Читать книгу Любовь в наследство - Лиз Карлайл, Лиз Карлайл - Страница 8

Дед Малахия вел внука за руку по запутанным улочкам Мургейта. Сумерки быстро превращались в ночь, и торговцы начали закрывать свои лавки.

– Дедуль, нам долго идти еще?

– Да мы уже почти дома, Габи. Тебе понравилось в банке? Впечатляет, да?

– Да, он большой, – ответил мальчик.

В это мгновение из распахнувшихся дверей дома, расположенного чуть дальше по улице, высыпала шумная толпа мужчин. Тот, кого они вели со связанными руками, выкрикивал ругательства и старался высвободиться.

– Стой тихо! – шепнул дедушка, быстро подтолкнув Габриела в тень.

Прижатый телом деда к холодной кирпичной стене, он ничего не мог видеть, но прекрасно слышал крики и топот мужских сапог.

– Отпустите меня, черт бы вас побрал! – кричал связанный. – Помогите, ради бога!

– Проклятье, Нейт! – прогремел другой голос. – Ты вроде как сказал, он слишком пьян, чтобы сопротивляться.

– Тогда свяжи ему ноги, олух!

– За что? Я всего лишь шью паруса! – услышал Габриел. – У меня и документ есть! Вы не имеете права забирать меня!

– Ну и дела! – прошептал дед. – Не повезло бедняге.

Когда через несколько минут шумная толпа скрылась во тьме и наступила тишина, дед взял Габриела за руку и быстро повел прочь.

– Что сделал этот человек? – спросил мальчик.

– Слишком много выпил с теми, кого плохо знал, – ответил дед. – Англии нужны матросы, и, чтобы собрать команду, годится любой способ.

– Но… они же не могут вот так, просто забирать кого угодно! – возразил Габриел.

– О, мой мальчик, именно поэтому я и сказал тебе: «Стой тихо!» Никогда никуда не встревай. Но разве ты слушаешься…

Гарет ждал ее к завтраку: ждал до тех пор, пока огонь под жаровней не погас окончательно и кофе не остыл, а лакеи не начали нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, давая понять, что у них есть и другие дела, – но Антония так и не пришла.

Один из лакеев на его вопрос ответил, что ее светлость обычно завтракает в утренней столовой, к тому же встает рано и всегда очень пунктуальна, поддержал его другой. Итак, Гарет продолжал ожидать ее, ковыряясь в тарелке и попивая остывший кофе. Неизвестно, сколько бы он ждал еще, если бы одна из служанок, просунув голову в дверь утренней столовой, не бросила взгляд на все еще уставленный едой буфет и не выразила недовольства.

– Ваша светлость, вернулся мистер Уотсон, – чопорно поклонившись, доложил появившийся вслед за служанкой Коггинс. – Он отправил молотилку в амбар и готов прийти в любое удобное для вас время.

Нечего тянуть и откладывать важные дела, решил Гарет. Антония, очевидно, не придет. И чего он беспокоится? Они все равно не смогли бы серьезно поговорить – ведь эти проклятые лакеи кружат всюду, как назойливые шмели. Гарет старался убедить себя в том, что хочет лишь узнать, все ли с ней в порядке, но это глупо: у нее есть горничная, а в доме целая армия заботливых слуг.

Шумно отодвинув стул, Гарет бросил на стол салфетку и, широким шагом покинув гостиную, отправился по длинной, оплетенной розами галерее из главного дома к конторам и мастерским. Все в нем кипело от гнева: он чувствовал, что его избегают. Но когда он бегом спускался по последнему пролету лестницы, ему в голову пришла другая мысль: «А что, если Антония просто смущена?» Это Гарет как раз мог понять, ему и самому было очень неловко. От одной лишь мысли, с каким исступлением они касались друг друга, предаваясь порыву ненасытной, необузданной, неистовой страсти, у него и сейчас все еще дрожали руки. То, что произошло этой грозовой ночью, изменить нельзя: им обоим придется жить с воспоминанием об этом безумстве.

Пока шел, Гарет решил не давать Антонии разрешения на ремонт в Нолвуде: ведь тогда она наверняка покинет Селсдон и поселится в Лондоне. Вероятно, им не следует больше встречаться. А что, если она не уедет? Ведь он сам предложил ей жить здесь сколько пожелает. Но даже если Антония переедет в город, не факт, что они случайно где-нибудь не встретятся. Теперь и ему, и Ксантии придется вращаться в обществе, которого они при других обстоятельствах с радостью избегали. С другой стороны, заставить Антонию перебраться в Лондон – значит отдать на растерзание высшему свету. А это, вполне вероятно, ее может просто погубить.

Проклятье! Ощутив, что у него дергается щека, Гарет резко остановился. Он сам заварил всю эту кашу, а теперь не знал, как расхлебывать. Им необходимо все обсудить и прийти к какому-то соглашению. Он должен встретиться с ней, как только покончит с делами по имению, решил Гарет и рывком распахнул дверь в контору.

Поздним утром Нелли обнаружила госпожу в семейной часовне, которая находилась в неотапливаемой части старого замка и освещалась с улицы через высокие узкие окна и тремя свечами, зажженными у алтаря. Внутри пахло расплавленным воском, сырым бархатом и мокрым камнем.

– Ваша светлость? – Нелли заглянула в полумрак.

– Да, я здесь. – Антония медленно поднялась с колен, подобрав тяжелые полы накидки с холодного каменного пола.

– Господи, а я голову ломала, куда вы исчезли! – Нелли подошла к госпоже. – И сколько времени вы вот так простояли на коленях, ваша светлость?

– Точно не знаю, – уклонилась от прямого ответа Антония.

– О, до чего же мрачное и холодное место! – Озираясь по сторонам, Нелли зябко обхватила себя за плечи. – Вы заработаете ревматизм, если сейчас же не покинете этот склеп. И потом, вы пропустили завтрак.

– У меня нет аппетита, – слабо улыбнувшись, пробормотала Антония. – Мне хотелось немного побыть в одиночестве. Прости, что не предупредила.

– Сегодня вы зажгли три свечи, мадам? – удивилась Нелли, глядя на мерцающие свечи.

– Да, одна за Эрика, – тихо призналась Антония. – Сегодня утром я почувствовала себя… доброй. – «Или виноватой», – добавила она про себя.

– Я хочу кое-что вам сказать, мадам, – смущенно переминаясь с ноги на ногу, пробормотала Нелли. – О прошедшей ночи.

– А это что, необходимо? – жестко поинтересовалась Антония и пошла по проходу к двери.

– Простите, ваша светлость, – последовав за хозяйкой, пролепетала Нелли, – но там опасно было находиться одной, к тому же в такую грозу. Вы ведь могли простудиться и заболеть: прямо до смерти меня напугали.

– Прости меня, Нелли, – сказала Антония, остановившись у дверей часовни, – за неосмотрительность.

– И вы не приняли снотворное, верно? – не унималась горничная.

– Я… решила, что оно мне больше не нужно, – кивнула Антония.

– Вы меня пугаете, мадам, – жестко проговорила Нелли. – Я уже давно не видела вас такой.

– Не переживайте. – Антония вышла в коридор, распахнула дверь, остановилась и глубоко вдохнула свежий воздух. – Просто я думаю, что мои вчерашние опасения гораздо серьезнее, чем я полагала. Впредь я буду вести себя осторожнее.

– Вы имеете в виду нового хозяина? – уточнила горничная. – Все сидят как на иголках, но вы рискуете гораздо больше, чем любой из нас.

Антония ничего не ответила и только плотнее запахнула накидку.

– Простите меня, мадам, – продолжила Нелли, – но, может, есть что-то еще, о чем вы хотели бы мне рассказать?

– Например?..

– Что-нибудь о прошлой ночи, возможно?

– Нет, ничего, – быстро покачала головой Антония. – Абсолютно ничего.

– Ну что ж… Вы сегодня собираетесь на прогулку, ваша светлость? Скажите, какие вещи приготовить.

Антония решила, что было бы и правда хорошо куда-нибудь уйти. Нелли права: нужно куда-нибудь прогуляться, а не стоять весь день на коленях в сырой часовне.

– Думаю, мы вместе могли бы пойти в деревню, – предложила Нелли. – Пора заменить все ваши траурные ленты и купить ту серую бархатную шляпу.

– Нет-нет, только не в деревню! – возразила Антония. – Спасибо тебе, Нелли.

Антонии хотелось одиночества. Может, пойти в лес? Или прогуляться к вдовьему дому, чтобы осмотреть его? В конце концов, он не в таком уж плохом состоянии. А кроме того, она мало что может сейчас себе позволить. Вероятно, она могла бы обойтись чем-то поскромнее и покинуть Селсдон раньше, чем планировалось. Возможно, Господь уже откликнулся на ее молитвы.

– Нет, не в деревню. Нелли, я, пожалуй, прогуляюсь в Нолвуд или в олений парк, а потом отдохну в беседке.

* * *

Вернувшись после встречи с управляющим, Гарет нашел Коггинса в своем тесном кабинете, расположенном рядом с большим залом: дворецкий просматривал утреннюю почту.

– Герцогиня сегодня утром спускалась? – осведомился Гарет, бросив взгляд на солидную пачку писем, которую дворецкий отложил в сторону.

– Нет, ваша светлость, я ее не видел. – Коггинс, казалось, был крайне удивлен, когда герцог появился в кабинете. – Но ее горничная ушла примерно четверть часа назад.

Гарет в задумчивости постучал пальцем по одному из писем, которое пришло из Лондона и было адресовано Антонии, и поинтересовался:

– Коггинс, а у герцогини много знакомых в Лондоне?

– Думаю, прежде было много, ваша светлость.

– Это представители света или друзья моего покойного кузена?

– Его светлость поддерживал отношения в основном с местными джентльменами, – после небольшой паузы ответил дворецкий. – У них с герцогиней было всего несколько общих знакомых.

– А-а, – протянул Гарет.

– Как мне известно, ваша светлость, у герцогини в городе живет брат, – пояснил Коггинс. – Но, как я слышал, он любитель погулять и пользуется популярностью в сомнительных кругах.

– Игры, скачки и прочее, так? – напрямик спросил Гарет.

– Думаю, да, у него пристрастие ко всему такому, – слегка смутившись, ответил дворецкий. – И герцогиня, до того как вышла замуж за покойного герцога, была знакома со многими друзьями брата. Некоторые из этих джентльменов сочли своим долгом выразить соболезнования ее светлости.

«И заодно, несомненно, вынюхать что-нибудь о наследстве», – догадался Гарет.

– И, вы думаете, все это бескорыстно?

– Не могу знать, ваша светлость. – Коггинс выразительно вскинул брови, но Гарет понял, что дворецкий разделяет его мнение. Похоже, из-за угрозы, нависшей над ее добрым именем после кончины Уорнема, предполагалось, что вокруг герцогини будут кишмя кишить женихи с сомнительной репутацией, какие-нибудь проходимцы.

– Пойду наверх и поговорю с герцогиней, а заодно передам письма, – проговорил Гарет, забирая адресованную Антонии почту.

– Благодарю вас, ваша светлость, – ответил Коггинс.

Гарет поднялся по лестнице в гостиную, смежную с герцогскими апартаментами. Если горничная действительно ушла, то Антонии не удастся избежать встречи с ним: ей придется ответить на стук в дверь.

Гарет постучал и очень обрадовался, когда ему открыли.

– Ваша светлость, – пролепетала Антония, побелев как мел. – Доброе утро.

Гарет не спросил, можно ли войти, так как подозревал, что ему откажут, и вместо этого просто вошел в комнату и положил на стоявший у дверей палисандровый стол корреспонденцию.

– Это вам.

– Благодарю вас. – Она все так и стояла у открытых дверей, положив ладонь на дверную ручку. – Кроме писем, что-нибудь еще было, ваша светлость?

Он заложил руки за спину, будто старался удержать себя от каких-то нежелательных действий. Проклятье, как бы ему хотелось, чтобы она не была такой привлекательной, такой изящной, такой хрупкой! Да, настоящая фарфоровая статуэтка. Гарет прошел к окнам, а потом вернулся к двери и, наконец, заговорил:

– Антония, думаю, после того, что произошло этой ночью, нам нужно поговорить.

– Произошло ночью? Вы о чем?..

Поскольку хозяйка комнаты, по-видимому, была не в состоянии оторваться от дверной ручки, Гарет закрыл дверь сам и спросил:

– С вами все в порядке? Я ужасно беспокоился. Вы не спустились к завтраку, и я решил, что вы простудились и заболели.

– Но, как видите, я здорова, – возразила Антония, пожав плечами.

Она была так бледна, что Гарет поставил ее слова под сомнение. Кроме того, ему не нравилось разделявшее их в это утро расстояние, которое герцогиня упорно старалась сохранить… Вот и сейчас она зашла за массивный диван, словно хотела таким образом защититься от опасности.

– Антония, – прервал затянувшееся молчание Гарет, – прошедшей ночью мы совершили непоправимую ошибку. Это было… безрассудство. И должен признаться, во многом виноват я сам. Вы были не в себе: очевидно, чем-то ужасно расстроены и… – Он заметил, как что-то похожее на смятение промелькнуло в ее глазах, но она сразу же отвернулась и прошла к окну.

Гарет пошел следом и, слегка коснувшись ее плеча, почувствовал, как она вздрогнула.

– Простите, но я все же полагаю, что мы должны разобраться в том, что произошло между нами.

– Я не понимаю, о чем вы, – прошептала Антония и, подавшись вперед, прижала пальцы к стеклу, будто хотела вплавиться в него и исчезнуть. – А теперь не могли бы вы оставить меня?

– Прошу прощения? – Он крепче сжал ее плечо и ощутил, как она опять вздрогнула.

– Ваша светлость, я благодарна вам за заботу, но… я плохо спала сегодня. Со мной такое бывает. Если что-то произошло, то я не могу…

Ах так! Гарет резко повернул ее лицом к себе и возмущенно воскликнул:

– Если что-то произошло? Если? Бог мой, вы не хуже меня знаете, что случилось этой ночью.

– Нет, – покачав головой, прошептала Антония и испуганно взглянула на него. – Я не могу… действительно не помню. Прошу вас, забудьте и вы об этом.

– Антония, зачем вы лжете? – Гарет крепко взял ее за плечи и хорошенько встряхнул, когда она отвела взгляд. – Как вы можете не помнить того, что между нами произошло? Как можете делать вид, что ничего не было?

Она не ответила и лишь покачала головой.

– Антония, мы совокуплялись, прямо под дождем, – жестко сказал Гарет. – И это было безумие, которое невозможно забыть. Не нужно мне лгать: это слишком важно!

– Простите, я не могу говорить об этом, – едва слышно пролепетала она дрожащим голосом.

– Почему? – Не сознавая, что делает, Гарет прижал ее спиной к стене возле окна. – Это вас так пугает? Что ж, меня тоже, ей-богу. Но вряд ли кто-то смог бы устоять перед такой страстью.

– Вы только что сказали, что это была ошибка, – глухим голосом напомнила Антония. – Но как… это возможно, если я ничего не помню? Как это может быть? Ваша светлость, прошу вас, оставьте меня в покое. Мне не нужна страсть. Неужели вы не можете этого понять?

– Нет, ей-богу, не могу. – А затем, не понимая, как это произошло, Гарет вдруг осознал, что целует ее, все еще продолжая держать за плечи.

В его поцелуе не было нежности: он грубо завладел ее губами, совершенно не представляя, что собирается делать дальше. Антония попыталась оттолкнуть его, упершись руками в грудь, но Гарет, не обращая на это внимания, продолжал целовать ее со все возрастающим пылом. Она вдруг издала странный звук: то ли всхлипнула, то ли беспомощно вздохнула – и, перестав сопротивляться, раскрыла губы. Позабыв обо всем, Гарет в приливе восторга жадно нырнул к ней в рот, нежный как шелк, и их языки сплелись в обжигающем танце страсти. Постепенно руки Антонии пробрались под сукно его куртки, а лицо покорно обратилось вверх, словно сдаваясь на милость победителя.

– Так-то оно лучше, – проговорил он хрипло, когда их губы наконец разъединились. – Это именно то, что так внезапно и с такой силой вспыхнуло между нами – страсть, безумие. И тебе ни за что меня не обмануть.

Стараясь восстановить дыхание, Антония отвела взгляд и прижала ладони к стене за спиной. Гарет почувствовал, что она опять уходит в себя, отгораживается от него, и это заставляло кровоточить его сердце.

– Дело во мне, Антония? Верно? Я для тебя недостаточно хорош? Тогда просто скажи это!

– Что бы я ни сказала, вы все равно не поверите, – возразила она, не решаясь взглянуть на него. – Так зачем вообще что-либо говорить? Вы добились своего, ваша светлость: заставили меня… отвечать на ваши ласки, – не пора ли положить этому конец?

Ее слова прозвучали как плохо завуалированная пощечина. Она просто хотела мужчину, но до его уровня опускаться не станет.

– Да, я тоже думаю, что пора, – согласился Гарет. – Надеюсь, вы остались довольны, потому что скорее замерзнет ад, чем я соглашусь согреть вашу постель. – И только направившись к дверям, он вспомнил, что и постели-то не было, не говоря уж о тепле: он просто прижал ее к холодной мокрой стене и овладел ею, как какой-нибудь подонок с Ковент-Гардена, и теперь она не хочет вспоминать об этом. Вместо того чтобы ломать голову над значением того, что произошло, лучше просто открыть дверь и уйти. К его досаде, в полумраке коридора мимо пробежали две служанки, да еще свернул за угол слуга.

Прекрасно! Теперь у прислуги будет о чем еще посплетничать. Несмотря на раздражение, Гарет высоко поднял голову и двинулся в направлении своего кабинета: ему необходимо было уединиться, чтобы зализать раны.

Но его одиночество продлилось недолго. В тот момент, когда после бесцельного расхаживания по ковру Гарет решил приняться за насущные дела, в кабинет постучали и ворвался ураган в образе краснолицей горничной герцогини. Отложив в сторону документ, который уже начал составлять, Гарет встал, хотя сам не понял почему.

– Послушайте, сэр, – решительно направляясь к письменному столу, заговорила служанка, – я хочу знать, причем немедленно, что вы такое сделали с ее светлостью.

– Прошу прощения? – не понял Гарет.

– Если вы намерены угрозами запугать ее светлость, то у вас не получится, сэр. – Горничная уперлась огромными ручищами в бедра. – Вы ей не муж и не…

– Спасибо Господу хоть за эту милость!

– …отец. И вы не имеете никакого права, слышите?

– Простите, мадам, кто вы?

Этот вопрос заставил ее на секунду замолчать.

– Нелли Уотерс, личная горничная миледи.

– Мисс Уотерс, вы дорожите своим местом? – резко спросил Гарет. – Я уволю вас за дерзость.

– Я, ваша светлость, работаю не на вас, – огрызнулась горничная. – Сначала я служила матушке ее светлости, а еще раньше – ее тетушке. И я буду вам благодарна, если вы оставите в покое мою несчастную госпожу. Разве ей недостаточно страданий? Так еще вы явились сюда, чтобы грубо обходиться с ней и доводить до слез.

– При мне она не пролила ни слезинки, – раздраженно бросил Гарет через стол. – С чего вы взяли, что я намерен ей досаждать?

– А что я должна думать?! – взорвалась горничная, картинно заламывая руки. – Я не могу добиться от нее ни единого разумного слова…

– Вот и я не мог, – буркнул Гарет.

– Она просто лежит на кровати и рыдает, словно ей опять кто-то разбил сердце. И все почему? Потому что вы не умеете держать себя в руках?

– Вы ничего не понимаете! – не выдержал Гарет. – И более того, это не ваше дело. Ваша хозяйка, по-видимому, привыкла лгать, миссис Уотерс.

– Лгать? При чем тут это? – не поняла горничная. – Вы думаете, ей легко, сэр, когда все вокруг перешептываются: и сумасшедшая-то она, и живет в доме, который перестал быть ее домом, и вынуждена терпеть вас – человека, которого совершенно не знает?

«И не желает знать», – добавил мысленно Гарет.

– Она похоронила двух мужей, ваша светлость, а для женщины это куда тяжелее, чем для мужчины. Проходит время, и вдовец опять женится. А женщина – совсем другое дело.

– Да что вы об этом знаете! – воскликнул Гарет, настолько взбешенный, что не желал ее больше слушать. – Поинтересуйтесь у своей хозяйки, в чем дело, когда она придет в себя. Она одна способна свести с ума любого мужчину. И не спешите очернять без разбору всех мужчин.

– Но у нее никогда не было достойного мужчины, ваша светлость. – Лицо горничной стало похоже на опавшее дрожжевое тесто, а голос сделался совсем тихим. – Вот у меня был хороший муж. Такой достается женщине только один раз – и мне другой не нужен. Она же не могла такого выбрать: у нее вообще не было возможности выбирать, поскольку всегда жила в страхе.

Гарет не желал чувствовать ни малейшей симпатии к Антонии и подозревал, что знает причину ее страхов: это в первую очередь стыд, а еще – откровенная предубежденность.

– Уходите, мадам, – сказал он спокойно, указав на дверь. – Даже если я не вправе вас уволить, но вышвырнуть из своего дома вполне могу.

– Да, тут вы правы, – согласилась Нелли. – Но если уйду я, то и она тоже уйдет. А я думаю, вам этого не хотелось бы, верно? Нет, не отвечайте мне: время покажет, так это или не так.

Гарет потряс кулаками. Будь она проклята, эта женщина! У него никогда не возникало таких ситуаций, чтобы кого-то нельзя было уволить, но тут он и правда растерялся, поскольку не знал из каких средств платят наглой ведьме: из его наследства или из содержания герцогини. Только, черт бы ее побрал, она была права в другом, а это куда хуже.

– Уходите, – прошипел Гарет, – уходите немедленно, миссис Уотерс, и чтоб я больше никогда вас не видел.

Горничная вышла, напоследок бросив на него полный возмущения взгляд.

Антония заставила себя сесть в постели и смахнула слезы со щек. В этот раз верная Нелли удивила ее тем, что не стала противиться и оставила хозяйку наедине с ее страданиями. Наконец-то она смогла как следует выплакаться. Теперь, когда рыдания наконец утихли, она просто судорожно всхлипывала, и это было огромным достижением.