Читать книгу Оптинские старцы - Наталья Горбачева - Страница 6

Заветы первого Оптинского старца, Льва, почившего в 1841 году, поддерживали до шестидесятых годов трое последующих: отцы Моисей Антоний, и Макарий¹².

Отец Макарий, ученик старца Льва, был особо к нему расположен с самой первой встречи, состоявшейся в 1828 году в Площанской пустыни Орловской губернии. К тому времени он сам был уже духовником более пятнадцати монастырей, среди которых Брянский, Елецкий, Золотоношский, Великолуцкий, Серпуховской, Осташковский, Вяземский, Севский… Но обширное духовническое служение отца Макария ставило перед ним столь серьезные вопросы, помочь разрешить которые мог только по-настоящему умудренный духовным опытом наставник. О нем молил Бога отец Макарий и обрел его в лице старца Льва.

Мечтал ли с детства Михаил Иванов (таково мирское имя отца Макария) о монашестве?

Преподобный Макарий (Иванов)

По-видимому, нет. В дворянской семье Ивановых из Орловской губернии было пятеро детей. Богобоязненная и любящая мать рано скончалась от чахотки. Четырнадцатилетнему дворянскому сыну пришлось в столь раннем возрасте пойти на службу бухгалтером. Михаил Иванов служил усердно и ответственно и уже через три года обратил на себя внимание начальства и получил должность начальника стола счетной экспедиции в Курской казенной палате. Отличался он от своих сверстников тем, что не поддавался соблазнам большого губернского города, а в свободное время много читал и прекрасно играл на скрипке.

В восемнадцать лет Михаил потерял отца, и это изменило всю жизнь молодого человека. На семейном совете решено было, что он войдет в управление орловским имением. Поселившись в деревне, он понял, что вести хозяйство ему в тягость, однако сельское уединение давало возможность предаться любимым занятиям – чтению духовной литературы и музыке. Повинуясь воле братьев, Михаил поехал в соседнее имение свататься, но дело не сладилось – то ли оттого, что жених был на вид неказист, то ли оттого, что совершенно не имел желания жениться…

В 1810 году отправился он на богомолье в Площанскую пустынь, расположенную в сорока верстах от имения. Уединенный монастырь и иноки произвели на двадцатидвухлетнего Михаила столь сильное впечатление, что он решил домой уже не возвращаться. Из монастыря он уведомил братьев о своем решении покинуть мир. Принадлежащее ему имение отписал в их пользу при единственном условии, что из вырученных от его продажи денег тысяча рублей пойдет на строительство каменной церкви в селе Турищево, где был похоронен отец.

Пять лет провел в Площанской пустыни молодой подвижник, исполняя возложенные на него послушания письмоводителя обители, чтеца, ризничего, певца. В монастыре услышал он рассказы о высокой духовной жизни подвижников с Афона и из Молдавии, которые, приняв учение преподобного Паисия Величковского, уединялись в скиты Брянских лесов. Поэтому, когда в 1815 году в Площанскую пустынь переселился сподвижник святого Паисия схимонах Афанасий, он сразу привлек к себе сердце только что постриженного в монашество Михаила, получившего имя в честь святого Макария Великого.

За шестнадцать лет, проведенных в Площанской пустыни, отец Макарий вырос в «мужа совершенна», восприняв от старца Афанасия дар духовного рассуждения, незыблемо утвердившись в истине. Потому и назначили тридцативосьмилетнего отца Макария благочинным обители и духовником ближайших монастырей.

Тогда же он лишился своего первого старца.

Как уже было сказано, на смену ему явился другой – Лев, проживший в Площанской пустыни полгода и сразу же привлекший к себе внимание отца Макария. Хотя отец Лев считал отца Макария равным себе в монашеском делании, однако, уступая смиренным просьбам, решился обращаться с ним как с учеником. Их совместное пребывание скоро закончилось – старец Лев был приглашен в Оптину. Но между ними не прекращалась интенсивная переписка, завершившаяся в 1834 году переходом отца Макария в Оптину пустынь.

Семь лет провел смиреннейший отец Макарий под руководством старца Льва. Он был назначен духовником монастыря, а после отъезда в Малоярославецкую обитель отца Антония – начальником скита, и тем не менее никогда не пренебрегал духовными наставлениями старца Льва.

«Поучительны и назидательны были отношения между двумя старцами – отцом Львом и отцом Макарием, – вспоминал современник. – Умилительно было видеть единодушие и взаимную любовь двух старцев».

«Сидят они, как Ангелы Божии, рядом, а мы стоим перед ними на коленях и двум открываем свои души – как бы одному… Поистине в них были сердце и душа едины», – рассказывала игуменья Павлина, ученица обоих старцев.

Смерть старца Льва в 1841 году глубоко потрясла душу преданного его ученика. Крест старческого служения вместе с многочисленными заботами по устроению скита лег на плечи отца Макария. И если до этого времени преподобный Макарий оставался как бы в тени, то теперь истинная высота его духовной жизни и обилие духовных дарований были явлены всем.

День его шел по заведенному порядку на протяжении двадцати лет. Жил отец Макарий в келье с левой стороны у скитских ворот. Помещение было разделено коридором на две половины – для него и для келейника. Тут проводил он частые бессонные ночи и в 2 часа ночи при ударе скитского колокола вставал на молитвенное утреннее правило. Служба продолжалась до 6 утра. Выпив чашку чая и чуть отдохнув, старец принимался за письма или за чтение. С 9 часов начинала скрипеть входная дверь – появлялись первые посетители. В это время приходили в основном люди простого звания – крестьяне, мещане, мастеровые, которые ждали выхода старца в приемную. Здесь он давал советы и наставления, всегда принимая во внимание различие характеров, способностей и духовное устроение человека. Все эти личные качества старец распознавал тут же, при первом недолгом общении. Женщин отец Макарий принимал за воротами скита, в особой келье.

В 11 часов звонили к трапезе, старец отправлялся чуть подкрепиться, после чего немного отдыхал. В 2 часа дня отец Макарий имел обыкновение ходить из скита в монастырские гостиницы, где его дожидались посетители из обеспеченных и высших сословий – помещики, военные и государственные чиновники, купцы, ученые, литераторы и богословы. Старец имел к таковым особый «ключик», недаром к преподобному Макарию приезжали известные писатели – Николай Васильевич Гоголь и братья Иван Васильевич и Петр Васильевич Киреевские.

В иные дни его ждали сотни людей, и старец, отличавшийся от природы слабым здоровьем, покорно шел с костылем в одной руке и четками в другой к страждущим и обремененным.

Измученный, едва переводя дыхание, порой не в состоянии говорить от усталости, возвращался старец в скит со своего ежедневного подвига. Но вместо отдыха принимался за новое молитвенное правило. Далее, до вечерней трапезы, а иногда и во время нее, принимал отец Макарий монастырскую братию – тех, кто не успел днем побывать на ежедневном откровении помыслов. Если кто-то из приходящих к нему монахов долго не появлялся, старец сам шел к тому в келью – всегда вовремя, чтобы уберечь от отчаяния, уныния или других искушений. Старец всегда оставлял после себя радость и покой в душах скорбящих.

Заканчивался день большим вечерним молитвенным правилом. Когда старец входил в свою келью, на столе его ждала кипа требующих ответа писем. Тело ныло от изнеможения, а сердце – от сопереживания открытым ему человеческим страданиям. Наступала молитвенная ночь. Молитва в нем никогда не прекращалась – был ли старец в многолюдье, за трапезой, в беседе или наедине с самим собой. А в 2 часа – как считать: ночи или утра? – отец Макарий уже опять был на ногах.

Строгость подвижнического образа жизни не заслоняла от него красоты окружающего мира. Наоборот, одаренный необыкновенной силой любви, отец Макарий умилялся каждому Божию творению, видел в природе мудрость и красоту Творца. Прогуливаясь по скитским дорожкам, он останавливался и со слезами взирал на разнообразные цветы. У окна его кельи была устроена специальная кормушка для лесных птиц, щебетавших на все голоса. Очень любил он лес и даже писал одному из адресатов: «Человек получает в лесу себе успокоение и душевную пользу… Один вид вечнозеленых хвойных деревьев нашей родины веселит зрение, служа символом надежды на жизнь вечносущую…».

Было еще одно важное дело, начало которому в Оптиной пустыни положил старец Макарий, – книгопечатание.

В те годы в России ощущался голод на духовную литературу, ибо печатание ее в соответствии с «Духовным регламентом» Петра I и указами 1787 и 1808 годов дозволялось только с одобрения Святейшего Синода и лишь в церковных типографиях. В результате святоотеческая литература практически перестала выходить, в то время как светская печать пустила в оборот огромное количество переводных произведений западного лжемистического направления. Подобная литература печаталась с дозволения гражданской цензуры и была прямо враждебна Православию.

Оптинскому монастырю благодаря отцу Макарию удалось наладить выпуск книг духовного содержания. Старец объединил вокруг своего начинания известных людей, духовно устремленных «интеллектуалов», среди которых были С.П. Шевырев, М.П. Погодин, М.А. Максимович, Н. В. Гоголь, братья И. В. и П. В. Киреевские. Со старцами Оптиной их связывала не только литературная работа – многие вверили себя их духовному руководству.

Деятельность старца отца Макария была обширнейшей: он подготавливал к печатанию славянские тексты – переводил их на русский язык, снабжал малопонятные места своими комментариями. Так были опубликованы жития и творения преподобных Паисия (Величковского), Нила Сорского, Варсануфия Великого и Иоанна Пророка, Симеона Нового Богослова, Феодора Студита, Максима Исповедника, аввы Дорофея. Всего в XIX веке Оптиной пустынью было выпущено 125 наименований духовной литературы в количестве 225 тысяч экземпляров.

Ближайшим сотрудником отца Макария был И.В. Киреевский, который помогал в переводах с греческого и объяснении философских терминов. Он сам и его жена Наталья Петровна держали корректуру; они же являлись самыми крупными жертвователями на благое дело:

«Бог посылал средства на благое дело через добрых людей, одна за другой было издано большое количество книг», – удовлетворенно признавался отец Макарий. Действительно, было чему удивляться и радоваться. Он и настоятель отец Моисей бесплатно рассылали книги во все библиотеки – академические, семинарские и прочие; получали их почти все архиереи, ректоры, инспектора Академий и Семинарий и все общежительные монастыри на Святой Горе Афон.

Святитель Филарет, митрополит Московский, не только благословил книгоиздание в Оптиной, но был самым высоким его покровителем. Он сам участвовал в проверке переводов, определении последовательности изданий, привлечении необходимых людей. «У старцев как все поспевает, удивительно! Очень им благодарен…» – передал он через Н.П. Киреевскую отцу Макарию.

Дело отца Макария особенно расцвело при старце Амвросии. Сам же отец Макарий жертвовал для книгоиздания своим и без того кратким отдыхом и при этом никогда не оставлял старческого подвига.

По смирению старец скрывал свою прозорливость, но в ней не сомневались имевшие к нему близкое отношение, зная об этом даре по собственному неоднократному опыту. «Делай, как знаешь, – говаривал обычно старец. – Но смотри, чтобы не случилось с тобой вот того-то…» И всегда выходило, что предостерегал он не зря.

Старец обладал даром понимать и разрешать труднейшие вопросы и видеть будущее.

В 1848 году во Франции произошла буржуазная революция, идеи которой нашли впоследствии благоприятную почву на Русской земле. Стихии стали бушевать на земле. И вот что сказано в летописи монастырской жизни:

«С наступлением 1848 года настали бедствия в Европе почти повсеместно. Во Франции 24 февраля[3] – революция: ниспровержение законной власти, республика. От Франции разлился сей адский поток в смежные земли, кроме России. Везде мятежи, нестроения. В России – холера, засуха, пожары. 26 мая в двенадцатом часу дня загорелся губернский город Орел, сгорело 2800 домов; на воде барки сделались добычей пламени. В Ельце сгорело 1300 домов. Июнь. 24-е число. Праздник в скиту дня Рождества святого Иоанна Предтечи. Пополудни в три часа зашла страшная туча с молнией и громовыми ударами с юго-запада при 20 градусах тепла. Она разразилась страшной бурей с проливным дождем и градом. От этой бури во многих местах Козельского уезда произошли разрушения, в особенности же в Оптиной пустыни. На церквах Казанской и Больничной разломало на части железную крышу, сорвало кресты… поломало множество плодовых деревьев.

В скиту упавшей сосной повредило башню… А в монастырском лесу поломано и вырвано с корнем до двух тысяч самых толстых сосен. Страшная буря! Никто не помнил такой…».

Старец вместе с братией своими руками убирал поваленные деревья, а на их место сажал новые. И посадки эти были не простые. Они имели вид определенного клина и служили своеобразным зашифрованным письмом в будущее. На клочке земли между скитом и монастырем при помощи деревьев была написана великая тайна, прочесть которую суждено было последнему старцу скита¹³. Так передавалось в Оптиной из поколения в поколение, и во исполнение завета отца Макария не дозволялось уничтожать не только вековых деревьев, но и кустика. Однако в начале 20-х годов XX века, когда монастырь закрыли, но последние старцы еще были живы, безжалостно спиливали великолепные сосны оптинского леса: визжали пилы и раздавалась брань рабочих.

Тайна отца Макария так и осталась неразгаданной. Но уже в середине XIX века предвидел он и поругание оптинских святынь, и грядущие огненные испытания России. По поводу разрушительной бури отец Макарий писал: «Это страшное знамение Божьего гнева на отступнический мир. В Европе бушуют политические страсти, а у нас – стихии. Началось с Европы, кончится нами…». «Благодетельная Европа научила нас внешним художествам, а внутреннюю доброту отнимает и колеблет православную веру; деньги к себе притягивает».

«Сердце обливается кровью при рассуждении о нашем любезном Отечестве, России нашей матушке: куда она мчится, чего ищет? Чего ожидает? Просвещение возвышается, но мнимое: оно обманывает себя в своей надежде; юное поколение питается не млеком учения Святой нашей Православной Церкви, а каким-то иноземным, мутным, зараженным духом; и долго ли это продолжится? Конечно, в судьбах Промысла Божия написано то, чему должно быть, но от нас сокрыто по неизреченной Его премудрости. А кажется, настает время по предречению отеческому: “Спасающийся да спасет свою душу”»[4].