Читать книгу Тень отражения - Наташа Корнеева - Страница 3

Свист чайника, первая сигарета натощак. Копание в телефоне, сопровождающее утренний хаос мыслей. Калейдоскоп фрагментов дней, обрывков образов, каких-то воспоминаний, новостных лент. Кроссовки, щелчок двери и привычная колея маршрута от дома до работы. Часть пути на трамвае, часть – пешком. Наушники глушат городской шум, от нечего делать можно рассматривать окружающий пейзаж и прохожих, в надежде увидеть что-либо интересное.

В принципе, с определённого момента, я полюбил эту монотонную жизнь захолустного городка. Размеренный быт, одинаково безликие дни, иногда казалось, что и сам постепенно обезличиваешься и растворяешься.

Двигаясь каждодневным маршрутом на работу, не несущую никакого смысла, отмерял шаги под композиции, звучащие, казалось, уже в мозгу, а не в наушниках. Трамвайная остановка в такую рань практически пустовала, три уже давно примелькавшихся изученных персонажа не в счёт. Два с половиной трэка спустя, грохот и скрип возвестил о прибытии адской колесницы. Заедающие двери впустили, гнусавый голос искажался динамиками, становясь ещё более мерзким. Объявив следующую остановку и табу на перевозку оружия, динамики забулькали и захлебнулись. «Вожатый трамвая утонул на рабочем месте» – возник в голове новостной заголовок. Стоя в передней части обшарпанного вагона, бросил взгляд на пассажиров. Человек двенадцать от силы. Несмотря на все потуги, такие же внутренне ободранные, как и вагон, как, впрочем, и я.

Очередная остановка заставляет заранее морщиться, ибо лязг и скрип тормозящего вагона с утра просто разрывает мозг. Восемь. Восемь погружений циркулярной пилы в голову каждое утро, и даже наушники не спасают. Наверное, это что-то, как теперь говорят, кармическое. Люди постепенно наполняют вагон, и к просачивающимся звукам прибавляется тот самый гомон, присущий общественному транспорту. Перед кольцом Промзоны выхожу, оставляя выцветшее брюхо металлического монстра набившим его обитателям. До работы примерно с десяток трэков неспешного шага по футуристическому пейзажу. Полупустые офисные здания, цеха, осыпающиеся заводские корпуса, забегаловки и автосервисы. Если б встретить парочку ниггеров, то вполне сошло бы за заброшенный Детройт.

Нелепый лоск здесь сосуществует с крайними формами нищеты и запущенности, на этом контрасте общий фон выглядит ещё более абсурдно.

Ноги сами несут по маршруту, огибая колдобины. Асфальт тротуара местами разбит окончательно, местами абсолютно свеж. Перед некоторыми зданиями его сменяет брусчатка, вдоль заборов он часто переходит в натоптанную тропу. Иду, стараясь вглядываться в лица, в происходящее вокруг, нахожу в этом признаки жизни. Разглядываю здания, в этом есть какая-то цепь времён. В голове возникают дурацкие вопросы об истории и судьбах. Ловлю себя на мысли, что это развлечение настолько же бессмысленно, как и всё, чем я занимаюсь. Но есть маршрут, есть работа и есть нехитрый способ отвлечься, коротая дорогу.

Прохожих не так уж и много, гораздо больше громыхающих грузовиков, вздымающих клубы едкой пыли. Поэтому встречные прохожие представляют большой интерес. Да, именно так: прохожие и здания.

Сегодняшнее утро не отличалось разнообразием. Пальцы нащупали смятую пачку, нехитрые манипуляции и я притормаживаю, чиркая зажигалкой. Серая змея забора из бетонных плит тянется через дорогу от меня. Некогда заводская территория, ныне, в массе своей, заросшая бурьяном, с торчащими рёбрами ржавой арматуры, какими-то брошенными вагонами, непонятными оседающими сооружениями и прочими признаками запущенности и упадка. Я же стою между трёхэтажным зданием с сияющим фасадом из алюминия и стекла и ветхим бараком на два этажа, стою ближе к бараку. Помпезный фасад – гордость какой-то очередной конторки, явно стремящейся показать окружающему миру свою успешность. Миру глубоко плевать, да и мне тоже. Барак суть не терра инкогнита, но определённый интерес вызывает. Мои предположения, что это было жильё для заводчан, скорее всего, верны. Я не назвал бы его мрачным. Типовая застройка своего времени, конечно же, обветшавшая за долгие годы. Непонятно только, живёт ли там кто-то до сих пор или нет. По вечерам я вроде бы не видел свет, а может не обращал внимания. Хотя, возможно он просто тонул в блеске своего чванливого соседа.

Чиркая дешёвой китайской зажигалкой, я несколько замешкался прикуривая. Наконец, упоённо выдыхая дым, поднял взгляд. На меня плыла девушка.

Не буду кривить душой, я бы не назвал её красивой. Лет двадцати пяти, невысокая, по моде одетая. Однако, было что-то в её облике, на чём взгляд задерживался. Может, рыжие волосы, ниспадающие огненным водопадом на плечи, может, невероятно красивые глаза. Подчас трудно объяснить, что привлекает внимание. Невольно залюбовавшись ей, чуть повернул голову, смотря вслед. Периферийное зрение отметило отражение медного всполоха, удаляющееся в пыльном окне скособоченного барака.

Вместе с докуренной сигаретой заканчивается мой маршрут. Имитация проходной с охранником, впавшим в анабиоз, засиженные мухами пластиковые панели стен, огнетушитель с вековым слоем пыли – всё на месте. Здраствуй, кузница светлого будущего.

Пересекая площадку, отделяющую проходную от цеха, уже слышу гул вентиляционной вытяжки. Рабочий день начался. Коробка цеха, слепленная из бетонных плит, впускает меня через обычную дверь в здоровенных воротах. Лавируя между станками, пачками заготовок, добираюсь до раздевалки. Мужики, по обыкновению, гоняют чаи, начальник цеха, естественно, задерживается.

Раскачавшись и откушав чаю, наш маленький коллектив приступает к работе. К гулу вытяжки добавляется завывание, скрежет и свист станков. Периодически поверх этого урагана льётся бальзам великого и могучего. Глядя на лица своих коллег, для разнообразия представляю, что они – китайцы. Мысленным взором добавив каждому специфические черты, развлекаюсь до обеда. С наступлением обеда какофония шума глохнет, и прокуренный кандей принимает тружеников. Начинается суета с пакетами, банками и прочей утварью. Микроволновка цвета хаки, в пятнах всех цветов и калибров, механически отмеряет минуты. Семь душ за самодельным столом. Под стук ложек ведётся неторопливая беседа. Гранта или Логан, Украина или Сирия, вечером пивка, губернаторский особняк, кассирша Танька из соседней «Пятёрочки», платёжки ЖКХ, в августе в Турцию. Кажется, сядь я через месяц за этот стол в обед, не потеряю нить разговоров. Хотя нет, не кажется. В дверях появляется мастер. Пара-тройка дежурных заезженных шуток, новые вводные, замечания и прочее. Исчезает также, как и появился. Последние минуты обеда тянутся под табачный дым и осоловелые взгляды.

«Глаза совсем слабые стали», – печально констатировал Фёдор Михайлович. Потрескавшееся стекло в оконной раме, покрытое толстым слоем пыли, не улучшало обзора. Пыль и окно – два его верных спутника последнее время. Телевизор давно перегорел, а радиоточка на кухне почему-то не функционировала. Пришедшее на ум «Не выходи из комнаты» вызвало в душе горькую саркастическую улыбку. Жизнь для Фёдора Михайловича сконцентрировалась за окном. Хотя, чего кривить, приблудный кот Васька навещал его через приоткрытую форточку на кухне. Серый котейка часто сидел, лупая на него зелёными хитрыми глазами. В давно не прибираемой квартире это создавало хоть какой-то уют.

Со скрипом отрывая ноги-корни от пола, заканчиваем обед. Станки, так же скрипя, набирают обороты. Вот она, интеграция механизма и человека. Остатки рабочего дня тонут в мыслях о скором вечере. Долгожданные семнадцать ноль-ноль приносят относительную тишину. Наша разношёрстная компания собирается по домам. Пересекая проходную, думаю, что неплохо бы проверить у охранника пульс. Кто-то из наших суетливо садится в проржавевшую гордость отечественного автопрома, беря с собой попутчиков, кто-то – гордо в кредитную иномарку, несколько человек, как и я, движутся к остановкам.