Читать книгу Русско-еврейский Берлин (1920—1941) - Группа авторов - Страница 1

Литературный критик и мемуарист Александр Бахрах оставил яркий портрет Берлина начала 1920-х годов:

Странный это был город, неповторимый, и едва ли гофмановское перо способно было бы с достаточной убедительностью передать «несуразность» Берлина начала двадцатых годов нашего века. В нем смешивалось многое – еще не зарубцевавшаяся горечь поражения, крушение всех недавних кумиров и то странное – тогда еще, собственно, Европе неведомое – явление, которое ученые финансисты именуют «инфляцией» и которое было не только экономическим или социальным, но в еще большей степени психологическим феноменом.

И рядом с этим куда-то (теперь мы знаем, в какие бездны) проваливающимся Берлином, в котором старый быт еще как будто внешне сохранялся и улицы были по-старому «причесаны», был еще другой город, страшноватый в его внутренней обнаженности и опустошенности. На таком фоне возник, преимущественно в западных кварталах германской столицы – с точки зрения местных жителей, как-то «ни с того ни с сего» – как бы «город в городе», русский Берлин. Сколько жителей он насчитывал, едва ли может быть точно установлено; во всяком случае, количество их выражалось тогда не то пяти-, не то шестизначными цифрами. Жители этого «города в городе» очень громко разговаривали на улицах на чуждом берлинцам языке, как будто вражеском, но и не совсем уже вражеском, тем более что «ам слав» – «славянская душа» – сразу же давала себя почувствовать. Здесь эти пришельцы, отнюдь не сливающиеся с общим пейзажем города, постепенно оседали, наивно думая, что круг их кочевой жизни этим завершился1.

Кроме «славянских душ», о которых писал Бахрах, в этом странном, уютном и страшном городе появилось немало душ еврейских – в том числе русско-еврейских, к которым относился и сам автор цитированного выше фрагмента. Число жителей русского Берлина ныне установлено (хотя скорее приблизительно, чем точно) историками эмиграции: на пике «русского присутствия» в 1923 году оно достигало 360 тысяч человек. Из них значительную часть – по нашим оценкам, около четверти – составляли евреи, выходцы из бывшей Российской империи2. О русском Берлине 1920 – 1930-х годов написано множество мемуаров и немало исследований. Автор практически любого «берлинского текста» отмечает еврейскую составляющую российской эмигрантской колонии. Марк Шагал говорил о Берлине 1920-х годов:

После войны Берлин стал чем-то вроде караван-сарая, где встречались все путешествующие между Москвой и западом… В квартирах на Bayrischer Platz было столько же самоваров, теософических и толстовских графинь, сколько бывало в Москве… За всю свою жизнь я не видел столько великолепных раввинов или такого множества конструктивистов, как в Берлине в 1923 году3.

По словам историка русского Берлина Карла Шлёгеля,

русская колония в Берлине не смогла бы функционировать без существенной роли русско-еврейских интеллектуалов, публицистов и предпринимателей. Берлинские годы Симона Дубнова (1922 – 1933) продемонстрировали особенный, неповторимый характер русского еврейства в Берлине, полнее всего выраженный в биографиях С.М. Дубнова и Я.Л. Тейтеля4.

Наша работа и является попыткой исследования «неповторимого характера» русского еврейства в Берлине. Прежде всего следует определиться с понятием русского еврейства, которое будет часто употребляться на страницах нашей книги. Это словосочетание в нашем исследовании обозначает, во-первых, всех евреев – выходцев из бывшей Российской империи, покинувших по тем или иным причинам свою родину; во-вторых, собственно «русское еврейство» – феномен, возникший во второй половине XIX века. Предметом нашего исследования является преимущественно вторая, небольшая по численности, но весьма влиятельная группа.

Напомним, что евреи «переехали» в Россию в результате разделов Польши в конце XVIII века. Вплоть до Февральской революции 1917 года евреи были ограничены в правах, в том числе в выборе места жительства. Они должны были жить в пределах Черты еврейской оседлости. Российская власть стремилась в конечном счете к эмансипации евреев, к интеграции их в российское общество. Это вполне соответствовало идее «регулярного государства». Вопрос был лишь в мерах и сроках. Меры поощрительные (например, разрешение «полезным» категориям евреев жить за пределами Черты оседлости, облегчение доступа к общему среднему и высшему образованию и даже выделение субсидий для этого) и ограничительные (запрещение ношения традиционной одежды или же выселение из сельской местности) чередовались или даже сочетались в одних и тех же законодательных актах5.

В отличие от своих довольно быстро эмансипирующихся (начиная с эпохи Великой французской революции) западноевропейских собратьев, российские евреи едва ли не на протяжении столетия оставались общественной группой, «отличавшейся от коренного населения религией и собственными общинными институтами и выполнявшей специфические экономические функции вне рамок господствующих корпораций и гильдий»6. Собственно, о «русском еврействе» можно говорить лишь начиная с 70-х годов XIX века; до этого времени евреи Российской империи оставались скорее «польскими евреями».

Впрочем, и само польское еврейство, ставшее российским, не было единым. По словам израильского историка М. Минца, «российское еврейство, как единое целое, существовало только в фантазиях еврейских общественных деятелей Петербурга и Одессы… Однако на самом деле российское еврейство не существовало как единое целое. Украинские, белорусские, литовские, польские и бессарабские7 евреи являлись отдельными общинами, а не расплывчатым географическим или региональным понятием»8. Впервые словосочетание «русские евреи», по наблюдению Б. Натанса, было употреблено в 1856 году в докладе министра внутренних дел9. По мнению Н.В. Юхневой, в докладе министра речь шла обо всех евреях – российских подданных; впервые же термин «русские евреи», подразумевая обрусевших или во всяком случае подвергшихся заметному влиянию русской культуры евреев, употребил И.Г. Оршанский применительно к «таврическим евреям» в книге «Евреи в России: Очерки экономического и общественного быта русских евреев»10.

Эпоха «великих реформ» Александра II создала возможности «прорыва» евреев за пределы Черты оседлости и положила начало, в известном смысле, «русификации» части еврейства, причем в отличие от предыдущего царствования этот все более ускорявшийся процесс был добровольным. «Право жительства» за пределами Черты получили сначала купцы 1-й гильдии (1859), затем лица с высшим образованием, с учеными степенями кандидата, магистра, доктора (прежде всего медицины) (27 ноября 1861 года); в 1865 – 1867 годах закон был распространен на евреев-врачей, не имеющих ученой степени, в 1872-м – на выпускников Санкт-Петербургского Технологического института. Наконец, в 1879-м право жить за Чертой получили все, окончившие курс в высших учебных заведениях, а также аптекарские помощники, дантисты, фельдшеры, повивальные бабки и изучающие фармацевтику, фельдшерское и повивальное искусство. 28 июня 1865 года такое же право получили ремесленники, а 25 июня 1867-го – отставные николаевские солдаты. Евреи получили также право поступать на государственную службу, участвовать в городском11 и земском самоуправлении и новых судах.

Разрыв между «передовым отрядом» российского еврейства, все более интегрировавшимся в русское общество, и основной массой их «местечковых» единоверцев увеличивался. Они постепенно даже начинали говорить «на разных языках» в прямом смысле этого слова.

В 1897 году 5 054 300 (96,90 %) российских евреев назвали жаргон, т.е. идиш, родным языком12. Далее шли русский язык – 67 063 (1,28 %), польский – 47 060 (0,90 %) и немецкий – 22 782 (0,44 %)13. При этом по-русски умели читать «несколько менее половины (45 %) взрослых евреев мужского пола» и четверть женского. По знанию «русской грамоты» евреи занимали одно из первых мест среди народов России; они отставали от немцев, но опережали русских. В Черте оседлости подавляющее большинство евреев могло объясняться по-украински или по-белорусски14.

Быстрыми темпами шли процессы аккультурации и ассимиляции петербургских евреев. В 1855 году в Петербурге насчитывалось менее 500 евреев, в 1910-м – почти 35 тысяч. Если в 1869 году идиш назвали родным языком 97 % евреев – обитателей Петербурга, то в 1890 году русский язык считали родным 28 % петербургских евреев, в 1900 году – 36 %, в 1910-м – 42 %, в то время как доля идиша снизилась до 42%15. Дети еврейской элиты ходили в русские гимназии, учились в русских университетах, постепенно они становились людьми русской культуры. Это было характерно не только для евреев Петербурга: сходные процессы наблюдались среди еврейского населения других крупных городов. Приобщение к русской культуре не означало (во всяком случае, не для всех и не всегда) отход от еврейства или разрыв с ним. Немалое число успешных предпринимателей, политиков, интеллектуалов, профессионалов, интегрировавшихся в русское общество, чувствовали ответственность за своих менее преуспевших единоплеменников и активно участвовали в различных благотворительных и просветительских организациях. Эта традиция, сформировавшаяся еще в России, затем будет продолжена в эмиграции.

В конце XIX – начале XX века быстрыми темпами шло разложение традиционного еврейского общества: эмиграция, стремление все большего количества молодых людей получить светское образование, пролетаризация значительной части еврейского населения подрывали систему ценностей, считавшихся ранее бесспорными.

Все большее число евреев, преимущественно молодежи, втягивалось в политическую борьбу. Наряду с радикализацией «еврейской политики» продолжался процесс интеграции евреев в российское общество16. В течение полувека сформировалась субкультура «русских евреев», считавших себя, даже если это не произносилось вслух, «русскими Моисеева закона». Это была сравнительно малочисленная, но весьма влиятельная группа, заметно отличавшаяся от своих соплеменников по уровню образования, материальному благосостоянию, профессиональному составу, культуре. Они были глубоко укоренены в российской экономике17, активны в российской политике. Для большинства из них русская культура стала столь же своей, как еврейская, а русский язык был если и не родным, то во всяком случае языком профессионального общения. Многие из них принадлежали к числу творцов русской культуры. Вовсе не все из них были сторонниками ассимиляции; далеко зашедший процесс аккультурации отнюдь не означал отказа от еврейских корней и от борьбы за интересы еврейского народа.

Предприниматели, врачи, юристы, ученые, литераторы, издатели – они считали Россию страной, в которой евреи смогут в конечном счете жить не хуже, чем, скажем, в Германии – надо лишь вместе со своими русскими товарищами добиться либерализации, европеизации страны. Они были такими же (если не еще более рьяными) патриотами, как их русские коллеги и единомышленники.

Выделяя русских евреев-эмигрантов, ставших частью так называемой «первой волны» (1918 – 1940) русской эмиграции, мы полагаем, что двумя важнейшими признаками, отличавшими их от остальной массы российских евреев-беженцев, были русский язык и связь с Россией. Точнее, намерение вернуться в Россию. Они уехали (чаще – бежали) не потому, что хотели навсегда оставить свою не всегда ласковую родину. Они стали эмигрантами, поскольку не могли существовать – по политическим, экономическим или иным причинам – в обстановке Гражданской войны или при большевистском режиме. Они уехали в надежде вернуться.

Правда, это относилось далеко не ко всем. Едва ли жители местечек и городов Черты оседлости, страдавшие от погромов и дискриминации со стороны властей, были склонны идеализировать дореволюционную Россию и воспринимать себя как неотъемлемую ее часть. Целью сионистов было создание еврейского государства в Палестине. Именно Палестину, а не Россию считали они своей родиной. Но вот парадокс – языком, на котором чаще всего российские сионисты обсуждали проблемы своего движения, был русский. Сионистская газета «Рассвет», выходившая в 1922 – 1924 годах в Берлине (затем в Париже), печаталась на русском языке. Российские сионисты были в определенной (иногда значительной) степени русскими интеллигентами и – вольно или невольно – были вовлечены в полемику со своими единоплеменниками по вопросу о судьбе еврейского народа, полемику, неизбежно затрагивавшую проблемы существования евреев в России, так же как настоящее и будущее самой России. Полемика велась, как правило, на русском языке.

Итак, с одной стороны, предмет нашего исследования – русско-еврейская община межвоенного Берлина – является частью русской эмиграции вообще и российского эмигрантского сообщества (при всей условности применения термина к нередко враждующим между собой или не соприкасающимся друг с другом эмигрантским группировкам) в Берлине в частности. Соответственно, избранная нами тема является одним из аспектов истории русской эмиграции. С другой стороны, говоря о русских евреях в Берлине, нельзя обойти еще одну тему – историю евреев-иностранцев (преимущественно беженцев из Восточной Европы) в Веймарской Германии.

В англо– и немецкоязычной литературе этих евреев принято называть «Ostjuden» – «восточные евреи». Этот термин неоднозначен: в русском узусе он может обозначать евреев из различных азиатских общин или евреев, пользующихся сефардским литургическим каноном18, и тогда в эту общность попадают все евреи, кроме ашкеназов19. Поэтому по отношению к евреям Центральной и Восточной Европы, которые как раз и составляли основную массу эмигрантов, мы предпочитаем употреблять словосочетание «восточноевропейские евреи». Или используем оригинальный термин, приводя его в транслитерации: «остъюден».

Языком «еврейской улицы» в Берлине, так же как и в городах и местечках бывшей Российской империи, оставался идиш. Впрочем, на идише говорила и писала не только «улица». Идиш был основным языком группы еврейских интеллектуалов, публицистов, историков, писателей, обосновавшихся в Берлине, – Довида Бергельсона, Якова Лещинского, Нохума Штифа, Ильи Чериковера и других. Иврит еще не часто звучал в среде еврейской интеллектуальной элиты, не говоря уже о беженцах, принадлежавших к низшим социальным слоям. Однако же наряду с идишистскими издательствами, к примеру «Швелн», в Берлине возник в 1921 году филиал тель-авивского издательства «Двир», главной задачей которого было пропагандировать произведения еврейских авторов из России, написанных на иврите или переведенных на иврит. Основал берлинский филиал «Двира» поэт Хаим Нахман Бялик. Художник Леонид Пастернак (отец поэта Бориса Пастернака) в начале 1920-х годов возглавлял отдел в еще одном ивритоязычном берлинском издательстве – «Явне»20.

В.Е. Кельнер, автор фундаментальной биографии великого еврейского историка С.М. Дубнова, прожившего в Берлине более 10 лет, выделяет две группы среди евреев-эмигрантов из России: «русско-еврейскую» и «еврейско-русскую». По его словам,

в основе жизни русско-еврейской и еврейско-русской культурных общностей лежат разные системообразующие признаки. В первом случае это группа, объединенная языком и культурно-политическими традициями, сложившимися в России на протяжении нескольких десятилетий конца XIX – начала XX в. Члены этой группы воспринимали себя как часть общероссийской эмиграции. Во втором случае это представители народной массовой идишистской культуры, идейно и политически далеко отстоявшие от русско-еврейской интеллигенции – основы русско-еврейской эмиграции. Так же далеко не идентичны они были и со сторонниками сионизма. Но думается, что их общая национальная деятельность все же позволяет, хотя и достаточно условно, объединить их в некую еврейско-русскую группу. Тут решающим становится «страна исхода», то есть географический фактор. При этом нельзя не учитывать, что представители всех групп не были отделены друг от друга непреодолимыми препятствиями. Между ними существовало немало общих точек соприкосновения, основой для которых являлась национальная общность и единая историческая «русская» память21.

Эти нередко далеко отстоящие друг от друга в культурном, социальном и политическом отношении группы объединял еще один фактор – кровь. Та кровь, которая, по словам Юлиана Тувима, течет не в жилах, а из жил. Рост национализма, точнее, «национализмов» в межвоенной Европе сказывался на евреях больше, чем на какой-нибудь другой этнической группе. Евреи подвергались дискриминации, различного рода ограничениям в Польше, прибалтийских республиках, Румынии, Венгрии. На этом фоне Германия – при всем росте антисемитизма после Первой мировой войны – казалась едва ли не Землей обетованной, несмотря на нередкие погромы, полицейские облавы и публичные антисемитские заявления, которые исходили в том числе от представителей властей. В 1933 году в Германии к власти приходят национал-социалисты, ставившие своей целью поначалу вытеснение евреев из страны, а впоследствии – их поголовное истребление. В 1930-е годы евреи-эмигранты из России – религиозные ортодоксы и свободомыслящие, атеисты и перешедшие в православие – начинают преследоваться нацистами по одному объединяющему признаку – признаку крови.

Наиболее активными и заметными на берлинской политической, культурной и общественной эмигрантской сцене были «русские евреи», для которых если не родным, то рабочим языком был язык Пушкина и Льва Толстого. По мнению Карла Шлёгеля, русские евреи представляли собой «организующую» и «интегрирующую» силу русской эмиграции в Берлине. Он выделяет три ведущие группы среди нерусских народностей бывшей Российской империи, занесенных ветром революции в Берлин. Первыми двумя были немцы – российские (в прошлом преимущественно жители крупных городов – Петрограда, Москвы, Киева, Одессы и Саратова) и балтийские.

Третья группа – русские евреи – была наиболее буржуазной среди эмигрантов. Она поставляла основную массу представителей свободных профессий: врачей, адвокатов, издателей, публицистов, – образуя своего рода организующий центр русской диаспоры. Ее представители не имели ничего общего с живущими в Германской империи восточноевропейскими евреями и придавали важное значение тому, чтобы их с ними не ставили на одну доску. На основе своей культуры и социального статуса русские евреи поддерживали всесторонние и тесные отношения с берлинскими еврейскими организациями. По отношению к «белой» монархической эмиграции, весьма склонной к антисемитизму, русские евреи отчетливо стремились сохранять дистанцию. Слишком живы были воспоминания о страшных погромах царского времени. Тот факт, что важнейшую русскую ежедневную газету Берлина «Руль» называли «еврейской газетой», как, между прочим, и вторую ведущую эмигрантскую газету – рижскую «Сегодня», отражал важную интегрирующую роль, которую играли евреи в русской эмиграции22.

За исключением фразы, касающейся воспоминаний о погромах царского времени (на самом деле в памяти евреев были более свежие, так же как более страшные воспоминания о погромах Гражданской войны, погромах, ответственность за значительную часть которых несли войска белых), Карл Шлёгель довольно точно описывает характер и значение еврейской эмиграции в Берлине. Точнее, ее ядра, профессиональной и интеллектуальной элиты.

Итак, важная роль русско-еврейской послереволюционной эмиграции в истории российского еврейства, так же как в истории «первой волны» русской эмиграции, у исследователей сомнений не вызывает. История русско-еврейской эмиграции в Германии в целом, и в Берлине в особенности, неоднократно в различных аспектах затрагивалась в научной литературе.

Пионерами здесь, что вполне естественно, стали немецкие исследователи. Уже в 1920-е годы защищаются первые диссертации, причем одна из них – в 1920 году! В диссертации Клары Эшельбахер «Еврейская иммиграция в Берлин» (Берлин, 1920)23 представлен первый статистический анализ этого явления, описывается социальный состав мигрантов и их экономическое положение. Диссертация Лео Скларжа озаглавлена «История и организация помощи восточным евреям в Германии с 1914 года» (Росток, 1926)24. В этих исследованиях русско-еврейская эмиграция рассматривалась в рамках истории иммиграции в Германию восточноевропейских евреев. Подробнейшие статистические сведения о еврейской общине Германии в целом и иммигрантской ее составляющей в частности приведены в работе Х. Зильберглайта «Демографическая и экономическая статистика евреев в немецком государстве» (Берлин, 1930)25.

Ряд работ, в которых среди прочего затрагивалась и проблема эмиграции евреев из России в Германию, опубликовал в 1920-е и начале 1930-х годов выдающийся социолог, экономист и еврейский общественный деятель Яков Лещинский (1876 – 1966). В 1922 году вышла на идише его книга «Дос йидише фолк ин циферн» («Еврейский народ в цифрах»), посвященная демографическим процессам в мировом еврействе. В 1926 году – на немецком языке «Проблема движения народонаселения у евреев», в 1927-м – на идише «Ди йидише вандерунг фар ди лецте 25 йор» («Миграции евреев за последние 25 лет»)26. Лещинский, будучи эмигрантом из России, знал описываемое явление изнутри.

Подробный статистический очерк еврейской эмиграции представляет собой статья Герша Либмана «Международные миграции евреев». Статья была опубликована в сборнике «Международные миграции» (Нью-Йорк, 1931)27. В 1939 году в сборнике «Еврейский мир» (Париж) были приведены сведения о деятельности международных организаций еврейской социальной помощи, часть из которых (Джойнт, ОРТ, ОЗЕ и другие) поддерживали в числе прочих восточноевропейских евреев в Берлине28.

В 1959 году вышла в свет книга Шалома (Соломона) Адлер-Руделя «Восточноевропейские евреи в Германии, 1880 – 1940»29 – исследование, до сих пор остающееся одним из самых авторитетных. Его автор, Адлер-Рудель, был активистом Бюро поечительства о рабочих (Arbeiterfürsorgeamt), одной из крупнейших организаций, помогавших мигрантам. С 1926 по 1928 год он издавал газету «Еврейский рабочий» (Jüdischer Arbeiter). В книге прослежена история возникновения общины восточноевропейских евреев в Берлине, отношения к ним со стороны немцев и немецких евреев, а также попытки решить проблемы мигрантов, связанные с жильем и трудоустройством; большое внимание при этом уделяется, разумеется, деятельности Arbeiterfürsorgeamt.

Наиболее масштабным исследованием истории иммиграции восточноевропейских евреев является работа Труде Маурер «Восточные евреи в Германии: 1918 – 1933» (Гамбург, 1986)30. Работа основана на материалах архивов и периодической печати Германии, Израиля и США. В ней рассматривается история возникновения общины восточноевропейских евреев, ее социальная структура и история различных организаций самопомощи. Однако фундаментальная монография Маурер посвящена в основном отношению немецкого общества (в частности, подробно анализируются стереотипы в отношении мигрантов, бытовавшие среди немцев), в том числе немецкого еврейства, к остъюден.

Проблеме восприятия восточноевропейских евреев немецкими, отношению разных кругов немецко-еврейского общества к мигрантам посвящены также: книга С. Ашхайма «Братья и чужаки. Восточноевропейские евреи в Германии и самосознание немецких евреев, 1800 – 1923» (1982)31, статьи Й. Вайс «Мы, западные евреи, – еврейские националисты» (опубликована в: Архив социальной истории. Т. 37. Брауншвейг; Бонн, 1997)32, П. Мендес-Флора «Опыт войны и еврейское сознание» (опубликована в: Еврейская жизнь в Веймарской республике. Тюбинген, 1988)33 и Л. Хайда «”Быть пролетарием и к тому же евреем – несказанная мука…” Социалисты о “восточноеврейском вопросе”»34. Эта же проблема рассматривается в обзорных исторических трудах: «История евреев Германии в Новое время» А. Баркаи и П. Мендес-Флора35 и «Евреи в Германии: от римского периода до Веймарской республики» Т.Н. Гидаля36. В этих двух работах речь идет о двойственной реакции немецких евреев на своих восточноевропейских соплеменников.

О сложном отношении к мигрантам со стороны немецко-еврейских интеллектуалов – статья М. Брумлика «От обскурантизма к сакрализации. “Размышления о восточных евреях” у Бубера, Гешеля, Левинаса», опубликованная в специальном выпуске журнала «Osteuropa»37, посвященном истории восточноевропейского еврейства. О поддержке восточноевропейских евреев их немецкими единоверцами, об организации германской еврейской общиной юридической защиты мигрантов пишет Дональд Ньюик в работе «Евреи в Веймарской Германии» (Батон-Руж, Луизиана, 1980)38. Ньюик анализирует также социальные изменения, происходившие в среде восточноевропейских евреев в эмиграции, а также взаимоотношения евреев с немецким обществом и проблемы, с которыми они сталкивались, прежде всего антисемитскую реакцию и утверждения о засилье евреев в межвоенной Германии.

Отдельным защитникам восточноевропейского еврейства посвящены статьи Л. Хайда (о Г. Эпштейне)39, Э. Федера (о П. Натане)40, Т. Лёве и Р. Вистриха (об Э. Бернштейне)41, Д. Бреннера (об авторах журнала «Ost und West»)42. Проблеме антисемитизма в Германии посвящены исследования Х. Бибера: опубликованная в журнале «YIVO-Bleter» статья на идише «Антисемитизм в первые годы Веймарской республики» (вып. XXIX) и работа «Антисемитизм как отражение социальной, экономической и политической напряженности в Германии: 1880 – 1933», вошедшая в сборник статей «Евреи и немцы, 1860 – 1933: проблемы сосуществования» под редакцией Д. Бронзена (Гейдельберг, 1979)43.

Сложным взаимоотношениям русских евреев с другими эмигрантами из России посвящена статья М. Феттера «Русская эмиграция и ее “еврейский вопрос”» (опубликована в сборнике «Русская эмиграция в Германии, 1918 – 1941» под редакцией К. Шлёгеля)44. Попытка реконструкции жизни восточноевропейских евреев в Шойненфиртеле – эмигрантском квартале Берлина – предложена в статье А. – К. Засс «“Ikh bin an emigrant… tsvishn emigrantn… ikh vil es mer nisht…”. Еврейские мигранты из Восточной Европы в Берлине 1918 – 1933 годов», опубликованной в сборнике «Еврейская эмиграция из России. 1881 – 2005»45.

Культура евреев из Восточной Европы в Германии – тема исследования М. Найс, посвященного периодическим изданиям на идише («Пресса в пути. Газеты и журналы на идише в Берлине: 1919 – 1925 годы»)46. Этой теме посвящена также статья М. Дмитриевой «Следы путешествия. Еврейские художники из Восточной Европы в Берлине», опубликованная в журнале «Osteuropa»47. Идеология самих остъюден – предмет рассмотрения Л. Хайда в его статье «“Для восточноевропейского еврея Германия – это страна Гете и Шиллера”. Культура и политика рабочих – восточноевропейских евреев в Веймарской республике» (опубликована в: Архив социальной истории. Т. 37. Брауншвейг; Бонн, 1997)48.

История русско-еврейской эмиграции, точнее еврейской части российской эмиграции, затрагивается в общих работах, посвященных истории и культуре российских изгнанников. Разумеется, историю русско-еврейской эмиграции можно изучать только в контексте истории российской диаспоры.

Истории русской эмиграции в Германии и в особенности в ее столице – Берлине – посвящено несколько значительных работ. Фундаментальное исследование, остающееся до сих пор одним из лучших (в особенности в отношении статистических данных о демографии русской эмигрантской общины), принадлежит перу немецкого ученого Х. – Э. Фолькмана. Это монография «Русская эмиграция в Германии, 1919 – 1929» (Вюрцбург, 1966)49. Автор реконструирует численность русских в Германии и их положение де-юре и де-факто, описывает организации, предоставлявшие эмигрантам юридическую и финансовую помощь и осуществлявшие общинное строительство в эмиграции.

В 1990-е годы, когда история русской эмиграции становится популярной темой не только в России, но и в других странах, выходит работа Б. Доденхёфт «”Отпустите меня в Россию”. Русские эмигранты в Германии с 1918 по 1945 год» (Франкфурт-на-Майне; Берлин; Берн, 1993)50, сборник статей под редакцией К. Шлёгеля «Русская эмиграция в Германии, 1918 – 1941» (Берлин, 1994)51, его же работа «Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918 – 1945)»52. В последней отдельная глава посвящена берлинским годам жизни С.М. Дубнова. Чрезвычайно ценной является хроника общественно-политической и культурной жизни русской эмигрантской общины в Берлине, составленная по данным периодических изданий (вышла в 1999 году под редакцией того же неутомимого К. Шлёгеля и его коллег)53.

Без особого риска ошибиться можно утверждать, что львиная доля исследований по истории русской эмиграции посвящена ее культуре. Среди русских эмигрантов было немало представителей русского Серебряного века – писателей, поэтов, художников, литературных критиков, театральных деятелей. Не является исключением и русская эмиграция в Германии, тем более что Берлин в начале 1920-х годов был бесспорной культурной столицей русского зарубежья. Среди работ по истории культуры русской эмиграции в Германии выделяется вышедшая в 1972 году монография Р. Уильямса «Культура в изгнании. Русские эмигранты в Германии, 1881 – 1941»54. Содержание книги шире ее названия: автор не только анализирует развитие литературы и искусства, историю периодики и эмигрантские книгоиздательства, но рассматривает также и политическую жизнь эмиграции. Определенное, хотя и гораздо меньшее внимание уделяется социальной структуре, правовому статусу эмигрантской общины. Уильямс кратко останавливается на истории русско-еврейской эмиграции в Берлине, в числе прочего упоминает и о деятельности различных еврейских организаций.

Немалое место истории культуры русского Берлина отведено в классическом исследовании Марка Раева «Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции, 1919 – 1939»55. Культурной жизни русской общины в Берлине посвящено несколько исследований, опубликованных в Германии в конце 1980-х и в 1990-е годы. Это книга Ф. Мирау «Русские в Берлине. Литература. Живопись. Театр. Кино. 1918 – 1933» (Лейпциг, 1987)56, сборники «Москва – Берлин, 1900 – 1950» (Мюнхен; Нью-Йорк, 1995)57 и «Русские в Берлине. 1910 – 1930» (Берлин, 1995)58. Творчество художников русского Берлина, в значительной своей части евреев, рассмотрено в монографии А.В. Толстого «Художники русской эмиграции»59. Полезные сведения по интересующей нас теме можно найти в сборнике «Русский авангард 1910 – 1920-х годов в европейском контексте» (М., 2000) и специальном выпуске журнала «Пинакотека» (1999, № 10 – 11), посвященном художественной культуре русского зарубежья60.

Гебраистскому Берлину 1910 – 1920-х годов посвящено фундаментальное исследование Шахара Пинскера «Литературные паспорта: создание модернистской прозы на иврите в Европе» (Стэнфорд, 2011)61. Мы пользовались также статьями Барбары Шефер и Рахель Перец, опубликованными в сборнике «Еврейские языки в немецком окружении. Иврит и идиш со времен Просвещения до XX века» (редактор – проф. М. Бреннер)62. В состав того же сборника входят статьи об идишеязычной культуре в Берлине: Д. Бештель «Литература и культура на идише в Берлине в кайзеровскую и Веймарскую эпоху»63 и А. Эшеля об отношении Ф. Кафки и П. Целана к ивриту и идишу64.

Культура на идише, так же как традиционные, перенесенные в эмиграцию споры о будущем этого языка, а главное – его носителей, является темой сборника статей «Идиш в Веймарском Берлине. На перекрестке политики и культуры диаспоры», вышедшего в 2010 году в Лондоне под редакцией Г. Эстрайха и М. Крутикова65.

Кроме упомянутых исследований тем или иным аспектам истории и культуры русского Берлина или биографиям отдельных представителей русско-еврейской диаспоры посвящены десятки книг и статей. Особенно повезло издателям русского Берлина; немало публикаций вышло и по истории русской эмигрантской периодической печати66.

О русско-еврейских организациях, осуществлявших общественную, культурную и благотворительную деятельность, написано немного. Союзу русских евреев в Германии, одной из центральных организаций русско-еврейских мигрантов в Берлине, посвящена статья Е. Соломинской «Союз русских евреев в Германии (1920 – 1935 гг.): урок истории», опубликованная в одном из выпусков серии «Евреи в культуре русского зарубежья»67, а также небольшие главы в упомянутых выше книгах Т. Маурер и Р. Уильямса. Русские организации взаимопомощи описываются в работе Х. – Э. Фолькмана, а также в статье А. Ушакова «Русские благотворительные организации в Германии в начале 1920-х годов» (опубликована в сборнике «Русская эмиграция в Германии 1918 – 1941»68). Информация о деятельности еще одной крупной организации помощи русским евреям – ОРТа – содержится в монографии Л. Шапиро «История ОРТ» (Нью-Йорк, 1980)69.

В начале XXI века были проведены конференции, посвященные русскому Берлину (в Москве) и еврейской эмиграции из России в Берлин (в Берлине). По итогам конференций были изданы сборники статей. В московском сборнике «Русский Берлин, 1920 – 1945»70, вышедшем в свет в 2006 году, опубликовано несколько статей, прямо или косвенно относящихся к нашей теме. В статье В. Хазана «Об одной вероятной полемике, или Берлинские импульсы повести В. Жаботинского “Самсон Назорей”» не только содержится литературоведческий анализ известной повести лидера сионистов-ревизионистов В.Е. Жаботинского, но обсуждаются также другие темы, в том числе дискуссия между сионистами и сменовеховцами, проблемы использования идиша и русского языка в русском Берлине. В обширной статье З.С. Бочаровой «Урегулирование прав российских беженцев в Германии в 1920 – 1930-е гг.» рассматриваются особенности юридического статуса российских эмигрантов в Берлине и показывается деятельность российских юристов по защите прав товарищей по изгнанию.

Работы В.В. Янцена «Об иррациональном в истории. Биографические заметки к переписке С.Л. Франка и Д.И. Чижевского (1932 – 1937, 1947 гг.)» и К.А. Чистякова «Российская политическая эмиграция в Берлине во второй половине 1930-х гг.» посвящены особенностям жизни российских эмигрантов, в том числе евреев, в Германии в период господства национал-социалистов71.

В сборнике статей под редакцией Верены Дорн и Гертруд Пикхан «Движение и трансформация. Восточноевропейские евреи-мигранты в Берлине, 1918 – 1939»72 рассматриваются различные аспекты жизни русско-еврейского Берлина – от «топографии» расселения восточноевропейских евреев в мегаполисе до проблемы модернизма в литературе на идише. В основу статей положены доклады, прочитанные на одноименной конференции, состоявшейся в Берлине в октябре 2009 года. В свою очередь, конференция стала итогом международного проекта, участниками которого были и авторы этих строк73.

Нетрудно заметить, что при наличии довольно обширной историографии истории русской эмиграции в Германии вообще и в Берлине в особенности, так же как ряда работ, посвященных еврейской иммиграции «с востока» в Германии, история русско-еврейской общины в Берлине изучена фрагментарно. Преобладают (что вполне объяснимо, учитывая выигрышность и «видимость» подобных сюжетов) исследования по истории культуры и биографические очерки. При этом многие ведущие исследователи справедливо подчеркивают особую роль русских евреев в деловой, общественной, политической, культурной жизни российской эмиграции в Берлине.

В настоящей работе предпринята попытка изучения прежде всего социальных аспектов жизни русских евреев в Берлине в межвоенный период. Среди задач, которые ставили перед собой авторы, – исследование социальной структуры и правового статуса русских евреев в Берлине, их повседневной жизни, взаимоотношений с немецкими евреями, роли различных благотворительных и профессиональных организаций в процессе адаптации эмигрантов к новым реалиям. Конечно, говоря об эмигрантах, нельзя обойти вопросы политики, идейных споров и дискуссий на темы недавней истории, в особенности русской революции, участия в ней евреев и ее воздействия на судьбы российского еврейства, так же как и проблемы «культуры в изгнании».

Несколько слов о географических и хронологических рамках исследования. Книга посвящена истории русско-еврейской эмиграции в Берлине – он-то и является основным «местом действия». В то же время историю русско-еврейского Берлина нельзя отрывать от истории русской эмиграции (включая ее еврейскую часть) в Германии в целом, да и в других странах. События в Мюнхене – рост нацистского движения – не могли не отзываться в Берлине, так же как берлинские события «аукались» в Дрездене и т.д. Более того, отклики на берлинскую дискуссию о евреях и русской революции появлялись, к примеру, на страницах парижской «Еврейской трибуны» и рижской «Народной мысли», причем авторами статей были обитатели Берлина.

Первоначально мы планировали ограничить наше исследование русско-еврейского Берлина 1935 годом, полагаясь на «всем известный» факт, что после прихода нацистов к власти произошел исход русских евреев из Германии. Рубежом, обозначавшим конец русско-еврейского Берлина, мы считали закрытие в 1935 году Союза русских евреев в Германии по распоряжению гестапо. Однако материалы, обнаруженные нами в архивах, свидетельствуют о том, что «еврейская жизнь» в Берлине теплилась вплоть до 1941 года, ибо далеко не все смогли или – как это ни парадоксально – хотели уехать из Германии. Таким образом, в книге прослеживается история русско-еврейского Берлина, в том числе полулегальная работа благотворительных организаций, до 1941 года.

Авторы не сочли возможным «бросить» своих героев после того, как они покинули Германию. Мы проследили передвижения и попытки обустроиться некоторых бывших берлинцев, оказавшихся во Франции, Бельгии, Ирландии, Великобритании, наконец, в США. Некоторые из них сменили по несколько стран, спасаясь от наступающих германских войск и почти неизбежной гибели.

Наше исследование основывается в значительной степени на архивных материалах, отложившихся в архивохранилищах России, Германии, Израиля, США и Великобритании.

В Государственном архиве Российской федерации (ГАРФ, Москва), куда в 1946 году был передан РЗИА – Русский заграничный исторический архив (известный также как Пражский архив), хранятся материалы эмигрантских общественных организаций, личные фонды отдельных эмигрантов. Важнейшим для нашего исследования является фонд Союза русских евреев в Германии (СРЕвГ), возглавлявшегося Я.Л. Тейтелем. Фонд СРЕвГ (Р-5774) содержит 209 дел, в том числе устав Союза, его переписку с другими эмигрантскими общественными организациями и с частными лицами, прошения о материальной помощи, направленные в Союз, материалы отдельных комиссий. В фонде Союза находятся расписки в получении пособий, опросные листы, списки членов Союза, документы финансовой отчетности.

Похоже, к сожалению, что архив руководителя Союза русских евреев в Германии Я.Л. Тейтеля не сохранился, зато в нашем распоряжении имеется небольшой фонд благотворительной организации «Дети-друзья», им основанной. Организация занималась созданием детского сада, улучшением питания еврейских детей, отправкой больных детей в летние оздоровительные лагеря и т.п. (фонд Р-6407, 10 дел).

Фонд Союза русской присяжной адвокатуры в Германии (Р-5890), бессменным председателем которого был известный юрист Б.Л. Гершун, содержит немало материалов, напрямую относящихся к нашей теме. Союз русской присяжной адвокатуры был профессиональной, а не национальной организацией. Однако в силу того, что подавляющее большинство членов Союза было евреями (что отражало высокую долю евреев в российской дореволюционной адвокатуре), в указанном фонде встречаются материалы, отражающие некоторые аспекты истории русских евреев в Германии. Фонд Союза русской присяжной адвокатуры в Германии содержит 99 дел, включающих документы о профессиональной деятельности членов Союза, переписку Союза с другими организациями.

Определенный интерес для нас представляют фонды Общества помощи русским гражданам в Берлине (Р-5815), возглавлявшегося В.С. Манделем.

Особый интерес представляют личные фонды. Среди них фонд присяжного поверенного Алексея Александровича Гольденвейзера, юрисконсульта СРЕвГ, члена Союза русской присяжной адвокатуры в Германии, практикующего юриста, публициста и переводчика. Его личный фонд (Р-5981) содержит 180 единиц хранения – личную и деловую переписку, материалы судебных дел, черновики и рукописи статей и переводов, некоторые личные документы. Фонд Вениамина Семеновича Манделя (Р-5769, 145 единиц хранения), практикующего адвоката, владельца страхового бюро и председателя Общества помощи русским гражданам в Берлине, включает документы возглавлявшегося им Общества, а также Союза русской присяжной адвокатуры, в котором он руководил рефератной комиссией. В фонде Манделя находятся также материалы, относящиеся к дискуссии 1923 года о роли евреев в русской революции, активным участником которой он был. Интересен также личный фонд председателя Союза русской присяжной адвокатуры Бориса Львовича Гершуна (Р-5986, 425 единиц хранения). Фонд содержит материалы по делам, которые вел Гершун, личную переписку Гершуна начиная с 1910 года, воспоминания о последних днях русской адвокатуры в Петрограде в 1917 году.

При подготовке книги мы пользовались также документами, находящимися в архивах Берлина. Наибольшее количество актуальных для нас материалов хранится в Политическом архиве МИД Германии (Politisches Archiv des Auswärtigen Amtes). Это официальная корреспонденция МИД Веймарской республики, в том числе дела об иммиграции евреев в Германию (фонд R 78706, R 78713), о выдаче им виз и удостоверений личности (фонды R 78679, R 78721, R 78722) и о высылке восточноевропейских мигрантов-евреев (фонд R 78705). В последнем фонде содержатся, в частности, протоколы заседаний МИД и МВД, посвященные еврейской иммиграции, материалы о проявлениях антисемитизма (R 78704).

В фонде М. Зобернхайма, профессора-семитолога, который в 1918 году был приглашен руководителями МИД организовать комиссию по делам еврейских мигрантов, находятся документы Международной еврейской конференции 1927 года (R 78729) и доклад Зобернхайма о проблемах «остъюден в Германии» (1918, R 78731). Сведения о русских военнопленных и интернированных, среди которых были и евреи, можно найти в фондах R 83810 – R 83820. Самый поздний по времени фонд (R 84333) из тех, к которым мы обращались в Политическом архиве МИД, относится к эпохе Третьего рейха (1933 – 1936) и входит в группу фондов, посвященных отношениям Германии и СССР. Фонд содержит документы относительно русских евреев. В нем, в частности, хранится переписка МИД и гестапо, результатом которой стало принятие решения о принудительном закрытии Союза русских евреев в Германии.

В Еврейском архиве при Новой синагоге Берлина (Centrum Judaicum Archiv) находятся несколько документов Союза русских евреев в Германии, в том числе отчет о деятельности Союза за 1920 – 1928 годы. Здесь же нами обнаружено воззвание к еврейским общинам Германии, подписанное Я.Л. Тейтелем, С.М. Дубновым и членами раввинской комиссии (фонд 1, 75 A Stu 1, Nr. 9, Ident. – Nr. 8513).

Ценными документами располагает архив Еврейского музея Берлина: в нем находится архивная коллекция ОРТ, один номер берлинского сионистского еженедельника «Рассвет», выходившего под редакцией В.Е. Жаботинского, на немецком языке. Журнал выходил в Берлине в 1922 – 1924 годах на русском языке, в немецком варианте вышел всего один выпуск. Здесь же хранится важный источник по проблеме восприятия восточноевропейских евреев частью их немецких соплеменников – микрофильм подшивки газеты «Der nationaldeutsche Jude», печатного органа Союза евреев – немецких националистов (шифр – XI Natio 104; B 307).

Мы пользовались также материалами Центрального архива еврейской истории в Иерусалиме (Ha-arkhiyon ha-merkazi le-toldot ha-‘am ha-yehudi, Yerušalayim). Это фонд Благотворительного союза немецких евреев (M2/1/f), переписка А. Эйнштейна и Ю.Д. Бруцкуса (Inv. 1204). Интерес представляют также материалы Общества по развитию литературы на идише и иврите среди русских военнопленных под протекторатом Испании (Inv. 149): Общество переписывалось с военнопленными в немецких лагерях и высылало требуемые книги и газеты: священные тексты, художественную литературу, учебники иврита, литературу о сионизме и по естественным наукам.

Некоторые материалы, относящиеся к теме нашего исследования, находятся в британских архивах. В рукописном отделе Бодлеанской библиотеки Оксфордского университета хранятся бумаги адвоката Б.И. Элькина, жившего в Берлине в 1919 – 1933 годах. Особый интерес представляет его переписка с А.А. Гольденвейзером и М.А. Алдановым. Некоторые материалы, относящиеся к политической деятельности Элькина в период Гражданской войны, находятся в Русском архиве в Лидсе.

Особое значение для изучения истории русских евреев в нацистской Германии, так же как реэмиграции и последующих скитаний по миру многих из них, имеет колоссальное собрание А.А. Гольденвейзера, находящееся в Бахметевском архиве русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете (Нью-Йорк, США). Бумаги Гольденвейзера хранятся в 114 коробках. Среди материалов, отложившихся в его фонде, – исследования по истории и юридическому положению эмигрантов, черновики статей, материалы, относящиеся к деятельности различных эмигрантских организаций как в Европе, так и в США. Важнейшее значение для нашего проекта имеет обширная переписка Гольденвейзера, содержащая уникальные сведения о жизни российских эмигрантов в 1930-е и начале 1940-х годов. Среди его корреспондентов – видные общественные деятели русско-еврейского Берлина, юристы, литераторы, редакторы различных эмигрантских изданий, ученые, «простые» эмигранты, стремящиеся выбраться из нацистской Германии, и другие. В числе корреспондентов Гольденвейзера – писатель М.А. Алданов, редактор «Руля» И.В. Гессен, «звезда» русской адвокатуры О.О. Грузенберг, адвокат Б.Л. Гершун, социолог Г.Д. Гурвич, адвокат Л.М. Зайцев, адвокат и литературный критик М.Л. Кантор, публицист и философ Г.А. Ландау, В.В. и В.Е. Набоковы, Я.Л. Тейтель, видный деятель различных еврейских организаций Я.Г. Фрумкин, адвокат и публицист Б.И. Элькин и многие, многие другие.

Незаменимым источником по истории русско-еврейского Берлина являются материалы периодической печати. Мы использовали еврейские газеты на немецком языке, где некоторое внимание уделяется и проблемам иммигрантов-единоверцев из Восточной Европы: «Jüdische Rundschau», «Israelitisches Familienblatt», «Jüdisch-liberale Zeitung». Сродни немецко-еврейским газетам, содержащим сведения как о восточноевропейских мигрантах, так и об отношении к ним немецких евреев, публицистические произведения немецко-еврейских авторов, посвященные исследуемой проблеме: к примеру, статья Лео Винца «Восточноеврейский вопрос» («Die Ostjudenfrage»), опубликованная в журнале «Ost und West» (№ 16 за 1916 год), или статья П. Натана «Восточноевропейские евреи и антисемитская реакция», опубликованная в альманахе «Zeit– und Streitfragen». О том, какое значение придавали последней публикации в Союзе русских евреев в Германии, свидетельствует тот факт, что она была переведена на русский язык как бы для «служебного пользования». Анонимный перевод статьи без указания авторства и названия обнаружен нами в фонде Союза русских евреев в ГАРФ74.

На страницах русских берлинских газет часто освещались события еврейской жизни, тем паче что среди авторов и редакторов большинства из них было немало этнических евреев. Это прежде всего «Руль» (1920 – 1931), крупнейшая газета русской эмиграции в Берлине и последняя русскоязычная газета, выходившая в Берлине до прихода к власти нацистов «Наш век» (1931 – 1933). В Берлине в 1922 – 1924 годах, до переезда в Париж, выходила сионистская газета «Рассвет» под редакцией Ш. Гепштейна, а затем де-факто – лидера сионистов-ревизионистов, писателя, переводчика и публициста В.Е. Жаботинского.

События русско-еврейской жизни в Берлине находили отражение на страницах русскоязычных изданий, выходивших в других странах, как на страницах еврейских изданий на русском языке – парижской «Еврейской трибуны» или рижской «Народной мысли», так и в общей периодике – парижских «Последних новостях», рижской «Сегодня», нью-йоркском «Новом русском слове» и других.

Среди использованных нами источников – литературные, публицистические и научные сочинения представителей русско-еврейской эмиграции. В Берлине вышел литературный альманах «Сафрут»75, который в буквальном смысле слова был русско-еврейским, включая тексты не только Х.Н. Бялика, С. Черниховского и С.М. Дубнова, но и В.Я. Брюсова и И.А. Бунина. Любопытно, что среди авторов сборника был будущий любимый поэт советских детей С.Я. Маршак. Сборник в какой-то степени отражал ситуацию неопределенности начала 1920-х годов: среди авторов эмигранты и писатели, живущие в Советской России, непроходимая стена еще не возведена, еще как будто есть шанс на возвращение/примирение – как и на отъезд.

«Между двумя мирами» существовали И.Г. Эренбург и Эль Лисицкий, обладатели советских паспортов, издававшие в Берлине конструктивистский журнал «Вещь» (1922 – 1923). Еврейская тема становится весьма заметной в книгах Эренбурга 1920-х годов – вышедшем в Берлине романе «Хулио Хуренито» (1922), в книге «Шесть повестей о легких концах» (1922), в более позднем романе «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» (1928) и некоторых других. Выразительный образ Берлина 1920-х годов создан в публицистической книге Эренбурга «Виза времени» (1929). Русско-еврейская проблематика затрагивается в знаменитом берлинском эпистолярном романе В.Б. Шкловского «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза» (1923). Эти и другие художественные или полухудожественные, полупублицистические тексты являются не только источниками по истории культуры русского Берлина. Они замечательно воссоздают атмосферу, стиль эпохи, которые не всегда можно уловить в документах.

Важный архивный материал по истории литературы российской диаспоры в Берлине введен в научный оборот благодаря книге Л. Флейшмана, Р. Хьюза и О. Раевской-Хьюз «Русский Берлин, 1921 – 1923» (Париж, 1983). В книге опубликована, с образцовыми комментариями, переписка редакции берлинского журнала «Русская книга» (затем – «Новая русская книга»), сохранившаяся в огромном собрании Б.И. Николаевского, находящемся ныне в архиве Гуверовского института (Стэнфордский университет, Калифорния).

Число публицистических, исторических, философских, юридических, педагогических работ, вышедших в Берлине в изучаемый период, столь велико, что одно их перечисление заняло бы не один десяток страниц. Не говоря уже о работах, вышедших в других городах и странах, ставших предметами дискуссий в русско-еврейском Берлине. Так, много шума наделал сборник, составленный из докладов, прочитанных в Берлине членами Отечественного объединения русских евреев – И.М. Бикерманом, Г.А. Ландау, Д.С. Пасмаником и др., – «Россия и евреи» (Берлин, 1924). Полемике вокруг этого сборника будет уделено немало места в нашей книге. Сборнику в некотором смысле предшествовала книга одного из активных участников полемики Д.С. Пасманика «Русская революция и еврейство (Большевизм и иудаизм)», вышедшая в Париже в 1923 году.

Для понимания историософских взглядов одного из видных деятелей русско-еврейского Берлина А.А. Гольденвейзера важна выпущенная им небольшая книжка «Большевики и якобинцы (психологические параллели)» (Берлин, 1922)76. Деятельность тейтелевской организации «Дети-друзья» затрагивается в одноименной брошюре Фишла Шнеерсона77. В Берлине работали и публиковали свои работы на русском, немецком, идише экономисты Я.Д. Лещинский и Б.Д. Бруцкус, историки С.М. Дубнов, Н. Гергель, И.Б. Шехтман, И.М. Чериковер, юристы Б.Л. Гершун и И.М. Рабинович78 и многие другие. Ссылки на соответствующие работы будут даны в тексте монографии.

Разумеется, мы использовали мемуары обитателей русского Берлина. Иногда они достаточно обширны, иногда фрагментарны. Пожалуй, на первое место в списке воспоминаний о русском Берлине, включая ее еврейскую составляющую, следует поставить мемуары И.В. Гессена «Годы изгнания. Жизненный отчет», вышедшие посмертно в Париже в 1979 году, «Книгу жизни» С.М. Дубнова79 (лучшим изданием, бесспорно, является третье, подготовленное и прокомментированное В.Е. Кельнером: М.; Иерусалим, 2004) и «Я унес Россию. Апология эмиграции» писателя, редактора одного из отделов журнала «Новая русская книга» Р.Б. Гуля. Первый том книги Гуля озаглавлен «Россия в Германии». Несмотря на то что его текст написан относительно поздно (в конце 1970-х годов; первый том вышел в Нью-Йорке в 1981 году) и не свободен от ошибок, он дает широкую и в целом достоверную (при всех поправках на субъективизм мемуариста) панораму жизни русского Берлина80.

О русском Берлине писал в своих неоднократно переиздававшихся мемуарах «Люди. Годы. Жизнь» И.Г. Эренбург. Картина русско-еврейского Берлина и живописные портреты его обитателей воссозданы в воспоминаниях А.В. Бахраха (журналиста, секретаря берлинского Клуба писателей в 1922 – 1923 годах, в конце жизни – редактора русского отдела радио «Свобода») «По памяти, по записям» (Париж, 1980); интерес представляют берлинские зарисовки Н. Набокова (племянника В.Д. Набокова) «БАГАЖ: Воспоминания русского космополита» (Нью-Йорк, 1975)81. Конечно, мы не могли не обратиться к воспоминаниям Я.Л. Тейтеля, посвященным российскому периоду его жизни82. Эти воспоминания позволяют понять личность председателя Союза русских евреев в Германии, наложившую отпечаток на деятельность Союза и заметно влиявшую на атмосферу русско-еврейского Берлина. По существу мемуарный характер носят некоторые тексты, включенные в сборник к 80-летнему юбилею Тейтеля, праздновавшемуся и в русском Берлине, и в русском Париже83. Это же можно отнести к биографическому очерку А.А. Гольденвейзера о Тейтеле, опубликованному в сборнике «Еврейский мир» в 1944 году и включающему личные воспоминания84.

Перечень мемуарных текстов, посвященных русскому Берлину, можно легко продолжить.

Авторы настоящей книги надеются, что благодаря использованию разнообразных источников, как опубликованных, так и преимущественно находящихся в различных архивах и впервые вводимых в научный оборот, им удалось воссоздать картину жизни русско-еврейского Берлина. Если не исчерпывающую, то отражающую ее основные черты. Конечно, это было бы невозможно без исследований предшественников (краткий обзор которых дан выше), на которые мы опирались в своей работе. Насколько нам удалось достичь поставленных целей – судить читателям.

Некоторые фрагменты исследования публиковались на страницах научной периодики85. В настоящее издание они включены в существенно дополненном и переработанном виде.

В заключение считаем приятной обязанностью выразить признательность тем людям и организациям, без поддержки которых этот проект не мог бы быть завершен.

Подготовка настоящей работы стала возможной благодаря щедрой поддержке Российского гуманитарного научного фонда и Немецкого национального фонда научных исследований. Это дало возможность провести исследования в архивах и библиотеках зарубежных стран, прежде всего Германии, США и Израиля, где, как и положено в случае с эмигрантами, отложилась значительная часть их бумаг. Обнаруженные материалы позволили во многом по-новому взглянуть на историю русско-еврейской эмиграции в Берлине. Пользуясь случаем, выражаем искреннюю благодарность нашим германским коллегам: профессору Гертруд Пикхан, доктору Верене Дорн и Анне-Кристин Засс, которые оказали авторам всемерную поддержку во время исследовательской работы в берлинских архивах и библиотеках. Неизменная признательность – куратору Бахметевского архива Татьяне Чеботаревой, как всегда проявившей доброжелательность и всячески содействовавшей реализации проекта. Мы благодарны также д.и.н. В.Е. Кельнеру и к.и.н. М.Д. Долбилову, взявших на себя труд прочесть рукопись и высказавших полезные замечания.