Читать книгу Святость над пропастью - Лейла Элораби Салем - Страница 3

Его вновь вели по длинным узким коридорам – теперь уже в незнакомом здании. Со всех сторон окружал полумрак, холодные стены были выкрашены в грязно-зеленый цвет, а наверху под потолком, где располагалась вентиляция, чернели пятна от пыли и грязи. Впереди маячила металлическая дверь; охранник, шедший впереди, пару раз повернул замок и она с глухим скрипом отворилась: за ней тянулся коридор, похожий на окутанный мраком подземный туннель. Отец Дионисий остановился, широко открытыми в ужасе глазами всматривался в надвигающуюся-тянущую пустоту. Второй охранник бесцеремонно толкнул его в спину, хриплым голосом крикнув:

– Ну, чего встал? Пошел!

Святой отец покорился без слов – и опять растянулась череда коридоров. По бокам с двух сторон располагались металлические двери, на душе стало неспокойно. В одном переходе бросалась в глаза пятно – что-то замазанное черной краской; невольно она приковала взор отца Дионисия, и былое волнение окатило его как тогда – утром перед залом суда. Ему исполнилось уже шестьдесят шесть лет, он немало совершил в жизни, оставил множество трудов и переводов, в нем до сей поры зиждилась-жила вера в Бога, за которую готов был пойти на мучения, но вот расстаться с жизнью – в непонятном месте среди безбожников и ему не желалось. «Закрасили кровавое пятно после расстрела, – мелькнуло у него в голове, – Господи, избавь меня от мук», вслух тихо спросил:

– На расстрел меня ведете?

– Молчать! – донесся до его слуха раздраженный окрик охранников.

Вскоре – после стольких поворотов и переходов, их путешествие завершилось: дверной замок щелкнул и святого отца втолкнули в крохотную мрачную каморку, где не было ничего, кроме жесткой скамьи-кровати, грязного умывальника да ведра для справления нужд. В щели полузакрытого решетчатого оконца под потолком тускло отсвечивались красноватые лучи предзакатного солнца. Первый охранник кинул в руки отца Дионисия поношенную одежду серо-голубого цвета, проговорил:

– Ты должен переодеться в это, – прищелкнул языком, окинув взором камеру, позлорадствовал в конце, – посидишь в полном одиночестве, без света и условий, может, тогда это развяжет тебе язык.

Дверь снова закрылась – теперь перед лицом святого отца.

– Спасибо, – поблагодарил он своих охранников еще до того, как они повернули в замке ключ.

Когда в коридоре стихли удаляющиеся эхом шаги, отец Дионисий Каетанович устало вздохнул, одежду, выданную ему, он оставил на скамье, а сам – как был в длинной мешковатой сутане, опустился на грязный пол, молитвенно сложил руки и, перекрестившись, зашептал, дабы слова сказанные не оказались кем-то услышанными:

– Господи, Ты испытывал меня и теперь вручил в руки мои горькую чашу, что должен я испить до дна. Я со смирением покоряюсь Твоей воли и отдаю судьбу в Длань Твою. Только не оставь меня на пути к Тебе, укрепи веру мою в дни отчаяния и испытаний. Аминь.

Ночью стоял холод, руки коченели и лишь горячее дыхание кое-как согревало их от мартовского неприятного мороза. Спал святой отец урывками – вернее, не спал, а дремал, время от времени проваливаясь в туманное полузабытье, а затем вновь открывал глаза и всматривался пустым взором в разверзшуюся страшную пустоту.

Ранним утром в камеру принесли завтрак: какао и небольшой кусок черного хлеба. Отец Дионисий с благоговейным трепетом принял завтрак словно драгоценность и еще раз поблагодарил тех, кто как в прошлый день, окинув полным презрения взглядом его старческую фигуру, молча вышли, закрыв наглухо дверь.

Время томительного ожидания медленным потоком заструилось минутами и часами. Дабы скоротать эти мгновения жизни, святой отец прохаживался взад-вперед, и измеряя шагами мрачную каморку, ставшую на короткий отрезок его домом. Ноги болели, одежда с чужого плеча оказалась крайне неудобной: рубаха велика, штаны же коротки, а привычна сутана, аккуратно-заботливо сложенная, лежала в углу. Отчаяния в сердце не было, как и страха, ныне все страшное-опасное осталось позади – по крайней мере, ему так казалось. Чтобы хоть как-то заполнить брешь молчаливого одиночества, отец Дионисий пел псалмы на старо-армянском языке, а затем переходил на латинское священное песнопение, слова которого он сочинял сам – когда-то, будучи викарием армянского прихода во Львове и основателем церковных школ.

Пополудни принесли обед, вид которого не вызывал аппетита даже у голодных. Перед уходом охранник обернулся, сказал святому отцу:

– Ешь быстрее, у тебя мало времени, – и вышел.

Святой отец бросил ложку, тайно прислушался к резкому биению сердца в груди. От сказанных-брошенных слов нутро опалило жарким пламенем, а к горлу подступил тугой комок. Неужели так скоро, так быстро решилась его судьба, неужто его жизненный путь оборвется в этот самый день – через несколько минут? Не страшно было умирать, не стыдно предстать перед Богом, единственное, жаль родную сестру, с которой не удалось попрощаться; а ведь именно она первая встала на его защиту, на собственные деньги наняла адвоката, громогласно отстаивала права брата в суде. Неужели все то, сделанное, зря? Собравшись с духом и тайно в душе помолившись за Сабину, отец Дионисий через силу съел невкусный остывший обед и застыл в ожидании, прислушавшись к далеким шагам в коридоре. Минуты шли-текли медленно в вечности; нарастающее ранее волнение постепенно сменилось отчаянным нетерпением: если суждено умереть теперь, так пусть это случится быстрее, надежнее!

Тяжелые шаги приблизились, щелкнул дверной замок. В проходе, загораживая свет от ламп, предстал высокий, широкоплечий человек в форме, он жестом поманил к себе отца Дионисия и резким движением надел на его руки наручники. И опять как вчера – длинный коридор, череда поворотов, ступени, ведущие на второй этаж, затем длинный путь по светлому, чистому коридору: здесь не было кровавых пятен, запаха испражнений и плесени. «Никак казнят с превеликим почестями», – пронеслась в голове дерзкая мысль, и сталось от сего смешно и грустно одновременно. Они пришли к кабинету инспектора: за белой дверью оказалось немного уютно, над столом между двумя окнами висела фотография генералиссимуса Сталина. Святого отца подтолкнули к стулу напротив инспектора, тот покорно опустился, ощущая внутри пустоту и бессилие. Инспектор: высокий, темноволосый, с располагающим к себе лицом дал знак офицеру удалиться, и когда за вторым захлопнулась дверь, инспектор достал из папки бланк, проговорил:

– Фамилия, имя и место рождения.

– Но вы и так все прекрасно знаете… – начал было отец Дионисий, но строгий голос заставил его замолчать.

– Я дважды повторять не собираюсь. Отвечайте на заданный вопрос, гражданин!

– Каетанович Дионисий.

– Год и место рождения.

– 8 апреля 1878 года, село Тышковцы Городенковского уезда.

– Родные есть?

– Да, сестра Сабина Ромашкан и ее сын – мой любимый племянник Казимеж Ромашкан.

Инспектор бросил ручку, взглянул на святого отца и, немного поразмыслив, сказал:

– Мир тесен, не так ли?

– О чем вы?

– Ваш племянник также осужден властями в совершении мессы, что категорически воспрещено.

– Казимеж… но как такое могла случиться? – отец Дионисий набрал в легкие побольше воздуха, в решительности, придавшей ему силы, проговорил как на духу. – Я знаю Казимежа с самого рождения, я понимаю его как никто другой, ибо сам участвовал в его воспитании и точно могу сказать, что этот мальчик не может быть опасен, ибо он ни словом, ни делом не причинял никому зла. Поверьте мне, прошу.

– Это для вас он невинный мальчик, коему сейчас уже тридцать шесть лет. И если мы узнаем его причастность к запретным организациям или группировкам, то он самолично будет отвечать по всей строгости закона, нравится вам то или нет.

Инспектор приметил ошеломленное лицо святого отца, но не дав ему сказать ни слова в поддержку племянника, продолжил:

– Ладно, к делу это отношения не имеет. Поговорим лучше о вас, свято…, то есть гражданин Каетанович. Расскажите о себе: где родились, где учились, чем занимались. Давайте, поведайте свою историю, а я послушаю.

– Что еще должен вам рассказать, коль информация обо мне хранится в ваших документах?

Инспектор глубоко вздохнул, несколько раздраженно постучал костяшками пальцев по столу и, поддавшись вперед, заговорил шепотом:

– Послушай меня, глупец. Я желаю помочь тебе выбраться на волю и потому мне необходимо знать все, понимаешь, все. Может статься, найдется информация для твоего оправдания, в противном случае тебя отправят в далекие лагеря; сколько ты там выдержишь – год, два? Так что выбор за тобой.., святой отец.

– С чего мне следует начать рассказ?

Инспектор встал, заходил по кабинету туда-сюда, на ходу закурил сигарету. От табачного дыма у отца Дионисия засвербело в горле и он принялся безудержно кашлять, исходя до мокроты. Инспектор тут же потушил сигарету, заботливо протянул ему стакан воды.

– Вы не курите, гражданин Каетанович?

– Нет, никогда не курил и не курю – здоровье не позволяет, ибо родился я слабым и болезненным., и лишь благодаря стараниям матушки не умер в младенчестве.

– Расскажите подробнее о вашей жизни – с детства до сегодняшнего дня.

Святой отец осушил стакан, прочистив горло, былая уверенность вернулась-вселилась в него тонким потоком, как это бывало всегда. Приглушенным голосом он заговорил:

– Я родился в селе Тышковцы Городенковского уезда Королевства Галиции и Лодомерии Австро-Венгрии, в семье Каетана Каетановича и Марии Каетанович, урожденной Зайончковской…