Читать книгу Компаньонка - Лора Мориарти - Страница 4

Вокзал Юнион-стейшн был, наверное, самым изысканным зданием Уичиты. Еще сравнительно новый – построили за несколько лет до войны. Портал с гранитными колоннами и двадцатифутовыми стрельчатыми окнами. Внутри – роскошный зал, и этим ярким июльским утром мраморный пол исполосовали солнечные лучи. Люди с билетами и чемоданами деловито сновали из тени в свет. Под сводами гулко звучали шаги и разговоры. Кора, Алан и Леонард Брукс сидели на деревянной скамье у стены. Скамья была жесткая, с высокой спинкой, как в церкви, так что Кора сидела очень прямо, иногда бросая взгляды на большие стенные часы. Луиза ушла в уборную минут двадцать назад.

– У вас поезд Санта-Фе – Чикаго. – Алан смотрел в Корин билет. – На пересадку два часа. Это уйма времени. Но поезд лучше найти сразу, – он выразительно глянул на Кору и утер лоб носовым платком. – В Чикаго на вокзале такие толпы.

Кора кивнула, стиснув на коленях руки в перчатках. Она впервые приехала в Уичиту в семнадцать, буквально прямо с фермы. Поезд остановился на старом вокзале, который был куда меньше нового и не производил такого впечатления. И все же ее взбудоражила и растревожила толпа, и движение, и все эти модные женщины в корсетах, юбках с ремнями и английских блузах с высокими воротниками. Коре Уичита и сейчас казалась большой. Алан здесь вырос, толпа и суматоха были ему не в диковину, а кроме того, он ездил по всей стране на адвокатские конференции. И вот Алан – Алан! – говорит, что чикагский вокзал многолюден, а ведь ей завтра утром придется за два часа пересесть там на поезд до другого, огромного города, и все это – с юной спутницей на буксире.

– Если, конечно, вы прибудете вовремя. – Леонард Брукс откинулся на спинку скамьи и вынул из жилетного кармана часы, словно те, на стене, были ему не указ. – Забастовка может продлиться все лето. Пора принимать суровые меры.

Леонард был невысок, но плотен. Глаза – скорее черные, чем карие, волосы темны, как у Луизы и Майры. И тоже казалось, будто он как минимум среднего роста. Нос у него был длинный и острый, а еще Леонард имел привычку смотреть в никуда, что должно было означать глубокую задумчивость. Алан говорил, что Леонарда Брукса, весьма вероятно, назначат судьей и что у него блестящий ум. Кора заметила, что Леонард одержим работой. Он нес по вокзалу два чемодана, Луиза шагала рядом, а Леонард все порывался затеять с Аланом разговор о новых нормативах по налогам на собственность. Лишь когда Алан многозначительно кашлянул и стал смотреть на Кору, мистер Брукс вспомнил, что в данный момент она тут важнее. Тогда он наконец сподобился любезно ее поблагодарить, но тут же свернул на забастовку железнодорожников, и его явно не волновало, что дочь (которая, кстати, ушла в туалет полчаса назад) впервые надолго уезжает из дома.

– Занятное противоречие, – заметил он Алану. – Рабочие имеют право бастовать, а пассажиры имеют право на соблюдение расписания.

– Пойду поищу Луизу, – сказала Кора как можно непринужденнее.

Только бы Леонард не обнаружил, что девочка успела потеряться еще до отъезда. Но Кора давно волновалась, а предлога пойти за Луизой выдумать не могла. Кора сама только что побывала в этой самой уборной. Теперь, стуча невысокими каблучками по мраморному полу вокзала, Кора догадалась: Луиза задержалась нарочно, ей не хочется слушать их болтовню.

Подозрение обратилось в уверенность, когда Кора завернула за угол, где сидел чистильщик обуви, и увидела Луизу. Прислонившись к стене, девочка пила кока-колу прямо из бутылки, а рядом стоял парень в щеголеватом пиджаке и плоской шляпе. Одной рукой парень опирался на стену, чтоб удобнее было смотреть на Луизу; то, что он видел, ему явно нравилось.

– Луиза. Вот ты где.

Оба выпрямились. Луиза выпустила соломинку изо рта. Кора заметила, что парень на самом деле не парень, а мужчина лет двадцати пяти, не меньше, со светлой щетиной на подбородке. При виде Коры в его светлых глазах отразилось крайнее разочарование.

Кора глянула на Луизу:

– Я думала, ты потерялась, – и тут же пожалела о явной своей лжи.

Луиза кивнула. Не взглянув на мужчину, она подошла к Коре. Луиза была в кремовом платье до икр с круглым отложным воротничком, без шляпки и на таких высоких каблуках, что они с Корой стали одного роста. На губах улыбка, но темные глаза смотрят испытующе: что у тебя на уме? Она как будто спрашивала: будешь все усложнять? с самого начала? не лучше ли нам поладить?

– Мой школьный друг.

Кора не ответила. Куда вероятнее, что Луиза в каких-то двадцать минут разговорилась с незнакомцем, может, даже из другого города, и раскрутила его на бутылку кока-колы. Но точно не узнаешь, а раз так – спорить неразумно.

– Пойдем обратно, – дружелюбно сказала она. – Скоро посадка.

– Хотите глоточек? – Луиза протянула ей бутылку.

Кора покачала головой. В Нью-Йорке школьным друзьям взяться неоткуда, и ей будет легче объяснить Луизе, какой это риск для нее и для ее репутации – разрешать незнакомцам покупать ей кока-колу. Она ребенок, напомнила себе Кора. Невинный ребенок, который, как сказала Виола, растет без матери. И, вероятно, отчаянно нуждается в руководстве. Девочка ходила в воскресную школу, причем, слава богу, сама. Ей просто нужно внимание и наставление. Я дам ей и то и другое, решила Кора по пути к поезду.

На платформе она попрощалась с Аланом. Солнце светило слишком ярко, и Кора не могла взглянуть ему в лицо, но они взялись за руки, и Кора смотрела на их переплетенные пальцы. Супругам и раньше случалось расставаться. Когда мальчики были малы, Кора ездила с ними к сестре мужа и ее детям в Лоуренс, а Алан оставался в городе и работал. Но на месяц с лишним она никогда не уезжала. Да еще в такую даль.

– Багаж зарегистрировали, – сказал Алан. – Его доставят в ночь вашего приезда. Но если тебе что-нибудь понадобится, дай знать. – Алан говорил тихо; может, чтобы Брукс не подумал, будто его считают непредусмотрительным. – Не сомневайся, – добавил он. – Все, что в голову придет.

Кора кивнула. Алан нагнулся к ней, и Кора подставила щеку для поцелуя. Через плечо Алана она увидела Луизу. Та открыто смотрела на них, приложив руку козырьком к челке. Кора встретилась с ней взглядом. Девочка сощурилась. Кора отвела глаза.

– Ну что же, слушайся миссис Карлайл, – сказал Лео нард Брукс, обращаясь к Луизе, но так, чтобы слышали Кора и Алан. Он встал на цыпочки и взялся за подтяжки. На каблуках дочь была выше его. – Надеюсь, ты будешь усердно работать и хорошо себя вести.

Луиза склонила голову и взглянула на него сверху вниз, убрав за спину свой маленький саквояж.

– Конечно, пап. Честное слово.

Иногда она выглядит совсем ребенком, подумала Кора. Но только иногда. Когда ей самой это нужно. Отец вытер лоб и перевел взгляд на поезд.

– Мы за эту школу столько платим, что тебя там просто обязаны научить танцевать лучше всех в Уичите.

Кора и Алан улыбнулись. Но Луиза только воззрилась на него и заморгала. Казалось, она так задета, что не может подобрать слова; прелестные губки надулись. Она повзрослела на глазах, взгляд стал суше. Луиза набычилась.

– Не говори глупости. Я уже лучшая.

Она смягчила эти слова запоздалой улыбкой – насколько их вообще можно было смягчить. К удивлению Коры, Леонарда Брукса снисходительный тон дочери только позабавил. Или ему лень было сделать ей уместное замечание. Сама Кора не пропустила бы такой грубости. Но ее время пока не пришло.

Конечно, всего через несколько лет Кора поймет, почему Луизу так раздражало папино невежество. Быть лучшей танцовщицей Уичиты – тоже мне предел мечтаний. Всего через несколько лет они будут читать о Луизе в журналах: о ее фильмах, о сумасшедшей светской жизни. Луиза станет получать по две тысячи писем в день от поклонников, женщины всей страны постригутся под Луизу Брукс. Еще до конца десятилетия она прославится на двух континентах. К тому времени, если Леонард Брукс захотел бы увидеть, как его старшая дочь танцует и флиртует, ему пришлось бы идти в кино, платить, как всем, и задирать лицо к тридцатифутовому экрану.

В поезде они заняли целое купе: Кора на двойном сиденье, Луиза напротив. На окнах темно-красные бархатные занавески, сиденья из той же ткани, над каждым – лампочка для чтения. Спальные места до Чикаго не понадобятся, и перегородок между купе не было. Обычно Коре нравились такие вагоны, но в этой поездке ей было тревожно. Не успели они отъехать от вокзала, как мужчина, сидевший через проход от них, приблизительно возраста Коры, спросил, не нужно ли опустить форточку. Кора заметила, что двум пожилым дамам из соседнего купе он этого не предложил, притом обращался только к Луизе. Кора быстро ответила сама: если нам будет нужно, я скажу. Тон был вежливый, но твердый. Она ясно дала понять, что начеку.

Может, Луизе и не понравилось, что Кора ответила за нее, но она не подала виду. Луиза просто сияла, безудержно, ни для кого. Неважно, куда она смотрела – на потолок, на других пассажиров, на Даглас-авеню под эстакадой за окном, – она так и светилась, и казалось, светилась бы и наедине с собой. Луиза не заговаривала с Корой, но когда тормоза поезда клацнули, девочка улыбнулась и забарабанила пальцами по коленям, а носками туфель по полу. Когда же раздался свисток и поезд тронулся, Луиза откинулась назад, закрыла глаза и выдохнула.

– Вот здорово, – проговорила Кора. Мальчики любили ездить на поездах, когда были малы и даже когда подросли. Оба непременно желали сидеть у окна и смотреть на клубы пара, а Кора много лет в каждой поездке спрашивала у проводника, нельзя ли поглядеть на двигатель.

– Еще как здорово!

Луиза одарила ее ослепительной улыбкой и снова повернулась к окну. Кора вдохнула сигаретный дым и аромат талька. Наискосок через проход сидела мать с младенцем, младенец плакал, мать ворковала, целовала его, но он все равно плакал, и женщина виновато улыбалась другим пассажирам. Кора поймала ее взгляд и улыбнулась в ответ.

– Прощай, Уичита! – Луиза помахала машинам на Даглас-авеню, деловито сновавшим под эстакадой. – Может, когда-нибудь я по тебе заскучаю! Но вряд ли!

Кора хотела тронуть ее за плечо. Некоторые пассажиры живут в Уичите и пока не собираются ее покидать. Им это может показаться обидным. Но предостережения не потребовалось. Луиза уже попрощалась. Поезд катился все дальше, оставляя позади улочки ее детства, кирпичные строения и одноэтажные домики, тенистые парки и шпили церквей, но Луиза на них уже не глядела. Она открыла сумку и достала свое чтение; Кора украдкой провела быстрый учет: июльский «Харперс базар», июньский «Вэнити фэр» и книга, озаглавленная «Философия Артура Шопенгауэра». Не успели они выехать из города, а тротуары – смениться пылью дорог и полей, Луиза уткнулась в книгу. Иногда она клала ее на колени, чтобы подчеркнуть что-нибудь химическим карандашом или пометить страницу. Но чаще прятала лицо за ширмой скучной коричневой обложки.

Прекрасно, подумала Кора. Вовсе необязательно сейчас беседовать. У Коры тоже есть что почитать. Она полезла в сумку. Может, у нее книги и не валяются по всей гостиной, но хороший сюжет она оценить способна. У нее с собой «Женский домашний журнал»[5] и новый роман Эдит Уортон[6]. В другое время она дала бы себе поблажку и остановилась на любимой Темпл Бейли[7] – бесперебойной поставщице умиротворяющих историй об отважных женах, которым удается перехитрить напомаженных вамп и вернуть заблудших мужей в лоно семьи. Но Кора понимала, что Луиза будет оценивать ее чтение и уж конечно расскажет Майре. Поэтому она заранее сходила в книжную лавку и приобрела «Век невинности» – книга эта, хоть и написана женщиной, недавно получила Пулитцеровскую премию, тут уж никакой сноб не придерется. Кроме того, действие происходило в Нью-Йорке; век девятнадцатый, но Кора по думала, что интересно будет почитать о городе, в который они направляются, и представить себе давно умерших героев на улицах, по которым они сами скоро пройдут. Сюжет захватил ее с первой страницы. Исторические детали тоже понравились, все эти кареты и платья с длинным треном. Поезд грохотал по полям, утреннее солнце нагревало вагон, но Коре читалось легко, она чувствовала себя умной и добродетельной.

– Что читаете?

Кора подняла глаза. Луиза положила книгу на колени и смотрела на Кору. Черные гладкие волосы блестели даже на этой жаре.

– Да вот. – Кора заложила страницу пальцем и показала девочке обложку. Солнце уже слепило. Кора надвинула шляпку.

– О, – Луиза наморщила нос. – Мы с мамой читали.

– Тебе не понравилось? – спросила Кора, хотя ответ был написан у девочки на лице. Вопрос только в том, сошлись ли мнениями Луиза и Майра. Кора подозревала, что да.

– «В доме веселья»[8] была лучше. Но вообще-то мне скучно читать исторические романы. – Извиняющийся тон Луизы слегка раздражал. – Все такое чопорное. Всякие смешные правила и манеры – кого приглашают на праздник, кто с кем появился. – Луиза достала из сумки пачку жевательной резинки. – Ужасно фальшиво. Меня такое не интересует.

– Книга получила Пулитцеровскую премию.

– А этот так называемый герой! Он просто жалкий трус. – Луиза сунула в рот жвачку, протянула Коре – та отказалась. – Влюблен в графиню Оленскую, единственную настоящую женщину на всю книгу. Но с ней нельзя, и почему? Потому что разведена. Чушь какая. И он женится на этой скучной тупице, на Мэй Уэлланд, весь из себя благородный такой. Так ему и надо, идиоту, это понятно. А вот зачем писать про него – непонятно совсем.

Кора посмотрела на книгу. Влюблен в графиню Оленскую? Которая разведена? Кора этого не ожидала. Он хочет ее, это да. Возможно, девочка не поняла. Возможно, она пока не различает этих вещей.

– Ой. – Луиза прикрыла рот ладонью. Она опять стала как ребенок. – Я все испортила, да? Простите.

– Вовсе нет, – возразила Кора. – Я читаю не «что» написано, а «как». – Самое время повторить за кем-то эти слова. Она выглянула в окно, держа черные волосы в поле зрения. За окном простирались жаркие безветренные прерии. Стадо ангусских коров стояло по колено в илистом пруду, теснясь в тени одинокой ивы. Поезд должен пройти мимо старой фермы – не совсем рядом, но близко. Кора вспомнила, как лежала в постели ночью, в темноте, прислушиваясь к гудкам.

– У вас красивый муж.

Кора удивилась.

– А. Да, спасибо.

– Сколько ему лет?

– Пардон?

– Сколько ему лет?

– Сорок восемь.

– Намного старше вас.

– Не так уж намного, – сказала Кора.

Это был комплимент?

– Мой отец почти на двадцать лет старше мамы. Ровесник ее отца.

– Ну да, – улыбнулась Кора. – Обычное дело. Когда мужчина старше, часто получаются прочные браки.

Девочка так воззрилась на Кору, словно та сказала что-то очень мудрое и не общеизвестное.

– Милая? Все в порядке?

Луиза кивнула. Черная прядь упала на щеку.

– Ага. – Она застыла, глядя на свои руки. Но тут же, стряхнув наваждение, подняла глаза. – Мать жалеет, что вышла за него.

Кора тихонько ахнула.

– Не надо бы рассказывать об этом мне. Я посторонний человек. – Кора демонстративно отвела глаза.

– Да ей все равно. Дело не в нем. Дело не в том, что он ей не нравится или мы ей не нравимся. Ей вообще не нравится такая жизнь. Она не хотела замуж, ее отец заставил, потому что у моего отца были деньги. Она и детей не хотела.

Кора снова посмотрела на нее:

– Кто тебе сказал?

– Она и сказала. И ему говорила, когда они только поженились. Сказала: пожалуйста, хочешь жениться – женись, хочешь детей – я тебе рожу, но тогда найди человека, который будет о них заботиться. – Луиза пожала плечами. – А он не нашел.

Кора помедлила, осторожно подбирая слова. Может быть, Майра сказала это в шутку – некоторые женщины любят так шутить. Сама Кора не одобряла такого юмора. Сказать дочке, что ты не хотела ее рожать, – это не смешно. Она вспомнила, как слонялась по дому маленькая Джун.

– Наверняка мама не то имела в виду.

– Именно то.

Луизу это как будто забавляло. Кора не понимала почему. Ведь очень неприятно услышать такое от мамы. Кора покачала головой. Какая ужасная женщина эта Майра. И как несправедлив этот мир.

– Возможно, поначалу она так чувствовала, – сказала Кора, ласково поглядев на Луизу. – Но я уверена, что теперь она просто обожает вас всех. Она же понимает, как ей повезло.

Луиза поморщилась:

– Да нет, она не хотела нас обидеть, если вы об этом. Я же говорю, тут дело вообще не в нас. – Она села поудобнее, сухо глядя на Кору. – Она же не против нас. Просто у нее было шесть младших братьев и сестер, – то есть было-то больше, шесть выжили. Ее мать все время болела, и приходилось с ними нянчиться. Вот и устала от младенцев еще до того, как встретила папу. Она не виновата.

Кора молчала, пораженная. Ей стало стыдно. Она и не подозревала, что у Майры Брукс было такое трудное детство.

Луиза посмотрела Коре в глаза:

– Мама и читать-то научилась только потому, что была такая умная и любила книги и музыку. Она сама училась. Всему научилась сама. И знает куда больше многих.

Кора кивнула, охотно сдаваясь. Негоже заставлять девочку защищать мать. Кора потерла висок. В вагоне становилось все жарче.

– Во всяком случае, – Луиза хлопнула пузырем из жвачки, – я не собираюсь заводить ораву детей. Даже одного не собираюсь. Ни за что.

Кора улыбнулась:

– Ничего, у тебя еще есть время передумать.

– Я не передумаю.

Они ехали в тишине, Луиза смотрела в окно, Кора в проход. Не мудрее ли оставить эту тему – пусть думает что хочет. Время покажет. Но Кора слегка разозлилась. В голосе Луизы было что-то окончательное, какая-то бездумная гордость.

– Вот влюбишься и переменишь мнение, – сказала Кора. – Сейчас ты можешь думать иначе, но, возможно, когда-нибудь тебе захочется замуж.

– Гм-м-м. – Луиза улыбнулась и снова взяла книгу. – Шопенгауэр пишет о браке. Он пишет, что жениться – это все равно что с закрытыми глазами сунуть руку в клубок змей в надежде поймать угря.

– Так и пишет? – Кора критически оглядела книгу.

– А вообще-то, замуж – почему бы и нет. Когда-нибудь, – сказала Луиза, снова опустив книгу. – Я только детей рожать не хочу.

Кора чуть не рассмеялась ее наивности. Она еще не знает, как связан брак с появлением детей – желанных и не очень. Но вдруг, глядя в глаза Луизы, Кора поняла: то, что девочка имеет в виду, то, на что она намекает, – совсем не наивно. Кора стала смотреть в окно, в небо, как будто заинтересовалась тучей. Ничего другого она не смогла придумать. Пару месяцев назад Маргарет Сэнгер[9] арестовали за то, что она публично задала вопрос, нравственно ли контролировать рождение детей. Ее назвали непристойной. И произошло это, если Кора правильно помнит, в Нью-Йорке. А они сейчас ехали по Канзасу, да и вообще, совершенно ни к чему затевать этот спор. Ни с кем.

Уж точно не с подростком.

Кондуктор объявил Канзас-Сити. Луиза так и подскочила с книжкой в руках.

– Мы переехали границу штата[10]. – Она посмотрела на Кору, потом вверх и сложила руки, театрально изображая молитву: – Канзас кончился! Спасибо, Господи! Я выбралась из Канзаса!

Кора выглянула из окна. Вокзал Канзас-Сити был как вокзал Уичиты, только вдвое, а то и втрое больше. Вот так все и пойдет, решила Кора. Они едут на восток, и все постепенно увеличивается.

– Вы никогда не выезжали из штата? – Луиза посмотрела на Кору с дружелюбным любопытством.

– Никогда, – Кора прислонилась к спинке сиденья. – Только по Канзасу ездила.

Она пригладила волосы и поправила шпильку на затылке, стараясь не смотреть на Луизу. И так понятно. Кора вообразила ее разочарование, даже брезгливость. Это еще худшее преступление, чем не знать «Денишон»: Кора открыто призналась в ничтожестве своей жизни.

Или сказать правду? Правда произвела бы на Луизу впечатление, сыграла бы в пользу Коры. Но старая ложь легко слетела с губ: Кора столько раз ее повторяла, что сама верила, даже сейчас, когда мерный стук колес напоминал былое. Она была совсем мала в том, предыдущем путешествии; она ехала вместе с другими детьми, но была одна; поезд увозил ее не на восток, а на запад. Кора помнила жесткое деревянное сиденье, длинные непроглядные ночи. Но звуки были те же самые: стук колес, гудки. И точно так же качало – это запомнилось навсегда. И тогда, как теперь, ее подташнивало от страха и страстного нетерпения, оттого, что она стремительно въезжала в совершенно иной, новый, незнакомый мир.