Читать книгу Эльнара-6. Опасности Востока. Рекомендуется к прочтению вдвоем - KORABEK - Страница 2

Проводив Эльнару с Пабло, новоиспеченный правитель Бахрумского султаната и его невеста вернулись во дворец. Было раннее утро. На улице накрапывал мелкий дождик, а солнце спряталось за маленькими серыми тучками, усиливая грусть Султана и Мари, которые вдруг почувствовали себя так, как если бы оказались на необитаемом острове. Мадам Сюсю, одетая в восточное платье, но с непокрытой головой (носить чадру пылкая ланшеронка решительно отказалась), немного всплакнула и предложила жениху, пока ещё не поздно, догнать караван, с которым отправились в Персию друзья, и продолжить вместе начатое путешествие, отказавшись от власти и богатства на чужой земле. Султан как мог успокаивал невесту, но тут, к счастью, появилась его сводная сестра Аиша и увела Мари на женскую половину дворца.

Султан Луноликий остался в опочивальне один. Подложив под голову подушку, расшитую золотистыми парчовыми нитками, он устроился на диване и предался размышлениям. Вся минувшая неделя пролетела для него, как один день. В двадцативосьмилетнем возрасте он неожиданно обрел отца. Правда, ему не удалось прочувствовать всю полноту и радость сыновнего чувства, насладиться родительской любовью, поскольку не прошло суток с момента этого знаменательного события, как Всевышний призвал к себе светлейшего султана Бабураскана. Единственное, что в этой ситуации утешало новоявленного бахрумца, а Султан, выполняя родительскую волю, старался привыкнуть к тому, что он бахрумец, а не хоршик, так это мысль о том, что его отец, всю свою сознательную жизнь страдавший из-за отсутствия наследника, хотя бы перед смертью успел узнать, что у него есть сын.

Перед мысленным взором Султана стремительной лентой пронеслись картинки из далекого детства. Ах, сколько раз ему приходилось страдать, когда соседские мальчишки, такие же голодные оборванцы, как он, только несколькими годами старше, отказывались с ним играть и выкрикивали в лицо обидное прозвище «Безотцовщина»! В бессильной ярости Султан бросался на них с кулаками, нередко бывал бит, а потом убегал к матери и, зарывшись лицом в подол её платья, с горечью вопрошал: «Мама, почему у других мальчиков есть отцы, а у меня нет?» Зулейха гладила сына по голове, шептала ласковые слова, а однажды призналась, что у Султана есть отец, и такой отец, которым он вправе гордиться.

Ушла она неожиданно. В сырую погоду Зулейха сильно замерзла на базаре, где торговала связанными ею рукавицами. Домой вернулась еле передвигая ноги. Несколько дней мать бросало то в жар, то в озноб, потом как будто бы полегчало. Все это время Султан не отходил от её постели. Обрадовавшись, что матушке стало чуть лучше, он побежал к соседям попросить немного молока, а, вернувшись, увидел, что мать задыхается. Испуганный мальчуган поспешно распахнул входную дверь нараспашку, впуская в дом свежий воздух. Зулейха откинулась на подушку, дыхание её выровнялось, взгляд прояснился. Султану показалось, будто бы матушка хочет сказать ему нечто очень важное. Он присел на краешек постели, взял за руку, как вдруг по телу матери как будто пробежала некая волна. Она приподнялась с подушки, вскрикнула: «О, мой Султан!», но потом откинулась на спину и затихла. Потрясенный случившимся, Султан не верил своим собственным глазам. Мальчика вывела из оцепенения их соседка, которая зашла навестить больную. Сын Зулейхи остался один на всём белом свете.

Мальчику, не знавшему грамоты и не владевшему каким-то ремеслом, приходилось выживать случайными заработками. К счастью, в большом многолюдном Перистане всегда можно было найти работу, не требующую особых знаний и мастерства. Султана кормил базар. К расторопному, тогда ещё нескладному и худому подростку охотно обращались торговцы со всевозможными мелкими поручениями. Обычно они рассчитывались с ним едой, иногда давали что-либо из одежды. Вскоре сын Зулейхи стал своим человеком на базаре. Его хорошо знали и стар, и млад, а также все окрестные собаки, с которыми он порой делился пропитанием. Султан вырос, возмужал и больше уже не довольствовался ролью «мальчика на побегушках». Овладев игрой по метанию костей, он начал зарабатывать свои первые деньги, которые тратил на еду, вещи, сладости и нехитрые развлечения. Жил сегодняшним днём и был по-своему счастлив, пока судьба не столкнула его с Эльнарой. Пожалуй, тут он впервые испытал что-то вроде смущения или сожаления от того, что не владеет грамотой и так мало знает в сравнении с юной девушкой, которая была его моложе на добрых семь лет. Как всякий одинокий человек, он быстро привязался к новой знакомой, а потом обстоятельства так сложились, что они с Эли были вынуждены покинуть родину.

С тех пор прошло почти три года, два из которых они с Эльнарой провели на гостеприимной земле Ланшерона, где благодаря милости Всевышнего, Султан встретил свою любовь. К сожалению, им с Мари всё ещё никак не удается пожениться. По разным причинам свадьба уже не раз откладывалась, но теперь, когда скромный уроженец Хоршикского ханства обрел не просто собственный кров, но настоящий роскошный дворец, да к тому же стал правителем благополучного и процветающего государства, появилась вполне определенная надежда и даже уверенность, что в скором времени они с Мари смогут соединить свои сердца согласно законам веры, исповедуемой его предками.

Правда, мадам Сюсю ещё пугает мысль о необходимости принятия ислама, но Султан надеялся, что ради любви к нему Мари всё же сумеет перебороть терзающие её сомнения, усмирит свой чересчур независимый, шумный, пылкий характер и станет женой, которую его подданные будут приводить в пример своим вторым половинкам, как образец мудрой, покорной, истинно любящей супруги. Жаль, Султан не успел представить невесту отцу. Султан Бабураскан наверняка бы одобрил выбор сына и благословил их брак. Впрочем, его сводной сестренке Аише Мари явно понравилась, с другими сестрами новоиспеченный правитель Бахрумского султаната, занятый подготовкой к поминкам, ещё и сам не успел толком познакомиться.

Что ж, после того, как они справят сорокадневные поминки по отцу, можно будет начинать готовиться к свадебным торжествам. Вряд ли кто осудит Султана за поспешность, ведь он практически не знал отца, чтоб в течение длительного времени держать по нему траур, а, с другой стороны, его подданные будут только счастливы, если их новый правитель женится и в положенный срок подарит им наследника, продолжателя славного рода Абуниязов, благодаря которому бахрумцы много лет живут мирной, благополучной жизнью, не зная войн и других бед.

А ведь сколько тревог и даже страха пришлось пережить жителям столицы, когда они узнали, что светлейший султан Бабураскан готовится вот-вот предстать перед Всевышним, не оставив им престолонаследника. Неудивительно, что, искренне оплакивая покойного правителя, многие из них после похорон тут же поздравляли друг друга с тем, что Всевышний не оставил бахрумцев без своей милости и в решающую минуту послал им законного наследника рода Абуниязов.

Правда, среди придворных, достаточно быстро оправившихся от потрясения, вызванного сменой правителей, бойкая шумная рыжеволосая ланшеронка произвела определенное замешательство, но Султан не терял надежды, что мадам Сюсю, будучи вынуждена считаться с обычаями и традициями восточного народа, изменит свой нрав и привычки, либо, на худой конец, подданные Султана Луноликого свыкнутся с мыслью, что у их правителя такая своеобразная спутница жизни. Главное, они с Мари наконец-то поженятся, у них появятся дети, и всё будет хорошо.

Осторожный стук в дверь прервал мечтания Султана. Он сел на диване и постарался придать своему лицу серьезное и озабоченное выражение, какое, по его мнению, должен был всегда иметь настоящий правитель, после чего откашлялся и велел входить. Согнувшись чуть ли не вдвое, в высокие покои вошел начальник дворцовой стражи и, едва переступив порог, пал ниц. Памятуя о своей первой встрече с нынешним правителем страны, все эти дни он старался лишний раз не попадаться ему на глаза в надежде, что за чередой последовавших после этой встречи всевозможных событий и забот из памяти сына покойного султана Бабураскана сотрется, или хотя бы немного сгладится неприятное впечатление о начальнике дворцовой стражи, допустившем столь грубейшую, непозволительную оплошность в истории со злосчастным чапаном. Конечно, при желании эту историю можно было бы вывернуть иначе, ведь только благодаря ей отец с сыном встретились друг с другом, но султана Бабураскана уже нет в живых и заступиться за чересчур ретивого служивого теперь некому.

Восточный дворцовый этикет, предусматривавший на каждом шагу лесть и низкопоклонничество, за неделю успел изрядно надоесть Султану, и он, желая поскорее закончить с этими заморочками, не характерным для него строгим тоном велел визитеру подняться на ноги. У начальника дворцовой стражи от страха прямо душа ушла в пятки. Вообразив, что за нанесенное им царской особе оскорбление его ждет не просто суровое наказание, а смертная казнь, он с трудом поднялся на ноги и дрожащим голосом принялся просить прощение за то, что посмел побеспокоить светлейшего султана. Признаться, будь на то его воля, он ни за что этого и не сделал бы, но при прежнем правителе начальник дворцовой стражи не только исполнял свои непосредственные обязанности, а ещё в том числе являлся особо доверенным лицом, которое обязано было докладывать султану обо всех происходивших в стране событиях и напоминать о делах государственной важности. В былые времена начальник дворцовой стражи очень гордился своим особым статусом и не упускал случая, чтоб похвастаться им перед окружающими, однако нынче он был вынужден пожинать плоды этой неоправданной гордыни. Пытаясь расположить к себе правителя, сейчас он говорил особенно долго. Но, непривычный к пространным витиеватым речам, Султан оборвал поток его словесных излияний и прямо спросил визитера, что тому от него нужно?

Начальник дворцовой стражи от неожиданности поперхнулся, однако, приученный за долгие годы службы к внезапным переменам в настроении предыдущего правителя, довольно быстро справился с собой:

– О, мой несравненный повелитель! Лишь благодаря вам, каждое утро над нашим султанатом всходит солнце, дабы…

Султан в недоумении приподнял бровь. Его собеседник заторопился:

– Поверьте на слово, я ни за что бы не осмелился побеспокоить вас в благословенный час, когда вы отдыхаете от ваших неустанных праведных трудов…

При этих словах взгляд Султана выразил искреннее удивление. Он не мог понять, о каких трудах тот речь ведет? Обеспокоенный начальник дворцовой стражи по-своему истолковал взгляд Султана и торопливо продолжил:

– Умоляю не гневаться на меня за причиняемое мною беспокойство, но я исполняю доверенные мне солнцеподобным султаном Бабурасканом, да будет счастлива его чистая, безгрешная душа в раю, обязанности, которые вынуждают меня отвлечь вас…

– Тебя как зовут? – прервал Султан своего невольного собеседника.

Этот безобидный, но абсолютно неожиданный вопрос поставил начальника дворцовой стражи в абсолютный тупик. Он привык в силу своих обязанностей, которые порой носили весьма щекотливый характер, а вместе с тем по причине царивших при дворах восточных правителей нравов, во всём, что ему доводилось слышать, видеть некий тайный или двойственный смысл, и сейчас терялся в мучительных догадках, пытаясь понять, что значит вопрос султана?

– Зачем Султану Луноликому понадобилось узнавать моё имя, когда я пришел к нему по другому и очень важному делу? Только ради праздного любопытства? Не думаю. Если султан прикажет мне сейчас позвать сюда кутваля, который отвечает за столичную тюрьму, можно не сомневаться относительно того, какое поручение он захочет ему дать. Что мне делать? Броситься правителю в ноги в надежде вымолить для себя прощение? Не разгневаю я его этим ещё больше? Все вельможи, кто имел возможность с ним общаться, сходятся во мнении, что Султан Луноликий – человек довольно непредсказуемый, с ним нужно держать ухо востро. Сказывали мне сведущие люди, что уроженцы Великой Степи с виду бесхитростные, а что у них на самом деле на уме, только один Всевышний и ведает.

– Так как тебя, голубчик, зовут? – повторил Султан свой вопрос.

На широком и низком лбу начальника дворцовой стражи выступила испарина. От охватившей его растерянности бедолага невзначай позабыл собственное имя. Неловкая пауза неприлично затягивалась.

– Махтумшабек, – наконец, шепотом выдохнул служивый и тыльной стороной ладони вытер лоб.

– Ох, какие же сложные имена у жителей султаната! – покачал головой Султан. – Признаюсь, голубчик, по секрету, за минувшую неделю мне была представлена куча народа, но я, как ни старался, не смог запомнить вообще ни одного имени! Даже к собственным многочисленным сестрам вынужден обращаться просто со словом: «Сестра». Хорошо хоть у Аиши, с которой я большей частью общаюсь, простое и понятное имя. А вот почему тебя так не зовут?

– Потому что я родился мальчиком, светлейший султан.

Начальник дворцовой стражи был вконец обескуражен и уже сам не очень хорошо понимал, что говорит.

– Я вижу, что мальчиком, – важно кивнул головой Султан. – Повезло тебе, брат! Впрочем, как и мне. Не хотел бы я появиться на белый свет девочкой. Ладно, ещё в детстве куда ни шло. Но провести большую часть жизни в гареме, где, если ты вдруг окажешься в числе нелюбимых жен, то под старость, не зная мужской ласки, волей-неволей станешь напоминать собой высохшее дерево, а, если будешь любимой женой, то всё равно твое счастье не будет долго длиться, ведь завистливые соперницы ни за что не дадут спокойной жизни. Да, тяжела она, женская доля, не по плечу мне, да и не по нраву. Однако я о чём-то другом собирался с тобой поговорить. Напомни-ка, милейший, на чём мы остановились?

– Вы соблаговолили, мудрейший султан, спросить, как меня зовут?

– Так, как же тебя зовут?

Невинный взгляд небольших круглых глаз Султана выражал живой и неподдельный интерес.

– Махтумшабек, – сиплым голосом ответил ему начальник дворцовой стражи.

Собственное имя, которое раньше казалось Махтумшабеку красивым и очень звучным, сейчас почему-то вызывало у него неловкость, как будто он его сам придумал или присвоил.

– Всё, вспомнил – вспомнил! – захлопал в ладоши Султан. – Я вот что хотел тебе сказать, голубчик. В Перистане, где я вырос, у меня был один закадычный приятель. Мы с ним познакомились, когда нам обоим было лет по 16—17 и дружили до тех самых пор, пока с названой сестрой мы не покинули родину, точнее, мою вторую родину, ведь родился я, как теперь выяснилось, тут, в Пушмарахе.

Султан честно старался выполнять волю своего покойного родителя, завещавшего ему всегда помнить о том, что он бахрумец, а не хоршик.

– А подружила нас с ним любовь к игре по метанию костей, в которой мы оба были доки. Кстати, милейший, а ты знаешь такую игру?

– Знаю, несравненный султан!

Начальнику дворцовой стражи никак не удавалось справиться со своим голосом. Он звучал так приглушенно, как будто шел из-под земли.

– Отлично!

Карие глаза Султана заблестели от удовольствия.

– Я гляжу, у нас с тобой есть кое-что общее, это не может не радовать. Но сейчас речь о другом. Так вот, мы с моим приятелем очень любили игру по метанию костей. Конечно, двум ловкачам играть друг с другом было не очень интересно, да и накладно, а потому, чтоб заработать себе на жизнь, мы иногда устраивали на базаре целые представления. Выгребали из карманов последние гроши, а потом делали вид, будто играем до тех пор, пока вокруг нас не собиралась большая толпа. Тогда мы делили её на две части, и каждый из нас с чистой душой обыгрывал тех, кому денежки почем зря оттягивали карман. И, заметь, никакого обмана не было! Только выработанное годами, терпением и трудом мастерство. Да, хорошее было время! Но к чему я тебе об этом рассказываю, э-э..?

– Меня зовут Махтумшабек, мудрейший султан.

Начальник дворцовой стражи мало-помалу приходил в себя и уже начинал улавливать мысль своего нового господина ещё до того, как он хотел её высказать.

– А моего друга звали Мойшей! – неожиданно произнес Султан, после чего деловито продолжил: Я вот что хочу тебе, голубчик, сказать. Как ты понимаешь, ввиду занимаемой тобой очень ответственной должности, нам с тобой хочешь – не хочешь, а время от времени встречаться придется, во всяком случае, чаще, чем с другими придворными. Однако твоего имени я не запомню, это точно! Но ничего страшного, полагаю, этот вопрос можно решить довольно просто. Я буду звать тебя Мойшей. Здорово я придумал, да? По-моему, это хорошее звучное имя к тебе даже подходит, ну а мне оно будет напоминать о добрых годах моей беззаботной юности.

– Простите, прозорливейший султан, я впервые слышу такое имя. Не соблаговолите ли вы ещё раз повторить, как вы отныне будете называть вашего верного слугу?

– Мойша! Тебе ведь нравится это имя, правда? Ну всё, можешь идти!

Приложив правую руку к сердцу, непрестанно кланяясь, Махтумшабек попятился к дверям, но у самого порога был остановлен султаном.

– Послушай, Мойша, ты зачем, собственно, ко мне заходил? Что-нибудь случилось?

Круглое сытое лицо начальника дворцовой стражи выразило искреннее недоумение. Он напряженно наморщил лоб, пытаясь вспомнить причину, побудившую его нынче переступить порог высочайших покоев. Наконец, его лицо прояснилось, он хлопнул себя по лбу и поспешил обратно, не забывая при этом отвешивать низкие поклоны.

– О, мой прекраснейший султан, умоляю простить вашего забывчивого слугу! – заламывая руки, вскричал Махтумшабек. – Я ни за что на свете не осмелился бы побеспокоить вас, мудрейший и справедливейший из всех ныне живущих…

– Да-да, я это уже слышал! – замахал руками Султан, дабы прервать поток словесных излияний, а затем доверительным тоном добавил:

– Ты не мог бы, Мойша, просто в двух словах сказать, какая нужда привела тебя ко мне в такую рань? Между прочим, в это время я обычно сплю, просто нынче я провожал в дорогу свою названую сестру, из-за чего и поднялся спозаранку. Ты это имей, пожалуйста, впредь в виду.

– Можете не сомневаться во мне, мой господин! – торопливо заговорил Махтумшабек. – Ваш покойный отец, да насладится его чистая и святая душа покоем на небесах, был моей службой очень доволен. Я всегда всё помню, знаю, слышу и храню доверенные мне секреты надежнее и лучше, чем иная собака хранит добытую ею кость.

– Какой же ты всё-таки болтливый, голубчик! – с сожалением произнес Султан. – Кажется, я поторопился наградить тебя именем своего лучшего друга.

Услышав эти слова, начальник дворцовой стражи хотел было броситься на колени, однако тут же сообразил, что его новому господину от него требуется вовсе не это. Искренне жалея себя за то, что ему, зрелому мужу и опытному придворному служителю, знавшему все тонкости восточного дворцового этикета, приходится без какой-либо передышки и подготовки приспосабливаться к нынешнему султану, манеры поведения которого действительно сильно отличались от его покойного отца, и от правителей других стран, посещавших порой их Бахрумский султанат, Махтумшабек начал быстро говорить:

– О, мой мудрейший и справедливейший господин, умоляю вас не гневаться на вашего недогадливого слугу, который по своей многолетней привычке поспешил нынче в высочайшие покои, ибо султан Бабураскан, да насладится его чистая, как у младенца душа, пением сладкоголосых райских птиц, имел обыкновение выслушивать утром доклад о событиях минувшего дня и отдавать распоряжения на день грядущий. Я искренне раскаиваюсь в своей оплошности и клянусь впредь до полудня вас не беспокоить!

– В полдень я обычно только встаю, – лениво позевывая, сообщил новоиспеченный правитель Бахрумского султаната. – Потом я завтракаю, прихожу в себя, а на всё это требуется, Мойша, как ты понимаешь, время, поэтому, давай, ты будешь приходить ко мне с докладом после обеда?

– Какая мудрая мысль! – восхитился начальник дворцовой стражи. – Как следует выспавшись и отобедав, вы, несравненный султан, сможете с удвоенной силой взяться за все важные государственные дела, дабы наша благословенная земля под вашим мудрейшим правлением процветала на зависть всем врагам и на радость вашим верным подданным!

– Вообще-то, после обеда меня нередко клонит в сон, – в ответ на эти льстивые речи беспечно заявил Султан, – но тут всё зависит от погоды. Если на улице тепло и светит солнышко, то почему бы мне немного и не поработать, верно, Мойша? Труд бывает порой и полезен, особенно, если ты трудишься в меру, рассчитывая свои силы. А вот в ненастную погоду я люблю сидеть у окна и пить чай с горячими лепешками, глядя на бегущих под дождем людей. В эти минуты душу охватывает такое умиротворение, что аж слезы на глаза иногда наворачиваются. А тебе знакомо это чувство, Мойша?

– Боюсь, что нет.

Голос Махтумшабека начал опять предательски сипеть.

– Какая бы погода на дворе ни стояла, я всё время думаю о службе, мой прекраснейший султан!

– Да что ж ты заладил, как попугай: служба-служба! – укоризненно покачал головой хозяин покоев. – Служба – не волк, в лес не убежит, а вот о душе иногда очень даже полезно подумать. Впрочем, мы опять с тобой отвлеклись. Так ты зачем заходил?

На низком лбу начальника дворцовой стражи вновь выступила легкая испарина. Махтумшабек всегда гордился своей памятью, заставлявшей его недругов порой дрожать от злости, когда, улучив удобный момент, с коварной улыбкой на устах он вдруг напоминал им о каких-либо давних грехах, однако сегодня с его памятью явно творилось что-то неладное. Пытаясь выиграть время, он оглянулся по сторонам, несколько раз кашлянул, а потом в его маленьких глазках сверкнул торжествующий огонек, и он торопливо заговорил, дабы поскорее решить вопрос, из-за которого Махтумшабек к султану нынче, собственно, и зашел.

– О, мудрейший и справедливейший из всех ныне живущих на земле, не соблаговолите ли вы сообщить, когда вашим преданным слугам стоит ожидать заседание Совета министров? И не желаете ли до того осмотреть Тигровый зал, дабы внести в его обстановку какие-либо перемены?

– А зачем министры хотят заседать? Им что, больше заняться нечем?

В голосе Султана прозвучало искреннее недоумение. Пот уже градом катился по круглому лицу начальника дворцовой стражи. Кажется, ещё никогда ему не доводилось вести столь щекотливой и сложной беседы.

– Позвольте сообщить вам, мой непревзойденный и всеми глубоко почитаемый господин, что султан Бабураскан, да проявят достойную о нём заботу черноокие гурии на небесах, заседание Совета министров, на котором обсуждаются все, наиболее важные государственные вопросы, проводил обычно один раз в месяц, однако в связи с болезнью правителя в течение последних двух месяцев заседания не проводились.

Опытный придворный служитель всё же сумел не показать султану свою растерянность.

– Вместе с тем, все министры смиренно ожидают вашего справедливого решения относительно того, кто из них сохранит нынче за собой пост, а кому придется со своей должностью расстаться.

– Зачем мне кого-то лишать должности? – удивился Султан. – Я, пока добирался до Пушмараха, прошел через полстраны и всюду видел, что жители султаната в целом довольны своей жизнью. Это значит, министры исправно работают. Вот пусть и трудятся в том же духе и дальше. Ты им всем, Мойша, так и передай, договорились?

Растерянный, но донельзя радостный от неожиданного решения вопроса, который всю минувшую неделю держал в трепете и министров, и его самого, начальник дворцовой стражи поспешил откланяться. Однако некоторая тревога всё ещё продолжала терзать его сердце. У придворного служителя, привыкшего к вероломству и всевозможным интригам, никак не укладывалось в голове, что правитель государства может обладать таким непосредственным и простодушным характером, какой от природы имел сын султана Бабураскана.

– За этой внешней простотой кроется очень хитрый и изворотливый ум, – размышлял про себя Махтумшабек, направляясь в Тигровый зал, где его ждали министры, ни свет ни заря прибывшие во дворец, дабы поскорее узнать дату, когда будет решаться судьба каждого из них.

– Султан Луноликий говорит, будто он не хочет лишать должности ни одного из министров, а меня так и вовсе удостоил высокой чести, назвав именем своего лучшего друга. Наверняка он просто хочет выждать время, а сам уже как пить дать направил свою названую сестру вместе с каким-то весьма подозрительным иноверцем в Великую Степь, чтобы они собрали всех его тамошних друзей, родственников, дабы они поспешили прибыть сюда и помогали ему в управлении султанатом. Чует моё сердце, тяжелые времена ждут бахрумцев. Скоро они будут чувствовать себя на родной земле чужаками, а потом и вовсе затеряются среди хоршиков, позабыв свой язык и обычаи. В наших краях издавна считалось, будто хитрее, жаднее и скандальнее персов на свете никого нет, даже пословицу про них придумали: «Лучше иметь в доме злую собаку, чем жену – персиянку». А между тем, любой уроженец Великой Степи запросто заткнет за пояс самого хитроумного перса, и уж тут ничего не поделаешь! Впрочем, все эти догадки – размышления мне лучше попридержать при себе. Кто знает, быть может, несмотря на грядущее нашествие хоршиков, лично мне всё же удастся сохранить за собой свою должность, ну а остальные пусть выпутываются сами!

После ухода начальника дворцовой стражи Султан вновь с большим удовольствием устроился на мягком диване. Новоявленный правитель Бахрумского султаната был очень горд тем, как просто и быстро ему удалось решить вопрос с заседанием Совета министров. Можно было сказать, что своё первое испытание властью сын султана Бабураскана прошел достойно.

– Да и в самом деле, о чём мне говорить с этими министрами, если каждый из них наверняка соображает в том деле, которым он занимается, гораздо больше, чем я? – размышлял про себя Султан, закинув ноги на выгнутую спинку дивана и подложив руки под затылок.

– За минувшую неделю мне не раз доводилось слышать от разных людей, что мой отец был очень мудрым человеком. Я полагаю, он знал, что делал, когда назначал вельмож на тот или иной пост, а значит, они не зря едят свой хлеб и какую – никакую, а пользу стране приносят. Конечно, рано или поздно мне придется вникать в какие-то государственные дела, но ведь эта хлопотная работа от меня никуда не денется. А сейчас, чтобы отвлечь мою дорогую невесту от грустных мыслей и вернуть на её милое личико улыбку, мне нужно подумать о свадебных торжествах, дабы они надолго запомнились всем жителям султаната и выглядели ничуть не хуже, чем несостоявшееся венчание Генриха Бесстрашного и Эльнары.

Однако подумать на приятную тему простодушному и, если говорить прямо, от природы не слишком-то радивому жениху Мари, не удалось. В дверь негромко постучали. Поправляя тюрбан, с непривычки всё время сползавший с его головы, Султан сел на диване и разрешил войти. На пороге его опочивальни показался надим. Это был белобородый старец с худым морщинистым лицом и ясным взглядом больших светло-карих глаз. Одетый в белый атласный халат, окантованный серебристой парчой, и высокий белоснежный тюрбан, который на его маленькой голове почему-то сидел очень ладно и никуда не сползал, он был похож на доброго сказочника. Впрочем, при дворах всех восточных правителей обязанности надима как раз-таки и заключались в том, чтобы помогать своему господину коротать свободные часы, читая книги, или рассказывая какие-нибудь занимательные истории, либо сказки.

При виде надима круглое лицо Султана расплылось в довольной улыбке. Этот белобородый старец, разменявший уже седьмой десяток, но сохранивший ясность ума и стройность осанки, умел держаться просто, но достойно, что не могло не вызывать уважения. Он с первого же взгляда пришелся Султану по душе. Правда, ввиду только что закончившегося семидневного траура к своим непосредственным обязанностям при новом правителе надим пока не приступал, а занимался тем, что докладывал Султану Луноликому о тех или иных посетителях.

– Мой господин, – приложив правую руку к сердцу и чуть наклонив голову, сказал старик, – визирь Бумбоходур просит вас его принять. Что прикажете передать?

Султан на мгновение задумался. За последнюю неделю ему было представлено много разных вельмож, лиц и имен которых он даже и не пытался запомнить. Одетые в пестрые восточные одежды из парчи и атласа, в его глазах они все сливались в одно большое яркое пятно. Однако визирь Бумбоходур на общем фоне заметно выделялся. Высокий, довольно смуглый, с широкими, но худыми и острыми плечами, с длинными ногами, которые почему-то не сгибались в коленях, он был похож на цаплю. Впрочем, его овальной формы лицо с дугообразными бровями, с узкими черными усами, плавно переходившими в короткую и аккуратно подстриженную бородку, с немного выступавшим вперед подбородком, который посередине раздваивался миндалевидной ямочкой, могло бы вызывать определенную приязнь, если бы не надменный изгиб твердых темно – вишневых губ и не холодный взгляд сумрачных темных глаз, обрамленных такими прямыми ресницами, что они напоминали собой стрелы, безукоризненно сложенные в колчане в единый ряд.

Благодаря своему острому, пытливому уму и сдержанному характеру, визирь Бумбоходур сумел завоевать расположение и даже доверие султана Бабураскана, однако среди жителей султаната он пользовался недоброй славой, как коварный жестокосердный человек, который ради достижения поставленной перед собой цели не остановится ни перед чем. Правда, визиря Бумбоходура поддерживало население южной части страны, откуда он происходил, но на севере султаната и в столице его боялись и откровенно не любили, о чём вельможе было хорошо известно, поскольку в его ведении находилась служба тайных агентов, которые не только докладывали своему начальнику о том, что происходило в соседних странах, но и собирали донесения на тех бахрумцев, кто осмеливался проявлять недовольство визирем внутри государства.

Разумеется, новоиспеченному правителю Бахрумского султаната все эти достаточно любопытные подробности не были известны. Однако при всём своём природном легкомыслии и добродушии Султан помнил слова старика, повстречавшегося ему у ворот караван – сарая, который искренне скорбел по поводу болезни нынешнего султана, потом шепотом поделился с чужеземцем опасениями относительно того, какие тяжкие времена ждут бахрумцев, если к власти в стране придет визирь Бумбоходур.

– Этот, с виду похожий на цаплю вельможа, был правой рукой моего отца, а его опыту и мудрости я не могу не доверять. Думаю, мне стоит с визирем подружиться. А зачем людей лишать работы, коли они способны приносить стране пользу? Ну а то, что визирь не всем нравится, так это и неудивительно. Взять хотя бы Мари. Казалось бы, я точно знаю, что она меня просто обожает, но стоит ей на меня рассердиться, как я начинаю сомневаться в её любви и страдаю до тех пор, пока мы не помиримся, – размышлял про себя Султан.

– Хочется верить, что мне удастся стать таким правителем, о котором, если я вдруг, да убережет меня Всевышний, заболею, люди будут так же печалиться, как они печалились и горевали, узнав о болезни моего отца.

Преисполнившись столь высокими помыслами, Султан велел надиму впустить к нему посетителя.

Отвесив почтительный поклон, визирь Бумбоходур переступил порог, но тут же выпрямился. Султану, по-прежнему продолжавшему сидеть на диване, вельможа показался сейчас ещё выше ростом, чем он его себе мысленно представлял. Впрочем, этому впечатлению способствовали также и одежды из струящейся серебристой парчи, в которые был облачен царедворец, нынче утром с явным облегчением и даже с удовольствием сменивший траурный наряд на щегольское платье, ибо, несмотря на свой сдержанный и даже строгий нрав, сей вельможа питал слабость к роскоши и красивым нарядам. А сегодня царедворцу хотелось выглядеть особенно привлекательно, потому что он пришел к султану свататься.

Минувшей осенью визирю Бумбоходуру исполнилось сорок пять лет, десять из которых он являлся особо доверенным лицом при султане Бабураскане. Его высокое положение и большие полномочия поначалу вызывали у других придворных просто неудержимую зависть, к которой впоследствии добавились страх и ненависть, поскольку в ведении этого выскочки с юга находилась самая могущественная и влиятельная служба. Канцелярия тайных агентов была призвана охранять интересы государства для защиты от внешних врагов, однако с приходом к управлению службой визиря Бумбоходура тайные агенты уже не ограничивались слежкой за соседями, а в том числе собирали донесения на своих же сограждан, если те имели неосторожность высказать недовольство установленными ныне в стране порядками или вдруг неодобрительно отзывались о султане и его окружении. Подобные проступки канцелярией сурово карались. В лучшем случае несчастные были обречены провести остаток дней своих в зиндане, то бишь распространенной в странах Востока разновидностью тюрьмы, которая представляла собой глубокую узкую яму, а в худшем – и вовсе отправлялись на плаху. При этом канцелярия тайных агентов оставалась в стороне, так как обычно провинившимся предъявляли ложные обвинения в воровстве, в сокрытии доходов, в несвоевременной уплате налогов и т. д. Несмотря на явный обман и вопиющую несправедливость большинства обвинений, это не вызвало в султанате народных бунтов. Люди просто перестали доверять друг другу и уже остерегались открыто высказывать свои взгляды в общественных местах.

Таким образом, всего лишь за пару-тройку лет визирю Бумбоходуру, предпочитавшему действовать по принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись» (кстати, их соседи, наслышанные о многочисленных расправах бахрумской канцелярии тайных агентов, в свою очередь также стали опасаться каких-либо ссор или разногласий с Бахрумским султанатом), удалось навести в стране абсолютный порядок, за что он получил в народе прозвище: «Чернолицый». Вообще-то, визирь Бумбоходур и в самом деле имел от природы смуглый цвет лица, но своё прозвище он получил за то, что умел загребать жар чужими руками, ведь канцелярия тайных агентов всегда действовала под прикрытием других придворных служб, а значит, к ней не могло быть абсолютно никаких нареканий. Что касается визиря Бумбоходура, то в глазах султана Бабураскана он выглядел человеком с чистой душой и безупречной репутацией. О таких людях в народе обычно говорят: беленький и пушистый, но при этом вкладывают в эти слова прямо противоположный смысл.

Однако путь визиря Бумбоходура к вершинам власти был отнюдь не таким простым, как это виделось со стороны его завистникам. Будущий царедворец родился и вырос на юге султаната в семье обычного торговца по имени Периштебек, и с самого раннего детства был приучен к труду. Его отец происходил из крестьянского рода, но ещё в юности он сумел перебраться в город, где со временем прочно обосновался, построил большой добротный дом и открыл на базаре несколько овощных лавок. Периштебек имел трех жен, которые родили ему двадцать одного ребенка. Отец будущего визиря был очень рачительным и бережливым хозяином. Повыдавав старших дочерей замуж, он сумел так наладить отношения со своими зятьями, что весной те безропотно отпускали жен в родительский дом, где они, правда, долго не задерживались, а в скором времени на нескольких подводах вместе с младшими сестрами, братьями, снохами отправлялись в кишлак, в котором проживали родители отца и где у семьи имелись довольно крупные наделы земли.

В отличие от соседей, Периштебек старался не привлекать наемных работников. На бескрайних плантациях и бахчах, не разгибая спины, с раннего утра и до захода солнца трудились его дети в то время, как глава семейства вместе со старшими сыновьями торговал на базаре остатками прошлого урожая. Но как только всходил новый урожай, в сторону города сразу направлялись подводы, доверху груженые всевозможными плодами, овощами, зеленью и фруктами.

Теперь на поле оставались лишь девушки и девочки. Младшие сыновья Периштебека возвращались в город помогать отцу и старшим братьям продавать скоропортящийся товар. Оживленная торговля продолжалась до глубокой осени. Зимой наступала небольшая передышка, хотя торговля по-прежнему не прекращалась, только менялся товар. Так, в неустанных трудах прошли детство и юность будущего визиря, с рано загрубевших ладоней которого не успевали сходить большие, крепкие мозоли. А в семнадцатилетнем возрасте, получив благословение отца, честолюбивый юноша направился в столицу султаната – Пушмарах.

Столица встретила юного Бумбоходура весьма сдержанно. В большом густонаселенном городе, который жил по своим обычаям и законам, ещё более – менее терпимо относились к уроженцам севера, а вот выходцев с юга откровенно не любили. Ведь в глазах столичных жителей торговля, которой испокон веков занимались все, проживавшие на юге султаната бахрумцы, являлась не слишком достойным занятием.

Здесь высоко ценилась служба при дворе, а также большое значение придавалось происхождению и крепким родственным связям. Увы, юному Бумбоходуру нечем было похвастать. У него не было при себе даже денег, поскольку Периштебек, провожая сына в дорогу, ограничился лишь следующим кратким напутствием:

– Имея золото в кармане или же высоких покровителей, даже глупец способен добиться успеха, а вот ты, сын, попробуй-ка сам, без чьей-либо помощи, стать большим человеком, чтобы я мог тобой действительно гордиться и приводить в пример другим детям, а ещё нашим соседям, которые, узнав, что ты собрался в Пушмарах, принялись судачить, как скоро тебя следует ждать обратно в наших краях.

Бумбоходур в родной город уже не вернулся. Однако напутствие отца: «Стань большим человеком» глубоко запало в душу честолюбивому юноше. Правда, он и сам ещё толком не осознавал, чего именно хочет достичь, но, пожив некоторое время в столице, пообщавшись с местными жителями, пришел к выводу, что лучшего места под солнцем, чем двор султана Бабураскана, пользовавшийся на Востоке большой славой и почитанием, ввиду царивших при этом дворе культурных нравов и изысканных вкусов, ему не сыскать, да вот только попасть на службу к султану было не просто. У провинциала, говорившего с явным южным акцентом, и не отличавшегося изысканными манерами, было множество соперников в лице сыновей знатных вельмож и богатых купцов.

Прекрасно отдавая себе отчет в том, что пока он трудился на полях, его более удачливые ровесники, проживавшие в столице страны, получали всевозможные знания, необходимые каждому человеку, если он хочет достичь в жизни настоящего успеха, Бумбоходур устроился на службу в книгохранилище, что было открыто при главной пушмарахской мечети. Книгохранилище это было создано на средства одного знатного и очень богатого вельможи. Сей достопочтенный человек по имени Асламбек пережил в жизни большую личную трагедию. Один из самых умнейших, образованных людей при дворе султана Бабураскана, он происходил из старинного знатного рода, представители которого служили верой и правдой не одному поколению династии Абуниязов, за что они были обласканы разными милостями и привилегиями со стороны правителей. Их заслуги признавали даже другие царедворцы, что само по себе также говорило уже о многом. В общем, жизнь Асламбека можно было назвать счастливой и безоблачной, если б не одно обстоятельство, на протяжении многих лет лишавшее его сна и покоя.

Сей баловень судьбы ещё в молодости ограничил свой гарем четырьмя женами, отказавшись от наложниц. От этих жен имел двадцать дочерей, но у него не было ни одного сына. Так Асламбек незаметно подошел к своему полувековому рубежу и уже потерял всякую надежду на милость Всевышнего, как вдруг случилось чудо: его четвертая жена подарила ему сразу двух сыновей – близнецов. Радости вельможи не было пределов, к тому же мальчики росли здоровыми, умными, красивыми и дружными. Счастливый отец уже втайне предвкушал, как по достижении юношами восемнадцатилетнего возраста он представит своих сыновей султану, но тут произошло несчастье. Однажды на охоте на одного из братьев напал дикий кабан. Второй бросился было на помощь, однако не только не сумел помочь брату, но и сам не уберегся. Вот так, в один день Асламбек потерял двух своих сыновей, а спустя несколько лет в память о них на собственные средства построил при мечети книгохранилище, ибо для его детей книги значили очень много. С тех пор безутешный в своем горе вельможа время от времени посещал книгохранилище, где у него имелась небольшая отдельная комната, в которой он уединялся, дабы прочитать молитву, либо предавался различным размышлениям и воспоминаниям.

Асламбек не любил привлекать к себе внимание. Обычно он приходил в мечеть ранним утром, когда столица была погружена в сон, один, без всякого сопровождения. Служители мечети в это время также ещё спали, поэтому дверь в книгохранилище старику открывал высокий худощавый юноша со смуглым лицом и умным взглядом живых черных глаз. Тут следует заметить, что Бумбоходуру, поначалу проживавшему у дальних родственников, за его усердие было позволено занять одно из пустующих помещений книгохранилища, где у него имелось всё самое необходимое для жизни, и где в свободные от службы часы он сам себе готовил еду, а также много читал, восполняя недостаток своих знаний. Его пытливый и острый ум быстро схватывал основную мысль в трудах восточных и античных мудрецов, из которых он черпал сведения об устройстве мира, об истории человечества и о свойствах окружающей природы, благодаря чему за довольно короткий срок способный юноша сумел добиться весьма больших успехов в разных областях науки.

Воспитанный в почитании к старшим, Бумбоходур всегда с готовностью отзывался на любое желание старика, порой посещавшего книгохранилище, за что несколько раз он был удостоен беседы с ним. Неудивительно, что порывистый, бодрый, далеко не глупый и при этом очень предупредительный юноша, стал вызывать у Асламбека чувство приязни, да и отдельными чертами характера Бумбоходур напоминал старому вельможе его покойных сыновей. А вскоре Асламбек так сильно привязался к юному служителю книгохранилища, что предложил ему перейти жить в его дом. Разумеется, Бумбоходур не стал отказываться от столь заманчивого предложения. К тому времени он уже знал историю Асламбека и имел вполне-таки обоснованные надежды на то, что в лице почтенного вельможи он обретет влиятельного покровителя, который поможет ему в продвижении по службе.

Надежды юного честолюбца не только вполне оправдались, но даже превзошли все самые смелые ожидания. Так получилось, что Бумбоходур поселился во дворце Асламбека, когда тот уже успел похоронить трех из четырех своих жен, выдал замуж всех дочерей и теперь жил, чувствуя себя как никогда ранее одиноким и душевно опустошенным. Однако с появлением в доме Бумбоходура сей достопочтенный человек воспрянул духом. Его не покидало ощущение, что в лице этого славного юноши он приобрел не просто интересного и приятного собеседника, но надежного доброго друга и даже в некотором роде сына. Желая обеспечить молодому человеку будущее, Асламбек предложил своему воспитаннику устроить его на службу к султану, и при этом он дал юноше самые лестные рекомендации, позволившие сыну простого торговца войти в доверие к власть предержащим.

Так, в согласии и взаимопонимании Асламбек и Бумбоходур прожили под одной крышей пять лет, пока Всевышний однажды не призвал к себе почтенного вельможу, завещавшему воспитаннику половину всего своего состояния, включая дворец, который по праву считался одним из самых красивых и роскошных зданий в Пушмарахе. В первые дни Бумбоходур искренне скорбел по своему благодетелю, однако потом светлый образ благородного старца стал постепенно стираться из его памяти, уступив место суетным заботам о дне грядущем, ибо бурная придворная жизнь, заполненная всевозможными хитросплетениями и интригами, с каждым днем всё больше захватывала молодого честолюбивого служителя.

Прошло ещё какое-то время, и сын торговца Периштебека стал правой рукой правителя Бахрумского султаната. Казалось бы, он достиг всего, о чём только мог мечтать простой смертный. В ведении Бумбоходура находилась самая могущественная и влиятельная служба. Он имел дворец, превосходивший роскошью и красотой жилище самых богатых и знатных пушмарахских вельмож. Его гарем состоял из трех жен, сорока наложниц, готовых день и ночь ублажать своего сурового господина, и подаривших ему несколько десятков сыновей и дочерей. Наконец, он исполнил завет своего отца и стал «большим человеком». Однако, находившийся в самом расцвете сил и лет, опытный честолюбивый царедворец жаждал большего. Теперь он уже хотел стать ни много – ни мало правителем Бахрумского султаната, ведь у стареющего султана Бабураскана, которого в последние годы всё чаще одолевали всевозможные хвори, не было наследника.

Желая сблизиться с семьей султана Бабураскана, пару лет назад визирь Бумбоходур попытался посвататься к одной из принцесс. Его выбор пал на Аишу, как самую красивую, умную и изящную из незамужних дочерей правителя. К тому же девушка обладала очень живым, непосредственным характером, что также по-своему весьма привлекало визиря, начинавшего с возрастом тяготиться тем чувством трепета, что он неизменно вызывал в собственном гареме. Робкие, чересчур услужливые и покорные жены и наложницы перестали пробуждать у Бумбоходура желание. Внешне сдержанному, даже суровому вельможе, достигшему успеха во всех областях жизни, в глубине души нынче хотелось, чтоб его просто любили. Однако Аише в ту пору только исполнилось тринадцать лет, и любящий отец посчитал, что ей ещё рано выходить замуж.

Спустя год настойчивый царедворец повторил свою попытку. По представлениям восточных народов, в четырнадцать лет женская красота достигала своего наивысшего расцвета, а потому, желая выразить восхищение внешностью какой-нибудь юной красавицы, её нередко сравнивали с четырнадцатидневной, т.е. полной луной, ибо на Востоке всегда с особым трепетом относились к этому небесному телу, в ночное время озарявшему землю своим прекрасным и загадочным светом. В четырнадцатилетнем возрасте девушек, как правило, выдавали замуж, а потому, по мнению визиря, теперь для отказа ему уже не было никакой веской причины.

Он был так уверен в положительном исходе дела, что отдал евнухам распоряжение приготовить для новой жены комнаты в гареме. Но тут заупрямилась принцесса. Она заявила, что не хочет покидать отчий дом и расставаться с сестрами и отцом. Султан Бабураскан не стал неволить дочь, ведь Аиша была его любимицей, без которой он не представлял своей жизни, прощая всевозможные шалости и потакая её капризам.

Однако Бумбоходур отнюдь не был человеком, что легко отступался от поставленной перед собой цели, иначе он никогда не достиг бы своего высокого нынешнего положения. Царедворец твердо вознамерился взять Аишу в жены даже вопреки её воле. Собственно, на Востоке испокон веков не было принято интересоваться мнением девушки, если родителей её устраивал жених, приславший в их дом сватов с соответствующими подарками. А почему Аиша должна быть исключением из этого мудрого, проверенного временем правила? Ну и что из того, что Аиша принцесса, размышлял про себя на досуге визирь, ведь всё равно рано или поздно этой своенравной красавице также предстоит выйти замуж, так почему бы ей не стать его четвертой женой?

Тридцатилетняя разница в возрасте Бумбоходура ничуть не смущала. Он знал немало случаев, когда совсем юных девушек выдавали замуж за дряхлых и немощных старцев. А вот Бумбоходур был мужчиной в самом расцвете сил и лет, с которым сочли бы за счастье породниться многие из знатных вельмож Пушмараха, готовые ради собственной выгоды закрыть глаза на его не очень высокое происхождение, тем более до последнего времени мало кто сомневался, что после кончины султана Бабураскана могущественному визирю самой судьбой уготовано стать следующим правителем Бахрумского султаната. Сын скромного торговца полностью разделял это мнение и уже мысленно представлял себя на престоле.

Увы, сим дерзновенным чаяниям Бумбоходура не суждено было оправдаться ввиду неожиданного появления на земле султаната законного наследника. Пока раздосадованный этим совершенно непредвиденным обстоятельством хитрый царедворец приглядывался к новому правителю, произошла ещё одна неприятность. До визиря Бумбоходура дошли слухи, будто сын персидского падишаха сразу после сорокадневных поминок по султану Бабураскану готовится отправить к Султану Луноликому сватов, чтобы попросить руки его сводной сестренки – принцессы Аиши. Такой явной несправедливости судьбы царедворец стерпеть уже не мог и, желая опередить шахзаде, на следующий же день по окончании объявленного в стране траура явился во дворец, хозяином которого ещё совсем недавно он готовился стать, и даже мысленно представлял, какие перемены он произведет в его обстановке, дабы здесь ничто больше не напоминало об угасшем роде Абуниязов.

Сейчас, переступив порог высоких покоев, глава канцелярии тайных агентов по привычке быстро оглядел помещение. От его зоркого взгляда не укрылись складки на одежде султана, а также вмятины на бархатном покрывале дивана, свидетельствовавшие о том, что новый правитель бахрумцев не слишком любит себя утруждать, а значит, можно было надеяться, что он не станет проявлять большого рвения в сложном деле управления государством и не будет спешить менять установленные здесь порядки. Это не могло не радовать, ведь честолюбивому царедворцу, по-прежнему не желавшему отказываться от собственных дерзновенных замыслов, требовалось время, чтоб обдумать свои дальнейшие действия.

– Мой господин, простите, что побеспокоил вас в столь ранний час, однако лишь в ваших силах решить вопрос, из-за которого ваш преданный вам всей душой слуга уже давно лишился покоя и сна.

– А что с тобой, Бодур, произошло? Уж не одолела ли тебя какая-либо хворь?

Бумбоходура простодушный Султан стал с первого дня их знакомства называть Бодуром. Надменного царедворца такая простота обращения возмущала, но внешне он ничем своего недовольства не выражал, ибо, с одной стороны, очень дорожил собственным положением, а, с другой, он всегда строго придерживался принципа: «В борьбе за власть все средства хороши, порой ради этого стоит и гордость усмирить».

Между тем Султан, поудобнее устроившись на своём диване, беспечно продолжал:

– Поверь, сейчас не время для всяких хворей, ведь мне уже вскоре потребуется твоя помощь.

В черных глазах визиря вспыхнул и тотчас погас огонек.

– Очевидно, наш новый султан успел вляпаться в какую-то деликатную историю, коли ему вдруг потребовалась моя помощь, – размышлял про себя опытный, ко всему привычный царедворец. – Наверно, он умудрился поссориться с кем-нибудь из соседей, кто приезжал к нему на минувшей неделе выразить соболезнование, но потом, поостыв, сообразил, что с правителями соседних стран всё же лучше дружить. Понятно, что теперь он очень хочет выйти из этой щепетильной истории, не ущемив своего монаршего достоинства.

Вслух же Бумбоходур сказал:

– Буду безмерно счастлив, мой господин, если мне удастся принести вам какую-либо, пусть даже самую маленькую пользу.

– Тогда присаживайся, Бодур, на диван и меня слушай, – доверительно произнес Султан.

При этом добродушному увальню, порядком избалованному за два, проведенному в замке Ангалесских, года всевозможными жизненными удобствами, и в голову не пришло хоть немного подвинуться. К счастью, его посетитель отличался стройностью сложения и сумел уместиться на свободном пространстве, как сумел не выказать никакого удивления столь неожиданным и дружеским предложением, ведь сидеть в присутствии правителя, да ещё и на одном с ним диване было делом совершенно немыслимым при дворе любого правителя. А Султан тем временем продолжал оживленно говорить:

– Думаю, тебе известно, Бодур, что мне уже исполнилось двадцать восемь лет, а значит, пришло время обзавестись семьей. Невеста у меня есть. Надеюсь, ты смог по достоинству оценить её красоту, ведь Мари решительно отказывается носить чадру? Хорошо хоть согласилась одеть восточное платье, чтобы не привлекать к себе лишний раз внимание. Правда, со своими шляпами упорно не хочет расставаться, говорит, зачем, мол, она везла из-за моря столько сундуков, и что у неё рука никогда не поднимется выбросить это добро. Да и мне, признаться, их жаль, у Мари очень красивые шляпы!

Глава канцелярии тайных агентов тут же насторожился. Озабоченный свалившимися на его голову неприятностями, он совершенно позабыл, что Султан Луноликий объявился в Бахрумском султанате не один, а со своей невестой – некоей шумной, рыжеволосой, зеленоглазой чужестранкой, которая с первого взгляда вызвала у визиря Бумбоходура определенные подозрения. По опыту службы царедворец знал, что вражеские лазутчики, оказавшись на чужой земле, как правило, избирают одну из двух линий поведения: либо они стараются держаться очень тихо и незаметно, либо, наоборот, ведут себя чересчур вызывающе, дабы отвлечь призванных следить за чужестранцами тайных агентов от той основной миссии, которую они должны выполнить для своего правителя.

Правда, Бумбоходуру никогда прежде не доводилось слышать о королевстве Ланшерон, откуда, как он знал со слов Султана Луноликого, была родом эта рыжеволосая бестия, и откуда они вдвоем прибыли на их благословенную землю, однако он ничуть не сомневался, что правителю Ланшерона наверняка многое известно о Бахрумском султанате, который по праву славится не только на Востоке, но и далеко за его пределами своими плодородными землями и прочими богатствами.

– Я ещё могу допустить, – размышлял про себя визирь, – что сын покойного султана Бабураскана несмотря на то, что его мать хоршичка, и он вырос в других краях, всё же не желает бахрумцам зла, но вот что представляет из себя его заморская невеста? Она очень красивая и яркая женщина, пожалуй, даже чересчур красивая для такого неповоротливого и низкорослого толстяка, как наш новый правитель. Спрашивается, что эта чужестранка в нём нашла? Кроме того, у красавицы рыжие волосы, а рыжеволосые люди во все времена и у всех народов считались крайне ненадежными, более того, опасными. Наконец, она ведет себя довольно странно, и даже нелогично. Согласилась одеть восточное платье, но при этом категорически отказывается от чадры, в которую испокон веков облачены все добропорядочные мусульманки. Здесь явно что-то не так.

– Кстати, Султан Луноликий говорит, что его невеста упорно не хочет расставаться со своими шляпами – этими весьма несуразными головными уборами, в которых женщина начинает напоминать мужчину. А что, если эти шляпы на самом деле являются особым опознавательным знаком для других вражеских лазутчиков? Нет, что ни говори, а к невесте Султана Луноликого нужно повнимательнее присмотреться, ведь не зря же в моём ведении находится канцелярия тайных агентов!

– Как видишь, Бодур, для подготовки к свадьбе осталось уже совсем немного времени, – вдруг откуда-то издалека донесся до царедворца голос правителя. – Но самая большая трудность для меня заключается в том, что я не знаю местных обычаев, вот почему мне так требуется твоя помощь. А нужно всё устроить, чтоб предстоящие торжества надолго запомнились.

– О, мой несравненный султан! – донельзя обрадованный Бумбоходур не верил собственным ушам. – Как же удивительно быстро и просто вы решаете самые сложные вопросы!

Углубившийся в свои мысли визирь прослушал часть речи Султана Луноликого и теперь вообразил, что правитель сам догадался, какая нужда привела к нему ни свет ни заря почтенного вельможу.

– Так, выходит, вы согласны?!

В сумрачных глазах Бумбоходура вспыхнула радость.

– Собственно, я никогда ничего не имел против нашей с Мари свадьбы, просто всё время какие-то обстоятельства этому событию раньше мешали, – в некотором недоумении произнес Султан, а потом с улыбкой добавил: Ты не представляешь, Бодур, как мне приятно, что ты тоже разделяешь мою радость! Люди должны друг друга поддерживать, и особенно, если речь идет о единоверцах и соотечественниках.

– Да, да, господин, конечно, – обескураженно пробормотал в ответ глава канцелярии тайных агентов.

Он уже понял, что поторопился, слишком высоко оценив умственные способности нового правителя.

– Да, сыну султана Бабураскана далеко до своего отца! Вместо того, чтобы думать о государственных делах, как поступил бы на его месте покойный султан, он хочет, видишь ли, заняться подготовкой к свадебным торжествам! – мысленно возмутился Бумбоходур. – Впрочем, мне его легкомыслие только на руку, но как быть с сыном персидского падишаха, на предложение которого взбалмошная Аиша может ответить согласием? Остается одно: убедить султана выдать сестру за меня замуж.

– Я буду счастлив, мой господин, – ласковым голосом сказал визирь, – если вы окажете мне столь лестное доверие и позволите лично заняться подготовкой к вашей свадьбе.

– Я полностью тебе доверяю, Бодур, – тут же откликнулся Султан. – Ты уже знаешь, с чего нам следует начать?

– В этом вопросе лучше не спешить, – уклончиво ответил царедворец. – Торжества, посвященные свадьбе султана, должны проходить со всей пышностью, соответствующей вашему высокому положению. Тут нужно хорошо всё обдумать.

– А ты подумай, Бодур, подумай, – зевнув, сказал Султан. – Мне же пока хотелось бы немного отдохнуть, ведь сегодня я слишком рано встал.

– Он даже не удосужился спросить, по какому вопросу я к нему нынче заходил! – чертыхнулся про себя визирь, а вслух вкрадчивым голосом произнес:

– Надеюсь, мой господин, я вас не слишком сильно обеспокою, если также обращусь к вам сейчас с одной просьбой, ибо только в ваших силах сделать меня по-настоящему счастливым!

– Для хорошего человека, Бодур, я всегда рад постараться. Говори, что тебе надобно?

– Господин, я хочу попросить у вас руки принцессы Аиши, без которой я просто не представляю своей жизни!

– Руки Аиши? – удивленно воскликнул Султан Луноликий. – Но ведь ей ещё рано выходить замуж! Она ничего не умеет и не знает, право, Бодур, я тебя не понимаю!

– В прошлом месяце принцессе исполнилось пятнадцать лет, – возразил вельможа. – А в этом возрасте многие её сверстницы уже качают детей в колыбели.

– Ну и дела! – покачал головой Султан. – Подобной просьбы я никак, признаться, не ожидал. Да и, честно сказать, мы с Мари за эти дни сильно привязались к Аише, и если она выйдет замуж, то нам её будет очень не хватать. А, может, дорогой Бодур, ты возьмешь себе в жены какую-нибудь другую принцессу? Сам знаешь, у меня сестер много! В конце-то концов, свет не клином сошелся на Аише, есть и другие невесты!

– Султан Бабураскан, да обретет умиротворение его душа на небесах, собирался выдать за меня Аишу. Мы с ним почти обо всём договорились, – не моргнув глазом, тут же солгал визирь, – однако его преждевременная кончина не позволила довести это дело до свадьбы.

– Вот как? – озабоченно почесал Султан затылок и вдруг спросил: А Аиша тебя любит, визирь?

– Я знаю, мой господин, что нравлюсь принцессе, – с осторожностью подбирая слова, ответил также весьма озадаченный этим вопросом глава канцелярии тайных агентов. – Но, как вам известно, светлейший султан, на Востоке не принято, чтоб девушки открыто говорили о своих чувствах, а потому принцесса Аиша никогда не признается, что она меня любит даже такому близкому и заслуживающему всяческого доверия человеку, как вы, мой господин.

– Так, значит, нам нужно теперь готовиться сразу к двум свадьбам? – растерянно сказал Султан.

– Вам не нужно, мой повелитель, ни о чём беспокоиться, я возьму на себя все хлопоты! – обрадовался визирь.

– Подожди, Бодур, сильно не торопись! Мне всё-таки следует сначала поговорить с сестрой, а уж потом мы сможем продолжить этот разговор, – после некоторого раздумья выдал Султан.

– О чём можно говорить с юной девушкой, когда она сама-то не всегда знает, чего её наивная душа хочет? – чуть пожал плечами разочарованный нерешительностью султана царедворец. – К тому же, у нас в султанате мнение невесты никогда и не спрашивают. Родители просто выдают дочь замуж, если их самих устраивает жених.

– Поверь, Бодур, лучшего жениха, чем ты, я для Аиши и не желаю! – поспешил Султан Луноликий заверить визиря, и добавил:

– Однако, дабы успокоить собственную совесть, я должен всё-таки переговорить с сестренкой.

– Хорошо, – был вынужден отступиться визирь. – Я буду смиренно ждать вашего ответа, мой господин.

– Он не заставит себя ждать! – не сумел скрыть своей невинной радости новоиспеченный правитель Бахрумского султаната, весьма не любивший ломать долго голову над какими-либо вопросами. – В следующую пятницу я дам тебе ответ!

– Так ведь до следующей пятницы остается ещё целая неделя! – так и ужаснулся Бумбоходур, надеявшийся, что с Султаном Луноликим ему быстро удастся решить столь волновавший его вопрос. – И что мне теперь делать? Готовиться к свадьбе, или же не торопиться, чтобы не оказаться в смешном положении? А что, если вдруг шахзаде объявится в Пушмарахе раньше намеченного им времени и помешает осуществлению всех моих замыслов? Нет, сначала всё же нужно пойти попить чаю, чтоб прояснить мой уставший после беседы с султаном разум!

После ухода царедворца правитель Бахрумского султаната вновь с удовольствием устроился на удобном диване, но сон почему-то не шел.

– Однако тяжела жизнь монарха, – ворочаясь с боку на бок, размышлял Султан. – То к тебе пристают с заседанием Совета министров, то просят руки сестры, да ещё хотят, чтобы я поскорее решил столь щепетильный вопрос, как будто нет у меня больше других хлопот! Взять хотя бы ту же самую свадьбу, какое это будет для меня испытание! Мари всегда мечтала о платье, в котором она выглядела бы, как настоящая принцесса, даже требовала от главной королевской портнихи, чтоб та сшила ей такой же наряд, расшитый кружевами и мелкими алмазами, какой был на Эльнаре в день её несостоявшегося венчания. А теперь ей придется надеть совсем другое, скромное восточное платье, и хоть на время свадебных торжеств облачиться в чадру, дабы всё население столицы не показывало на неё пальцем. Конечно, обидно за невесту, да только ничего с многовековыми обычаями не поделаешь!

– Ах, зря я мало ценил ту счастливую, беззаботную жизнь, которую мы с Мари вели, проживая в замке Ангалесских, где всё появлялось у нас само собой, словно по мановению волшебной палочки, где, запершись в спальной, мы целыми днями могли играть в карты, где можно было гулять по городу, ничуть не переживая, что кто-нибудь тебя сейчас вдруг узнает и будет за твоей спиной обсуждать! А здесь всего лишь один день я был беззаботным принцем, и вот стал правителем, к которому с раннего утра пристают со всевозможными вопросами. А ведь я только начал править, что будет дальше? Неудивительно, что у меня разболелась голова. Нужно пойти на женскую половину дворца попить чаю и заодно переговорить с Аишей по поводу сватовства визиря.

Придя к столь мудрому решению, в сопровождении двух маленьких, нарядно – одетых гулямов, как на Востоке называли пажей, правитель Бахрумского султаната направился в гарем.