Читать книгу Одни осколки на двоих - Кэтрин Лис - Страница 3

– Повтори, – хмуро кинула она парнишке за барной стойкой, небрежно отодвинув от себя пустой стакан из-под бурбона.

Молодой щуплый паренек в круглых очках, прикрываемых длинной «эмовской» челкой, кинул на нее томный взгляд и забрал стакан. Он был по уши влюблен в нее. Влюблен с тех самых пор, как она впервые пересекла порог этого бара и протянула ему сотню с просьбой поменять ее на бутылку виски.

Она была намного старше, но в его глазах это не имело значения. Нечто далекое, недосягаемое всегда манит сильнее, чем что-то, находящееся под носом. А эта женщина была несбыточной мечтой. Серьезная. Строгая. Неприступная. Она не обращала на него внимания и, казалось, не замечала робких попыток приударить. А ведь только ради таких вечерних встреч он брал дополнительные смены по ночам.

– Ваш бурбон, – пролепетал бармен и достал из-под столешницы миску с ореховым ассорти. – Э-это за мой счет.

Она взглянула на него из-под полуопущенных век, обхватила ладонью бокал, поднесла к лицу. Потянула носом воздух, пытаясь уловить нотки карамели.

– Я не закусываю, – наконец выдохнула она и сделала глоток, задержала жидкость во рту на несколько секунд, позволяя ему обжечь язык крепостью. Жгучая горечь ударила по горлу. – И орехи к бурбону не подают.

Парень стушевался. И как он не подумал? Лучше бы предложил шоколад или лимон. Но что бы это изменило? Она не закусывает.

– Как тебя зовут?

От самобичевания его отвлек ее хриплый голос.

– Дайк.

– Дайк, – повторила она, потирая уставшую шею. – Ну и имечко.

Сегодня в баре было малолюдно, поэтому не играла музыка и не было привычного барного гомона. Так тихо, что он мог слышать ее тяжелое дыхание.

– А… Шериф?

Их глаза встретились. Он застыл. Раньше она никогда не смотрела ему в глаза. Не так он представлял себе взгляд этих завораживающих пепельных глаз. Слишком тяжелый взгляд. Он вздрогнул.

– Н-нет, ничего…

Парень отвернулся. Сделал вид, будто вытирает бокалы. Кинул на нее взгляд через плечо. Она смотрела на свое отражение в блеске барной стойки. Дайк выдохнул.

– Почему Вы всегда такая?

– Какая?

– Замкнутая.

Она не ответила. Не было смысла. Доказывать обратное – глупо. Тем более, теперь это стало правдой. Теперь она не тот человек, которым была раньше. Теперь она – Шериф.

Ночь оказалась длинной. Слишком длинной, чтобы проводить ее в одиночестве. Сара сидела на подоконнике в спальне, прислонившись спиной к холодной стене. В ее пальцах тлела сигарета.

Она не курила целый год. И снова сорвалась. Не могла больше терпеть. Жажда никотина взяла верх. Белый едкий дым вызывал сухой кашель, но помогал снять физическое напряжение. Так нужно.

Как она докатилась до такой жизни? Всего три месяца назад она была ведущим детективом Нью-Йорка, ее имя звучало во всех новостях, связанных с раскрытием очередного дела. А теперь что? Теперь она сидела на подоконнике и курила сигарету. В чертовой дыре. В доме на единственной главной улице. В доме с вахтером вместо домофона.

– Серьезно? Снова? – Дэйв Джонсон стучал пальцами по лежащей на столе толстой папке, набитой бумагами. Его зубы были сжаты, но даже так было видно, как злостно ходят под кожей желваки. Она опять доставила ему проблемы. Не по своей прихоти, так получалось. Она не могла иначе. – Ты опоздала на работу в ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ. И я бы мог понять, приди ты на пятнадцать минут позже, на полчаса, но не полдня! Где тебя носило, черт тебя дери?

– Тихо, – она подняла руку, умело изобразив настороженность. – Чувствуешь? Запах дыма.

– Дыма?! – Мужчина подскочил, принюхался. – Я ничего не чувствую. Что где горит?

– Здесь. Это у тебя дым из ушей идет. Сядь и успокойся, пока пожарные не приехали.

Капитан полиции онемел от такой наглости. Он сел, не зная, как реагировать. То ли устроить взбучку, то ли впаять выговор. Уволить ее он не мог, распоряжение сверху. Да и не хотел. Они давно знали друг друга. Еще со времен дела в Вашингтоне. Эта девчонка была ему как дочь. Он знал ее, как хорошего детектива, отличного товарища. Она ценила правду, всегда докапывалась до истины, подпинывая при этом всех остальных. А теперь ей самой нужен был смачный пинок. Этот переезд давался ей слишком тяжело.

– Сара. Прекращай это. Ты должна взять себя в руки. Это не конец света, понимаешь? Небо не рухнуло, вон, какое голубое. И не рухнет, если ты немного поработаешь здесь. Тебе это полезно. Давно пора вернуться с небес…

– Дэйв, – она подняла руку, резко, требовательно, – избавь меня от своей очередной проповеди. Я не ребенок, так что не надо говорить со мной таким тоном. Я точно возьму себя в руки, если здесь кто-нибудь сдохнет, ты понял? А так как в этой дыре это маловероятно, то позволь мне хоть раз в жизни отдохнуть от твоих нравоучений.

– Я твой начальник.

– Знаю. И мой друг.

Они замолчали, какое-то время сидели в тишине. И так же молча она поднялась и покинула кабинет капитана полиции.

Он посмотрел в окно. Да, небо не рухнуло. Это был один из немногих ясных дней. В этом городе нечасто можно увидеть солнце.

– КУДА ТЫ ДЕЛ БУБЛИКА?!

Сара Робинс окинула крикуна раздраженным взглядом. Чертов Дэйв. Заставил ее тащиться на вызов, где вполне мог справиться обычный патрульный. Мужчина обвинял своего соседа в краже собаки. Он был весь красный, размахивал руками как сумасшедший и не переставал орать.

– Да не крал я твоего Бублика, бычий ты потрох!

Два старика орали друг на друга посреди улицы, стоя между своими домами. Заявитель, тучный, с тяжелой золотой цепью на шее и перстнями на каждом пальце, тряс кулаком, пока его розовый пушистый халат угрожающе покачивался, так и стремясь распахнуться. Не горя никаким желанием узреть момент достижения халатом цели, Сара повернула голову ко второму спорщику. Сосед, обвиняемый заявителем, являлся его полной противоположностью. Тощий, с серой кожей, в белой пижаме. Детектив чувствовала себя так, словно попала в одну из тех идиотских «поучительных» притч про богача и бедняка. Только вот по меркам этого города они оба были состоятельными, о чем говорили их дома. Целые особняки, не иначе.

– Вы точно хорошо искали? Вдруг кобель просто потерялся в доме. – Она безразлично прищурилась от очередного порыва ветра, поднявшего в воздух скоп дорожной пыли.

– БУБЛИК НЕ КОБЕЛЬ! – взорвался заявитель, топнув ногой, и пошатнулся. Ему понадобились несколько секунд, чтобы вернуть себе равновесие. – Бублик – чистопородная сука! Сама настоящая пшеничная норфолк-терьерша!

– Нор… Кторша?

– При всем моем уважении, Шериф, но Вы – тьма тьмущая! Норфолк-терьеры служат моему роду аж с самого девятнадцатого века. Во всем мире не сыскать собаки лучше. Я заплатил за нее три тысячи долларов и ни центом меньше! Кто бы там что ни говорил.

– Не верьте ему, Шериф. Этот прохиндей спер ее в зоомагазине еще щенком!

– Ты называешь меня лжецом?! Сам напросился! – Заявитель вскинул руку, намереваясь… А пес его знает, что он намеревался сделать, потому как Шериф легко перехватила его тяжелую руку.

– Заткнулись оба! – не выдержала она. – Вы, мистер Фрихман, идите домой. Я зайду к Вам позже и выслушаю Вашу версию. А с Вами, мистер Хоффс, пройдемте в дом. Составим заявление о пропаже Вашей еб… Кхм, собаки.

Хоффс фыркнул, кинув на соседа неприязненный взгляд, развернулся, покачнув завязками на внушительном пузе, и зашагал к своему дому.

– Шериф, – Фрихман поймал ее за локоть и приблизился. От него несло жареным луком. – Не верьте ни единому его слову. Это ужасный человек.

«Это уже мне решать». Она бы сказала именно так. Но что-то в этом тощем сером мужчине показалось ей странным. Будто он знал что-то, что пугало его до чертиков. Сара молча кивнула.

– Налить Вам коньяку, Шериф? – Хоффс, расхаживая по огромной гостиной, придерживал рукой край халата. Он достал из серванта округлую бутылку с жидкостью яркого янтарного цвета. – Это французский…

– Camus Elegance XO, сорокапроцентный, – Докончила она. – Абрикос, инжир, фундук, мед. Послевкусие с тонкими нотками дуба. Подается при температуре восемнадцать-двадцать градусов. Хороший выбор, но я не пью на работе.

– О, похвально, похвально. Вижу, Вы разбираетесь в коньяке, хоть и женщина. – Робинс пропустила эту фразу мимо ушей. – Тогда, может чаю? Черный, зеленый? Молочный? Фруктовый? С бергамотом, мятой? Ах, у меня великолепная коллекция чая!

– К делу, Хоффс.

– Ха-ха, вижу, Вы не любитель болтать по душам. Ну что ж, к делу, так к делу. – Мужчина открыл бутылку и наполнил стакан почти до краев. – Итак, пишите. Я, Э. Хоффс, заявляю: мой сосед, э-э-э, Фрихман, выкрал у меня посреди ночи мою любимую норфолк-терьершу по кличке Бублик. Отличительные черты вора: тощий, бледный, тупой. Прошу поймать и засадить по всей строгости закона. Точка.

– У Вас есть доказательства, что именно он украл собаку?

– Доказательств предостаточно! Этот негодяй все время косился на нее своими жадными глазенками с тех пор, как я ее ук… Купил! Точно-точно, как сейчас помню, как округлились его глаза, когда я сказал ему в тот день, что уплатил за нее ровно четыре тысячи долларов!

– Раньше было три.

– А? Э, ну да, да, три за собаку и еще тысяча за всякие там штучки для нее.

– Штучки.

– Ну да, ошейник, миска, лежак. И костюмчик пчелы. О, да, она самая настоящая красотка в этом костюмчике, хе-хе-хе.

Ее охватило чувство омерзения. Захотелось сплюнуть.

– Взгляда недостаточно для доказательства кражи.

– Да Вы только посмотрите на него! У него же морда – вылитый ворюга! Я требую, чтобы его посадили немедленно! Пока он еще что-нибудь у кого-нибудь не украл.

Сара потерла шею. Ее глаз дернулся. Снова нервный тик. Она поднялась.

– Могу я осмотреть дом?

– Да пожалуйста, если Вам это как-то поможет.

Дом Хоффса состоял из двух этажей. Общая его площадь составляла четыреста квадратных метров без учета садового участка, которым, по всей видимости, хозяин особо не пользовался. Не считая маленького сарая и дерева в углу, у забора, снаружи ничего не было. Шериф насчитала восемь комнат, включая гостиную и без учета четырех санузлов и кухни. Повсюду позолота, серебро, стойкий запах роз (на стенах висели автоматические освежители воздуха) и явное преобладание красного цвета. В семи комнатах она не обнаружила ничего примечательного. В пяти из них располагались собачьи вещи, лежанки, игрушки, костюмы, еще две, по словам Хоффса, являлись гостевыми, так что запирались на ключ, и доступа для Бублика в них не было.

И только одна из восьми комнат привлекала внимание. Запертая дверь из ясеня с резными гроздями винограда.

– А, э-это у меня кладовка, вот только там нет ничего важного. Да и ключ я от нее давным-давно потерял, хмф. – заявил Хоффс. Робинс ему не поверила. Но заставить отпереть дверь не могла.

Она покинула дом заявителя ровно в час дня. Прошла вдоль улицы налево и остановилась перед калиткой дома Фрихмана. Ей не хотелось идти туда. Не хотелось ввязываться во все это. Но долг детектива заставил нажать на кнопку домофона.

– Кто там? – Сиплый голос Фрихмана искажался динамиком.

– Детектив Робинс. Могу я зайти?

– Да-да, подождите минуту, я к Вам выйду.

Послышался электронный писк, железная калитка щелкнула и отворилась. Шериф толкнула ее и вошла на территорию. Под ноги ей тут же попался садовый гном. Краска на нем поблекла и кое-где слезла. Только глаза были нарисованы, кажется, совсем недавно.

– Шериф!

Фрихман стоял на крыльце в рубашке и джинсах. Он помахал детективу рукой, приглашая войти в дом.

– Хотите чаю? Правда, у меня только зеленый. Черный не пью. – Мужчина указал на пушистые гостевые тапочки. Сара надела их и прошла на кухню вслед за хозяином.

– Что Вы знаете об исчезновении собаки Вашего соседа? – проигнорировав попытку гостеприимства, Робинс перешла к сути своего визита.

– Ничего я не знаю. Да, я терпеть не мог его собаку, но я ее не крал! Бублик вечно тявкала, будила по утрам всю улицу, забиралась в мой двор и рыла ямы. А один раз дурацкая шавка укусила меня!

– Все это – мотивы, чтобы избавиться от собаки.

– Да поймите же, я не вор и не похититель! Я в жизни никогда ничего не крал.

– Кем Вы работаете?

– У меня свое дело в городе неподалеку от нашего. А какое отношение…

– Вы уважаемый человек в этом городе, верно? И намного богаче, чем показываете. Вы, мистер Фрихман, владелец автомобильного салона «Revenge». Я наслышана о Вас. Каждый месяц Вы переводите сто тридцать тысяч долларов в благотворительный фонд защитников животных.

– Я не люблю хвастаться…

– Я не закончила. Вы переводите деньги в фонд. Но не по доброте душевной. Или не только по ней. Вы отмываете деньги, которые зарабатываете, продавая автомобили с дефектами.

Фрихман молчал. Он напряженно смотрел на женщину, сидящую напротив за столом.

– Когда Вы успели все это нарыть?

– Это не важно.

– Хорошо… Да, я продаю автомобили с дефектами. Но именно поэтому я сбавляю цены. И предупреждаю о дефектах покупателей. Ну, в большинстве случаев… Вы не правы, я не отмываю деньги. Я просто… Просто надеюсь, что они смогут помочь хоть кому-то. Потому что сам я на это не способен.

Сара Робинс осмотрела дом Фрихмана. Он отличался от предыдущего. Был значительно меньше, но с богатым садом и небольшим прудом во дворе. Интерьер был несколько мрачным, без ярких цветов. В доме сильно пахло жареным луком. Кажется, хозяин совсем недавно готовил. Мебели было мало, ни украшений, ни картин, ни цветов. Только над камином висел старый автомобильный освежитель в виде елочки, давно потерявший запах. В доме было всего пять комнат, все открыты. Собаки в них не было. В гараже тоже. И в подвале.

– Вы играете? – спросила она, коснувшись крышки черного фортепиано в гостиной.

– Да, немного. Люблю иногда помузицировать.

Она достала из кармана упаковку жевательной резинки и случайно обронила какую-то визитку. Ничего важного в ней не было, но не оставлять же этот кусок картона на полу в чужом доме. Шериф наклонилась, чтобы ее поднять.

– Спасибо, что уделили мне время, мистер Фрихман.

– Нет проблем. Приходите в любое время, если возникнут какие-либо вопросы. Мне скрывать нечего.

Детектив полиции сидела в своем кабинете. Сегодня она пришла на работу вовремя. Ей не давали покоя мысли.

– Как продвигается дело с собакой? Ты все молчишь об этом. – Дэйв Джонсон возник в дверях ее кабинета. Его широкие плечи еле-еле помещались в проем, а головой он почти касался верхнего порога. – Как тебе этот тип, Хоффс?

– Фрихман рассказал мне о нем кое-что…

– Да ну? И что же?

– Ему нельзя верить.

На следующий день после своего визита Сара вновь пришла в дом Фрихмана. Он встретил ее в костюме. Оказалось, мужчина только что вернулся с деловой встречи.

– Где собака?

Фрихман нахмурился.

– Я уже говорил Вам, Шериф, что не крал ее.

– Хватит врать. Зачем Вы украли собаку Хоффса?

– Я этого не делал.

– Нет, делали. Вы спалились еще вчера, как только я переступила порог этого дома.

– И каким же, интересно, образом?

– Собака испражнилась в гостевые тапки. И я заметила следы когтей на пианино.

Фрихман замер. Его лицо окаменело, а руки, до этого скрещенные на груди, безвольно опустились. Мужчина судорожно сглотнул. Они смотрели друг другу в глаза в полной тишине.

– Что… Что теперь со мной будет?

– Это зависит от Вас. Расскажете, зачем Вы ее украли?

– Все началось пару месяцев назад, когда у Бублика началась первая течка.

Они сидели на диване в гостиной. Фрихман прятал руки подмышками, но колени выдавали его дрожь. Его сиплый голос звучал тихо, так что Саре приходилось напрягать слух, чтобы ничего не упустить.

– Собака выла целый день. Целый день мне пришлось слушать этот тоскливый зов. Я говорил Хоффсу заткнуть ее, но, сами понимаете, против природы ничего не попишешь. Я даже хотел уехать из города на выходные, но поздно вечером собака вдруг затихла. Это было странно, ну, не то, чтобы я не был этому рад, просто… Я слышал странные звуки. Сарай Хоффса находится очень близко к моей комнате, буквально, почти что под окнами. А я не могу уснуть, если не проветрю перед сном. Так что я открыл окно и услышал… Господи, это был такой пронзительный скулеж, что у меня сердце сжалось. Собака словно… просила о помощи. И это было уже не потому, что ей нужен был кобель, я уверен. Хоффс что-то с ней сделал, потому как кто в здравом уме станет запираться с собакой в сарае поздно вечером? Я так и не смог тогда больше уснуть.

Прошло несколько недель с того дня. Я каждый день открывал окно в своей комнате, боясь снова услышать нечто подобное. Все вроде было в порядке, Бублик носилась по траве, снова рыла ямы у меня во дворе. Но однажды она прибежала ко мне в костюме пчелы… А в окне Хоффса я увидел его взгляд. И все понял.

Она думала над словами Фрихмана. И в тот день, и на следующий. И стоя возле дома Хоффса она думала над этим.

Калитка оказалась открыта. Сара оглянулась по сторонам. У Хоффса не было гаража, машину он ставил у обочины. Но сейчас ее не было.

У нее не было права входить. Не было права обходить дом, приближаться к сараю. Но иногда приходится действовать против правил. Робинс протянула руку, сжала ручку двери, дернула.

Заперто.

Предчувствие говорило ей уйти. Развернуться и сбежать, пока не стало слишком поздно. А чутье детектива требовало докопаться до правды.

Она подняла руку, провела пальцами по верхнему наличнику. Ничего. Кто-то недавно вытер здесь пыль. Женщина прикусила губу, осмотрелась. Вокруг не было ни деревьев, ни декоративных садовых статуй.

«Запасной ключ может быть где-то в доме. Если он есть.»

Она окинула сарай взглядом. Небольшое кирпичное здание с зеркалами Гезелла вместо окон. Сара видела лишь свое отражение. В сарае мог кто-то быть и наблюдать за ней в этот самый момент.

Покачав головой, детектив отправилась к своей машине. Она шла по проложенной тропинке из белого камня, удивительно чистого, как вдруг…

Шериф обернулась на грохот, исходивший из соседского дома, но все уже стихло. Фрихману следовало быть осторожнее, что бы он там ни делал.

– М?

Робинс бросила короткий взгляд на дорогу. Вокруг не было видно ни души, тишина распространялась на десятки метров, вплоть до загородной железной дороги. Создавалось впечатление, что кроме эти двоих в районе больше никто не жил. Сара не знала, пустовали ли остальные дома. Но ее никто не видел.

Она глянула на высокое дерево, росшее во дворе Фрихмана у самого забора. Это был дуб, довольно старый, с толстым, покрытым мхом стволом. Его тяжелые ветви свисали над забором на сторону Хоффса.

Почему его не спилят? Его несуразность слишком сильно выбивалась из всеобщего педантично аккуратного дизайна этого дома. В отличие от дома Фрихмана, чья хаотичность им лишь дополнялась.

Шериф подошла ближе. Присела, наклонившись, раздвинула руками давно не кошеную траву. Там, в зеленых зарослях, лежал небольшой красный мяч с узкой синей полосой. Собачья игрушка. Похоже, тут его бросила Бублик.

Сара вздохнула. Здесь ей больше нечего было делать. Она уже собиралась подняться, когда почувствовала, как на секунду рукав ее куртки за что-то зацепился.

– А это еще что?

Она присмотрелась. Забор в этой части был общим, разделял эти два участка. Он состоял из тонких металлических листов, соединенных между собой кровельными саморезами. Ничего особенного, обычная конструкция, не новая, но крепкая. Вот только… Робинс присмотрелась. Все винты были приделаны плотно, надежно, крепко. Не считая одного.

Она коснулась головки самореза, провела подушечкой указательного пальца по небольшому пространству между шайбой и поверхностью металла. Саморез торчал, играя роль неплохой ручки. Сара обхватила его пальцами с двух сторон и потянула. Металл, не издав ни скрипа, легко поддался. В нем был вырезан ровный круг, достаточно большой, чтобы в него могла пройти рука взрослого человека. Он открывался, как дверца, и выводил на другую сторону забора, в сад Фрихмана. Через такую дверцу ничего не было видно, кроме ствола старого дуба. Вряд ли Хоффс таким образом следил за соседом.

Сара осмотрела каждый миллиметр этого участка забора, но так больше ничего и не нашла. Была только эта дверца с импровизированной ручкой-винтом.

– Что же ты скрываешь?..

Шериф ощупала края дверцы, просунула руку. Ничего. Ни одной мысли. Задумчиво постучала по стволу.

Она замерла. Постучала еще раз. Подняла руку выше, прислушалась к стуку. Вернулась обратно. Звук отличался. Выше по стволу он был глухим, тонул в толще дерева. А здесь, на уровне дверцы, казался каким-то полым, металлическим…

Робинс ощупала кору, поскребла ногтем и слегка надавила. Древесина под ее рукой просела. Раздался треск. Пробка в этом месте, вырезанная в виде прямоугольника, отошла и со скрипом медленно отъехала в сторону, открывая часть автоматического механизма, прикрепленного петлями к части коры. За ней оказалось отделанное свинцом пространство. Сейф. Внутри лежал бронзовый ключ.

– Подожди-ка, – капитан полиции поднял руки, пытаясь переварить услышанное, – ЧТО ты только что сказала?!

– Хоффс ебет собак, Дэйв.

Ее переполняла ярость. Она еле сдерживалась, чтобы не начать крушить все вокруг. Ее кулаки чесались от желания набить морду богатому зоофилу.

– Так, – процедил Джонсон. – У тебя есть доказательства?

– Есть показания Фрихмана. Но он не может быть свидетелем, потому что тогда нам придется привлечь его к ответственности за кражу собаки.

– Мы должны это сделать.

– Знаю, но сначала я хочу убедиться, что Хоффс сядет.

– И как ты собираешься это сделать? Что было в сарае?

– Доказательства куда более весомые, чем слова Фрихмана. – Она бросила на стол фотографию. – Там была кровать, камера, шкаф и стол. Шкаф заперт. Все ящики тоже. Старая камера без пленки. Наверное, Хоффс ее вытащил и обратно не вставил.

– Господи Иисусе… – Джонсон побледнел. Фотография запечатлела голый зад Хоффса верхом на привязанной всеми четырьмя лапами к кровати немецкой овчарке.

Фрихман открыл входную дверь. Их глаза встретились.

– Мне нужна Ваша помощь.

Хоффс сидел в своей гостиной. Он видел из окна, как к дому соседа подъехал автомобиль, как из него вышла Шериф. Они скрылись в доме. Хоффс долго ждал. Наконец она вышла, вернулась в машину и уехала. Он задернул шторы.

Прошло около десяти минут. Раздался звонок в дверь. Хоффс пошел открывать. На пороге стоял Фрихман.

– У меня только что была эта детективша, – фыркнул он с нарастающим раздражением. – Они все еще думают, что это я похитил твою чертову собаку! Ты совсем рехнулся? Ты знаешь, что это был не я, так скажи им об этом! Мне запретили выезжать из города, а у меня встреча, дьявол тебя дери! Что я теперь партнерам скажу?!

– О, я уверен, ты что-нибудь придумаешь! С твоим-то талантом пустозвона грех не насочинять какую-нибудь сказочку! Но знай, если ты не вернешь мне Бублика, то я лично прослежу за тем, чтобы ты сел до конца своей поганой жизни!

– Да не крал я сраную собаку! На кой хер она мне сдалась?

Тучное лицо Хоффса покраснело от возмущения. Он сжал кулаки и неуклюже затопал ногами.

– Значит так, либо ты возвращаешь Бублика, либо сию же секунду проваливаешь, пока я не задушил тебя своими собственными руками!

Фрихман, поняв, что пытаться говорить с этим пузырем по-человечески бессмысленно, всплеснул руками, развернулся и пошел прочь, разбрасываясь бранными словами, описывающими во всех красках, куда Хоффсу стоит засунуть свои обвинения.

Он запер дверь и отправился на кухню. У него заныло сердце. Где-то были таблетки.

Сара Робинс дернула ручку двери заднего входа. Закрыто. Это было ожидаемо. Пришлось искать другой способ попасть в дом. Она все еще слышала голос Фрихмана, но времени было мало. Она подняла голову.

Пожарная лестница.

Женщина присела, оттолкнулась ногами и подпрыгнула. Ухватилась за металлическую жердь, подтянулась, шумно выдохнув.

– Укх, не надо было пропускать зал…

Она забралась по пожарной лестнице на второй этаж, поддела окно отверткой и оказалась внутри. Голоса внизу стихли. Значит, Фрихман ушел.

«Надо действовать быстро.»

Шериф передвигалась осторожно, стараясь не создавать шума, не скрипеть половицами. Ее интересовала одна лишь дверь, что скрывала темные тайны хозяина дома. Запертая дверь из ясеня с резными гроздями винограда.

Найти ее не составило труда. Робинс присела, изучая замок.

«Черт… Так просто не вскроешь. Искать ключ? Скорее всего, он у Хоффса. Что же делать…»

Раздался грохот. Выстрел, сгинувший в том конце коридора, откуда она пришла. Звон простреленного окна быстро затих.

– Вам помочь, Шериф?

Она думала, что у нее еще есть время. Надеялась, что успеет.

Хоффс стоял посреди коридора в своем розовом халате, заляпанном красными пятнами.

Вино.

– Вижу, ты все никак не угомонишься. – Мужчина покачал головой. В руке он держал пистолет. – Сначала проникла в мой сарай, а теперь и в мой дом. Ты думала, я не узнаю, а? У меня повсюду камеры, детектив!

Она знала. Заметила это в свой первый приход. Только это уже не имело значения.

– Что за этой дверью? – Она медленно поднялась, следя за рукой Хоффса.

– Тебе так интересно, что ради этой тайны ты готова распрощаться с жизнью? – Он поднял голову и гортанно захохотал. – Идиотка! Но так уж и быть, я покажу тебе.

Он достал из кармана ключ и бросил ей.

– Открывай.

– Опусти пистолет, Хоффс. Пока не стало хуже. – Она сделала шаг навстречу.

Прогремел второй выстрел. Сверху посыпалась штукатурка.

– Ты думаешь, я шучу? Думаешь, не пристрелю тебя, как паршивую овцу?! Не играй со мной, Шериф. Открывай чертову дверь!

Сара вставила ключ в замочную скважину, медленно повернула. Она чувствовала, как он приближается сзади.

– Ну, чего копаешься? Двери открывать разучилась?

«Жди… Жди… Еще немного… Сейчас!»

С резким разворотом Робинс размахнулась и ударила со всей силой, на какую только была способна. Удар пришелся мужчине в грудь, прямиком в солнечное сплетение. Он отшатнулся к стене, издав сдавленный хрип, но, к ее удивлению, не согнулся. Она бросилась на него, одной рукой схватила запястье с пистолетом, предплечьем второй прижав его горло. Это было непросто, учитывая тот факт, что горло скрывалось под несколькими слоями подбородка.

Хоффс глухо заорал и принялся беспорядочно молотить свободной рукой по воздуху. Робинс пыталась уворачиваться. Но она уступала ему в массе, ей было его не удержать. Мужчина вывалился из ее хватки, тяжело рухнул на пол.

– ААААААААААА! – Он завопил, направил на нее ствол и несколько раз, не глядя, нажал на курок.

– Кх!

Висок пробила острая боль. Шериф чувствовала, как что-то горячее и липкое потекло по лицу. Она среагировала молниеносно. Размахнулась ногой и прежде, чем прогремел очередной выстрел, выбила пистолет из пухлой руки. Оружие отлетело, ударилось о стену. Хоффс, кряхтя, попытался дотянуться, но Шериф припечатала его к полу всем своим телом.

– Вы арестованы, Хоффс! – рявкнула она над самым его ухом, пытаясь нащупать наручники. – Вы имеете право хранить молчание, все, что Вы скажете, будет использовано…

– ВЫКУСИ!

Что-то холодное коснулось открытого запястья. В глазах потемнело, боль пронзила все тело. Словно под кожу напихали битого стекла.

Последнее, что она помнила, – как отключилась.

***

– …Шериф…

Голос. Далекий. Тихий. Он звал ее.

– …Шериф…

Голос приближался. Вокруг лишь туман. И тишина.

– …Шериф…

Голос в тишине. Она не знала его. Но слышала раньше. Видела этот туман. Он обволакивал, пробирался в легкие, сжимал желудок.

Здесь ничего нет. Только пустота. Нет эмоций. Нет боли. Здесь хорошо, спокойно. Вот бы остаться…

– Сара…

Голос изменился. Нет, нет, пусть он исчезнет. Пусть вернется тот, другой. Он теплый, успокаивающий. А этот взволнованный.

– Сара..!

Хватит. Нельзя… Нельзя здесь оставаться. Нужно вернуться…

Туман отступал.

– Сара!

***

Она открыла глаза. Стало больно от яркого света. Зажмурилась, попыталась закрыть лицо рукой. Та не слушалась.

– Где я? – спросила, разжимая веки. Лицо капитана выглядело встревоженным.

– В больнице.

– Что… случилось?

– Этот урод ударил тебя шокером. Как ты себя чувствуешь? Нет, не поднимайся. Я позову медсестру.

– Стой… Что с… Хоффсом?

Говорить было трудно, горло кололо сухостью. Из руки что-то торчало. Капельница.

– Мертв.

Сара нахмурилась. Нет, он точно был жив, когда она отключилась.

– Что произошло?

– Когда мы приехали, выбили дверь и нашли вас на втором этаже, – продолжал Дэйв. – Он что-то вкалывал тебе в шею. Он не захотел сдаваться, начал стрелять. Нам ничего не оставалось, кроме как выстрелить в ответ. Оказалось, что стреляем мы более метко, чем он. Пуля задела артерию. Хоффс умер на столе хирурга.

– Ясно. Что он… вколол мне?

– Мы не знаем. Результаты анализа крови еще не пришли. Тебе придется остаться в больнице на некоторое время.

– А вы вскрыли… кхм, дверь?

– Да. Расскажу, когда поправишься. А пока ты мне скажи, какого черта ты потащилась туда в одиночку? Почему ты ничего мне не сказала, Сара? Он же мог пристрелить тебя!

– Ты бы… запретил.

– А тебя бы это остановило?

– Тогда зачем… терять на это… время?

Джонсон промолчал, но она слышала скрежет его зубов. Он отошел, налил воды из графина, вставил соломинку и протянул ей.

– Спасибо.

– Ну, как тут наш Шериф? – В палату вошел седой мужчина в белом халате. Его глаза блестели под очками, а белые зубы демонстрировались в улыбке.

– Как мешок с дерь…

– Ей лучше, – перебил ее Дэйв. – Вы узнали, что за дрянь ей вкололи?

– Разумеется! – Врач открыл карту. – Волноваться не о чем, это просто снотворное. Удар электрошокера отключил бы Вас минут на десять, не больше. А вот из-за снотворного Вы проспали почти пять часов.

– Вот как. – Сара кивнула. – Когда меня выпишут, доктор..?

– Аствуд, Патрик Аствуд, – представился мужчина. – Уже не терпится вернуться в строй? Меньшего я и не ожидал от Шерифа.

Он весело подмигнул ей, но женщина выглядела серьезной. Поняв, что шутить она не настроена, доктор Аствуд кашлянул в кулак.

– Что ж, думаю, мы сможем выписать Вас уже завтра утром.

Дом Хоффса стоял, опечатанный желтой лентой. Калитка была сорвана с петель и валялась на земле. Люди Дэйва работали грубо. Дверь сарая открыта нараспашку. Оттуда уже вынесли все, что представляло ценность для расследования.

Сара пролезла под желтой лентой, взошла на крыльцо и сорвала с двери печать. Полиция перевернула весь дом. Если верить Дэйву, внизу они ничего не нашли. Детектив поднялась на второй этаж. Дверь с резными гроздями винограда опечатали дополнительно. Замок прострелили. Робинс вошла внутрь.

Это оказался кабинет. С виду самый обычный. Внутри царил беспорядок – дело рук полицейских. Она перешагивала груды хлама, бумаг, канцелярии. Здесь не осталось ничего ценного. Хорошо, хоть шкаф не перевернули. Он был прикручен к стене. Вряд ли Хоффс мог что-то за ним спрятать.

– Странно, почему полиция не осмотрела книги?

Полки были не тронуты. Дневники, пособия, атласы, энциклопедии, словари. Похоже, к этим книгам никогда не притрагивались. Они выглядели совсем новыми. Все, кроме одной.

Переплет потерт. Ее часто доставали. «Свобода воли», Сэм Харрис. Хоффс увлекался философией? Но почему книга только одна?

Шериф коснулась переплета, подцепила книгу, чуть выдвинула. Она поддавалась тяжело, словно что-то ее держало. Робинс пришлось приложить больше силы, но вместо того, чтобы достаться, книга наклонилась вперед. Послышался скрежет, пол под ногами завибрировал. Шериф отскочила, машинально положив руку на пояс. Пистолета не оказалось. Дэйв все еще не выдал его ей, решив, что так будет лучше.

Книжный шкаф со страшным шумом отодвинулся вместе с частью стены, явив ей потайной проход. Шериф осмотрела пол. Шкаф не оставлял отметин.

Она осторожно заглянула. За ним оказалась узкая лестница, ведущая куда-то наверх. Сара могла бы поклясться, что в этом доме нет чердака.

Достав карманный фонарик, детектив медленно поднялась по скрипучим ступеням и наткнулась на дверь. Заперто. Но этот замок был гораздо проще предыдущего. Набор отмычек все еще был при ней.

После недолгой возни замок поддался, и дверь приоткрылась. Робинс заглянула внутрь через образовавшуюся щель. Внутри горел тусклый свет, который почти ничего не освещал. Было тихо. Очень тихо. Ей показалось, что она слышала чье-то сбивчивое дыхание. Это было ее дыхание.

Она открыла дверь, осветила фонариком маленькую комнатку.

– Дьявол.

Посреди комнаты стоял стул. А на нем сидела связанная девушка. Она была совсем молодая, лет пятнадцати на вид. Грязные, спутанные волосы свисали на ее испуганное лицо, рот был закрыт кляпом. Девочка боялась пошевелиться. Ее обнаженные плечи дрожали, лицо было мокрым от слез, а тело – липким от пота. В комнате было очень жарко, стоял невыносимый запах. Девушку держали здесь давно.

– Я детектив Робинс. – Сара сделала несколько осторожных шагов. – Все хорошо, сейчас я тебя развяжу. Не бойся, ладно?

Девочка неуверенно кивнула и что-то промычала. Сара не разобрала. Она обошла пленницу и попыталась развязать узел. Веревки сильно врезались в кожу. Так просто не развяжешь. Детектив осмотрелась в поисках чего-нибудь острого. На глаза ей попался нож на столе в другом конце комнаты. Она быстро пересекла расстояние до стола и схватила рукоять. Девочка закричала сквозь кляп и дернулась.

– Спокойно. Я не причиню тебе вреда.

Сара осторожно разрезала веревки, сжимавшие запястья и щиколотки, затем освободила рот.

– Как тебя зовут?

– М-меган. – Голос девушки звучал хрипло. Она давно не пила и была очень худой.

Шериф сняла куртку и накинула ей на плечи. Все, что сейчас было на этой девочке, – белье из шерсти. Собачьей шерсти. А позади стула валялся ободок из собачьих ушей с черной запекшейся кровью.

Сара помогла девочке спуститься вниз. К тому времени она уже вызвала «скорую помощь» и сообщила обо всем Дэйву. Полиция приехала на место первой.

– Все будет хорошо, – детектив передала Меган в руки медиков, – Я навещу тебя в больнице, ладно?

«Скорая» уехала. Сара еще долго смотрела ей вслед. Она не могла отделаться от мысли, что эту девочку могли не найти, и она бы умерла в той комнате. Сзади к ней подошел Дэйв.

– Снова будешь ругать меня за то, что я полезла туда одна?

– Эта девочка, – вместо ответа начал капитан, глядя вдаль. – Меган Престон. Пропала полгода назад. Ее родители уже отчаялись, что мы сможем ее найти. Ты молодец, Сара.

Они еще немного постояли.

– Мне нужно зайти к Фрихману. Собака все еще у него.

– Я подготовлю обвинение.

– Он не виноват, Дэйв.

– Я знаю.

Фрихман открыл дверь сразу. Он видел полицейские машины через окно, и знал, что Шериф придет к нему.

– Что там произошло?!

– Мы нашли пропавшую полгода назад девочку на чердаке Хоффса.

– Там есть чердак?

Сара вошла и дождалась, пока Фрихман закроет дверь. Она услышала тявканье, а после увидела маленькую золотистую собачку, несущуюся к ним из гостиной с высунутым языком.

– Уже не скрываете?

– А смысл? Вы все равно обо всем знаете, Шериф.

Робинс присела и погладила лохматую голову.

– Так вот ты какая, Бублик.

– Что теперь с нами будет? – Фрихман сглотнул.

– Вам будет выдвинуто обвинение в краже собаки.

– Значит, мне придется связаться со своим адвокатом. – Мужчина кивнул. Он уже смирился со своей участью. – А что с Бубликом?

– С ней? Ничего, наверное. Пусть останется здесь. – Детектив пожала плечами.

– Здесь? Но как же она… Я же буду в тюрьме! Кто о ней позаботится?

– Бросьте, Фрихман. Никто Вас не посадит. Вы спасли эту собаку.