Читать книгу Мельник из Анжибо - Жорж Санд - Страница 5

Этот ответ прозвучал как дикая угроза человека, задумавшего злое дело. Марсель схватила Эдуарда на руки и, решив защищать его хотя бы ценою жизни, готова была уже прыгнуть в воду, в сторону, противоположную той, откуда шел нищий, как вдруг до нее донеслись слова следующего куплета той незатейливой песенки, которую она только что слышала, но теперь песня раздавалась уже совсем близко.

Нищий остановился.

– Мы погибли, – прошептала Сюзетта, – это подходят остальные разбойники!

– Наоборот, мы спасены, – ответила Марсель, – это голос честного поселянина.

И в самом деле, голос внушал полное доверие, а мирная, беззаботная песня свидетельствовала о спокойной совести. Вскоре послышался стук лошадиных копыт. Путник, несомненно, спускался по дороге, ведущей к лесной топи.

Нищий отступил к берегу и стоял не двигаясь, но, казалось, больше из осторожности, чем из страха.

Тогда Марсель высунулась из повозки, чтобы окликнуть путника, однако он пел так громко, что не слыхал ее голоса, и если бы его лошадь, испуганная темным силуэтом появившейся перед ней повозки, не шарахнулась, громко захрапев, в сторону, то хозяин ее мог бы проехать мимо, не обратив на них внимания.

– Что за черт! – раздался громкий возглас, в котором не было и тени страха; и госпожа де Бланшемон сразу узнала голос Большого мельника. – Вот те на! Да это старые друзья! Значит, карета ваша увязла. А вы, никак, умерли, что вас совсем не слыхать?

Когда Сюзетта узнала мельника, видная осанка которого приятно поразила ее еще утром, она, несмотря на свой довольно неказистый наряд, сразу стала очень кокетлива. Она рассказала, в какое плачевное положение попали они с госпожой, и Большой Луи, благодушно посмеявшись над их злоключениями, заявил, что выручить их ничего не стоит. Он стащил с лошади большой мешок зерна, лежавший впереди него, и, заметив нищего, который, видно, и не думал скрываться, воскликнул:

– Как, и вы здесь, дядюшка Кадош? А ну-ка посторонитесь, я сброшу мешок.

– Я хотел помочь этим бедняжкам, – ответил нищий, – да тут так глубоко, что мне не перейти.

– Постойте здесь, старина, и не лезьте зря в воду, это в ваши годы опасно; я высвобожу дам и без вашей помощи.

И он направил к повозке свою лошадь, которая погрузилась в болото по самую грудь.

– Ну, сударыня, – сказал он весело, – подвиньтесь как можно ближе к оглобле и садитесь позади меня; это совсем легко, разве что кончики ботинок замочите, – у вас ведь не такие длинные ноги, как у вашего покорного слуги. И болван же ваш возница, завез в этакую топь! Ведь чуть левее, в двух шагах отсюда, не будет и шести дюймов глубины.

– Мне очень жаль, что вам пришлось так промочить ноги, – сказала Марсель, – но мое дитя…

– А-а, мой маленький приятель, верно?! Передайте-ка его мне… вот сюда… он будет тут, впереди. Не бойтесь, он не ушибется о седло, – моя лошадь к седлу непривычна, да и я тоже. А вы, сударыня, садитесь сзади, да смелее: у Софи спина крепкая и ноги не спотыкаются.

И мельник бережно перевез мать и ребенка на траву.

– А я? – закричала Сюзетта. – Вы хотите бросить меня здесь?

– Никак нет, мамзель, – сказал Большой Луи, вернувшись за ней. – Я всех переправлю, будьте покойны; дайте мне заодно и вещи. А теперь, – сказал он, закончив выгрузку, – пусть этот горе-возница вытаскивает свою дрянную таратайку, когда ему вздумается; у меня нет ни вожжей, ни веревок, чтобы впрячь Софи, но вас, сударыня, я довезу, куда прикажете.

– А далеко отсюда до Бланшемона? – спросила Марсель.

– Еще бы, черт возьми! Ведь ваш кучер невесть куда заехал. Отсюда не меньше, чем два лье, и пока мы туда доберемся, все улягутся спать и достучаться будет нелегко. Но если вы не побрезгуете, то до моей мельницы в Анжибо всего какое-нибудь лье; у нас там не богато, но чисто, а матушка моя – женщина добрая и не поленится встать, чтобы постлать чистые простыни и свернуть головки парочке цыплят. Согласны? Полноте, не стесняйтесь, сударыня! На войне как на войне, а на мельнице как на мельнице. Завтра же утром мы вытащим и почистим вашу повозку – ей ничего не станется, если она переночует на свежем воздухе, – и отвезем вас в Бланшемон, когда вам будет угодно.

В приглашении мельника чувствовалось радушие и даже своего рода чуткость. Марсель, тронутая его заботой и тем, что он упомянул о матери, поблагодарила и согласилась.

– Вот и отлично! – сказал Большой Луи. – Я вас не знаю, возможно, вы и в самом деле владелица Бланшемона; но для меня это безразлично, и будь вы хоть сам дьявол (а говорят, и он умеет стать красавцем, когда захочет), я рад, что избавил вас от тревожной ночи. Ах да! Что же это я бросил свой мешок с зерном; надо водрузить его обратно, – малыш сядет сверху, а мамаша сзади. Это вас ничуть не обеспокоит, наоборот – на него удобнее опереться. А мамзель пойдет со мной пешком и будет беседовать с дядюшкой Кадошем; он не больно щеголеват, зато умен. Да куда же это он скрылся, старый уж? – сказал он, ища глазами нищего, который вдруг исчез. – Эй вы, дядюшка Кадош! Пойдете к нам ночевать, а? Не отвечает: значит, на этот вечер у него другие намерения. Едемте, сударыня!

– Этот человек очень нас напугал, – сказала Марсель. – А вы его знаете?

– С тех пор, как себя помню. Он не злой, вы напрасно его испугались.

– Мне, однако, показалось, что он грозил нам, и его обращение на «ты» было, по-моему, не очень дружелюбно.

– Так он говорил вам «ты»? Старый шут! И не стыдно ему? Но у него уж такая повадка, не надо обращать на это внимания. Он человек бесхитростный, чудак, – одним словом, дядюшка Кадош, «всем на свете дядюшка», как его прозвали. Он каждому встречному сулит оставить наследство, хоть сам гол, как его посох.

Марсель чувствовала себя очень удобно на спине сильного и спокойного животного. Малютка Эдуард, которого она крепко прижимала к груди, «наслаждался этим способом передвижения», как говорил старик Лафонтен{6}; он пришпоривал своими маленькими ножками шею лошади, но она даже не чувствовала этого и не ускоряла ход. Софи шла, как настоящая лошадь мельника, которая не нуждается в поводьях, знает дорогу сама и пробирается в темноте вброд, по камням, никогда не ошибаясь и не спотыкаясь. По просьбе Марсели, беспокоившейся, как бы ее старому слуге не пришлось провести ночь под открытым небом, мельник несколько раз громко позвал его своим зычным голосом, и Лапьер, заблудившийся в ближних зарослях и уже около часу круживший на пространстве в один арпан, вскоре присоединился к их каравану.

Не прошло и часу, как до них стал доноситься шум плотины и первые проблески луны осветили крышу мельницы, увитую виноградной лозой, и серебристые берега реки, поросшие мятой и мыльнянкой.

Марсель, передав сына мельнику, легко спрыгнула на этот душистый ковер. Ребенок, гордый своей ролью всадника, крепко обнял ручонками шею мельника и весело закричал:

– Здравствуй, Лопасть!

Старушка мать, как и говорил Большой Луи, тотчас же безропотно поднялась с постели и с помощью молоденькой служанки быстро приготовила постели. Госпожа де Бланшемон нуждалась больше в отдыхе, чем в еде. Она не позволила старой мельничихе готовить ужин и, выпив чашку молока, измученная усталостью, вскоре уснула рядом с ребенком, утонув в неимоверно высокой пуховой перине. Эта постель, единственным недостатком которой является то, что она слишком тепла и мягка, вместе с туго набитым соломенным тюфяком составляет обычное ложе как бедных, так и богатых обитателей этого края, где разводят много гусей и где бывают очень студеные зимы.

Утомившись долгим переездом и особенно приключением с повозкой, так сказать увенчавшим это путешествие, прекрасная парижанка охотно проспала бы до позднего утра, но, как только стало светать, пение петухов, мерный стук мельницы, громкий голос хозяина и все шумы крестьянского двора прервали ее сон. Кроме того, проснулся Эдуард и, возбужденный здоровым деревенским воздухом, стал кувыркаться в постели. Ночевавшая в той же комнате Сюзетта, несмотря на гомон, доносившийся из окон, спала так крепко, что госпожа де Бланшемон посовестилась ее будить. И вот, начиная новую жизнь, на путь которой она твердо решила вступить, Марсель встала, оделась без помощи горничной, весело умыла и одела мальчика и вышла из комнаты, чтобы пожелать хозяевам доброго утра. Она встретила только батрака и девочку-служанку, которые сказали ей, что хозяин с хозяйкой ушли на дальний край луга принести чего-нибудь к завтраку. Желая узнать, в чем состояли их приготовления, Марсель перешла через деревянный мост, который служил в то же время мельничной запрудой, миновала тянувшуюся справа молодую тополевую рощицу и пересекла поляну, идя по течению речки, или, вернее, глубокого ручья, который струился по цветущему лугу и был в этом месте не более десяти футов ширины. Этот узкий, но полноводный поток, обладая большой силой, образовал у подступа к мельнице неподвижный, глубокий и гладкий, как зеркало, пруд, где отражались старые ветлы и замшелые крыши хижин. Марсель задумалась, глядя на этот тихий уголок природы, который почему-то так много говорил ее сердцу. Ей приходилось видеть более красивые пейзажи, но это было одно из тех мест, при виде которых вас охватывает непреодолимое чувство умиления и кажется, что сама судьба привела вас туда для того, чтобы вы испытали там радости и печали или выполнили возложенный на вас долг.