Читать книгу Дрейфовать и странствовать (сборник) - Ирина Крыховецкая - Страница 2

На ладони без единой линии, четкой, идеальной формы лежали искры. Хозяин искр любовался ими: белые, голубые, и одна большая золотая, похожая на звезду.

Он поднес ладонь к рукам и дунул на искристую пыль. Легким облачком она поднялась с ладони, застыла на немного, а потом вежливым вихрем, аккуратно покружив, устремилась прочь.

Софья сияющими глазами смотрела на распустившиеся цветы одуванчиков. Желтая, пушистая клумба походила на островок неведомого мира, нежного, ласкового и доброго.

Софья присела на краешек белого бордюра и ладонью провела по желтым головкам одуванчиков, оторвала ладонь и со смехом прижала ее к губам – одуванчики заколыхались в ответ на ее ласку, явно демонстрируя свое одобрение. Зеленые глаза Софьи – цвета летней травы – ликовали. Она увлеклась игрой с желтыми цветами, похожими на детенышей маленьких птичек, и не заметила подошедших мальчишек.

– Это Сонька из семьдесят восьмой, она у нас дурочка, – хихикнул один из пацанов.

– Так она же взрослая, – удивился второй.

– Ей семнадцать лет, но она дур-ра зэпээровская, – один из мальчишек с силой толкнул Софью в одуванчики.

От неожиданности Софья не удержалась и упала на траву, а мальчишки, парой лет поменьше, навалились на нее, пытаясь дать выплеск своим бушующим любознательным гормонам. Софья отбивалась и кричала, вся в порванной одежде, земле и помятых одуванчиках. Она громко вопила от ужаса, пытаясь выбраться из цепких рук мальчишек. Изловчившись, она с силой вцепилась в чьи-то волосы и больно дернула, потом последовали болючий удар по голове и темнота.

– Послал же он мне испытание, – тихо всхлипывала мать, жалуясь подруге, – дура полная, не уследишь ведь даже уже.

– Успокойся, Тань, – уговаривала ее подружка, – зато красивая деваха вымахала, загляденье просто. – Может, куда ее пристроить?

– Да кому она нужна-то, инвалидка?

– Ну, посуду там помыть, а с такой красой, глядишь, кто и позарится, – подруга пожала плечами, – мужики, они все кобели, лишь бы внешность была, а что ума нету – не каждый и поймет. Ну, давай, что ли, наливай.

Софья лежала на кровати, сжавшись в комок после трепки, которую задала ей мать за драку и испорченную одежду, слышала голоса с кухни и думала, как повезло легким одуванчикам. Все понимают, такие умные, никто их не обижает. А зимой уходят ото всех куда-то в известные лишь им места. Самостоятельные.

Сирень стучала в окно, словно пытаясь разбудить Софью. Она заворочалась и глубоко вздохнула. В тот же самый миг маленькой вспышкой света золотая искра, кружившая около нее, стала участницей этого шумного вдоха. И мир замер. Наверное, на доли секунды, чтобы никто не заметил и не понял, что что-то сместилось и стало иным. Софья открыла глаза. Словно что-то осознавая после пробуждения, ее глаза из ярко-зеленых, травяных стали насыщенно-изумрудными, с золотыми искрами, будто в них заглянула и отразилась Вселенная.

Неожиданно Софья резко села на кровати, ее спина была натянута как струна, не было и намека на былую сутулость. Она сложила руки на коленях и внимательно вслушивалась в себя. Ее брови хмурились, сильнее и сильнее, пока Софью не качнуло и она не потеряла сознание, гулко упав на деревянный пол.

– Какая красивая девочка, – шептались медсестры у ее кровати, – жалко, что дурочка.

– Не, девки, – авторитетно заявила санитарка баба Клава, – такая красота зачарованным дается лишь.

– Это как? – шептались сестры.

– Как-как, – матери кто позавидовал, да проклятие наслал, – Клава поджала губы, – но непросто ж так таку красу Бог послал ей? Вот однажды как вспыхнет в ней искра Божия!

– Расходитесь, – строгий женский голос.

– Да мы так просто, Лидия Сергеевна, – ответила баба Клава, – девка шибко красивая.

– А толку? – вздохнула врач, – идите уж! Искра Божья… – и Лидия Сергеевна одела фонендоскоп.

Софья молчала уже третий день, а врачи ее не тревожили, наблюдали, смотрели, исследовали, ждали. Как-то пришли мать Софьи с подругой, и вышедшая к ним Лидия Сергеевна брезгливо поджала губы. А она-то хотела обрадовать мать, что у девочки день ото дня улучшаются мозговые показатели. Кому ж тут радоваться-то? Как бы не ухудшилось все при такой маме. И Софью оставили пока в больнице. Она не возражала, она вообще не отказывалась ни от чего. Как-то оставила Лидия Сергеевна большой том Цвейга «Возвращение домой» на тумбочке у кровати Софьи. А когда вернулась, то застала удивительную картину – Софья дочитывала книгу. Ее взгляд словно смотрел сквозь пространство на героев и повествование, что-то осмысливая и решая для себя. Потом врачи стали замечать, что Софья читает все плакаты и газеты, которые находятся в отделении. Ей стали приносить книги, энциклопедии, среди прочих медицинские, общие, физику, химию, биологию, всю ту науку, которая скопилась у многих врачей за годы учебы и работы. Пусть читает, авось? Потом Лидия Сергеевна как-то поделилась с коллегами, что Соня стала избирательнее, больше читает и перечитывает все, что имеет хоть какое-то отношение к физике.

– Хм, – пустил клуб дыма старый анестезиолог, – есть у меня сыново собрание по физике, квантовое, ядерное, биологическое что-то… Надо попробовать принести девочке.

– Давайте, – согласилась Лидия Сергеевна, – и я назначаю МРТ.

– Уж не гиппокамп ли вас заинтересовал, коллега? – улыбнулся анестезиолог.

– Память – это сложный, многоступенчатый процесс, – ответила Лидия Сергеевна, – надо хоть как-то понять, что происходит. Таки мы научный институт!

Исследования вызвали переполох.

– Будем считать, что ее память не консолидируется. Она в любой момент может вспомнить все, что захочет, как, впрочем, что еще может, я не знаю. – Лидия Сергеевна пожала плечами. – Удивляют размеры ее гиппокампа и всей лимбической системы. При таком таламусе и его структуре даже речи не может быть о шизофрении. Явно идет синтез дополнительных неизвестных нам белков, да и контур нейронных структур иной изначально. Но почему она молчит?

– Может, ей не о чем с нами говорить? – предположил анестезиолог, – она за день прочла половину принесенных мною книг по физике. Вероятно, мы отсталые для нее.

– Что же с ней происходит? – недоумевала Лидия Сергеевна.

– Какой-то космос! – пошутил анестезиолог.

– Да Искра Божья зажглась! Тоже мне академики, – пробурчала баба Клава, выжимая половую тряпку.

– Может и Искра…

– Ее мозг был травмирован в раннем детстве, – сама себе сказала Лидия Сергеевна.

– И что? – анестезиолог опять затянулся сигаретой.

– На МРТ четко видно – большие области активации лобных и затылочных частей коры головного мозга, значит разбросанная память вернулась, и более того, жаждет информации, и еще чего-то, это объясняет ее жадность к книгам. Но не объясняет ее тяги именно к физике.

– Ну, у каждого свои предпочтения!

– Не скажите, – не согласилась Лидия Сергеевна, – здесь дело в одиночных нейронах мозга, которые управляют ее восприятием. Они позволяют запоминать информацию, используемую при накоплении опыта, который помогает Софье отличать один однотипный объект от другого. А одиночные нейроны кодируют так называемый «визуальный стимул» у человека. Чтение физики, она повторяет снова и снова – ее мозг формирует модели и определенным образом на них реагирует. Это те самые гипотетические гиперчувствительные нейроны – «клетки бабушки». Она читает, потому что видит в физике нечто привычное и родное кодировке ее одиночными нейронами. Скорее всего, она даже «видит», что называется, физику, тянется к ней, скучает по ней, может поэтому и молчит.

– У Сони ностальгия по физике? – воскликнул анестезиолог.

– Вы знаете – да! – Лидия Сергеевна развела руками, – физика для нее кумир, друг, любимая бабушка, что-то дорогое и приятное, что-то связанное с теплыми чувствами из самых глубин памяти. А с такой лимбической системой, как у нее, можно точно сказать, что физика для нее – как любимый член семьи. Помните, она первую книгу прочла – «Возвращение домой» Цвейга?

– Ну?

– Так вот, это ее возращение домой. После этой книги она прочла массу литературы, как бы сличая, где ее дом. Активность определенных зон на МРТ нам это подтвердила с лихвой! Что она сличает, ищет, сопоставляет и любит то, что читает!

– Лидия Сергеевна, голубушка, – анестезиолог перестал курить, – но это ересь, получается – Софья родственница Бога?

– Почему Бога? – не поняла врач, – она же не книгами по религиоведению зачитывается.

– Да потому что, как вы заметили, – она ищет путь домой при помощи физики. С ее-то сегодняшним запредельным интеллектом!! Физика – это путь в неизвестное, а физика в родственниках – это путь в невероятное. Значит к Богу!

– Но почему?

– Ну, не к черту же?!

– Вероятно, мы очень ограничены в знаниях, надо наблюдать, – вздохнула Лидия Сергеевна.

Старенький директор Института мозга, куда попала Софья, нетерпеливо ждал Лидию Сергеевну, и когда ведущий нейрохирург, нейрофизиолог пришла в сопровождении своего анестезиолога, даже не повел бровью. Дождался, пока врачи сядут перед ним, а потом, грозно сверкнув глазами, каркнул, словно старый рассерженный ворон:

– Это что такое?! – потрясал он бумагами, отчетами, наблюдениями, исследованиями и просто картой Софьи.

– Это по Сонечке материалы, – прошептала Лидия Сергеевна.

– Это бред, вы же врачи! Вы же ученые!!! – пожилой академик сделал жадный глоток воды. – Как вы мне это объясните?!

Дверь распахнулась и влетела перепуганная баба Клава.

– Люди добрые! – завопила она, – Софья ушла!!

– А кто отпустил? – подхватилась Лидия Сергеевна.

– Так не спрашивала никого!! – вопила испуганно баба Клава, – на стене лестницу нарисовала, да по ней и ушла!

– Что значит нарисовала? – рассердился директор института.

– Карандашиком простым, графитовым, – баба Клава держалась за сердце…

В палате Софьи было пусто, но из стены действительно выступала добротная мраморная лестница, уходившая как бы вверх, винтом, в одном месте мрамор переходил в карандашный рисунок. По сторонам от лестницы были изображены непонятные знаки, вперемешку с вполне земными формулами.

– Дождались… – ахнула Лидия Сергеевна.

– Ох, – директор сел на Сонину кровать, – засекречивайте все, вызывайте специалистов, на палату замок, но сначала исследуйте фон в палате…

Вечером Лидия Сергеевна, анестезиолог и директор института с присоединившейся к ним бабой Клавой сидели за бутылочкой коньяку.

– Может она нашла путь к Богу? – спросила Лидия Сергеевна, – такой мощный реликтовый фон в палате, от этих формул…

– Нет, тут что-то другое, – сказал анестезиолог, – нам бы теперь эти формулы расшифровать.

– Вот пусть специалисты и займутся, – каркнул директор института. – Но Лидия Сергеевна, миленькая, чем вы ее лечили??

– Витамины, минералы и Цвейг… – всхлипнула Лидия Сергеевна.

– Да Искра то все Божья, Искра! Хоть вы трижды академики, а такая красота, как Софья, лестница эта беломраморная, чудеса дивные – на это только Искра Божья способна!

– Да откуда она взялась-то, Клава? – анестезиолог возмутился.

– Залетная, видать, – пригорюнилась баба Клава, – небось давно по свету летала, хозяйку искала, да вот и нашла.

– Ересь! – каркнул директор как-то неуверенно.

– А это уж у кого насколько веры хватает, – отмахнулась Клавдия.

– Да она о вере и понятия не имела! – запротестовал директор.

– Нет, дорогой ты мой ученый, – улыбнулась баба Клава, – вера та с ней и родилась, а вот ересь наши мозги проела, позабыли мы дорогу домой, оттого и не находит нас Искра Божья…

И тишина пришла в полумрак директорского кабинета. Каждый думал о своем. Все предполагали, сравнивали, колебались, рождали теории – и отметали их в сомнениях. И только Искра, которая зажглась в Софье, вела ее все выше и выше, туда, ради чего стоило разрушить оковы шаблонов сознания и сделать первый шаг…