Читать книгу Сны Бога - Мария Мелех - Страница 10

Той сентябрьской ночью я попал в сон, который никогда раньше не видел.

Накануне я много работал: предстояла очередная выставка, и мы с Джереми опять поделили концепцию на двоих, хотя теперь столь явных противопоставлений наших персон не было. Мы трудились почти совместно, подсказывая друг другу цветовые решения и сюжеты. Свободное творчество постепенно исчезало из моей жизни, его заменяли проекты жилищного дизайна и коммерция. Для моего напарника последнее было главным, и он все наглее требовал от меня, чтобы картины были удобоваримы для нутра современных апартаментов. Я не мог ничего поделать с этим: мы были связаны одной цепью, бесконечно почкующимися контрактами с галереями и устроителями мероприятий, и dolce vita91, подаренная им мне, уже не отпускала меня.

Да, у меня было все, что я сам себе нагадал и придумал еще в детстве: слава, деньги, красавица жена, самореализация. Но иногда я подумывал, что можно остановиться хотя бы на полгода, взять перерыв – разумеется, не в творчестве, но в том образе жизни, который навязал мне Джойс. Все чаще и чаще я чувствовал себя измотанным – и больше ничего. Иногда приходилось работать только ночами, потому что Джерри распоряжался моим ежедневником по собственному усмотрению. Каждый месяц я говорил себе, что начну свободное плавание и заставлю свое сознание порождать по-настоящему великие образы. Но… У меня был не только он, но и жадная до мишурного блеска жена.

Тем не менее, мы медленно, но верно выдыхались. В новый проект попали полотна и мысли, которые просто не пришлись по формату предыдущим. Кое-где надо было подмазать, кое-что – дописать, но мы теряли, безнадежно теряли свою волшебную пыльцу. И неудивительно – подошел к концу третий год совместной работы.

Итак, я заснул, устав в тот день скорее физически, нежели душевно: мне пришлось всего лишь корректировать свою же технику годичной давности. Ничего нового, воздушного, пламенеющего. Два месяца на доработку – гонка, пугающая однообразностью.

Было три часа пополуночи, когда я проснулся, до краев наполненный видением, посетившим меня. Легкие все еще помнили пряную свежесть влажного лесного мха – так же, как и босые ступни, только что касавшиеся его. Кожа остыла в ночном тумане незнакомой земли, привидевшейся мне. Я не знал точно, где побывал, но в зрачки впечатался высокий темный небосклон, черные силуэты угрюмых деревьев, облака, едва пробивающиеся сквозь них звезды и слабое свечение Луны. Сырость, прохлада, запахи густой чащи.

Я бесцельно бродил среди редких стволов, пытаясь понять, как здесь очутился, и что мне делать с этой тронутой осенним тленом реальностью. Вдруг, на поляне, которую я уже в пятый раз огибал в раздумьях, мелькнуло светлое пятно, отдававшее сияние в лунных лучах. Инстинктивно я присел на корточки. Возле большого камня, казавшегося в темноте иссиня-черным, на пригорке, усыпанном красными ягодами, играла девочка лет десяти-двенадцати. Но это я дал знакомое определение самому факту ее нахождения в столь странном месте и в позднее время. Что она делала – трудно было понять. То присаживалась на колени, собирая в горсть алые бусины, то опрокидывалась навзничь на мягкий ковер мха и подбрасывала их вверх – они падали алым дождем, она смеялась. То замирала, глядя в небо, то поднимала руку с вытянутым указательным пальцем, пересчитывая или – вычисляя? – какую-то из звезд… Или это те самые ягоды застыли над ней в ночном мраке? Причудливые игры чудаковатого ребенка.

Я осторожно поднялся: в мозг закралась шальная мысль обнаружить свое присутствие. Какая-то ветка хрустнула под моей ногой, и девочка мгновенно вскочила, испуганно оглядываясь.

Пока она не нашла меня в рисунке лесного сна, я попытался управлять ее поведением: ничего не получилось.

Был ли я удивлен? Вовсе нет. Я был в шоке. Такого со мной раньше не приключалось: кажется, я попал в чужое сновидение.

Девочка тут же подтвердила мою догадку, взвившись в воздушный мрак и растворившись в небытии, покинув меня среди ставших ненужными декораций, и я вынырнул из сна – вслед за ней… Нет, просто вынырнул.

Какое-то время я лежал на постели, ошеломленный новым открытием. Подобного не происходило с отрочества: казалось, тогда я уже постиг все нюансы сновидческого искусства, и после шлифовал его, как драгоценную породу, утащенную из подземелий повелителей волшебства. Я почти сразу понял, что девочка также была из числа одаренных этим сомнительным призом: она великолепно отслеживала и контролировала свои грезы. Впрочем, странно было бы думать, что таких, как я – единицы на планете.

Знакомый зуд, мятущийся меж сердцем и горлом, прогнал меня с кровати, и я, стараясь не шуметь, вышел из спальни и поднялся в мастерскую. Мне захотелось воплотить подсмотренный чужой сон на холсте. Личность героини была безынтересна: мало ли куда (оказывается!) могло занести меня в тонких мирах. Но сюжет, подброшенный услужливыми духами, был неплох – особенно в сочетании с суровой остроконечной природой и под приправой осеннего мха (Альпы? Горные хребты? Неизвестные страны?). Нужно было заставить краски говорить: о мягкости лесного сентябрьского ковра, о ягодах, лопающихся под нажимом пальцев, но еще больше – о запредельном обаянии контраста температур, прочувствованных мной. Этот холодный ночной воздух и обнаженная кожа… Я с головой погрузился в работу.

– Что это? – раздался угрюмый голос за моей спиной. Я вздрогнул.

– О, Глэдис… Чего тебе не спится? Я решил немного поработать.

Она сосредоточенно жевала яблоко. Такая смешная в своей пижаме лимонного цвета, с какими-то сонными медвежатами. Я захотел обнять ее, но она отстранилась, отведя мою руку и также пристально всматриваясь в холст.