Читать книгу Моя панацея - Лина Манило - Страница 10

Глава 10 Инга

Оглавление

За Максимом закрывается входная дверь. Громко. С хлопком отсекает меня от внешнего мира, ограничивает моё личное пространство стенами дома.

Максим уходит, даже не обернувшись, а я стираю с губ след его поцелуев. Не было этого, не было! Показалось. Это было сумасшествие, помутнение, безумие – что угодно. Моя распущенность – лишь реакция на стресс, мою растерянность, шок. Ничего больше.

Убеждаю себя в этом и будто бы легче становится. Надолго ли?

Меня не запирают в комнате, но запирают в доме. Но эта иллюзия свободы – мнимая. Слишком призрачная, чтобы поверить в неё. Больше чем уверена, на этот раз меня караулит кто-то надёжнее, чем Егор. Но у меня нет сил сбегать. Я слишком растеряна, слишком запуталась, чтобы отважиться на побег.

Оседаю на нижнюю ступеньку лестницы, обхватываю себя за плечи руками, думаю. Павлик нашёлся, значит. А куда… куда он терялся? Зачем?

Он меня… бросил? Ради чего? Ради кого?

Отматываю ленту памяти назад. Скурпулёзно, дотошно.

Шаг за шагом, словно на киноплёнке, передо мной возникает нить прошлого. На ней нанизаны бусины событий, успевших стрястись со мной за последние несколько дней. Их, оказывается, так много.

О некотрых думать неприятно. Чёрт, обо всех думать неприятно, но я хочу понять, что в моей жизни произошло. Отчего попала в этот капкан?

Накануне, перед этой катастрофой, я ездила к тётке. Она, как обычно, вылила на меня ведро помоев, но это дело привычное, на это я уже перестала обращать внимание. Обросла за двадцать шесть лет жизни бронёй. Меня сколько не было в городе? Всего несколько дней. Чёрт, я даже чемодан с собой не брала. Зачем? Тётка живёт далеко, и только на одну дорогу у меня ушло времени больше, чем я пробыла в городе детства. Да и не для долгих визитов туда ездила, по делу. Но это не суть важно.

Павлик не смог со мной поехать, хоть и нужен мне был там. Как моральная поддержка, как единственный человек, который меня любит. Любит? Конечно. Или просто так всегда хотелось думать. Не знаю. Говорю же, запуталась.

Но ему нужно было закончить какие-то жутко важные дела на работе, а я и не настаивала. Была уверена: он старается для нашей семьи, работает сутками, берёт кучу подработок, пропадает в офисе, но это же для нас. Для нашего будущего. Там, в новой квартире, до которой было рукой подать, мы заживём счастливо, родим ребёночка и ещё десять раз по восемь лет будем рядом.

Так всегда верилось. Так представлялось.

Должна же была чёрная полоса когда-то закончиться? Но в последнее время казалось: всё становится только хуже. Я попала под сокращение, потому что нашу маленькую фирму закрыли, а новую работу всё никак не удавалось найти. Будто меня проклял кто-то. Целый месяц поисков, а Павлик всё чаще пропадал на работе. Плюс всё чаще я видела его в компании незнакомых мужчин, но при моём появлении они разбегались, как крысы с корабля, а Павлик путанно объяснял, что это то ли клиенты, то ли деловые партнёры, а то и вовсе сотрудники.

Интуиция подсказывала: здесь что-то не чисто. Ну не были похожи те странные мужчины на деловых партнёров. Такие разве что в криминальных сериалах да хрониках мелькают. Когда мордой в пол лежат под напором полицейских. Я пыталась поговорить с Павликом. Вдруг он встрял куда-то? Но всякий раз получала в ответ широкую улыбку и жаркие объятия. Муж всеми силами пытался заткнуть мой рот, убеждал, что у него всё хорошо и это действительно товарищи по работе.

Верила. Я всегда ему верила, потому что раньше он ни разу меня не обманывал. Только в последнее время всё чаще казалось, что за моей спиной творится что-то не хорошее.

В город я вернулась как раз в день похищения. Открылённая какими-то глупыми надеждами, планами. Я вообще очень глупая как оказалось.

После поездки у меня немного денег осталось, но всё-таки купила продукты для праздничного ужина в честь возвращения. В честь годовщины. Так торопилась вернуться в нужных день, хотелось провести его с Павликом. Всё-таки дата, восемь лет – не шутки.

Когда ехала обратно в продуваемой семью ветрами электричке, загадала: если в этот день случится что-то необычное, что-то из ряда вон, то дальше наша жизнь с Павликом наладится. Станет лучше. Сытнее, что ли. Ярче. Радостнее.

Случилось. Только теперь я не знаю, как мне жить дальше. И главное, с Павликом ли?

Я всё ещё не знаю, верить ли Максиму. Не хочу этого делать, боюсь поверить, но и найти причину, почему Макс захотел бы мне врать, не могу. Но тогда, если он действительно говорит правду, это значит, что столько лет я потратила на подлеца и лжеца. Подонка.

Невыносимо. Больно. Словно кто-то вымазал всю мою жизнь, всё хорошее, что в ней было, сажей. Зловонной болотной жижей. Страшно. Честное слово, жутко.

Запускаю руки в волосы, растираю лицо. До красноты, покалываний под кожей, лёгкого онемения. Мне нужно собраться. Нужно прийти в себя. Успокоиться наконец.

Нужно дождаться Максима, нужно всё-таки понять, где правда, а где ложь. И не факт, что она в словах Максима. Или действиях Павлика.

Чёрт, насмерть запуталась.

В доме тишина. Но уже не такая плотная как раньше.

Чьи-то лёгкие шаги разрушают тишину, а я напрягаюсь. Тело сковывает лёгкий укол паники, а слёзы мигом высыхают. Но потом вспоминаю о Ярике и мигом теплее становится. Это он?

Вскакиваю на ноги. Зачем-то отправляю одежду, будто мой внешний вид действительно имеет значение.

– Мама, я пить хочу. И есть.

Теряюсь. Ярик стоит босой прямо на лестнице, в своей смешной пижамке. Взъерошенный, только что проснувшийся, а на лице улыбка. Он будто бы весь светится изнутри, и я снова глотаю свои глупые слова. “Я тебе не мама, малыш. Не выдумывай, это просто глупая ошибка”. Не могу такое сказать, не получается.

Ну как ребёнка-то расстроить? Это всё дикое стечение обстоятельств, я не должна была тогда ввалиться в его комнату, а Максим не должен был строить для сына воздушные замки. Что бы ни случилось с матерью Ярика, мне – чужой тётке – нечестно притворяться ею. Нечестно позволять ему продолжать верить, радоваться, но во мне нет смелости сломать его хрупкую мечту, которая наконец-то сбылась. Пусть и кособоко, но сбылась.

И хоть я совершенно не знаю и не понимаю, как себя вести в этой ситуации, протягиваю руку. Действую по наитию, ведомая лишь внутренним чутьём. Ничего не обдумываю, не заглядываю в будущее и не строю теорий. Просто протягиваю руку.

– Ты же мне покажешь, где кухня?

Ярик энергично кивает и сбегает вниз. Шлёп-шлёп голыми пятками по деревянным ступеням. В доме тепло, но всё равно босиком бегать такому маленькому ребёнку, наверное, опасно. А если простудится?

Если простудится, у него есть родной отец. Наверняка и босому бегать ему Максим разрешил. Кто я такая, чтобы диктовать свои правила?

Ярик цепко хватает меня за руку и буквально тащит за собой. Даже сопит спешно от натуги.

– Вот туда, там кухня, – лепечет и подводит меня к арке, за которой небольшая, но уютная комната.

Для готовки есть всё необходимое, а ещё огромный холодильник, до отказа забитый едой. Чего тут только нет, и я поражённо разглядываю баночки, коробочки, упаковки, на многих из которых надписи на буржуйских языках. На колбасах, например, итальянские этикетки, а на шоколаде – немецкие. Большинство продуктов я видела лишь на полках в магазине, и то не все. Да и не присматривалась особенно. Толку, если позволить себе не можешь? Потому что почти все деньги уходили в банк, копились там, чтобы… чтобы в один чудеснейший день исчезнуть. Вместе с Павликом.

Я уверена, что в этом Максим точно не соврал. Уж очень убеждённым выглядел тогда в машине. Ай, всё, не хочу об этом больше думать! Иначе совсем мозги в кисель превратятся, и всё, на что окажусь способна – сидеть в уголке, свернувшись калачиком, и реветь, словно мне восемь.

Откинув в сторону все переживания, наливаю Ярику стакан воды. Он жадно пьёт, но всё равно и трети не выпивает – маленький.

– Так с попить мы разобрались. А с поесть? Чего тебе хочется? Только чур не мороженное и не конфеты.

Даже моих скудных познаний в жизни пятилетних мальчиков достаточно, чтобы понимать: много сладкого ночью им точно нельзя. Но Ярик удивляет меня:

– Я не люблю сладкое, а мороженое мне нельзя, – серьёзно заявляет и обхватывает пухлыми ладошками своё горлышко. – Ангина!

Он так торогательно серьёзен сейчас, так деловито собран, что не могу сдержаться и смеюсь. Нет, Ярик всё-таки чудесный мальчик. Пусть я почти его не знаю, но он мне уже нравится.

– Тогда что?

– Кашу, – расплывается в улыбке и подпирает щёчки кулаками. Сейчас Ярик мне уже не кажется таким бледным. Или просто тут освещение иное? – Гречневую, с молоком.

– У тебя часто горло болит? – спрашиваю, чтобы рассеять тишину. Молчать не хочется, но и наговорить лишнего запросто могу. Потому выбираю нейтральные темы.

– Ага. Папа говорит, это пройдёт. Когда вырасту.

Пока Ярик бесхитростно откровенничает, я всё-таки нахожу в одном из многочисленных шкафов глиняную банку, на которой написано “Гречка”. Ага, но внутри почему-то рис. Тогда что? Тогда надо найти рис и вот там…

И правда, в рисовой банке оказывается тёмная и рассыпчатая гречневая крупа. Достаю кастрюльку, из холодильника извлекаю пакет молока и принимаюсь за работу. Готовка расслабит нервы, приведёт мысли в порядок. Оказывается, чтобы успокоиться окончательно мне нужно было зайти в чужую кухню и начать варить кашу для чужого ребёнка. Забавно.

– Папа правильно говорит, – киваю, помешивая в кастрюльке стремительно набухающую крупу. – А что он ещё тебе говорит?

– Что я обязательно стану самым сильным и умным. Вот только читать никак не могу научиться, – разводит руки в стороны и смотрит на меня печально. Вздохнув, добавляет: – Не получается.

– Папа сердится?

– Нет, папа на меня никогда не сердится. Он хороший!

– Ага, согласна, – поддакиваю. Не говорить же ребёнку, что его папа – тот ещё оригинал, и методы у него интересные. Это точно не тема для беседы с детьми – даже я это понимаю.

– Если хочешь, я тебе помогу. С чтением, – добавляю, а внутри обзываю себя идиоткой. Знаю же, что не должна, но и помочь Ярику хочется. Замкнутый круг какой-то.

Так за болтовнёй о разном каша доходит до нужной консистенции. Надо же, а ничего так получилась. Я вспоминаю, как долго уже не ела, накладывая полную тарелку для Ярика. Слюна выделяется активнее чем нужно, а живот предательски урчит.

Ярик смотрит в свою тарелку с восторгом, хватает большую ложку и счастливо жмурится. Такой смешной, такой открытый – каждая эмоция на лице написана. Не то, что его отец, дай ему провидение ещё на сто лет здоровья.

Мою руки, вытираю их полотенцем, а Ярик с аппетитом ест. Щурится, уминает за обе щёки, а мне вдруг тепло становится от того, что просто стою тут и смотрю на жующего приготовленную мной еду ребёнка.

Я ведь очень хотела родить от Павлика сына. Вообще детей всегда хотела, желательно больше одного. Можно даже пятерых – это не страшно, хоть и сложно. Но всё не до того было. “Нужно же сначала крепко на ноги стать, своим жильём обзавестись, а потом уже!”

Это “потом” всё длилось и длилось. Эх, ладно, не об этом речь.

Вдруг Ярик хмурится и смотрит на меня серьёзно-серьёзно.

– Ешь! – заявляет авторитетно, становясь в этот момент очень похожим на своего авторитарного папашу. – Вкусно! Ешь!


И правда. Чего это я? Да, меня тут заперли, да, похитили помимо воли. Даже целовали, особенно не спрашивая разрешения. Но это всё – точно не повод умереть от голода.

Я терпеть не могу молочные каши, могу съесть не больше чайной ложки, потому достаю из холодильника душистую копчёную колбасу, сыр и делаю себе большой – просто огромный – бутерброд. Щедро мажу хлеб майонезом, попутно поясняя Ярику, что вот такую еду ему точно пока рано. Учу, вроде как, словно действительно имею на это право.

– Папа мне тоже такое есть не разрешает, – улыбается и облизывает ложку, похожий в этот момент на крошечного игривого котёнка. – Ты прямо как он.

Это его очень веселит и вообще делает счастливым. Ярик словно неосознанно ищет подтверждения тому, что я всё-таки его мать. Он верит в это безоговорочно, как в Новогоднее чудо, но каждый раз выискивает крошечные детальки, это чудо подтверждающие.

Жую бутерброд, который едва в рот помещается, стараюсь не крошить и не выдать своего смятения. Всё это неправильно, неправильно, повторяю себе раз за разом. Убеждаю себя в этом, настаиваю, но рядом с Яриком так тепло и уютно сидеть. Он радостный и спокойный, в его глазах настоящее счастье. Он ёрзает на высоком стуле, болтает в воздухе ногами и с аппетитом ест мою еду. Никто и никогда с таким удовольствием её не поглощал.

Пусть я поступаю подло, но с каждой секундой мне всё меньше хочется, чтобы это заканчивалось.

Господи, мы с Максимом сгорим в аду за эту ложь, но иначе пока не получается. Может быть, потом как-то всё само собой образумится?

Моя панацея

Подняться наверх