Читать книгу Мосты над облаками. Встречи, события, диалоги - Марина Саввиных - Страница 12

Там, где на месте сталинской воронки

Поднялся вновь дебелый храм Христа,

Покинул я ту сторону Волхонки

И перешёл на эту неспроста:

Признаюсь вам, в Российский фонд культуры

Я нёс бумаги для какой-то дуры.

II.

И опоздал, конечно. (Как назло

Всё время попадаю в передряги!)

Обеденное время подошло.

Ну что ж! Охранник передаст бумаги.

Пускай она заслуженно поест,

А мне пора освободить подъезд.

III.

Вот спуск в метро. Но день такой весёлый,

Что захотелось погулять, как встарь.

Так, помнится, пренебрегая школой,

Бродил я здесь. И тоже был январь.

Бассейн ещё пыхтел клубами пара,

Но полз троллейбус так же вдоль бульвара.

IV.

Покаявшись за прошлые года,

Зима повсюду сделала успехи.

Лопатами крошили глыбы льда,

Сгребали снег бесстрастные узбеки.

А дальше впереди бульвар был пуст

И гулко отдавался снежный хруст.

V.

Направо поперёк бульвара лодка

Дурацкая привычный портит вид.

А в лодке, словно за неё неловко,

С собой несхожий Шолохов сидит.

И, опасаясь новых козней вражьих,

Налево убегает Сивцев Вражек.

VI.

А вот и Гоголь. С ним произошла

Лет шестьдесят назад метаморфоза:

Измученного лицезреньем зла

Сменил здесь бодрячок официоза.

Прилизан и дипломатично сер

Сей дар Правительства СССР.

VII.

С верблюдом про себя сравнив кого-то,

Кто сплюнул под ноги на тротуар,

Я обошёл Арбатские Ворота

И на Никитский выбрался бульвар.

Он и у вас не вызвал бы восторга:

Театр скучнейший да музей Востока.

VIII.

Иное дело милый мой Тверской!

Да, потрудились тут, обезобразив

Бульвар старинный заодно с Москвой.

Но всё ж малоприметен Тимирязев.

И лишь Есенин, точно Командор,

Кидает сверху вниз нездешний взор.

IX.

Вокруг него собранье пёстрой шоблы.

Седые панки квасят без конца.

Скамейки оккупировали коблы.

Ни одного нормального лица!

Но эти морды наглые, косые,

Рифмуются с таким певцом России.

X.

Мелькает за оградой старый дом,

Чьи стены для меня всего дороже.

Должно быть, то Эдем или Содом,

Что для иных почти одно и то же.

Какие люди отрывались тут!

А я – я приходил в Литинститут.

XI.

Хотя какая к чёрту аlma mater!

Мы разошлись, как в море корабли,

Но, вероятно, пересох фарватер,

И вот сидим и ноем на мели.

Уж лучше бы строчить нас научили

Для заработка – в день по доброй миле.

XII.

Нет, нет, шучу! Спасибо и за то,

Что мне профессор объяснил толково

(А он был дока и большой знаток):

Поэзия – не вычурное слово,

Прозрачность в ней важна, и глубина:

Хоть видно камни – не достать до дна.

XIII.

А вот и ты, чей образ богатырский

Оправдан в опекушинской броне.

Хоть мне гораздо ближе Боратынский,

Но ты его сильней, ясней вдвойне.

И вижу я в конце дороги торной

Твой памятник – другой, нерукотворный.

XIV.

Гораздо больше облик изменён.

Венок лавровый, на плечах гиматий.

В руках – ещё с эпических времён—

Кифара для возвышенных занятий.

Три Музы возле ног твоих. И кто?

Евтерпа, Талия и Эрато!

XV.

Возможно, это подползает старость.

Я на ходу стал забываться сном.

И обратил внимание на странность,

Когда вдруг поскользнулся на Страстном:

Как тонет графоман в своём экстазе,

Тонул бульвар в сплошной весенней грязи.

XVI.

Неужто на Тверском была зима?

Здесь под деревьями чернеют лужи.

Я помешался? Мир сошёл с ума?

Невозмутим Рахманинов снаружи.

Вот он сидит ко мне уже спиной,

Прислушиваясь к музыке иной.

XVII.

Ну что ж! Займусь и я своей поэмой.

Пойду вперёд. А что там впереди?

Бульвар Петровский и – отдельной темой—

Цветной бульвар. Вперёд! Нет, погоди.

Чуть не забыл готового к аресту

Высоцкого. Хотя он здесь не к месту.

XVIII.

Итак, Петровский. Он почти что пуст.

Отсюда в незапамятные годы

К реке Неглинной начинался спуск.

Теперь её обузданные воды

Заключены в трубу, под землю, вниз.

Речные нимфы превратились в крыс.

XIX.

А в «Эрмитаже», где едал Чайковский,

Где Оливье свой изобрёл салат,

Сегодня в полночь будет бал чертовский—

В подвалах пляска Витта, маскарад.

Для этого арендовали бесы

Театр «Школа современной пьесы».

XX.

Шучу! Мне просто жалко ресторана,

Что был когда-то в доме угловом.

Хотя жалеть его довольно странно:

В одном он веке, я – совсем в другом,

И здесь не гибнут в похоронной давке

(Смотри на цифру следующей главки).

XXI.

Ах, на Цветном так много лиц весенних!

Ведь по Цветному бродит молодёжь!

Разбойничье тут светится веселье

В глазах потенциальных мародёрш.

Но, как ни хороша иная дева,

Пойду опять вперёд, а не налево.

XXII.

За Трубной начинается подъём.

Рождественский бульвар шатнулся пьяно.

В эпоху культа личности на нём

Была квартирка Бедного Демьяна.

А прежде, верно, ошивался тут

Ещё какой-нибудь придворный шут.

XXIII.

По Сретенскому прогуляться мало.

Короткий он, да и потребность есть

Здесь, на остатке городского вала,

Под чахленькими липами присесть.

Не так легко таскаться по бульварам,

А в этот раз – и рифмовать, задаром.

XXIV.

…

XXV.

Под «Грибоедом» затевают шашни

(И неслучайно: тут невдалеке

Вознёсся фаллос Меншиковой башни).

Друг друга дожидаются в теньке

И, быстро разобравшись в обстановке,

Идут по Чистопрудному к Покровке.

XXVI.

Пойду и я. На лебедей взгляну

В пруду продолговатом, что по данным

Анализов, опять, как в старину,

Пришла пора именовать поганым;

Не размышляя «быть или не быть»,

Куплю себе чего-нибудь попить.

XXVII.

Воспоминаний серое пальтишко

Я скину к чёрту и помчусь вперёд,

Туда, где ждёт уже другой мальчишка, —

Туда, на площадь Яузских Ворот.

И с веком наравне отправлюсь дальше,

В Заяузье, в Замоскворечье даже.

XXVIII.

Век двадцать первый! Не шали, малец!

По-нашему, ты пятиклассник типа.

Не столь суров, как страшный твой отец,

Но выковырял штамм свиного гриппа.

И всё же ты – чему я очень рад, —

Enfant terrible, а не акселерат.