Читать книгу За речкой шла война… - Николай Прокудин - Страница 4

Пролог

Оглавление

Велика столица, а отступать некуда. То есть как раз есть куда – кругом дома и дома, проспекты и проспекты, площади и площади, переулки-закоулки. Но Никите-то нужен конкретно сад «Эрмитаж», а где его?.. Самостоятельно не нашел бы ни за что. Либо нашел бы – кто ищет, тот всегда найдет! – но объявился там аккурат к окончанию встречи ветеранов: «Здрасьте! – А мы как раз уже расходимся!». Проводник нужен. А кто, как не Вовка Кирпич! Благо, товарищ жил в военной общаге при Академии, а уж где эта общага, Никите было хорошо известно…

Вовка Кирпич, бывший подчиненный Никиты по Афгану, в пору командования взводом был редкостный раздолбай и сорвиголова. Впрочем, десять лет спустя, может, изменился в корне? Как-никак, ныне – большой чин, подполковник, слушатель элитного военного вуза.

Но язык с трудом повернулся, когда Никита на вахте осведомился у дежурного по общежитию:

– Где я могу найти…подполковника Кирпичина? Переговорить с ним…

– Подполковника? Кирпичина? – дежурный ухмыльнулся. – Кирпича, что ли?

– Ну, или так. Кирпича, если такой есть… – Судя по ухмылке дежурного, старинный приятель Никиты мало изменился за десять лет, разве что в худшую сторону.

– Такой есть. Найти-то вы его сможете. А вот переговорить…

– Мы с ним созванивались, он меня ждет. Я… издалека.

– Да пожалуйста! Жалко, что ли! Только… Его сегодня на рассвете четверо принесли, положили…

– Как?! – Перед глазами вдруг возникла фигура бездыханного Кирпича, который, надо же, весь Афган прошел вдоль и поперек и живым вернулся, а тут… Что? Дорожно-транспортное? Сердце? Орава шпаны?

– Ка́ком кверху! Собутыльники приволокли. Отметил, блин, День Победы. С группой ветеранов. Три часа назад «му» сказать не мог, а вы – поговорить! Это не раньше, чем к вечеру, когда очухается.

– Чёрт! Как же так! Мы ж как раз сегодня собирались отметить… Встреча однополчан… Чёрт!

– А Кирпич у нас всегда – с опережением графика и перевыполнением плана… Вы поднимитесь на двенадцатый этаж. Комната тысяча двести девяносто один.

Лифт, как водится, не работал. Пешком, пешком. Медленно и печально. Медленно – потому что спешить теперь Никите, собственно, некуда, если Кирпич мертвецки пьян и лыка не вяжет. А печально тоже как раз потому, что спешить некуда. На встречу однополчан он без проводника Кирпича так и так не успевает. Кто не скитался по Москве, донимая встречных-поперечных вопросами «как пройти? а где это? а случайно, не подскажете?», тот пусть и не пробует, поверив на слово.

Дверь открыла женщина:

– Вам кого?

– М-м. Вашего… мужа, наверное. Это квартира Кирпичиных?

– Не квартира. Это номер общежития.

– Но… Кирпичин Владимир… Он здесь живет?

– Этот гад здесь не живет!

– Простите…

– Этот гад здесь только ночует! Когда ночует! Гад!

– Я, простите, не вовремя?

– Смотря зачем вы…

– Видите ли, я издалека. Приехал на торжественное мероприятие – «Десять лет без войны». Мое имя Никита. Ромашкин.

– А-а-а, слышала о вас, проходите. Но он спит, гад. Будите, если у вас получится. Спальня там.

Никита прошел через «предбанник», служивший кухней, столовой, коридором и прихожей одновременно. В спальню. Её сотрясал богатырский храп, заглушающий все остальные звуки утренней Москвы из открытого окна. Крупномасштабный Вовка валялся поперек двухъярусной кровати в позе морской звезды. Правая нога в туфле – на полу, левая в носке – на простыне. Целиком никак не помещался Кирпич на обычной кровати для обычного человека. Во всяком случае, не в позе морской звезды. Опухшее багровое лицо. Полуоткрытый булькающий рот. «Плёночные» глаза. И перегарная вонь. Водочку с пивом потреблял, Кирпич ты наш «ершистый»? И ещё в каких дозах!

– И часто он так пьет? – Никита спросил с сочувствием к хозяйке и с осуждением хозяина. Чтобы ненароком не подумали, что вот и он тоже… и вообще все мужики сволочи…

– Регулярно. То однокурсники, то академики, то ветераны, то какие-то бандиты. Он ведь ещё и руководит этим… как его? Охранным агентством, вот! Рестораны, казино, банки. Не знаю даже, на занятия в Академию он, гад, вообще ходит? Или просто деньги там суёт кому надо, чтоб его отмечали в журнале. У-у-у, гад! Храпит, как… как Горилла!

– А гориллы храпят?

– Храпят. И гориллы, и слоны, и бегемоты, и… кирпичи! Детям хотя бы дал заснуть!

Только тут Никита заприметил две мордашки, пацана и пацанки, на втором кроватном ярусе. Они с интересом смотрели на гостя, высовываясь из-под одеяла.

– Брысь! – прикрикнула мамаша, и детишки юркнули в «укрытия», натянув одеяла на головы.

Никита взялся за нос спящего приятеля тремя пальцами и слегка потрепал.

Кирпич чихнул и, не открывая глаз, отмахнулся огромными лапищами, словно отгонял назойливую муху.

– Кирпич! Подъём! Рота, подъём! Тревога! – протрубил Никита в полный голос.

Без толку.

– Без толку! – сказала жена Вовки. – Пока не проспится, не проснётся.

– О как? По-другому попробуем… – Никита набрал в лёгкие воздух, но не проорал, а шипящим громким шёпотом издал: – Духи! Кирпич, духи! Окружают! Пулемёт, Кирпич! Тащи пулемет!

Подполковник Кирпичин дёрнул глазом, приоткрыл щёлочку, очумело окинул взглядом комнату и пробормотал:

– Сейчас! Сейчас-сейчас!.. Держитесь! Ленту мне! Пулемётчик! Где лента? Лента где?!!

– Ну вот, – Никита жестом «умыл руки», будто хирург после тяжелой, но успешной операции, – прогресс налицо. Сейчас мы ещё… – Он форсировал голос: – По машинам!!! Быстро грузиться!!! Где Кирпичин?! Опять пьян?! Под суд отдам!

– Здесь! Я здесь! – вскинулся полковник Кирп… да никакой не полковник, а взводный Кирпичин.

– Встать! Смирно! – гаркнул Никита.

Крупномасштабный Вовка с усилием сложился пополам и, держась за перила верхней кровати, приподнялся и распрямился во весь двухметровый рост. Разомкнул глаза, хлопнул ресницами, потёр ладонью «морду лица». Узнал:

– Никита?! Ты откуда здесь? Какими судьбами? Как ты меня нашёл?

– Да, Вова, это уже диагноз! Совсем белый и горячий. Мы же с тобой неделю перезванивались-договаривались. Нам сегодня на банкет идти. Я тащусь через пол-России! И что я вижу?! Живой труп! И пьяный к тому ж!

– Ладно, прекрати! – Кирпич рухнул тяжелым задом на матрас и вытянул перед собой ноги. С удивлением посмотрел на свои конечности, обутые по-разному. Почему-то снял не туфлю, а носок.

Пацан и пацанка, подглядывающие в какую-то известную только им щелку сверху вниз, хихикнули. Мать двоих детей тоже – непроизвольно.

Кирпич натужно посоображал. Исправился. Снял туфлю. Подумал и содрал второй носок. Похлопал себя по щекам ладонями.

– Опохмелиться бы, Валюх? – жалобно попросил супругу.

Ага, Валюха. Валентина то есть. Вот и познакомились.

– Перебьёшься! – отрезала Валентина.

– Видишь, командир. Совсем меня здесь не жалеют и не любят. А я босой… несчастный… как… Лев Толстой!

– В зеркало глянь, Лев Толстой! – хмуро сказала супруга. – Образина! Нет, ты глянь, глянь! И сам подумай, за что тебя любить! Тем более жалеть!

Кирпич по инерции покорно пошел к трельяжу, повертел перед ним образиной:

– Морда как морда! Могло быть и хуже!.. Ну, не Лев Толстой, не Лев.

– Верно, не лев. Лев половой гигант и царь зверей! А ты пьёшь и спишь…

– Ладно, Алексей. Между прочим, член Президиума Верховного Совета!

– Ты? – Никита еле сдержался, чтобы, в свою очередь, не хихикнуть.

– При чём тут я?! Алексей. Толстой. «Буратину» читал?

Никита-таки не сдержался. Хи-хи!

– И ты туда же… – со вселенской грустью произнес Кирпич. – Все вы заодно. И она, и они, и теперь ты! – Он обвиняюще затыкал пальцем в жену, в пацана с пацанкой, в Никиту. – Если пришёл для того, чтобы издеваться над больным человеком, мог бы вообще не приходить.

– Кирпич, я не за тем пришел. Я не издеваться пришел. – Никита взял тон психиатра, успокаивающего тяжёлого пациента.

– Да? И чем докажешь?

– Т-то есть?

– Какие у тебя планы на сегодня? – уличил Кирпич. Типа: ага, попался! и сказать тебе нечего!

– Планы?! – тут Никита возмутился. И раздельно, как для тугодумов, произнес по слогам: – Тор-жест-вен-ное собрание и банкет ветеранов дивизии!

– Какой дивизии?

– Нашей! Баграмской!

– А-а-а, точно! Я-то всё думаю, где мы с тобой вместе служили! В мозгах заклинило.

– Заклинило. И перекорежило. Опух от водки! Иди, умой рыло, а то опять выключишься из реальности!

Кирпич направился в ванную, снимая на ходу штаны и рубашку. Запутался в одной штанине, покачнулся и сильно ударился плечом о дверной косяк, вызвав новое общее «хи-хи».

В те пятнадцать минут, что он фыркал и плескался под душем, жена продолжила сетования на непутевость мужа.

– Хватит стенать! – рявкнул Вовка, появившись из ванной. – Впервые человека видишь и сразу на жалость берешь! Хоть знаешь, кто он? Мой бывший замполит. Зверь, а не человек! А ты – на жалость… Никита, не слушай ты её! Я хороший!

– Ладно, хороший! Одевайся и в путь!

– В путь?

Однако Кирпич начинает доставать.

– В сад «Эрмитаж»! Ты же сам мне приглашение выслал. Почтой!

– О! И дошло? Надо же!.. Точно. Нас ждут. В «Эрмитаже». Ну? И чего тогда расселся? Пошли!

– Куда пошли?! – воспротивилась Валентина. – Тебя качает, как… На ногах не стоишь! Сядь, поешь, а потом можете идти на все четыре стороны! Иначе после первой рюмки сразу развезёт! Никита, вы присоединитесь?

Гм, к рюмке или к завтраку?

Никита с Кирпичом сели за стол, быстро перекусили яичницей с сосисками.

– Ну, всё! – Чмокнув жену в щеку, Кирпич потянул за собой гостя – на выход, на выход. – Пошли, пошли! А то меня в этом доме совсем зади… дискредитируют! В твоих глазах!

В глазах Никиты Кирпич дискредитировал себя сам похлеще кого-то стороннего.

– Понимаешь, Никит, она меня пилит, а я не виноват! – Уже в коридоре застегивая рубашку, на ходу Кирпич стал сам себя реабилитировать. – Как не пить, если каждый день вынужден спаивать всех подряд: милицию, чекистов, чиновников, бандитов, военное начальство из Академии. Я же ещё и охранным предприятием руковожу. Ну, по умолчанию, конечно, как бы нелегально… Мороки уйма, что ты!

– Погоди, Вовк! Мы правильно идем?

– Правильно, правильно! Верной дорогой идёте, товарищи! Нет, вот ты скажи, как жить-то?! На жалованье полковника, да с двумя детьми, да с женой-домохозяйкой, да в Москве!

– Мы верно движемся? В «Эрмитаж»?

– В «Эрмитаж», в «Эрмитаж»! Думаешь, я совсем ку-ку?! Я тебе больше скажу – нам не в питерский Эрмитаж, где «Даная», а в московский, где садик и товарищи по оружию… Потому что мы – в Москве! Молодец я? Соображаю?

– Молодец. Соображаешь. Нас в метро пустят?

– В метро-о? Да ты что?! Посмотри на меня! Какое метро?! И… под землю всегда успеем. И чем позже, тем лучше! Не-ет, мы сейчас на автобусе пару остановок, потом пешочком чуток… О! Автобус! Наш. Сели… Нет, ты слушай, Никит! У меня же риск – каждый день. Курируем игорные заведения, рестораны, гостиницы… много чего еще. На той неделе одного моего охранника подранили из обреза. Позавчера другого моего хлопчика рубанули – топориком в спину, насовсем, блин! Вот мы хлопца поминали-хоронили и напились… Да в меня самого – и стреляли! и гранату под машину подбрасывали! Не, если б хотели убить – убили бы. Так, предупредили…

Пассажиры автобуса каменели в тщательно демонстрируемом равнодушии – Кирпич громкость не убавил, говорил в прежний полный голос. И облегченно выдохнули только когда жутковатый шумный верзила засёк: «О! Наша остановка, выходим!».

Теперь, значит, ещё пешочком чуток?

– Вовк, нам куда теперь?

– Туда! – уверенно махнул Кирпич рукой. – Да ты не дергайся, Никит! «Автопилот» не подведет!

М-да?

Да. Как ни странно, «автопилот» не подвел. Вот ты какой, сад «Эрмитаж»!

На входе патруль проверял документы, расспрашивал о цели прибытия. Документы в порядке, цель прибытия очевидна – судя по уже достигнутому состоянию души и тела. Проходите. Добро пожаловать!

– Видал? Как только генералы на мероприятии собираются «нарисоваться», так патрули просто косяками, косяками! – Кирпич усмехнулся почти трезво.

– А что, и генералы – сюда? – Никита недовольно поморщился.

– Три бывших комдива, Никит! Они теперь большие люди в Министерстве обороны. Ну что, пойдем поздороваемся?

Никита ещё больше поугрюмел:

– Да, в принципе, Вовк, о чём с ними говорить? Я на прош лой встрече просил двоих о помощи, когда за штатом стоял без должности, а до пенсии – два года! Думаешь, кто-то пошевелился? Хрен с маслом! Поглядели свысока, пообещали и забыли. Только Султаныч, бывший начштаба, прислал полковника, тот с проверкой в округе был. И знаешь, что мне тот полкан предложил?

– Начальником санатория? Замполитом курорта? – подначил Кирпич.

– Ага! Как же! В Таджикистан, блин! Оказывать интернациональную помощь в погранотряде!

– Послал?

– Послал, в натуре.

– Молодец!

– Да нет… Потом подумал… Как раз там заставу разбили. Ладно, думаю, нужно ехать. Но вакантная должность там – только в Душанбе, психологом у зенитчиков. Ну, вообще-то… почему нет? Не по горам ведь опять бегать, там год за три, тройной оклад. Я и чемодан собрал, и из части меня рассчитали, и с семьей простился. Но кто-то из «старичков» уцепился за должность перед увольнением. В итоге ушел я в отставку по сокращению штатов, еле до пенсии дотянул… И чёрт с ними! Зато теперь мне что генералы, что маршалы – не указ. Пенсионер, он и в Африке пенсионер! Давай свалим в сторонку, подальше от митинга и построения? Займем столик и накатим…

– Давай! Наш ты человек! – Кирпичу и так-то давно не терпелось опохмелиться. – Во-он тот столик давай. Тенёчек… – Он потрусил под развесистые ветки, стряхнул ребром ладони со стола прошлогоднюю опавшую листву, расстелил газету, достал бутылку водки «Черная смерть».

– Символично! – хмыкнул Никита. – Упьемся вусмерть?

– Ну, не обязательно в нашу. Сейчас кто-нибудь подрулит, послабее организмом.

Подрулит непременно. Отдельные несознательные ветераны банкет под сенью кустов уже начали, и парадный строй потерял ещё несколько бойцов.

Когда Никита нарезал сало, колбасу и хлеб, к друзьям подковылял огромный парень со шрамом на щеке, в голубом берете, с палочкой:

– Пехота, десантуру примете?

– А то! Садись, брат, не перетруждай ногу! – Кирпич подвинулся на лавочке. – Держи стакан!

Десантник извлек из кармана поллитру, а из авоськи – помидоры и огурцы.

– Дмитрий. Панджшер, восемьдесят шестой год. Бывший сержант. Ныне художник. Свободный художник… – уточнил.

– И как? Хорошо идут дела?

– По-разному. Работаю в поте лица и по мере сил и здоровья. Когда уходит одна, когда две картины в месяц, когда ни одной. Но жить надо, ребенок кушать хочет каждый день, а не раз в месяц. Пенсия от благодарного государства – по инвалидности… – десантник Дмитрий оголил ногу и похлопал по протезу, чуть выше колена, – …в триста «деревянных». О как! Пятидесяти «баксов» и то не заслужил! Эх! Я вот в Штатах работал – по контракту с галереей, встречался с ветеранами Вьетнама, вот кому уважуха!

– И на что существуешь?

– Работаю охранником на автостоянке. Там и рисую, по ночам. Ты не подумай, брат, что ерунду какую-нибудь! Мои картины в Государственной думе выставлялись! Я в Америке хорошо продавался. В Голландии! У меня замечательный голландский и чешский цикл. А какая серия фэнтэзи! Эх! Что мы о чепухе! Выпьем, братцы, за возвращение не в «цинках»!

Выпили.

Сзади к скамейке подкрался ещё один… Сидя к нему спиной, не сразу засекли. А тот схватил Никиту с Кирпичом и стал душить, причём всерьёз душить, причём негромко гогоча.

– Отстань, паразит! – прохрипел Кирпич. – Кто это?!

– Серёга?! Ты, что ли? – Никита безуспешно пытался вывернуться.

Десантник-художник Дмитрий скорчил свирепую гримасу и замахнулся тростью на подкравшегося «душегуба».

– Не тронь! Я свой! – упредил «душегуб». – Сейчас добью этих, и будем вместе пить. Нам больше достанется!

Хрен тебе, душегуб, а не больше! Кирпич всё же выкрутился из цепкого удушающего захвата, принял стойку, коротко замахнулся – целя в челюсть! Челюсти даже у суперпуперменов – «стеклянные». И… расхохотался Кирпич:

– Серёга! Точно! Здорово, Большеногин! Привет, сволочь!

– Я ему сейчас эти его большие ноги обломаю! – грозно пошутил Никита. – Безногиным сделаю или Одноногиным!.. Извини, брат. – Он поймал себя на неловкости перед художником Дмитрием с протезом. – Безуховым сделаю! Будешь, как подстреленный моджахед!

– Но-но! Не тронь! Зашибу! – рыкнул «душегуб» отстраняясь и бросился обнимать друзей.

В его железных руках заскрипели кости даже у крупномасштабного Кирпича:

– Ну, ты! «Железная лапа»! Полегче! Я ж тебе не Маугли. Шею сомнёшь, а мне завтра работать!

– Откуда ты объявился, скотина? – по-мужски ласково спросил Никита. – Десять лет ни гу-гу – и на тебе, нарисовался! Представляешь, Вовка, я ему пишу письма, в гости зову, а он мне телеграмму присылает: «Спасибо, друг, что помнишь, скоро напишу!». Проходит год, я вновь ему письмо, а он мне опять телеграмму: «Никита! Рад твоему письму, спасибо, скоро напишу!». Я через полгода опять царапаю весточку, зову на встречу ветеранов-однополчан, а в мой адрес очередная благодарственная телеграмма. Ну, тут у меня бумага кончилась, да и ручка писать перестала.

– Никита! Прости засранца! Каюсь, виновен, больше не буду, исправлюсь!

– Врёшь! Будешь и не исправишься! Знаю я тебя!

Обнялись, расцеловались. Тут же – по стопарю.

– Знакомьтесь, что ли! – Никита представил: – Дима-десантник, теперь художник. А это Серж, мой бывший вечный подчиненный. Взводный, потом ротный. Краса и гордость нашего мотострелкового полка! Граф, орденоносец, командир лучшего взвода, но разгильдя-а-ай!

– Сам такой!

– И я сам такой, – охотно согласился Никита с Большеногиным. – Ты откуда? Каким ветром, Серж?

– Да на денёк всего. Завтра улетаю к арабам, за кордон. Да что мы про меня! Лучше вы про себя!

– А про меня?! А про меня?! – К столику подтянулись… да все свои. Вася Котиков, москвич. Питерцы, сослуживцы по полку, Витя Дибаша и Виталик из разведки третьего батальона. Питерцам, выходит, кроме как в Москве, и встретиться негде…

Все флаги в гости к нам! Знакомьтесь, мужики, если кто с кем не знаком! Приняли на грудь по соточке, закусили огурцами.

– О, чёрт! Чем закусываем?! – спохватился Серж. – У меня же балык! – принялся доставать из «дипломата» рыбу в пакетах, икру в банках.

– Ого! Граф Серж получил наследство?

– Нет, графа сослали на Восток. На самый Дальний, дальше некуда. Оттуда и рыбка! Десять лет без права переписки.

– Сильно! За что тебя так?

– За то, что был холост. После Афгана холостяков по «дырам» распихивали. Так холостяком и оставался десять лет, только недавно расписался.

– Поздравляю! – поздравил Кирпич и ехидно уточнил: – С графиней расписался-то?

– Нет. – Серж выдержал обескураживающую паузу и побил козыря джокером: – С княгиней. Так-то вот…

– Везет же некоторым! – поощряюще вздохнул Никита. – И ничего-то с ним не поделаешь! И в Афгане уцелел, и теперь вот княгиня… Ни фугас его не взял, ни духовская пуля, ни жара, ни мороз! Помню, как-то нас на Новый год в горы загнали, так у Сержа сосулька в полметра висела на носу. Он мороза ужас как боится, больше, чем пуль и осколков. Теплолюбивое растение.

– Э, Никита, знаешь, как я выжил тогда в горах? Не знаешь. А тебя, Кирпич, тогда ещё в батальоне в помине не было. Ромашка, а ты разве с нами тогда в горах тоже ночевал?

– Гм! Это ты с нами тогда ночевал. Еще вопрос, кто кого с собой в горы брал. Кто начальником был?

– Да пошел ты к бабушке в штаны! Опять будем выяснять, кто начальник, кто дурак? Ну, ладно-ладно. Ты!

– Начальник? Или дурак?

– А сам выбери!

– Вообще-то начальник. Но демократичный. И я там был, но мед-пиво не пил, и мерзли мы все вместе. Я вообще – шапка и волосы поутру вмерзли в подтаявший наст.

– Во-во. Демократичный начальник – по определению дурак. Мерз он! А вот я спал комфортно – в гробу!

– Где?!!

– Чего ты мелешь, Серж?! В каком гробу?! Память отшибло?! Какие гробы в Афганских горах?

– Да правда! Бойцы где-то разыскали и приволокли три гроба с крышками. Я сам удивился! Афганцы ведь своих в саванах хоронят… Так думаю, бойцы из обслуги морга «домовины» просто сперли. Хотели продать как дрова, а мои орлы тайник нашли, растащили этот… дровяной склад.

– И ты со своей мнительностью спал в гробу?

– Вот те крест! Мерзко, но тепло.

– Трепло, ты ж атеист! – подловил Никита. – Нет, не верю! Что же раньше про ту ночевку не рассказывал?

– А кому интересно болтать про гробы? Приметы всякие нехорошие. Одним словом, мистика. А как мне было иначе выжить при большом минусе? Я ж теплолюбивый, домашний, и ехал не на Северный полюс воевать, а почти в тропики! Ты ведь, Никита, тоже ехал не на зимовку, правда? Не ожидал сугробов? И вообще! Почему тебя, диссидента, занесло на войну? Постоянно вольнодумствовал и нас разлагал! Что тебя-то в Афган привело, Ромашка?

– Интересно?

– А интересно! – кивнул головой Серж.

– Что ж, это… занимательная история. Долго рассказывать…

– Ничо! Водки и закуски у нас вагон! И до вечера времени навалом.

– Ладно. Надоест – остановите.

Никита расположился на лавочке поудобнее, на солнце блеснули два ордена и три медали.

– Порою мне кажется, что всё это было не со мной, а с кем-то другим. Поэтому повествовать буду от третьего лица, как бы не от себя. Ну, слушайте…

За речкой шла война…

Подняться наверх