Читать книгу Прощальные вспышки Родины - Леонид Нестеров - Страница 34

– Это – твой отец! – сказала моя мама, и я поймал себя на мысли, что лучший способ получить его – полшага на юго-юговосток, и йоко-гери левой ногой в печень. Это не значило, что я воспылал гневом против него. Просто наш сенсей иногда разрешал мне полноконтактный спаринг и, стоя рядом с любым мужчиной, я автоматически находил лучший способ получить его.

– Как поживаешь, папа? – спросил я. Моя мама облегченно вздохнула, и мы уселись ужинать.

В тот вечер мой отец был очень веселый и жизнерадостный. Он сказал нам, что месяц назад вышел из тюрьмы, где просидел два года. Собственно говоря, сказал он, это был его третий срок.

Первый раз, он сказал, Гитлер посадил его в тюрьму, по ошибке конечно, как русского шпиона. Гитлер, он сказал, до этого никогда не ошибался, но в этот раз он ошибся и ни за что, по ошибке, продержал его в тюрьме почти год! В конце концов, это было прекрасно со стороны Гитлера! – обменять его на какого-то немца, который сидел в нашей тюрьме, тоже по ошибке, конечно.

Второй раз это был Сталин, кто посадил его в тюрьму. Испанская гражданская война кончилась, и Сталин был очень рассержен, потому что фашисты, к несчастью, в конце концов, все-таки побили коммунистов. Он расстрелял своего полномочного представителя в Испании – журналиста Кольцова и назначил его родного брата главным карикатуристом юмористического журнала «Крокодил».

Сталин, по ошибке, конечно, обвинил моего отца, что тот плохо руководил переброской русских офицеров и тяжелой военной техники в Испанию. На самом деле, мой отец сказал, он не имел ничего общего с этим делом – ни чуточки. Хотя много людей почему-то полагали, что он имел.

Во время Испанской войны он жил в Испании в одном отеле со знаменитым писателем Хемингуэем. Этот писатель искал человека, который руководил этой переброской, чтобы написать о нем книгу. Как только мой отец сказал ему, что он – не этот человек, Хемингуэй сразу захотел написать другую книгу о моем отце – как он не руководил этой переброской. Может быть, Хемингуэй и написал бы эту книгу, если бы не Сталин, который посадил моего отца в тюрьму.

В любом случае, Сталин по ошибке посадил моего отца в тюрьму, но выпустил его через два года, когда оказалось, что человек, который руководил этой переброской, не допустил ни одной ошибки.

После этого Сталин еще раз посадил моего отца в тюрьму. Должно быть, он заимел плохую привычку – сажать моего отца на два года ни за что.

В общем, мой отец провел в тюрьме пять лет. Он сказал нам, что они обещали не сажать его больше в тюрьму по ошибке. Мой отец был рад слышать это. Он был в очень хорошем настроении в этот вечер и сказал, что хочет познакомить меня с моим братом, который на два года младше меня. Он сказал, что мой брат мечтает подружиться со мной.

Мой отец сидел на почетном месте – на диване, около книжного шкафа, который высился под самый потолок. Мы сожгли всю нашу мебель во время блокады, и этот книжный шкаф был нашей первой новой покупкой. Большой и красивый, он был уже сильно исцарапан нашим котом, который любил спать на его верхушке. Как раз в тот момент он спал там. Этот сибирский кот был скорее маленькой зеленоглазой рысью, он не был кастрирован и весил больше шести килограмм. Обычно он ходил за мной по пятам и на даче часто спасал меня от соседских собак, которые боялись его, словно Кошки из Ада. Он приносил на колени бабушке живых ящериц и сопровождал меня в лес и, когда уставал, забегал вперед и ложился поперек моего пути, я поднимал его и укладывал на свои плечи, как тяжелый пушистый воротник, он мягко кусал меня за ухо и легонько точил когти о мою куртку. Мы соорудили специальную портьеру на шкафу, но шкаф все равно был здорово исцарапан.

Я не знаю, что ударило его, но вдруг он прыгнул вниз, со шкафа, с четырех метров высоты, прямо на спину моему отцу, на его плечи.

Мой отец изменился в лице, схватился за грудь и, закатив глаза, потерял сознание. Мы вызвали «Скорую». Пока мы ожидали ее, кот ходил вокруг меня и терся о мои ноги, мурлыкая, но первый раз в моей жизни я не понимал, что он хочет сказать мне.

Доктор сказал, что у моего отца – обширный инфаркт.

Через месяц мой отец вышел из больницы, но я никогда больше не видел его веселым и жизнерадостным. Мне было тринадцать. Я жалел моего отца и в то же время я немного гордился своим котом, который побил человека, с которым Сталин и Гитлер вдвоем не могли справиться.