы отеле?

– Мы не в отеле, – Грэйси с улыбкой положила руку на плечо мужа, – остановились у мамы Дениса, у них с мужем дом в Хоббарте.

– Так твоя мама тоже в Австралии, Денис? Фантастика!

Грэйси подхватила меня под руку.

– И еще у них кафе – в двух шагах отсюда. Пойдем.

На дверях кафе «Большой Джемми» висела табличка «Пожалуйста, подождите, пока освободится место». У входа уже стояли ожидающие – двое мужчин, похоже, пришедшие на ленч клерки, и молодая пара с рюкзаками. Они приветливо поздоровались с нами, сказав обычные слова о хорошей погоде. В данном случае это вполне соответствовало истине – по сравнению со стоявшей сейчас в Мельбурне январской жарой, прохлада Тасмании казалась благодатью.

Клерки вошли спустя пару минут, а вскоре симпатичный черноглазый мужчина пригласил туристов с рюкзаками и поманил рукой Дениса. Ведя нас к столику в глубине зала, он ворчал по-русски:

– Ты, Денис, словно не сын матери-России, ну что ты стоишь в общей очереди? Неужели тебе не знакомы выражения «блат» и «зайти с черного хода»?

Денис засмеялся.

– Перестань, Яков, не позорь меня перед Наташей, она русская. Познакомься, Наташа, это Яков, муж моей мамы.

Мужчина с чувством потряс мою руку.

– Очень, ну, просто очень приятно! Ларочка выбежит с вами поболтать, если будет время. А вы, Грэйси, – он перешел на английский, – насколько сегодня подвинулись в освоении могучего русского языка?

– Сегодня почти ничего не освоила, – честно призналась она, – мы же с утра гуляли в Ботаническом саду. Можно мне сегодня борщ и салат оливье?

– Все, что угодно. Денису, как я понимаю, его любимый корейский салат и мясо кенгуру с картошкой фри, – Яков повернулся ко мне и перешел на русский: – А что для нашей юной гостьи из России?

– Если можно, то же самое, что и для Грэйси, – попросила я.

В сумке у меня зазвонил телефон.

– Ты далеко, Наташенька? – спросил папа, и я с радостью отметила, что после отдыха голос его стал намного бодрее.

– В кафе, папа, недалеко от отеля. Ты не представляешь, кого я здесь встретила – Грэйси Ларсон. С мужем!

– Да что ты! Мои поздравления Грэйси и ее супругу. Развлекайся, родная, а я перекушу в ресторане и немного поработаю. Буду в номере.

– Папа передает вам с Денисом свои поздравления, – отключив телефон, сказала я.

– Спасибо, – Грэйси прямо-таки расцвела от радости, – Сэм сказал, что ему очень приятно было работать с вашей компанией и с твоим папой лично.

Как же я забыла, что Сэм Доули, три месяца назад по просьбе папы проводивший у нас внутреннее расследование, представлял агентство Ларсонов! Работал он профессионально и довольно скоро обнаружил, кто из менеджеров получает солидные откаты за сомнительные сделки. Сэм…..

Лицо мое стремительно заливала алая краска, и нужно было срочно что-то сделать. Я нарочно уронила вилку и полезла под стол ее поднимать – пусть думают, что румянец вызван собственной неловкостью. Яков немедленно подскочил мне помочь, и я, выбравшись из-под стола, пролепетала:

– Спасибо, папа остался доволен работой вашего агентства.

Не обратив внимания на мой румянец, обрадованная Грэйси сообщила:

– Мы еще зимой в июне дали рекламное объявление – наше агентство проводит расследование с помощью уникальной программы, позволяющей быстро выстраивать различные версии преступления. В случае с вашим делом это в несколько раз сократило сроки работы, Сэм нам сам это сказал. И знаешь, кто написал программу? – ее сияющий взгляд обратился на мужа. – Денис!

– Ох, Грэйси, ты еще не устала перед всеми меня расхваливать?

Они посмотрели друг на друга так, что мне стало ясно – эти двое влюблены друг в друга до безумия. Симпатичная женщина принесла и расставила перед нами салаты, ласково мне улыбнулась, сказала по-русски:

– Здравствуйте.

– Это моя мама, – Денис взял руку женщины и на миг прижался к ней щекой. – Ма, ты чего сама разносишь?

– На кухне свободное время выдалось, сыночек, Яше помогаю и на девочку из России хотела посмотреть. Салат поедите, потом Яша первое-второе принесет. Ну, я побежала, а то сейчас Яша, вон, уже новый заказ у людей берет.

– Где вы праздновали свадьбу, – спросила я, – здесь, на Тасмании?

– Мы вообще не праздновали, – сразу опечалившись, ответила моя подруга, – этот год для нас выдался слишком печальным. Просто зарегистрировали брак, месяц назад. Пришлось поторопиться – у Дениса заканчивалась рабочая виза, мы решили, что если поженимся, все будет намного проще. Так что сейчас у нас, можно сказать, медовый месяц.

– Медовый месяц, медовый месяц! – пропел подкативший тележку-поднос Яков и, убрав на дно тележки грязные тарелки, поставил передо мной и Грэйси тарелки с борщом, а перед Денисом его мясо кенгуру с картошкой.

– Кто сейчас возглавляет ваше агентство, – спросила я, стараясь незаметно перевести разговор на интересующую меня тему, – ты, Грэйси?

Она пожала плечами.

– Агентство принадлежит нам с дедушкой, но работой руководит Сэм, мы заключили с ним контракт. Сама понимаешь, его опыт не сравнить с моим.

– Давно он работает у вас в агентстве? – кажется, мне удалось сказать это совершенно равнодушно.

– Сэм? Очень давно. Папа заключил с ним контракт, когда он оканчивал курс. Уговорил поработать временно – нужно было вести одно дело в Европе, а Сэм как раз ехал туда стажироваться. Он планировал заниматься морским правом, но потом его увлекла работа детектива. Он вернулся и решил окончательно с нами остаться – папин помощник как раз отошел от дел, дед после ранения стал инвалидом, а Сью только-только поступила в университет, они с папой вдвоем не справлялись. Сэм и Сью…Они много лет были вместе. Он очень переживал, когда она погибла, – Грэйси опустила глаза.

Сердце мое подпрыгнуло, словно меня с размаху окунули в ледяной омут – вот оно что! Сэм любил Сюзьен, погибшую в автокатастрофе сестру Грэйси. С тех пор не прошло и года, возможно, он хранит верность погибшей подруге, поэтому не замечает других женщин. Стоп, а кто сказал, что он не замечает женщин? Не замечает он меня, ведь болтали же, что они с Эдной Мелвил из отдела рекламы летали на уикенд в Бризбан, и как же я тогда мучилась! Правда, с Эдной у них что-то не склеилось, говорят, теперь у нее новый бой-френд – какой-то бельгиец.

– А сейчас у Сэма кто-нибудь есть? – не подумав, ляпнула я и тут же поняла, что этого не следовало спрашивать – во-первых, вопрос был нескромный, а во-вторых, краска вновь бросилась мне в лицо.

Опять лезть под стол я не решилась, и Грэйси немедленно обо всем догадалась.

– Ох, Натали, – широко открыв глаза, сочувственно проговорила она и погладила мою руку, нервно теребившую салфетку, – ты что, ты… это…. Сэм…гм…

Они с Денисом смущенно переглянулись, но, к счастью, подошел Яков.

– Что еще пожелаете? – весело спросил он.

– Нет, Яков, спасибо, – ответил Денис, и мы поднялись, чтобы освободить стол – было время ленча, и на улице уже выстроилась очередь ожидающих.

Грэйси и Денис проводили меня до отеля.

– Созвонимся, Натали, ладно? – заглянув мне в глаза, сказала Грэйси. – Сходим как-нибудь на ленч, посидим, поболтаем.

– Договорились.

Когда я зашла к папе, он дремал на диване. На столе стоял его открытый ноутбук – видно, усталость накатила на него во время работы. В последнее время такое случалось чаще и чаще, и, ложась передохнуть, он обычно мне объяснял:

«Я просто стараюсь больше спать, но не потому, что плохо себя чувствую, я чувствую себя прекрасно, а потому, что во сне все процессы идут медленнее».

Дожидаясь, пока папа проснется, я прошла в себе в комнату, и включила видео, но в голову опять полезли мысли о Сэме. Вспомнился наш с ним разговор, когда я позвонила ему незадолго до Рождества.

«Привет, Сэм, как поживаешь? Хочу пожелать тебе счастливого Рождества».

«Привет, Натали, спасибо. Тебе я тоже желаю всего самого хорошего».

Голос у него был таким печальным, что я не выдержала – спросила:

«У тебя все хорошо, Сэм?»

«Не все, но пока жив, – прозвучало это невесело, – ладно, ты-то как? Как отец?»

«Ничего нового, – и тут я вдруг решилась: – Может, встретимся, посидим в кофешопе?»

Он помолчал пару секунд – как мне показалось, соображал, как отказаться потактичней, – потом мягко ответил:

«Знаешь, сейчас из меня плохой собеседник, давай как-нибудь в другой раз. Извини, Натали».

Его ласковый отказ заставил меня почувствовать себя девочкой, которая вешается на шею взрослому мужчине, а тот не знает, как от нее отвязаться. Возможно, в какой-то мере так и было – ему тридцать пять, мне двадцать один. Хотя я знаю пары и с большей разницей в возрасте. Может быть, его отталкивает мой не по годам юный вид? Нельзя сказать, что я маленького роста, но незнакомые люди постоянно принимают меня за девочку-подростка – из-за тонкой кости и больших, как у куклы, глаз, придающих моему лицу глупое детское выражение.

– Наташенька, ты уже вернулась? – постучав ко мне, позвал папа, и сразу же боль, вытесненная на время мыслями о Сэме, резанула с новой силой. Папа, папочка, как же я могу сейчас думать о чем-то, кроме тебя?

Думаю, ему было хуже, чем он говорил, но мне хотелось верить каждому его слову, и я верила. После проведенной в отеле ночи лицо у него уже не отливало синевой, и взгляд стал довольно бодрым, поэтому на следующее утро мы, как и планировали, выехали в Порт Артур. Я вела машину, папа дремал, откинув назад сидение. Сразу по приезде мы пообедали в информационном центре, и аппетит у него был неплохой.

Выйдя из центра, мы миновали наполовину разрушенное здание бывшей тюрьмы, по причудливо бегущей тропе дошли до хорошо сохранившегося храма с острыми башенками, и там один из туристов, бродивших по зеленым просторам, любезно сфотографировал нас вдвоем на фоне зубчатых стен. А потом папа внезапно присел на каменную скамью и каким-то незнакомым жалобным голосом попросил:

– Давай, возьмем вагонетку, Наташенька.

– Вагонетку…

У меня перехватило горло. Нанять вагонетку для людей с ограниченными возможностями было проще простого, но в мозгу никак не укладывалось – папа с его вечной неуемной энергией и вагонетка…. Три года назад, когда мы приезжали сюда с дядей Ромой Марудиным, папа заставил нас подняться по крутой лестнице в дом губернатора. Мы с дядей Ромой, помню, стояли потом на террасе дома и, высунув языки, никак не могли отдышаться, папе же было хоть бы что, а теперь…. И этот его голос… Он посмотрел на меня и спохватился:

– Я пошутил, дочка, давай просто прокатимся на пароме и вернемся.

Маленький паром медленно скользил по глади залива, Погода стояла чудесная – теплая, но не знойная, как всегда на Тасмании. Светило солнце, по небу плыли перистые облака, а вода казалась синей-синей. Вокруг развалин и хорошо сохранившихся крепостных построек светлой зеленью расстилались луга, темнели кроны деревьев, а за ними серой голубизной тянулись горные хребты. Изредка я осторожно косилась на папу и тут же вновь устремляла взгляд в окно. Один раз я все же не успела отвернуться – он глянул в мою сторону совершенно неожиданно и усмехнулся, заметив тревогу в моих глазах. Но ничего не сказал.

По возвращении в Хоббарт, я, как можно веселее, спросила:

– Папа, какие у нас с тобой дальнейшие планы? Поездим по Тасмании или отправим машину домой, а сами полетим в Сидней к Марудиным?

Он посмотрел на меня и покачал головой.

– Знаешь, Наташенька, наверное, нам с тобой лучше всего будет вернуться домой, в Мельбурн, – голос его стал виноватым, – кажется, я переоценил свои силы, прости, доченька.