Читать книгу Пуговицы (сборник) - Ирэн Роздобудько - Страница 19

1

…В последнее время ей все чаще приходила на ум песня Высоцкого: «Нет, ребята, все не так! Все не так, ребята…» Почему не так, когда вот они – счастье, признание, исполнение желаний, дом, семья? Она дождалась. Вот едет в черном «оппеле» в трехкомнатную квартиру в центре города… А когда входит в какой-нибудь зал, всегда слышит шепот за спиной – восторженный или завистливый, не имеет значения. Но ее все чаще преследует этот запах – плесени. Он исходит от флакончиков с дорогими духами, от авторских работ, висящих в квартире на стене, от подарков, присылаемых отовсюду… От себя самой. Она уже не знает, нужна ли кому-то на самом деле или все дружеские связи основаны на взаимовыгодных условиях. Она не знает, действительно ли не утратила своих способностей или же признание ее таланта – дань высокому посту ее мужа. Когда-то она решилась бросить все это, тайком уехала в Литву, скрытой камерой отсняла уникальные кадры атаки телецентра, взяла кучу интервью. Но делала это не ради славы. Там, в Таллинне, у костров, горящих на улице, она снова была по-настоящему счастлива. Потому что здесь, дома, было: «Нет, ребята, все не так…» Она боялась себе признаться, что обманулась, что ожидания оказались напрасными. И все это – завязано на ее муже, которого она считала героем. Еще страшнее было думать о том, что он вовсе не герой, что попался под горячую руку властей почти случайно. Она вспоминала, как думала о нем все эти годы ожидания, и ей становилось горько. Если он вернется, думала она, и будет лежать один, всеми забытый, брошенный, покрытый коростой посреди ледяной пустыни, – она подойдет и ляжет рядом, отдавая ему все свое тепло. Она готова была замерзнуть рядом – молча и преданно, как собака. Но этого не понадобилось. Он вернулся. Удивленно и достаточно равнодушно окинул взглядом дочку, свозил Лизу к своим родственникам, быстро, по-деловому «оформил отношения» и окунулся в политику. И, как подозревала Лиза, только потому, что иного пути у него не было – все произошло в нужный год и в нужном месте. Года три он приходил домой под утро, чаще всего от него пахло алкоголем. Вначале – дешевым, потом дорогим. Он все профессиональнее говорил о национальной идее, его речи и интервью печатались в газетах, Лиза начала замечать, что это доставляет ему удовольствие. И если на протяжении двух-трех недель о нем не было в прессе или на телевидении никакой информации, он тускнел, как копейка на дне ручья, и организовывал все новые акции протеста или поддержки. Лизу удивляло и то, что он отнюдь не ходил в оппозиционерах, а, как писали газеты, «отличался толерантностью», которую она про себя называла приспособленчеством. В юности она заслушивалась его пламенными «кухонными» речами, была уверена, что он – истинный пассионарий, а теперь ее раздражали его репетиции перед зеркалом, походы к имиджмейкеру, охранники. Ужаснее всего было и то, что она сама пользовалась всеми благами, неожиданно свалившимися на голову. Теперь, когда муж ездил за границу и мог спонсировать ее проекты, ей это стало неинтересно. И она постоянно, неосознанно делала то, что нельзя. Например, сидела на площади вместе со студентами, в то время как муж приезжал их увещевать прекратить голодовку, участвовала «не в тех» акциях и не давала интервью. Все, что вызывало эйфорию вначале, пугало ее. И она все чаще задумывалась о том, что именно теперь, когда провозглашена независимость, замолчат самые честные, самые талантливые голоса, потому что начнется повальная спекуляция святынями. Жизнь в прямом смысле распалась на две половины – черную и белую. И черная пришлась на самый лучший отрезок жизни. И максимализм этого лучшего возрастного периода, нахлебавшись чернухи, теперь оставлял на белом серенький след недоверия ко всему происходящему. Несмотря на все катаклизмы девяностых, СИСТЕМА продолжала существовать. Лиза представляла ее в виде песочных часов: перевернешь – и снова сыпется, только в обратную сторону. Все новые понятия, введенные в обиход за последнее десятилетие, тоже оказались всего лишь ухищрениями СИСТЕМЫ. Она подкормила тех, кого следовало подкормить, и подтолкнула тех, кто едва держался на ногах. А к концу века все это становилось циничнее и проще. Лиза решила плыть по воле волн. Теперь она хотела одного – обеспечить хорошее будущее своей дочке. Но Лика росла странным ребенком, словно законсервированным в себе. Ее сосредоточенность иногда пугала. В семь лет она нарисовала и повесила в своей комнате лозунг: «Люди – вы свободны!», а после того, как на одном из домашних приемов отец завел соратников в детскую и с гордостью показал эти каракули, Лика сорвала его со стены и выбросила в мусор. Она могла часами рисовать, и Лиза отдала ее в художественную школу, затем – в Институт искусств. Но ничто не вызывало у девочки особенного энтузиазма. Слава Богу, что она не подсела на наркотики и не вошла в круг «золотой молодежи». Но что ее ожидает в будущем, Лиза не представляла.

2

Новость огорошила: Лика объявила, что выходит замуж. Лиза знала, что кандидатов в женихи у дочки не было, и вдруг такая неожиданность! Причем выяснилось, что она даже не знает фамилии будущего мужа – только имя и место работы. Лизе пришлось срочно засесть за телефон. Вздохнула она с облегчением только тогда, когда из нескольких надежных источников была получена информация, что некий Денис Владимирович N. – человек обеспеченный, достойный, перспективный, к тому же – коллега, закончил тот же институт, что и она сама, а теперь успешно занимается рекламным бизнесом на популярном телеканале. Значит, не охотник ни за деньгами, ни за именем отца невесты.

– Ты хоть знаешь, что так не делается? – спросила Лиза.

– Когда ты его увидишь, ты все поймешь! – шепотом сказала Лика. – Ты не можешь не понять… Я знала, что ОН будет именно таким!

– Когда же мы его увидим?

– Не знаю. Сама об этом думаю. Но мне кажется, что он не захочет сразу же идти на смотрины. Он серьезный и взрослый. Я бы вообще просто ушла к нему и все!

– Так мы тебе надоели?

– Нет, но я не хочу никаких свадеб. Мне это не важно. Я даже не думала, что так может быть: раз – и все круто меняется! Мне не важно, где и как мы будем жить. Я готова уехать с ним куда угодно – в любую глушь.

– Я уверена, что в глушь он тебя не повезет, – улыбнулась Лиза. – Но показать его папе ты все же должна.

– Он ему не понравится…

– Почему ты так думаешь?

– Он совсем другой. Он – «барабанщик»…

– То есть? Он что – еще и играет в ансамбле?

– Нет, «барабанщик» – это значит, что ему все по барабану… Он так сам сказал.

– Сомневаюсь. Мне говорили, что он достаточно деловой человек…

– Ненавижу это слово! Понимаешь, можно работать и даже чего-то достичь и при этом оставаться «барабанщиком»…

– Нет, не понимаю. Значит, и ты ему – «по барабану»?

– Пока, может быть, и да, – спокойно сказала Лика. – Но это только пока. Я знаю, он будет меня любить. Долго-долго. Вот увидишь…

– Дай Бог!.. Посмотрим…

Знакомство произошло в тот же вечер. Утром было подано заявление в загс, а после работы Лика позвонила, что ведет новоиспеченного жениха домой.

3

Муж, как всегда, задерживался. Лиза перезванивала ему на мобильный телефон и слышала одно и то же: «Еще десять минут, и я выезжаю!» Принимать гостя пришлось одной. Он вошел вслед за Ликой, и Лиза окинула его строгим придирчивым взглядом. Ее волновало несколько важных вопросов: не наркоман ли, не «голубой» ли (что на телевидении встречалось часто) и не бабник ли? С первого же взгляда она поняла – ничего подобного, такой вполне мог понравиться дочери. Он был высоким, широким в плечах, но не крупным, скорее – поджарым, каким-то подобранным внутрь, и лицо было таким же «поджарым» – с неглубокими складками, тянущимися вдоль скул, что придавало ему вид моряка, недавно сошедшего на берег. Светлые, будто бы выгоревшие волосы были собраны на затылке в тугой «хвостик», модная «трехдневная» щетина на подбородке была темной. Джинсы, свитер… Все просто. Лизу кольнуло неприятное, даже несколько брезгливое ощущение того, что этот чужой человек будет прикасаться к Лике.

– Это Денис, – сказала дочь, помогая гостю повесить куртку.

Лиза улыбнулась официальной улыбкой и протянула руку, на ее пальце в полумраке прихожей, как вспышка фотоаппарата, сверкнуло кольцо. Он слегка пожал протянутую ладонь. Его движения были неуверенными. Бесспорно, он был из тех, кто, так же как и она, оказался в СИСТЕМЕ по случайности, но начал успешно функционировать. Ну и ладно!

В гостиной у Лизы был приготовлен стол. Правда, по настоянию Лики, он был сервирован достаточно скромно: бутылка французского коньяка из отцовских запасов, мартини и блюдо с виноградом. Разговор не клеился. Раньше Лизу это мучило бы, но только не теперь. Она не хотела походить на мамашу-квочку, допытывающую будущего зятя о его доходах, прошлой жизни и наличии квартиры. Лиза приглушила свет, оставив гореть только несколько бра по углам комнаты, – при таком уютном полумраке она чувствовала себя увереннее, – и пока гость под Ликиным руководством разливал напитки, закурила, придвинув к себе большую хрустальную пепельницу, и откинулась на высокую кожаную спинку кресла.

– Ну вот, – засмеялась Лика. – Теперь берегись! Когда к нам приходят гости и мама вот так садится – это значит, что «рентген заработал»… Мама у меня – колдунья.

– Ну что ты такое говоришь! Ну, давайте выпьем за знакомство… – Лиза взяла протянутый Денисом бокал…

Они посидели совсем недолго. Потом Лика пошла проводить гостя до лифта.

4

– Ты думаешь, что это самая большая глупость в твоей жизни? – спросила Лика, когда они уже стояли на лестничной площадке.

В ответ он притянул ее к себе и поцеловал, как ребенка, – в нос.

– Что-то не так? – продолжала допытываться она. – Ты передумал?

– Нет, – ответил он после паузы. – Нет…

– Ты испугался мамы? Не волнуйся, она всегда такая, ее многие опасаются, особенно папочкины гости. Но ты ей понравился. Я это поняла сразу.

Он растерянно пожал плечами и нажал на кнопку вызова лифта.

Когда он уже вошел и двери мягко сдвинулись, Лика приблизилась к ним лицом.

– Ты будешь любить меня долго… – прошептала она в замкнутое гудящее пространство. – Я знаю…