Читать книгу Летние домыслы - Лола Адриановна Кретова - Страница 8

Дождь кончился. Катя вышла во двор, чтобы завести машину в гараж и срезать цветов для букета. Она бродила с ножницами по мокрому саду, срезая поникшие от дождя цветы, и ей вспоминалось знакомство с Нестеровым, его первые визиты к её тюльпанам, вишням, розам, последовавшие спустя время беседы на террасе. Катя удовлетворённо улыбалась воспоминаниям – она знала, что нравится Нестерову.

О Валентине ей рассказала приятельница с дач. Прошлой осенью Катерине понадобилось обрезать плодовые деревья и что-то сделать с разросшимися кустами ежевики. Практичная и трезвомыслящая, как большинство музыкантов, приятельница отговорила Катю приводить на свой участок незнакомцев: «Разве ты не знаешь, что у вас в деревне живёт Валентин Нестеров? Помнишь, был такой модельер, ты ведь, кажется, смотрела его передачи о саде. Он тут бывает время от времени – подрабатывает садовником у состоятельных людей, должно быть на телевидении не так уж много платят».

В считаные дни приятельница разыскала через друзей телефон Нестерова. Валентин приехал на пикапе, привёз инструменты – ясной картины о требуемом он не получил, потому на всякий случай захватил всё. Катя предвкушала его визит, находя забавной саму возможность вызвать к себе в сад знаменитость.

Он вызывался сам осмотреть сад и сделать необходимое, Тимофеева тотчас согласилась. Как зачарованная, она следовала за ним на некотором расстоянии, чтобы не мешать – следила за тем, как он с вниманием и интересом осматривает ветки и корешки, без колебаний что-то отпиливает и вырезает, все его движения были неторопливыми и мягкими. Землю он копал также неспешно, без усердия, казалось, что под его лопатой она становится мягкой как масло.

Закончив работу, Нестеров обошёл участок, собрал инструмент и сложил в кузов машины. Катерина ждала на террасе – становилось прохладно, она накинула куртку на плечи – Нестеров окликнул Катерину и предложил пройтись по саду. В саду пахло яблоками, ветер шевелил осеннюю листву, Валентин что-то показывал, объяснял, Тимофеева кивала, почти не слушала, внимая более душевной и телесной приязни. Она чуть было не забыла о деньгах, смутилась, потребовала, чтобы он пришёл как-нибудь в гости. Валентин не был охотником до гостей и пришёл лишь на четвёртый раз, уступив милой настойчивости.

С той поры он заглядывал к Катерине, и всякий раз уже по-дружески, даже если и брался что-то осмотреть или подстричь. Лишь ранняя весна потребовала исключения – весной в саду дел много, а Катерина более не считала возможным заниматься садом в одиночку. Валентин легко договаривался об условиях, не подвергая опасности ни приятельство, ни безопасную дистанцию, которую он привык удерживать.

…Возвращаясь в дом, Тимофеева свернула на боковую дорожку – глянуть на розовый куст, который она со всем своим пониманием и усердием высаживала в грунт вчерашним вечером. Дождь помог розе – куст нисколько не поник, выглядел свежим. Тут Катерина заметила, что с обратной стороны куста порылся крот, должно быть, совсем недавно. Катя прижала к груди букет и сердито притоптала землю; измазалась мокрой землёй туфелька, намокло платье от цветов и отросшей после стрижки травы.

Вишнёвый торт (а это был торт, а не пирог), уже стоял на столе в большой комнате, служившей гостиной и столовой. Бисквитные коржи были пропитаны коньяком и смазаны сливочным кофейным кремом, вторая прослойка была из вишен, растёртых с сахаром и небольшим количеством пряностей. Украшали торт узоры из крема и целые вишни. Тимофеева поставила рядом вазу с цветами и принялась накрывать на стол.

Вновь выглянуло солнце. Ложки, чашки, блюдца засияли-заблистали в его лучах, заиграл торжественный марш – мелодия в Катином телефоне.

Катя схватила ключи со столика в прихожей и выбежала встречать Орлова – лёгкая, воздушная, обворожительная. Орлов ждал в автомобиле, створка ворот плавно отъехала в сторону, и он увидел Катю: она стояла на последней ступеньке террасы, на ней было синее платье с серебристой отделкой. Орлов проехал во двор, дождался, когда за ним закроются ворота, и только тогда выбрался из машины.

– Таинственный гость, – смешливо сказала Орлову Тимофеева и коснулась ладонью его плеча, – проходи, мы тебя ждём.

Орлов зорко глянул в отворённую дверь и вошёл в дом. Софья Фёдоровна вышла его поприветствовать, он поцеловал её руку. Никому он рук не целовал, а Софье Фёдоровне целовал – тому виной были бархатные кресла консерватории и глянцевые театральные брошюрки. Особое чувство рождалось в нём от музыки и пения: сияли вершины, предвещая грядущее. Грусть, трепет, восхищение захватывали всё его существо, по возвращении с концерта захват ослабевал, но не до конца – на следующий день подчинённые не переставали дивиться блеску его глаз и энтузиазму речей, впрочем, списывали это на молодость и особенности нового поколения руководителей.

Поздоровавшись, Орлов покрутил головой – искал букет лилий, увидел его на кухонном столе – Софья Фёдоровна оставила дверь открытой, чтобы было удобно нести чайник. На столе в большой комнате стоял другой букет, но он не огорчился – увидел влагу на цветах, стало быть, сорваны для него, и торт для него, значит он – жданный гость.

Катерина села подле Орлова, наливала чай, накладывала торт – лёгкая, воздушная, обворожительная. Внимание мужчин нисколько её не тяготило, напротив, избавляло от тягостной задумчивости, которой она предавалась наедине с собой. В Москве для задумчивости недоставало времени – внимания хватало с избытком; здесь же, в деревне, на свежем воздухе, она испытывала замешательство, неловкость. Здесь буянили цветущие вишни, торжествовали закаты, правили звёздные россыпи. И даже розовый куст здесь имел больше власти – мог обмануть надежды, мог привести в восторг, а Катина красота зябла в ожидании внимающих ей, вместе с ней маялась и Катя. Она требовала ценителей, как требует гостей хорошая хозяйка, и здесь, в Овсянове, Катя радушно дарила Олегу Орлову возможность наслаждаться её талантом и душевной теплотой.

– А в декабре будет торжественное открытие музея, – с осторожной бодростью вёл рассказ Олег. Он сидел, чуть подавшись вперёд, изредка поглядывал на слушательниц, пальцы его были переплетены и крепко сжаты. Софья Фёдоровна, склонив голову набок, медленно водила ладонью по скатерти. «Того гляди, спросит, сколько у меня душ», – пришла ему в голову язвительная мысль.

– Ты говорил, вы устроите бал, – зазвучал весёлый голос Катерины, – это будет маскарад или что-то костюмированное? Это ведь ты придумал?

Орлов понятия не имел, кто там в музее придумал бал.

– Жаль, мы не увидим столь поразительного зрелища, – поспешила сообщить Софья Фёдоровна, – зимой мы в деревню не ездим, что нам делать в деревне зимой? Мы только летом: цветочки, ягодки.

– Маскарад, должно быть. Не знаю, увижу ли я это зрелище, под конец года у нас много мероприятий в области, приходится бывать. К тому же в жизни всё быстро меняется: я вот не думал, что буду в администрации, но позвали, и я пошёл, – выверял нужную линию Олег. – Хотя, на самом деле, конечно, думал, – добавил он на всякий случай, продолжая поглядывать на дам.

У Кати и мысли не было почтить своим вниманием провинциальный бал, и уж тем более – открытие местного музея. Слова Софьи Фёдоровны о деревенской зиме вызвали в её живом воображении мглу, тьму, метель и сугробы. Она слегка поёжилась.

– Кстати, про цветочки, – вспомнила Тимофеева. А у нас крот подрыл цветы. После дождя, я сегодня увидела.

– Значит, понравились кроту ваши цветы, захотел на кухню себе поставить, – вяло пошутил Орлов, он уже начал уставать от общей беседы. Лёгкое недовольство скользнуло по Катиному лицу, но она тут же согнала его улыбкой.

– Мне твои тоже понравились, – сказала Катя и положила ладонь на его руку; обиженный Орлов был ей ни к чему.

– Ну ладно, вы тут болтайте про цветочки, а я к себе пойду, у меня дела, – заявила Катина мама и вышла из комнаты; Орлову показалось, что комнату покинули как минимум четверо – так сразу стало просторно и легко.

Катя ещё раз улыбнулась Орлову, порхнула к окну, потянула на себя створки. На подоконник, на пол закапала вода. «Катя, закрой окно, сквозняк!», – раздался откуда-то сбоку звучный Софьи Фёдоровны, и Катерина прикрыла окно.

– Пойдём на террасу, – предложил Орлов. – И гитару твою возьмём. – Не дожидаясь позволения, он подошёл к стене и одной рукой снял старенькую кремону.

«Как в советском фильме», – подумалось Тимофеевой, – «сейчас ещё пиджак свой снимет и оденет мне на плечи». Катины плечи напряглись – приготовились пиджак сбросить, лицо нахмурилось: что за стилистическое недоразумение? Но пиджака у Олега не было, одевался он сдержанно и дорого, умел себя держать; мелькнувший на секунду образ исчез, вернулся прежний.

Вслед за Олегом она вышла на террасу, провела рукой по широкой скамье – нет, скамья не намокла. Они устроились, Олег подёргал струны, настраивая гитару, с неумолимой решительностью взял несколько аккордов и заиграл романс Глинки «Венецианская ночь». Катерина запела.

Пение доставляло удовольствие обоим. Орлов недурно владел игрой на гитаре, но не подозревал, что склонен затягивать ритм. Тимофеева мгновенно подладилась, новизна сопровождения была ей отрадна, она вслушивалась в свой голос – быть может, не менее Орлова. Пела она негромко, глядела в сад, сад искрился каплями дождя, от земли поднимался пар, вечернее солнце выглянуло из-за вишни, ослепило глаза, Катя прикрыла глаза рукой, отвернулась в сторону.

Затея явилась Катерине в облике очевидного. «Как мне раньше не приходило это в голову», – удивилась она, успела позабыть о музее и бале-маскараде.

– Олег, – заговорила Катя, как только Орлов успокоил струны и перевёл дыхание, – давайте устроим концерт. Знаешь, такой домашний концерт в тёплый летний вечер. Украсим зал цветами, зажжём маленькие фонарики, пригласим интересных гостей…

«Какой зал, какие фонарики?», – не понял Олег. Он всё ещё был взволнован. Но Тимофеева уже соскочила со скамейки и принялась его тормошить. «Пока тепло, пока хорошая погода – быть может, на следующей неделе? Я буду петь, ты или кто-нибудь ещё сыграет, а может, ещё кто-то захочет выступить. Пригласим здешних знакомых, но их немного. Может, и ты кого-то позовёшь?»

Орлов медленно осознавал возможные выгоды Катиного предложения. «А ведь и впрямь любопытная идея», – подумал он.

– Отличная идея, – произнёс он вслух. – У меня есть кое-какие соображения. Проще всего с Сергеем Александровичем, директором музея. Ещё можно позвать даму из области, Ледневскую, у неё к нам всегда претензии, надеюсь, романсы её поуспокоят. И судью – она моя соседка, тоже неплохо было бы наладить общение. – Орлов отложил гитару и откинулся на спинку скамьи, раздумывая. Тимофеева ждала.

– Вот только комната ваша маловата, – произнёс Орлов нужные Кате слова.

– Это правда, – согласилась Тимофеева, лукаво поглядывая на воодушевлённое лицо Олега, – если будет человек десять, для звука места не останется. Пустая затея, ничего не выйдет.

Она выждала ещё немного и добавила:

– Тут в деревне есть большой красивый дом с залом. Если хочешь, я поговорю с владельцем, думаю, он согласится.

Орлов облегчённо кивнул, и они вернулись в дом.

«Опять у Катерины поют», – отметила про себя Полина Адамовна, затворяя калитку после вечерней прогулки. «А фонарь так и не горит. Наверное, уже и не будет гореть». И подёргала щеколду – проверила, всё ли в порядке.