Читать книгу Не буди лихо - Марина Ли - Страница 8

Глава седьмая, в которой герой приобретает новый опыт

Оглавление

Едва ли не каждый человек в Империи, говоря о Диметриуше Бьёри, думал: «Ну, этому-то, чтобы добиться своего, и делать ничего не надо. Достаточно бровью чёрной повести да пальцами щёлкнуть». И только самый близкий круг знал: не умеет Димон щёлкать пальцами. А ещё просить.

– Корона с тебя свалится? – шипел в далёком детстве Ракета, когда лучший друг отказался просить помощи у своего отца. – Если ты не можешь, я попрошу! Мне он не откажет!

И это не было бахвальством или подростковой излишней самоуверенностью. С тех пор, как Диметриуш спас Женьке жизнь, сын Императора пристально следил за мальчишкой, словно тот был его приёмным сыном.

Всё дело в том, что Ракитский родился в чёрном квартале, и будущее его ожидало самое неприглядное. В лучшем случае каторга и ссылка в Подвал, в худшем, конечно, смерть. И так бы всё и случилось, потому что чёрный квартал своим рабам свободы не даёт никогда, а тех, кому удалось вырваться, настигает кровавым отголоском прошлого. Женьке просто повезло. Его убили морозной зимней ночью. Шарахнули лезвием по горлу, чтобы не портить ненужной дыркой одежду, раздели догола и выбросили за черту города, на продуваемый всеми ветрами пустырь, куда даже бродячие собаки не совались, боясь замёрзнуть от холода.

И вот тогда Ракете повезло впервые в жизни. Потому что именно в ту ночь пятилетний Диметриуш Бьёри, обиженный на родителей и на весь мир, собрал в большой заплечный мешок все свои игрушки, украл на кухне палку колбасы и тесак для разделки мяса и ушёл из дома, не в силах пережить того, что теперь он не единственный ребёнок в семье, что придётся делиться солдатиками и лошадками с орущим красным существом, которое появилось в детской пять дней назад и испортило маленькому Митеньке всю жизнь.

Пропажу наследника заметили часа через два. К тому времени в столице разразился настоящий снежный буран, каких не бывало в этой части Империи никогда, даже в те тёмные времена, когда на троне сидел Эдгар Безумный.

Весь дворец, вся полиция, все частные и полугосударственные конторы были подняты на ноги. Прекрасная Наталия Бьёри лежала в глубоком обмороке. Её муж разрывался между желанием отправиться на поиски сына и страхом оставить жену одну. Кровавый Император поклялся оправдать своё прозвище, если в ближайшее же время его внук не будет найден живым и невредимым… А его внук тем временем заблудился в снежной пурге и волею судьбы оказался на том самом пустыре, где лежало бездыханное тело Женьки Ракитского.

Сначала Митенька испугался, но потом ему, конечно же, стало любопытно – всё-таки настоящий мертвец!! Однако когда мертвец тихонечко застонал и приоткрыл отёкший глаз, в котором даже маленький ребенок смог увидеть бесконечность боли, страха и неизбывную жажду жизни, внук Императора по-девчоночьи всхлипнул и, рванув ворот тёпленькой курточки, ухватился за родительское око, с которым он не расставался со дня своего рождения.

Помощь прибыла минут через пятнадцать. Детей спасли. Обогрели. Отпоили горячим чаем. Вылечили и выпороли. Ну, то есть, конечно, пороли только того самого непоседливого внука. Причём дед порол лично, в этом вопросе он был страшно консервативен и придерживался правила: «Хочешь сделать что-то хорошо – сделай сам».

Поправившегося Женьку, конечно же, не оставили во дворце. Но и выкидывать в чёрный квартал не стали. Себастьян Бьёри устроил мальчика в кадетский корпус. Туда же первокурсником спустя полгода был зачислен Диметриуш Бьёри.

Это было отцовское решение.

– Хорошая муштра ещё никому не навредила, – пресёк он возмущение своей обожаемой супруги.

– Но Митенька не хочет быть военным! – возмутилась Наталия.

– Пусть заработает право делать то, что хочет, – холодно оборвал её Себастьян. – Пусть учится сам решать свои проблемы, а не убегать от них в ночь и вьюгу. Здоровый лоб уже… Татусь, ну не дуйся. Я же не варвар, не буду я его там через силу держать. Если совсем плохо станет, если попросит, то, конечно, мы его заберём. А так – новый опыт, друзья опять-таки… Ну, Таточка!

Здоровому лбу на тот момент едва исполнилось шесть лет, и он, подслушивая и глотая злые слёзы, прятался за портьерой. Он не попросил. Ни тогда. Ни позже. Ни сейчас. Хотя сейчас отец бы не отказал. Ещё бы он отказал, учитывая все нюансы сложившейся ситуации.

– Свои проблемы я решаю сам, – самоуверенно хмыкнул Диметриуш Бьёри и, бросив мотор на стоянке у корпуса техникума, в котором преподавала быстрая на расправу дочь демона, направил свои стопы в директорат.

Вообще-то, если по-хорошему, то сначала стоило было всё обсудить с Марией. Она, как выяснилось, девушка с характером. И надо отдать ему честь: Димон с самого начала так и собирался сделать. Ночью собирался, когда принял решение, утром, когда пытался объяснить девчонке, как лучше будет для них обоих. Даже днём в воскресенье, пока решал какие-то рабочие моменты и поднимал информацию по Марии Лиходеевой, Бьёри был уверен, что вечером они всё обсудят и совместными усилиями примут правильное решение.

На это он надеялся, когда уставший поплёлся в единственную в Парыже кондитерскую, чтобы купить к ужину тортик.

«Не сможет она меня выгнать, если я к ней с тортиком приду!»

И провёл там почти полтора часа, споря с продавцами и требуя жалобную книгу.

Нехорошее Димон заподозрил, когда заметил, что окна Машиной квартиры встречают его темнотой.

– Маша! – позвал он, открыв дверь. Чисто для проформы позвал, заранее зная, что не станет она прятаться от него. Ну, то есть, прятаться, может, и станет, но не в темноте же!

На душе как-то противно мяукнули кошки, но Бьёри велел им заткнуться и, поставив с боем отвоёванный тортик в холодильник, взялся за готовку ужина. И пусть говорят, что через желудок пролегает путь к мужскому сердцу. Женское тоже не останется равнодушным к кролику, маринованному в белом вине.

Ближе к полуночи Димон понял, что она не придёт. И в первое мгновение даже испугался не на шутку: не придётся ли её ещё двадцать лет искать!? Но потом опомнился, проворчал негромко:

– Больше не сбежишь, – и, скрипя зубами, достал из кармана телефон.

– Скорую вызывать? – после первого же гудка отозвался приятель, и Димон тихонько рыкнул в трубку:

– Не смешно!

Это был пятый или шестой приступ веселья друга за сутки. Лично они пока не виделись, но Skype никто не отменил, а лгать о том, что в телефоне камера сломалась, Димон посчитал ниже своего достоинства, в результате чего был вынужден терпеть подколки со стороны лучшего друга.

– Ну, не знаю, не знаю, – не согласился Жека. – Я всё ещё под впечатлением от твоего внешнего вида… Как ей удалось вообще так тебя отделать? Ты наклонился или она на табуреточку встала? – и рассмеялся, скотина, к пущей досаде Димона.

– Пошёл ты!..

– Учитывая время на часах, то пошёл у нас как раз-таки ты, – хмыкнул проницательный Ракета и уже более серьёзным голосом спросил:

– Сбежала?

– По ходу, да… – вяло согласился Димон. – Спроси там…

– Да у бабули она, – раздался голос Ленки, которая, видимо, грела уши об их разговор. (И тоже веселилась за счёт внешнего вида внука Императора!!). – В Луках. Больше негде.

– Слышал?

– Слышал, – буркнул Бьёри, шарахнув от досады кулаком по стене. Про Луки он мог бы и сам догадаться: в Машином личном деле с места учёбы адрес единственной родственницы упоминался. – Спасибо.

– Значит, к бабушке, – процедил Димон, положив трубку. – Что за детский сад?

Первым порывом было вскочить на драгстер, забить в навигатор адрес и вытряхнуть посмевшую удрать от него девчонку из тёпленькой постельки, чтобы объяснить популярно, как строятся отношения между мужчиной и женщиной во взрослом мире. Димон даже обулся и шлем схватил, но потом подумал о бедной старушке, которую не порадует ночной визит бандитообразного демона, и о том, что вряд ли этот поступок поднимет его рейтинг в Машиных глазах.

В общем, никуда он не поехал, зато сходил в сверкающий зелёными огнями ночной магазин за бутылкой некачественного коньяка, а потом до утра пил, закусывая добытым с риском для жизни тортом, перечитывал ту скудную информацию, которую удалось нарыть на Машу, и думал, как лучше поступить.

Первой проблемой стало известие о том, кто занимает должность директора в техникуме, где Мария Ивановна Лиходеева работала преподавателем русского языка и литературы. Профессор Базиль в их Институте читал Этику взаимоотношений транспортных субъектов. И если Бьёри его предмет сдал с первого раза – спасибо батюшке, который заставил Димона жить на стипендию – то остальные его одногруппники к принципиальному зануде сделали не по одному заходу. Тогда, в восемнадцать лет, особой признательности к Базилю Диметриуш не испытывал. Сейчас, годы спустя, Бьёри понимал, как много дал ему этот случайный в его жизни человек. Поэтому, глядя на старенькое здание техникума, Димон думал не о том, что скажет Маша, когда узнает о его беспардонном вмешательстве в её жизнь, а о том, как бы это вмешательство провернуть так, чтобы не упасть в глазах старого профессора.

В просторной приёмной пахло жасмином, свежей сдобой, чернилами и магией. Бьёри напрягся на мгновение, дёрнув кончиком носа. «Ну, в самом деле! Не Базиль же балуется со студентами от нечего делать!» – подумал он, пытаясь найти объяснение этому не то чтобы удивительному, скорее, неожиданному явлению.

Секретарша, которая с задумчивым видом подпиливала ноготок на пальчике левой руки, привстала навстречу с приветливой улыбкой на миловидном лице, когда Димон толкнул дверь с серебряной табличкой «Директорат». Но стоило ей рассмотреть Бьёри более, так сказать, детально, как улыбаться ей расхотелось.

– Зра-а-авствуйте, – протянула женщина и перепуганно поёжилась в кресле. – Вы к Василию Ивановичу?

И с тоской посмотрела на трость зонтика, висевшую на вешалке, что спряталась в углу, внезапно почувствовав себя совершенно беззащитной.

– Могу и к вам, если пригласите, – улыбнулся Димон, чтобы сгладить впечатление от своего бандитского вида. Синяк под глазом посветлел и почти исчез, но волосы отказывались расти, лишь слегка окрасив макушку легкой щетинистой синевой. – Я бы от чашечки жасминового чая не отказался. Пахнет он у вас совершенно замечательно.

Секретарша довольно зарделась и всплеснула руками:

– Правда? Вот и я Васильиванычу всё время говорю, мол, пейте чай. Он и шлаки выводит из организма. И вообще очень полезен. Особенно в пожилом возрасте.

Димон мысленно усмехнулся, представив себе, как перекашивает Базиля от слов о возрасте. С другой стороны, он сам выбрал Тринадцатый этаж, а они здесь все были весьма консервативны. Поэтому и приходилось несчастному мужику поддерживать возрастную иллюзию. «Кстати, вот откуда мог быть этот озоновый привкус магии в воздухе!» – попытался сам себя успокоить Димон и сам же возмутился столь неправдоподобному объяснению.

Поболтав с секретаршей Зоечкой минут пять, Бьёри вежливо поблагодарил женщину за «воистину божественный чай» и стрельнул глазами в сторону директорского кабинета.

– У себя? – спросил заговорщицким шёпотом, и женщина радостно закивала.

– Только занят немного. Подождите, я спрошу.

Она нажала кнопку на селекторе и пропела:

– Василий Иванович, к вам Диметриуш Бьёри.

Несколько минут директор хранил молчание, и Димону даже показалось, что по его кабинету кто-то бегает, а затем аппарат на столе Зоечки издал неприятный писк и недовольный голос, в котором Бьёри с трудом узнал профессора Базиля, произнёс:

– Пусть пройдёт.

Базиль был явно не в духе. Об этом Димону сказал даже не общий энергетический фон, а, скорее, то, как директор наорал вдруг на ни в чём не повинную приветливую женщину. И, словно бы не удовлетворившись этим, переключил своё недовольство на Бьёри. Привычные с детства вежливые формы лились из профессора ледяным ручьём, а Димон судорожно пытался сообразить, в чём же он успел проштрафиться. «Неужели приходилось сталкиваться с Базилем по рабочим вопросам? – вдруг поднял в Димоне голову начальник СБ Транспортного управления. – Трындец тогда всем моим планам! С другой стороны, не похож Базиль на того, кто мог проходить по моей линии…»

– Мы не при дворе, – улыбнулся Диметриуш, перебивая приветственную речь профессора. – Оставьте это всё для матушки – она страшная приверженка традиций.

– Как прикажете, – кивнул директор и сел зачем-то в кресло для посетителей. Димон озадаченно оглянулся по сторонам. Выбор был невелик: либо остаться стоять, словно провинившийся школяр, либо занять директорское место, либо присесть на второй стул. И Бьёри, наплевав на всю технику безопасности и вдолбленную с детства предосторожность, выбрал последний вариант, заняв стратегически опасную позицию: спиной к двери.

А лёд в словах Базиля, тем временем, не только не растаял, но приобрёл откровенную колючесть и язвительность.

– Ваша, значит, девушка? – демон сощурился и задумчиво посмотрел на шкаф, который подпирал входную дверь слева.

– Моя… – растерянно кивнул Бьёри, не в силах понять настроение директора. Что-то знакомое было в том, как старый профессор поглядывал на внука Императора, как хищно трепетали тонкие ноздри, как губы белели, сжимаясь в едва видную линию…

– И я бы хотел попросить. В качестве личного одолжения. Нельзя ли её…

– Перевести? – сказал, словно выплюнул, Базиль и прожёг коротким взглядом дырку в шкафу за спиной Бьёри.

– Да, но… – Димон оглянулся, но ничего подозрительного не заметил.

– В столицу?

– Да, но… – начал потихоньку закипать Диметриуш.

«Да что, к чертям собачьим, происходит?»

– Так сказать, сюрприз. Она же скромница, ни за что сама не попросит…

«Да чтоб я сдох!! Он же ревнует!» – подумал Бьёри и едва не задохнулся от возмущения:

– Однако…

А Базиль снова глянул на проклятый шкаф и ядовитеньким таким голосочком поинтересовался:

– В полётно-сценический?

Димон удивлённо моргнул и, проклиная свою внезапно проявившуюся бестолковость и неожиданную недальновидность, перешёл на внутреннее зрение, чтобы, да… обнаружить, что в шкафу, на который с таким жарким чувством смотрит Базиль, сидит злоумышленник. Злоумышленница.

– Что? – выдохнул внук Императора. – Полётно-сценический?

И тут внезапно открылся совершенно новый ракурс видения всей ситуации в целом.

«Так вот, значит, почему мы с таким дипломом торчим в Парыже, а не в столице!» Димон почувствовал, что от гнева задёргались сразу оба глаза и натужно рассмеялся.

«Вот, значит, как мы себе прокладываем дорогу в жизни».

– Хорошая шутка! Нет, боюсь, она Имперский не потянет.

«Но Базиль тоже хорош! Старый козёл!»

– Не тот уровень, понимаете?

«За тортиком в очереди стоял, придурок!! Надо было сразу…»

Что надо было сделать сразу, Димон не успел додумать, выдохнув:

– Я и насчёт столичного филфака-то не уверен, а вот если…

А в следующий момент кабинет залило таким ослепительным взрывом ярости, что Диметриуша, который не успел перейти со внутреннего зрения на нормальное, сначала снесло со стула, опрокинув навзничь, а затем так шарахнуло чем-то сверху, что он, к своему стыду, кажется, даже лишился чувств на короткое время. По крайней мере, по внутренним ощущениям это виделось как мгновение.

Димон судорожно вздохнул и распахнул глаза. Осторожно принял сидячее положение, стараясь не шевелить головой, в которой всё гудело и пульсировало так, словно на неё рояль уронили.

– Ваше высочество!.. – откуда-то издалека донёсся голос Базиля. – Только не шевелитесь!

Сфокусировал зрение на говорившем и недоумённо заморгал. С волос и одежды директора техникума капала вода и, судя по лёгкому парку, она была горячей, лицо было совершенно чёрным от гари, а светлые волосы стояли дыбом.

– Такое впечатление, – Бьёри нащупал родительское око на груди и не удержался от облегченного выдоха: оно было холодным, а значит отец и дед не в курсе того, что он только что стал жертвой мести одной драчливой пигалицы.

– Такое впечатление, – прокашлявшись, повторил он, – что вас сначала не доварил, потом не дожарил и, наконец, не дожевал один из легендарных троллей-основателей.

– Очень смешно, – проворчал Базиль и опустил руку на плечо Диметриуша. – Не шевелитесь. Боюсь, у вас может быть сотрясение мозга. Уж больно у Зоечки чайник большой.

– М? Зоечка? При чём тут Зоечка! Не надо мне зубы заговаривать!

Бьёри скривился, как от кислого, и, не слушая профессора, поднялся на ноги. Осторожно ощупал свою многострадальную голову и только после этого огляделся.

– Где она? – спросил, не обнаружив Машу в кабинете. – И не говорите мне, что опять сбежала. Потому что я же могу и по-плохому. За покушение на члена императорской семьи, знаете ли, по головке не погладят.

Само собой, ни о каком покушении Димон заявлять не собирался, но ярость, замешанная на обиде и какой-то детской, совершенно иррациональной ревности («Чем он лучше меня?»), затмила обычно ясный разум, что и заставило Диметриуша говорить необдуманно и зло. Чтобы, если не делом, то хотя бы словом ужалить.

Базиль посмотрел на внука Императора, как на умалишенного и, устало покачав головой, сел за свой стол.

– Балбес ты, – проговорил он, пододвигая к себе папку с какими-то документами, – хоть и член императорской семьи.

– Не помню, чтобы я давал разрешение обращаться ко мне на ты.

– Не помню, чтобы я его спрашивал, – рикошетом отбил высший демон и, сложив руки в замок, наклонился вперёд. – И обращаться к тебе я буду так, как ты этого заслуживаешь. Первое: что бы там между вами ни произошло, я всегда буду на стороне этой девочки, она мне как дочь. Понимаешь, что это значит?

Ещё бы он не знал. К дочерям в их мире отношение было особенное. Бьёри и сам, будучи единственным братом трёх незамужних сестёр, грешил однобокостью мышления и слепотой, если дело касалось их. Наверное всё дело в усталости и в двух бессонных ночах, иначе он не допустил бы столь грубой ошибки. Сразу бы понял, что холодность и язвительность Базиля к ревности отношение имеет весьма опосредованное.

Димон кивнул, без слов признавая своё поражение, а старый профессор продолжил:

– Второе. Если ты не умеешь контролировать выплески энергии, то кодироваться надо, мальчик мой. Мне после тебя теперь ремонт делать, а ремонты я не люблю… И хорошо ещё, что у Зоечки большие запасы чая. А то, боюсь, сгорел бы к чертям весь мой техникум. Согласись, в моём возрасте искать новую работу – не самое приятное занятие. Опять-таки, отчитываться перед попечительским советом…

Диметриуш мучительно покраснел. И вовсе не потому, что Базиль прозрачно намекнул на то, что может нажаловаться на нерадивого отпрыска Наталии Бьёри, которая была неизменным членом попечительского совета едва ли не каждого смешанного учебного заведения на Тринадцатом этаже. Нет, покраснел Димон из-за того, что спонтанные выплески с ним в последний раз случались лет в пять или даже ещё раньше.

– Мне… прошу извинить…

Он не был уверен на сто процентов, однако подозревал – причиной тому, что пламя вырвалось наружу, стало давешнее малиновое варенье. Ну и, конечно, то, что обида и ярость Марии наложились на его собственную злость. Вот и получился взрыв.

Проклятье!

– Я только насчёт Зоечки и чая не понял, – поторопился поменять тему Димон, и Базиль довольно улыбнулся:

– Зоечка у меня очень смышленый работник. Инициативный, исполнительный, креативный, а главное, предельно быстро реагирующий. Можно сказать, она затушила пожар в зародыше, опрокинув на нас с вами своё ведёрко с зелёным чаем, – и добавил негромко:

– Надеюсь, использовав все свои запасы… Впрочем, я по такому случаю ей сам куплю какой-нибудь Ганпаудер.

– Я больше Сиху Лундзин люблю, – раздалось из-за приоткрытой двери, и Базиль, безмолвно выругавшись, щёлкнул пальцами, накладывая защиту от подслушивания.

– Что у вас с магией, Диметриуш? Фонит чудовищно, как из кратера. Если бы я знал вас хуже, подумал бы, что…

Он вдруг замолчал и подозрительно сощурился.

– А с вами в последнее время ничего необычного не происходило? – задумчивым взглядом окинул лысину Димона. – Не подумайте, что я сошёл с ума… Но Машенька, случайно, не предлагала вам чайку с малиновым вареньем?

– Совершенно случайно, – прошипел Бьёри, всем своим видом показывая, что данную тему лучше не затрагивать. – Кстати, о Машеньке. Вы её куда дели после того, как из шкафа извлекли? И зачем она вообще туда полезла?

– Ну, насчет последнего, молодой человек, это не вы у меня, а я у вас должен спросить.

Диметриуш полоснул по улыбающемуся лицу злым взглядом, но Базиль только усмехнулся и продолжил, дёрнув лохматой бровью:

– Что же касается вашего первого вопроса, то после того, как я не позволил Машеньке попинать ногами ваше бессознательное тело, – тут Бьёри закатил глаза, а профессор этики весело хохотнул, – она уведомила меня о том, что берёт неделю выходных в счет отпуска, и исчезла.

«Всё-таки придётся ехать в Луки!» – тоскливо подумал Димон и нехотя поднялся на ноги.

– И насчет перевода, – Базиль постучал пальцем по коричневой папочке, лежавшей на краю стола. – Не советую вам применять силу или шантаж. Маша уедет отсюда только тогда, когда сама этого захочет. И исключительно в том случае, если мы с её бабушкой решим, что так для неё будет лучше… Это понятно… ваше высочество?

Димон оторопело кивнул.

– Я вас не задерживаю больше.

И только закрыв за собой дверь приёмной, Диметриуш осознал, что только что произошло. Мало того, что его, внука Красного Императора только что отчитали, как мальчишку – по делу, ой, по делу!! – так ещё, как мальчишку же, выставили вон. Не сказать, чтоб этот опыт для Димона стал чем-то новым, скорее, хорошо забытым старым.

Стыд вперемешку с досадой выплеснулся на щёки жгучим румянцем. «Хорошо бы никого из них не видеть больше никогда, – подумал Диметриуш, горько усмехнувшись. – Ни Базиля, ни Зоечку эту, ни свалившуюся на мою голову Машку. Хотя нет… Машуня пусть остаётся».

Вздохнул тяжело и развернулся назад. Как говорится, волка ноги кормят…

Зоечка сидела на своём месте. В правой руке она держала надкушенный эклер, а левую прятала под столом.

«Видимо, у нее там зонтик, – мысленно рассмеялся Димон, – или другое какое оружие против грозного меня».

– Простите великодушно, – приветливо улыбнулся, даже не рассчитывая на ответную вежливость. Не после того, как он едва не сжёг кабинет директора. – Ещё только один вопрос.

– Какой? – женщина подозрительно сощурилась.

– Мне бы узнать, в какой группе учится Вовочка И.

– Вовочка? – растерялась Зоечка, и её бровки тоненьким коромыслицем изогнулись над стёклышками очков.

– А вам-то зачем? – начала она, но, наткнувшись на холодный взгляд, осеклась, вдруг вспомнив, что перед ней не просто странный мужик, но один из самых сильных, по слухам, демонов, наследник демонской Империи и вообще…

– То есть я, конечно… – пролепетала, осознав, что зонтик против такого точно не поможет. – Минуточку, я сейчас гля…

Женщина заклацала по клавиатуре розовенькими коготками, но вдруг потерянно ахнула:

– Ой! – нереально длинные ресницы запорхали, задевая кончиками линзы очков. – Как же я забыла? Мне же Васильиванычу надо бумаги на подпись! Не учится у нас больше Вовочка. Перевёлся он.

– Как перевёлся? – растерялся Димон. Такого поворота он, откровенно говоря, не ожидал. – Куда?

– Так к вам же, – Зоечка пожала плечами и склонилась к принтеру, который вдруг задрожал и залязгал, а затем из него медленно пополз белый лист бумаги. – В полетно-сценический.

Почему-то эта новость Диметриушу не понравилась. И очень сильно, надо сказать. Не говоря ни слова и проигнорировав возмущённый писк секретарши, он выхватил из принтера распечатку и с интересом принялся изучать документ.

– Я себе эту копию оставлю. Вы не против? – спросил, не поднимая глаз от листа бумаги, и развернулся к выходу. Учитывая, что за спиной снова всё заскрежетало и задрожало, Зоечка была не против.

Очутившись на крыльце техникума, Диметриуш хмуро глянул на чернеющее в преддверии скорого дождя небо и спрятал справку о переводе учащегося Вовочки И. в нагрудный карман бомбера.

– Полетно-сценический, значит. Ну-ну.

Отмерил широкими шагами расстояние от ступенек до стоянки, где нетерпеливо ожидал своего седока любимый драгстер, забил в навигатор адрес Машиной бабули. Неспешно натянул перчатки, размышляя о таинственном младшем брате Фоллетского, и всё-таки не удержался от того, чтобы сделать один звонок.

Трубку сняли после седьмого или восьмого гудка.

– Здорово. Ты на месте?

– Само собой, – звонившего не удивил резковатый тон и отсутствие вступительной речи. – И тебе не хворать.

– Что объект?

– С утра в техникум скатался, сейчас изволят объяснять официантам в «Джокере», как правильно подавать вино к столу… А в чём дело, шеф?

– Не знаю пока… Отряди кого-нибудь в батин институт. Не нравится мне что-то, предчувствие какое-то нехорошее.

– Отряжу. Алекса и отряжу, он давно у меня домой просился… – лучший оперативник чем-то зашелестел, а затем уточнил:

– А какое задание-то ему поставить? Хочешь, чтобы он за кем-то конкретным там походил?

– Не знаю пока, – Димон почесал липкую от чая переносицу. Всё-таки, прежде чем отправляться в Луки, надо заехать к Маше на квартиру. «Хозяйку не застану, так хоть помоюсь». – Пусть присмотрится. Послушает. Не маленький, сам должен решить, что к чему. И это, слышишь?

– Ну.

– Скажи, чтоб не светился до поры. Всё. Давай. Вечером жду отчет.

– Это само собой, – ответила трубка и отключилась.

А два часа спустя Димон свернул на грунтовую лесную дорогу, которая, если верить указателю, должна была вывести его в местечко под названием Луки.

Это был довольно большой посёлок. Диметриуш даже удивился немного, потому что после пяти километров лесной дороги, совершенно не изуродованной следами цивилизации, он рассчитывал максимум на хутор, а здесь был настоящий маленький городок.

Димон остановился на вершине холма, с которого открывался вид на Луки, и с удивлением посмотрел вниз. Сердцем посёлка был большеокный, побеленный извёсткой санаторий, от которого в разные стороны, как артерии от сердца, разбегались жёлтенькие дорожки, обсаженные буйноголовыми, шумливыми соснами. Аккуратные домики с палисадниками и бегающими по внутренним дворам курочками, мирно жующие жвачку козы, речной трамвайчик, деловито пыхтящий по тёмно-синим волнам извилистой реки… И воздух! Смолистый, пропитанный солнцем и такой густой, что его хотелось есть ложкой, словно самый дорогой деликатес. Варварством было бы насиловать всю эту красоту треском мотора и выхлопными газами. Поэтому, прислонив драгстер к одной из стройняшек-сосен, Диметриуш засунул руки в карманы джинсов и неспешно двинулся вниз.

Первой, кого он встретил по пути, была женщина возраста неопределённого, ей легко можно было дать как восемнадцать, так и сорок восемь. А виной тому был несколько необычный, так сказать, имидж селянки. Уж больно привлекал внимание низко повязанный платок и полупрозрачная кофточка в сочетании со спортивными штанами, розовыми, с белыми лампасами. Но изюминкой наряда, несомненно, были блестящие босоножки на высоченных прозрачных каблуках. Причем на каблуках на этих женщина ковыляла смело, быстро и очень рисково, словно неопытный циркачонок, укравший у родителя опасные ходули. Завороженный этим поражающим воображение зрелищем, Бьёри, в буквальном смысле слова, застыл и промычал:

– М-м-м-э-э…

Дама замерла, словно гончая, почуявшая след, только что не шевельнула спрятанными под платком ушами и не дёрнула кончиком курносого носа, зато моргнула густо накрашенными ресницами и, широко улыбнувшись, продемонстрировала внуку Императора отсутствие верхнего правого клыка.

Диметриуш испуганно сглотнул, вмиг утратив умиротворённое настроение.

– Милая дама, – осторожно произнёс он и непроизвольно попятился, ибо дама, услышав обращение «милая» подняла руки к глубокому декольте, чтобы сделать его ещё глубже. – Не подскажете, как пройти к дому Василисы Лиходеевой?

Щербатая улыбка в мгновение ока растаяла, превратившись в злобный оскал, после чего «милая дама», так и не произнеся ни слова, брезгливо сплюнула в сторону и, обойдя мужчину по кривой дуге, уковыляла в сторону горизонта.

– Однако, – пробормотал Димон и, понадеявшись, что не все в этом посёлке столь гостеприимны и эксцентричны, свернул на подъездную дорожку, ведущую к стоявшему на отшибе особнячку, окруженному невысоким – в половину человеческого роста – заборчиком.

Дикий виноград так основательно оккупировал ограду этого домика, что Димону пришлось приложить усилия, чтобы отыскать небольшую калитку, на которой он обнаружил кованый рычажок с аккуратной надписью: «Прошу повернуть». Бьёри улыбнулся. Такие звонки были очень популярны в Империи в период его детства. Они с Ракетой не единожды попадали «на губу» за то, что звонили в двери и убегали. Причём Женька это делал в силу свойственной всем мальчишкам тяге к приключениям, а Диметриушу нравился тот момент, когда язычок несмело касался края колокольчика в первый раз, фальшиво, хрипло и немного испуганно, а затем, словно опомнившись и устыдившись, начинал отчаянно колотить по стенкам, создавая удивительную мелодию.

Впрочем, в этой своей слабости внук Императора мог признаться разве что только себе.

Повернув рычажок, Димон довольно кивнул – музыка этого конкретного колокольчика была чудо как хороша – и попытался толкнуть калитку, по опыту зная, что в деревенских домах её, как правило, не запирали.

Как правило, но не всегда.

– Есть кто дома? – прокричал он и не смог отказать себе в удовольствии ещё раз повернуть рычажок звонка. – Хозяева!

И едва не задохнулся, когда из-за угла выкрашенного в синий цвет здания появилась хозяйка. Невысокая, фигуристая, в узеньких джинсах и синей мужской рубашке, рыжеволосая, с глазами цвета первой майской зелени. Откровенно наслаждаясь восхищением, промелькнувшим в мужских глазах, она неспешно подошла к калитке, но открывать не спешила. Остановилась по ту сторону забора, вопросительно изогнула безупречно тонкую бровь и, накинув на плечи вязаную шаль, которую до этого держала в руках, хмуро спросила:

– Чего тебе, демон?

Диметриуш откашлялся, с недоверием всматриваясь в удивительные глаза. Нельзя сказать, что Маша была похожа на женщину, которая стояла сейчас перед ним, явно демонстрируя своё недовольство. И вместе с тем, было что-то общее в том, как та держала голову, как играла бровями и поджимала губы. И глаза. Глаза были совершенно такие же, яркие, живые, бедовые какие-то.

«Хороша бабуля», – мысленно усмехнулся Димон, вспомнив, по какой причине решил не ехать сюда вчера ночью.

– Здравствуйте, – осторожно подбирая слова, начал он. На бабушку Василису дама, стоявшая по ту сторону забора, походила менее всего, посему за фразу, которая вертелась на языке, можно было бы и схлопотать по морде. В случае ошибки, конечно. – Мне, право, неловко. И я заранее прошу прощения за свой вопрос. Но вы, случайно, не Машина бабушка?

Женщина ничего не ответила, и Диметриуш торопливо добавил:

– Хотя на её сестру вы похожи больше… Ну, если бы у Маши была сестра.

– Ну, допустим, бабушка. Дальше что?

Димон растерялся. Как-то не рассчитывал он, что разговаривать придётся через забор. Как не рассчитывал на столь холодный прием. С другой стороны, чего он ждал? Возможно, Маша уже обо всём ей рассказала. И если это произошло, то стоит не тёплого приема ждать, а того, что «старушка» спустит на незваного гостя собак.

– Видите ли, между мной и вашей внучкой возникло недопонимание. Мне поговорить с ней надо, а она прячется от меня и убегает… И, Василиса Владимировна, не сочтите за наглость, но может, вы меня хотя бы впустите во двор, неудобно же разговаривать через калитку!

– Просто Василиса, – ответила женщина и, отвернувшись, бросила через плечо:

– Проходи. Не заперто.

Недоверчиво глянул на калитку, которая, словно повинуясь силе его взгляда, вдруг качнулась, торопясь пропустить гостя, и опасливо перешёл на внутреннее зрение в поисках возможной ловушки или следов магического воздействия. Но обнаружил лишь красную вязь охранных заклинаний – таких же, как на пороге Машиной квартиры – да тонкую плёнку полупрозрачного защитного купола.

«Чертовщина какая-то!» – подумал Димон и проследовал за хозяйкой.

Василиса провела мужчину до летней беседки, в которой был накрыт обеденный стол, и жестом пригласила садиться.

– Долг хозяйки велит мне накормить гостя, – улыбнулась она и поставила перед Диметриушем чистую тарелку. – Даже если этот гость демон.

– Странно слышать это от вас, – парировал Димон, наблюдая за тем, как хозяйка выкладывает огромные, в мужскую ладонь, пельмени, щедро поливая их густой сметаной.

– Почему?

– Ну, учитывая, тот факт, что Машин отец демон… – Диметриушу показалось, что в зелёных глазах на миг промелькнул испуг. Впрочем, именно что показалось, потому что Василиса лениво пожала плечами и протянула:

– И что с того? Хорошее исключение только подтверждает правило.

Улыбнулась и кивнула на тарелку.

– Угощайся.

– М-м… спасибо, – сглотнул набежавшую слюну. – Возможно, вы в чём-то правы…

А! К чертям! Не то что говорить, думать же невозможно, когда парующий пельмень сам, словно по волшебству, заползает в ложку и призывно манит влажным, измазанным сметаной боком, напрочь лишая силы воли. Димон даже зажмурился, предвкушая, как брызнет на язык пряный мясной сок, наклонился немного вперёд и основательно откусил от гигантского пельменя и… И в следующий момент, вскочил на ноги, плюясь, жутко ругаясь и зарекаясь брать из рук женщин рода Лиходеевых какую-либо еду.

– Это что!? – отплевавшись, возмутился внук Императора. – Да как вы…

– Вареники, – Василиса выглядела реально перепуганной. – С малиной…

Димона передёрнуло. Он схватил одну из бумажных салфеток, лежавших на столе и, наплевав на то, как это выглядит со стороны, принялся насухо вытирать высунутый язык.

– Я не понимаю, – женщина вдруг осеклась, задумчиво посмотрела на лысую голову возмущённого демона, откинулась на спинку плетёного кресла и протянула:

– А скажи-ка мне, милый, чем это ты так моей внучке не угодил, что она тебя полынью потчевать вздумала?

И рассмеялась звонким молодым смехом.

– Да не прожигай ты меня так взглядом, мальчик!! Ешь спокойно. Я уже не в том возрасте, чтобы делать мелкие пакости. Поверь мне, если я захочу кому-то отомстить, то буду использовать тяжёлую артиллерию.

Димон вспомнил свою зелёную кожу и прическу а-ля жертвенный агнец, вспомнил взрыв в кабинете Базиля и содрогнулся. Нет, знакомиться с артиллерией Лиходеевой-старшей ему определённо не хотелось.

– Спасибо. У меня как-то аппетит пропал, – проворчал Димон, с тоскою глядя на восхитительные вареники.

– Ешь, говорю тебе, – тут же прикрикнула на него Василиса. – Не зли старушку.

Бьёри хохотнул.

– И если будешь славным мальчиком и расскажешь мне всё, как на духу, я, так и быть, дам тебе хороший стабилизатор… Кстати, без него тебе в таком виде ещё недели три ходить. Не меньше.

Содрогнувшись от нерадостной перспективы, Димон махнул рукой.

– Что ж, – проворчал он, – двум смертям не бывать, а одной не миновать!

В конце концов, если аккуратно дозировать правду, то Василиса может стать неожиданным помощником в реализации плана по водворению Марии Лиходеевой в его, Диметриуша Бьёри, жизнь.

Не буди лихо

Подняться наверх