Читать книгу Холм восточного ветра - Мария Фефелова - Страница 5

Маленькие истории большой жизни
Примета на счастье

Оглавление

От донёсшегося с улицы ревущего гула двигателей слегка задрожало оконное стекло. Через две минуты гул повторился. Через минуту – снова. Но если ты работаешь в международном аэропорту, к постоянному шуму привыкаешь довольно быстро.

Роберт не был ни пилотом, ни сотрудником службы безопасности, ни переводчиком, ни даже официантом. Хотя работал он всё-таки в кафе. А если точнее, в ресторане бизнес-зала.

Никто наверняка не знал, кому пришла в голову идея поставить в бизнес-зале видавшее виды пианино и даже нанять музыканта, который за символическую плату услаждал слух состоятельных пассажиров. Собственно, этим музыкантом и был Роберт. Вероятно, кто-то из местных управляющих решил, что это будет создавать атмосферу, подобную той, что царит в лучших заведениях для высшего класса, где звучит живая музыка.

Он мог бы с тем же успехом играть в любом ресторане поближе к дому. Его техника даже позволяла ему устроиться исполнителем в концертный зал или преподавателем в консерваторию. Но Роберт, на свою беду, был неизлечимо болен. Этой болезнью была авиация.

В четвёртый раз не поступив в лётное училище, Роберт не опустил рук, решив стать стюардом. Но и здесь его постигла неудача в виде неидеального здоровья и совершенно отчаянной неспособности к языкам. Ему предпочитали более выносливых и смекалистых юношей, а чаще – смазливых молоденьких девушек, что было ещё унизительнее.

Оставив попытки найти себе место в небесной братии, Роберт выучился на музыканта. Не сказать что это был выбор от безысходности: музыка была второй после авиации любовью Роберта. Она позволяла ему мысленно возноситься в те заоблачные дали, куда физически он добраться не мог.

Но он глубоко ошибался, рассчитывая, что вдали от самолётов он исцелится от их влекущей силы. Они снились Роберту ночами, будто упрекая за недостаточную решительность и выдержку. Однажды он проснулся, словно бы от чего-то задыхаясь: шум самолётов теснился в его груди, не давая дышать. И тогда среди ночи он поднялся и поехал в аэропорт.

Он стоял у большого окна, держа в дрожащих руках стаканчик с кофе. Но чем больше он смотрел на крылатых железных птиц, взлетающих или идущих на посадку, тем спокойнее и ровнее билось его сердце. В то раннее утро Роберт понял, что сможет жить если не своей мечтой, то, по крайней мере, рядом с ней. Он узнал, что в ресторан бизнес-зала требуется пианист, и уже на следующий день его руки ласкали чёрно-белые клавиши, а взгляд – голубой горизонт.


Едва ли кто-то из пассажиров дольше пяти секунд смотрел на молодого человека в коричневых брюках и рубашке песочного цвета, наигрывающего незамысловатые мелодии на стареньком пианино. Даже те, кого рабочие визиты заставляли мотаться по свету несколько раз в месяц, толком не знали, как он выглядит. Пожалуй, они бы даже не смогли бы сказать, был ли это один и тот же молодой человек или их здесь работало несколько.

Стелла не должна была стать исключением из этого правила. Но почему-то именно в тот день, когда молодая, преуспевающая владелица собственного бизнеса летела в Брюссель, Роберт вместо своих традиционных мелодий решил исполнить «Лунный свет» Дебюсси. Вдохновенно отдавшись музыке, он не мог знать, что из-за него сидящая напротив пассажирка едва не опоздала на свой рейс.

Стелла была слишком гордой, чтобы познакомиться с пианистом. Но с тех пор перед каждым своим полётом она заходила послушать Роберта, садясь так, чтобы он не видел её лица. Впрочем, вряд ли музыкант рассматривал окружающих: его взгляд обычно был обращён на клавиатуру и иногда – на взлётное поле за окном.

В отличие от других пассажиров, Стелла не просто запомнила пианиста. Она запомнила выражение его лица – сосредоточенное, когда он обращался к музыке, и мечтательно-задумчивое, когда он смотрел на небо, – запомнила его отстранённо-печальный взгляд из-под тёмных волос, его привычку делать паузу на несколько минут перед тем как играть «Лунный свет». Кажется, он особенно любил это произведение; или же просто так совпадало, что Стелла всегда слышала его, ожидая свой самолёт.

Но лучше всего ей запомнились его руки. Загорелые кисти с широкими ладонями и крепкими, длинными пальцами буквально завораживали Стеллу. Их лёгкие, словно небрежные движения заставляли её наблюдать за музыкантом не отрываясь, наблюдать, как его руки плавно парили над клавишами, парили так, как в весеннем небе парят птицы… Как парят самолёты, взмывающие над землёй.

В этот раз он не играл Дебюсси. Но Стелла всё же надеялась, что и сегодня услышит «Лунный свет»: эта музыка успела стать для неё чем-то вроде доброго знака, приметы на счастье. До её вылета оставалось чуть больше часа; может быть, она (вернее, он) ещё успеет…

Пианист заиграл какую-то джазовую композицию. Подавив разочарованный вздох, Стелла кивком головы подозвала официанта, заказала бокал белого вина и сэндвич с лососем.

В конце концов, то, что нам что-то кажется, не означает, что это правда.


Роберт не отрывал взгляда от клавиш, машинально, аккорд за аккордом, воспроизводя мелодию. Девушка пришла ещё двадцать минут назад. Когда он снова заиграет «Лунный свет», она будет сидеть с идеально прямой спиной, словно в напряжённом ожидании чего-то, даже не догадываясь, что он играет Дебюсси только в те дни и часы, когда она ждёт свой рейс. Может быть, она даже не любит этого композитора. Но он всё равно продолжал играть для неё с осознанием собственного непостижимого упрямства.

Роберт не знал, чего он хотел добиться этим жестом. Он для неё вместе со своей музыкой был всего лишь предметом обстановки, таким же, как столики и кресла, как бокал в её руке, который она медленно подносила ко рту, сидя вполоборота и думая, что он не видит её лица. Он же видел, и не только лицо, но и пряди волос, непослушно выбивающиеся из заплетённой косы, и чуть вздёрнутый подбородок, и звенящий браслет на запястье, похожий на те, что носят женщины в Индии. Он почему-то никак не мог отвести от него взгляд, увидев впервые: было что-то невыносимо притягательное в том, как не туго закреплённый браслет перемещался по руке от её движений.

Несколько резко ударив последний аккорд, он убрал руки с клавиатуры. Перед «Лунным светом» Роберт всегда давал себе маленькую передышку, чтобы полностью сосредоточиться на звучащей внутри него музыке. Интересно, она хоть раз замечала эту внезапно возникающую паузу?..

Он перевёл дыхание, взял первую ноту. Музыка мгновенно поглотила его. В дрожащей неуловимости лунного луча отразилась глубокая, призрачная красота ночи. За окном, в сгущающейся темноте, перемигивались огни самолётов и взлётных полос, но где-то там, за облаками, в такт его музыке пела луна. И эти чудесные, неподвластные слуху звуки были подобны сладостному забытью цветных снов.

Поддавшись какому-то порыву, Роберт взглянул на девушку… и сбился. Она смотрела прямо на него, глаза в глаза, поднеся к лицу руку со звенящим браслетом. Луна больше не пела где-то в равнодушных небесах; она разговаривала с ним её взглядом и полуулыбкой на персиковых губах.

С трудом собравшись, он заставил себя закончить произведение, каждую секунду чувствуя на себе её пристальный взгляд и краснея, как школьник, оплошавший на отчётном концерте. Его бросило в жар; лицо и шея взмокли от напряжения. Такт за тактом приближаясь к финалу, Роберт думал только о том, как бы побыстрее сбежать, одновременно стыдясь своей слабохарактерной трусости.

Его облегчение, когда он закончил играть и нарочито неспешно поднялся, было недолгим. Девушка встала и быстро приблизилась к нему.

– Ваш рабочий день закончился, верно? Не составите мне компанию, пока я жду свой рейс?

Он хотел ответить ей что-то, но слова невнятным бульканьем застряли в горле.

– Если, конечно, вы не слишком торопитесь, – поспешно добавила она. – Вам, наверное, далеко ехать. Просто… мне показалось, нам с вами наконец-то пора познакомиться.

Ему всё же удалось сглотнуть и ответить вполне нормальным голосом:

– Да… конечно… разумеется. Вы Стелла, правильно? Я однажды слышал, как вас вызывают на посадку.

Она кивнула.

– А вы Роберт? – Не дав ему ответить, девушка протянула руку. – Рада знакомству.


Он сел за столик напротив неё, чувствуя себя немного неловко в этом зале сидящим не за пианино. Роберт попытался придумать тему для разговора, но почему-то ничего не вышло. Он слегка перевёл плечами, словно стараясь сбросить оцепенение.

– Куда летите? – с деланой небрежностью поинтересовался он. Несмотря на старания, голос прозвучал напряжённо.

– В Будапешт. Давно хотела посмотреть этот город.

– Так вы в отпуск?

– Нет. – Стелла улыбнулась. – Вообще-то, у меня свой бизнес, так что я туда по делам. Но обязательно устрою себе экскурсию.

Понятно. Успешная, целеустремлённая, уверенная. Владелица собственного бизнеса, знает, чего хочет от жизни. Не то что он.

– Хм… ясно. Что продаёте?

Она снова улыбнулась – на этот раз с хитринкой. Расстегнула сумочку, вынула что-то и протянула ему.

Роберт раскрыл ладонь, и ему на руку опустился самолёт.

Маленький, сверкающий, будто стеклянный, он переливался в его руке, и Роберту казалось, что он различает мельчайшие его детали: шасси, бортовые огни, штурвал с приборной панелью… Роберт чуть слышно вздохнул. Восторг вырвался из самой глубины его сердца, мурашками рассыпавшись по телу.

– Какая… красота, – пробормотал он. – Что это?

Стелла перегнулась к нему через столик и осторожно надавила пальцем с аккуратным маникюром на полость под крылом. До сих пор невидимая крышка чуть сдвинулась, и Роберт обнаружил, что держит в руках зажигалку. Он восхищённо покачал головой.

– Нравится? – Стелла была явно довольна произведённым эффектом. – На самом деле у нас есть много чего: пепельницы, часы, броши, браслеты, как у меня…

– И что, получается делать на этом международный бизнес?

Роберт не хотел задавать этот вопрос. Он вырвался сам собой и, кажется, прозвучал несколько недоверчиво, если не иронично.

Стелла слегка нахмурилась.

– Это не какие-нибудь безделушки, Роберт. Они делаются из очень дорогих материалов по дизайнерским эскизам.

– Ах, ну да, конечно, – пробормотал он, возвращая девушке зажигалку. Восхищаться самолётиком и его хозяйкой почему-то расхотелось.

Однако Стелла не обратила внимания на протянутую к ней руку.

– Вы знаете, сколько это стоит, Роберт?

Она назвала цифру, отчего ему определённо не стало лучше.

– Если вам хотелось похвастаться, у вас получилось.

Хамить было незачем. Гораздо разумнее было бы вежливо закончить разговор и уйти, сославшись на дела. Ей совсем необязательно знать, что в нём взыграла глупая мужская гордость, ощетинившаяся от того, что молодая красивая девушка сама делала такие деньги, а он пялился на свою нереализованную мечту из-за пианино в аэропорту, зарабатывая жалкие гроши.

– Это такое же хвастовство, как то, что вы здесь играете «Лунный свет».

Он вскинул голову. Мурашки переместились куда-то на спину и забегали по ней лёгким аллюром.

– Что вы имеете в виду?

– Вы могли бы всегда играть что-то простенькое, как сегодня. Но вы играете Дебюсси, чтобы показать, что способны на большее. Разве нет?

Роберт почувствовал, что лоб снова покрылся испариной.

– Нет.

– Тогда почему же?

Отступать теперь было ещё глупее, чем хамить прежде.

– Я играл для вас.

– Для меня?..

Она растерялась, это было заметно. Но брать себя в руки Стелла, как видно, умела быстро.

– Как вы могли знать, что я услышу?

– Я запомнил вас.

Она опустила глаза и вдруг совершенно точно покраснела.

– Вы не шутите?

Он отрицательно помотал головой. Некоторое время Стелла молчала, играя звенящим браслетом на руке. Снова засмотревшись, Роберт слегка вздрогнул, когда она заговорила.

– Может быть, я тоже делала это для вас, Роберт? Этот самолётик – действительно редкость. Но чем бы ещё я могла вас удивить? Вы играете чудесную музыку, каждый день видите самолёты, небо и сотни людей. А я просто продаю дорогие игрушки.

Он изумлённо смотрел на неё, не понимая, что она пытается ему сказать. Его нечем удивить? Он играет… видит… а она просто продаёт?

– Зачем вы так? – наконец выдавил он. – Вы успешная, красивая, у вас есть цели в жизни. А я просто сижу здесь, потому что…

Он запнулся. Почему он был здесь?

– Почему, Роберт?

– Потому что… я люблю самолёты… и музыку. Вот и всё.

Стелла вздохнула.

– Это больше чем всё, Роберт.

Они замолчали. Голос по громкой связи объявил начало посадки на Будапешт. Стелла одним глотком допила вино.

– Мне пора.

Роберт поднялся, протягивая ей самолёт.

– Нет. Оставьте себе. Пусть это будет подарок. Вы ведь любите самолёты.

– Это очень дорогой подарок, не нужно…

– Хотите меня обидеть?

– Нет, конечно, нет… Тогда… я бы тоже хотел что-то вам подарить.

Она задумалась на несколько секунд.

– Вот что… Пусть, когда я прилечу, здесь снова играет «Лунный свет». Я обязательно зайду послушать. Это будет самый лучший подарок.

– Это такая мелочь, Стелла… Я бы сыграл и так.

– Я меняю какой-то самолёт на свет луны. Разве это мелочь? Пообещайте, что будете играть, когда я вернусь.

– Обещаю.

Посадку объявили снова, но Стелла не торопилась уходить.

– Знаете, Роберт… Когда в фильмах люди прощаются в аэропорту, они целуются. Меня никто никогда не провожал на самолёт. Почему-то всегда приезжала в аэропорт одна… Может, вы проводите меня в этот раз? А, впрочем, не нужно… Я это зря.

Она смущённо улыбнулась и подхватила свою сумку, но он неуверенно шагнул ей навстречу.

– Пообещайте, что придёте послушать.

– Я обещаю.

На мгновение он смешался, но, тут же овладев собой, наклонился и легонько поцеловал её персиковые губы. В этом поцелуе ещё не было любви – лишь что-то похожее на обещание встречи… или примету на счастье.

– Прилетай поскорее. Я буду ждать.

Холм восточного ветра

Подняться наверх