Читать книгу Дочь для волка - Ханна Уиттен - Страница 8

Глава шестая

Оглавление

Рэд вонзила пальцы в копну своих волос, прижала ко лбу ладони. Та ночь врезалась ей в память до мельчайших подробностей – по крайней мере, до этого момента. Разбойники гнались за ними. Затем напали на них. Началась кровавая мясорубка, и эту часть Рэд старательно забыла. Но что-то же там происходило! Она помнила покрытые шрамами руки и краткий момент паники. Теперь она вспомнила и все остальное – до таких мелочей, что не могла поверить, как можно было принять происходившее за игру воображения? Она касалась кого-то – не себя самой. И этим кем-то оказался Волк. Так или иначе, он был там. В тот миг, когда магия Диколесья обрушилась на нее, когда пробралась в Рэд через рану в ее руке и угнездилась в ее груди. Был ли Волк виноват в этом? Неужели лес отравил ее своей магией по его приказу?

Она осторожно прикоснулась кончиками пальцев к щеке, все еще залитой кровью из раны, которую он излечил. Если бы Волк нарочно наделил ее этой проклятой магией, он бы наверняка не стал выпроваживать ее теперь обратно из леса. И не стал бы объяснять, как уцелеть в его лесу.

Рэд застонала, закрыв лицо ладонями. На миг она почти решила остаться здесь и сидеть под дверью до тех пор, пока Эммон не выйдет из библиотеки, а потом попытаться добиться от него ответов на все терзавшие ее вопросы. Но пол был холодным, Рэд устала вытягивать ответы, а при мысли о том, чтобы терпеливо подкарауливать того, кто явно не хотел с ней общаться, почувствовала себя опустошенной.

Он велел ей не покидать Крепость. Значит, рассуждая логически, в Крепости бояться было нечего. И это был ее новый дом. Эта мысль с трудом укладывалась в голове. Но познакомиться со своим новым жилищем было бы весьма разумно.

Рэд устало поднялась на ноги и снова принялась подниматься по длинной, оплетенной корнями лестнице. Наверху горел свет, как будто здесь кто-то побывал и снова разжег огонь на украшавшей холл несгорающей виноградной лозе. Рэд остановилась на площадке, глядя на странный самодельный светильник. Пламя обнимало лозу. Она должна была гореть. Но лоза в яркой желто-белой глубине пламени выглядела совершенно неповрежденной. Рэд подумала о кусочках дерева в библиотеке, которые поначалу тоже приняла за свечи. На них тоже плясали огоньки – но они их не опаляли. Дерево и виноградная лоза. Растения, связанные странным симбиозом с пламенем. Осколок магии в ее груди снова заворочался.

Рэд попятилась и отважилась выйти в центр разрушенного холла. Сквозь разбитый стеклянный купол над головой сияло бледно-лиловое небо. С того момента, как она спустилась по лестнице, оно не стало ни ярче, ни темнее. Ни луны, ни звезд. Время здесь словно застыло в бесконечных сумерках.

Свет, сочившийся сверху, и тот, что давала несгорающая лоза, был тускловат, но освещал холл равномерно. На покрытом мхом полу можно было различить остатки великолепного ковра. Под лозой и молодыми побегами, густо оплетавшими стены, были все еще видны полусгнившие гобелены. Теперь было уже и не разобрать, что на них было когда-то изображено, но на одном из них отчетливо проступали очертания лиц. Рэд нахмурилась, прищурилась, вглядываясь в эти лица. Похоже, мужчина и женщина. Возможно, они держались за руки. Ее волосы были длинными. Его глаза были темными.

Гайя и Киаран. Родители Эммона. Можно считать этот гобелен доказательством, что он действительно тот, за кого себя выдает, – если бы она нуждалась в доказательствах. От гобелена уже остались жалкие ошметки, но все же на нем был изображен не тот мужчина, которого она только что встретила в библиотеке. Черты лица мужчины на гобелене были мягче, по всем меркам его сочли бы более красивым. Его подбородок был вызывающе вздернут – Рэд узнала это выражение лица, едва взглянув на него. И на лице Эммона она просто не могла его себе представить.

И Гайя… Ее изображение пострадало сильнее, его было почти невозможно рассмотреть. Красивая. Отчужденная – состояние, в котором находился гобелен, только подчеркивало эту отстраненность.

Почему-то именно это расстроило Рэд больше всего. Она даже не могла толком понять, из чего именно состоит обжигающее варево, вдруг вскипевшее в ее груди. Гайя, как и все Вторые Дочери, выглядела лишь символом, а не живым человеком. Не то, кем она была, определило ее судьбу – но лишь то, что она значила.

Некоторое время Рэд, нахмурившись, рассматривала гобелен, а затем двинулась к разбитой арке на другой стороне лестницы. За ней оказалось нечто вроде столовой, с порога вниз вела одна каменная ступенька. В правой стене находилось большое окно, покрытое паутиной трещин и оплетенное снаружи пышным вьюнком. Выходило оно, насколько можно было судить, на двор замка. Свет, проходя сквозь листья, становился зеленым, и в целом складывалось ощущение, что столовая, наполненная этим зеленым светом, находится на борту давно затонувшего корабля. В центре комнаты находился деревянный стол, растрескавшийся от старости. У одного из его концов стояли три стула. В задней стене имелась дверь поменьше, петли давно проржавели. Рэд решила, что она ведет в кухню. Больше в комнате ничего не было.

Три стула. Ее брови сдвинулись. В сказках не говорилось, что здесь жил кто-нибудь еще, кроме Волка. Но в сказках не упоминалось, что Волков могло быть и больше одного. И что Волк, живущий здесь сейчас, был высоким, мрачным молодым мужчиной, чьи руки были покрыты шрамами. Как выяснилось, нельзя полагаться на то, что говорят сказки. На самом деле Рэд понятия не имела, кто – или что – еще может таиться в Крепости.

«Кто-нибудь его сожжет», – сказал Волк о ее разорванном плаще. Это подразумевало, что в этих руинах проживает больше одного обитателя. Словно в ответ на ее мысли, из-за двери в кухню внезапно донесся лязг кастрюль и сковородок. Кто-то неразборчиво выругался. Потом еще кто-то рассмеялся – голос был совсем другим, он звучал беззаботно и легко, почти как музыка.

Подойти к двери и распахнуть ее, чтобы разом познакомиться с обладателями обоих голосов, Рэд не хватило духу. В голове ее взметнулись мысли о куклах из веточек и шипов, наломанных в Диколесье и оживленных при помощи той же странной магии, что не позволяла лозе сгореть в пляшущем на ней пламени. После деревьев с клыками любое, самое ужасное предположение могло оказаться реальностью.

Рэд попятилась сквозь разбитый проем и остановилась, только когда уперлась спиной в перила лестницы в холле. Ее плечо уперлось в сюртук, висевший на балясине. Слабый запах палых листьев и кофейной гущи обдал девушку.

Рэд повернулась, глянула вверх. Тени все так же окутывали верхнюю площадку лестницы. Эта темнота и отпугнула Рэд в первый раз. Теперь, когда она уже несколько освоилась, темнота больше не пугала, а скорее манила.

Хотя местами лестница поросла мхом, она все еще выглядела крепкой. Рэд поставила заляпанный грязью сапог на первую ступеньку. Мох зашевелился у нее под ногами, словно она наступила на змею, и та проворно поползла вверх, заставляя покачиваться поганки и тонкие корни на своем пути. Зелени становилось все больше, ряды крохотных зеленых бойцов все плотнее заступали ей путь и в конце концов превратились в сплошную стену, преградившую ее путь.

Рэд попятилась, стряхнула с ног запутавшиеся на них травянистые усики.

– Пять Королей, – тихо выругалась девушка. – Намек понят.

Она отвела от лица слипшиеся от пота, спутанные волосы и только тут заметила, какая грязная у нее рука. В чем она сейчас нуждалась больше всего, это в горячей ванне. Даже учитывая, что на чистое тело придется надеть грязную одежду, это было бы весьма неплохо. Рэд не захватила с собой запасное платье. Не думала, что оно ей понадобится.

Эта мысль впилась в ее разум острыми зубами. Неукротимый дух Рэд спас ей жизнь, пока она пробиралась через Диколесье. Голый инстинкт, дикая, необузданная сила. И вот что они подарили ей: жизнь. Рэд уже прожила на несколько часов дольше, чем когда-либо мечтала.

Пора было начинать как-то привыкать к тому, что она будет жить дальше. Но Рэд понятия не имела, с какой стороны ей к этому подступиться.

Девушка прижала ладони к глазам и держала так, пока грызущее чувство в голове за ними не утихло. Несколько успокоившись, она выпрямилась и покачала головой. Волк сказал, что Рэд может занять любую из комнат, двери которых выходят в коридор. Дальний конец его тонул в зеленом буйстве, и Рэд видела только одну дверь. Странная лоза-светильник имелась и здесь, хотя пламя на ней было поменьше и время от времени мигало. Пол и стены до половины заросли мхом. Обломок стены – или просто камень – в конце коридора тоже был опутан лозой с крупными листьями, среди которых благоухали незнакомые ей цветы.

Все это выглядело так, словно Диколесье ворвалось в Черную Крепость – и не один раз, – превратив большую ее часть в руины. Нельзя сказать, чтобы эта мысль сильно ободряла.

Теперь Рэд видела, что в коридор выходит множество дверей. Но только одна из них выглядела так, как будто ее недавно открывали. Рядом с ней на полу был чистый, без мха и растений, полукруг. Все они, смявшись в комок грязи, прилипли к нижней части двери. Мох уже снова потихоньку полз по ней, возвращая себе позиции, с которых был грубо отброшен.

Осторожно переступив через мох, Рэд толкнула дверь.

Комната за ней оказалась маленькой и скудно обставленной. Все доступные поверхности покрывала пыль – но хотя бы не вездесущие лозы. Пустые, без украшений или полок, стены. Большое окно, снаружи оплетенное вьюнком, через которое был виден двор замка. Каменная стена, начинавшаяся, судя по всему, от тыльной части холла, спускалась по пологому склону к железным воротам. Прямо за той башней, через которую Рэд попала в крепость, обнаружилась еще одна – слишком невысокая, чтобы ее можно было заметить снаружи. Вокруг башни росли деревья. Рэд на краткий миг показалось, что они тоже цвета кости, и сердце замерло в ее груди. Но это были, судя по всему, совершенно обыкновенные деревья. Башню оплетали цветущие виноградные лозы, и в целом казалось, что она выросла здесь, а не была построена.

В углу у окна стояла заправленная кровать. Постельное белье – выцветшее, но чистое. В изножье кровати находился камин. Внутри – аккуратная стопочка дров. В алькове слева от двери Рэд увидела ночной горшок и железную ванну, уже наполненную водой. В углу напротив алькова разместился платяной шкаф. Рядом с ним на стене висело помутневшее от времени зеркало. На дверце шкафа пыль была смазана, остались отчетливые отпечатки ладоней. По размеру они вполне подошли бы Эммону.

Он сказал ей, что она может уйти, но приготовил ей место, если она решит остаться. Это заставило девушку задуматься – часть его настойчивой, убедительной речи, призывающей ее вернуться домой, наверняка была продумана заранее. Она почувствовала это. Но какая-то часть была импульсивной, порожденной горячим чувством. Вот только каким?

Рэд осторожно подошла к кровати. Глубоко вдохнув, как ныряльщик перед прыжком, быстрым движением нагнулась и заглянула под нее. Она сама не знала, что ожидала там найти, но знала, что не сможет лечь на кровать, если не проверит.

Ничего, кроме раздавленного мха. Рэд поджала губы, выпрямилась и направилась к шкафу. Рывком открыла двери, готовая зарычать на любое чудовище, которое могло выпрыгнуть ей навстречу из этих темных глубин. Но рычать ни на кого не пришлось. Ярость сменилась удивлением.

Платья. Шкаф был набит ими. Простой покрой, неяркие оттенки зеленого – в лесу человека в таком платье и не заметишь. Рэд вынула из шкафа одно из них, темно-зеленое, осторожно держа его на весу так, чтобы платье не испачкалось о грязный плащ. Судя по всему, по размеру оно вполне ей подходило.

Рэд положила платье на кровать и закрыла шкаф. Отошла от него, прикусила костяшки пальцев и позволила себе испуганно – и одновременно облегченно – всхлипнуть. Она была совершенно сбита с толку.

Но ведь именно этого она и хотела, не так ли? Запереть себя и свою опасную магию в Диколесье, чтобы точно больше никогда не причинить вреда Нив или любому, кто ей дорог. И тот раз, когда ее сила вырвалась на свободу и принесла столько разрушений, останется первым и последним.

Да. Именно этого Рэд и хотела.

Но теперь, когда ее мечты воплотились в реальность, удовлетворения она не испытала. Лишь полное опустошение.

Рэд глубоко вдохнула и задержала дыхание, насколько смогла, то есть пока легкие не начало жечь сильнее, чем глаза от слез, которым она не собиралась позволить пролиться. Затем медленно сняла плащ. Сильнее всего в ее безумном беге через Диколесье пострадал именно он. Но Рэд держала изорванный, пропитавшийся грязью плащ так, как будто это был наряд из самой дорогой парчи.

Это было нелепо. Рэд была достаточно умна, чтобы понимать это. Нелепо было оставлять при себе наряд жертвы, то, чем ее пометили, обрекая на смерть. Но плащ хранил в себе прикосновения рук Нив – она помогала Рэд одеться, так же, как и много раз до этого, разглаживая складки. Нив была последней – кроме самой Рэд, – кто прикасался к алой ткани.

На то, чтобы оставить плащ при себе, были и другие причины. Этого хотела та же самая часть ее души, которая была в восторге от жестокой игры слов, в которой ее детское прозвище перекликалась с уготованной ей судьбой. Та часть ее души, которая с улыбкой вцепилась в острый клинок – предуготовленную ей долю – и улыбалась, истекая кровью.

Рэд сжала плащ в руках, ощутив пальцами грубое плетение ткани. Теми же осторожными движениями, какими она снимала его, Рэд свернула его так, чтобы скрыть самые большие прорехи, и убрала плащ в шкаф.


Дочь для волка

Подняться наверх