Читать книгу Сборник лучших рассказов - Николай Углов - Страница 10

У Юрки с малых лет не было никакого сомнения – «кем быть, когда стану взрослым?». Только шофёром! Игры детские – только с машинками! Их у него были десятки: легковушки, грузовые, самосвалы, бортовые, прицепы. Его друг – сосед Лёшка был такой же. Вместе они играли с машинками, ломали, чинили, перекрашивали. Сбегая с уроков, они целые дни проводили в автохозяйстве, где работали их отцы. Время летело быстро и вот уже, отслужив в армии, они стали работать водителями в родной автоколонне.

Характер у обоих друзей был неуравновешенный и хулиганистый. Буйная молодость требовала выхода энергии: довольно часто они выпивали, прогуливали на работе, дрались, подворовывали, гуляли с такими же ветреными девчонками.

Как-то вечером, возвращаясь с очередной попойки в переполненном автобусе, друзья, обнявшись, громко запели:

– Ой, мороз, мороз, не морозь меня…

Несколько женщин закричали на них, но друзья ещё громче заорали песню. Тогда женщины начали стыдить других мужчин:

– Эх, вы – мужики! Что боитесь – не утихомирите этих хулиганов? Или вы только дома с жёнами воюете?

Это возымело действие. Один, затем другой и третий молодой парень, попросили Юрку и Лёшку прекратить пение. Это только подожгло друзей! Юрка перестал петь и начал заедаться:

– Это кто здесь такой смелый? Мы тебе мешаем? А ну, давай выйдем! Посмотрим, какой ты там будешь! И вы тоже? Выходим на следующей остановке.

Слово за слово – и вот уже на очередной остановке, угрожая друг другу, вся пятерка мужиков выкатилась из автобуса под одобрительные возгласы женщин. Завязалась драка. Юрка первый выхватил перочинный ножик, а затем и Лёшка. Милиция подоспела во время. До худшего не дошло, но друзья эту ночь провели в медвытрезвителе. На работе и того хуже: друзей долго разбирали на собрании товарищеского суда и приказом перевели в слесаря на три месяца.

После этого случая друзья решили стараться, чтобы больше не попадать в такие паршивые ситуации. Им возвратили их ЗИЛы – самосвалы и направили на стройку к знакомому прорабу. Стройка была большая и из их автоколонны там работали ещё несколько водителей.

Утро в прорабской начиналось всегда с мини-планёрки: распределяли рабочую силу, машины, механизмы. Как всегда, опаздывают трое водителей: пожилой, но ещё очень юркий Филипыч, и любители шабашек Борис и Браток (так звали его все друзья). Все разошлись и разъехались, подъезжает эта тройка. Прораб злится:

– Какого чёрта! Где вы шляетесь? Филипыч! Ты где был?

Тот жмурится, смеётся, подходит к прорабу и тихо шепчет на ухо:

– Тихо – не шуми! Святое дело совершил!

– Какое ещё святое дело?

– Понимаешь – еду к тебе, по дороге встречаю знакомую. Остановился подвезти – она на работу спешит. Ну и подвёз… правда, пришлось за город съездить. Как такое упустить?

Прораб смеётся:

– Чёрт старый! Грешник несчастный! Так и она опоздала на работу: из —за тебя выгонят. Ладно – езжай за бетоном! Ты что опоздал, Браток?

– У меня тоже уважительная причина: две машины гравера продал!

– Орясина! Не гравера, а гравия! За раствором езжай! Борис – ты что жмёшься?

– Позавчера встретил клиента! Друг одолжил цементовоз. Ну, я с завода гружёный заехал в глухой посёлок к одному колхознику и все восемь тонн цемента выдул в курятник – под самую крышу. (Смеётся). Где теперь куры у него будут нестись? Надо отметить накладную.

– Ну, это не ко мне. Я в такие игры не играю. А вдруг бы попался? Вот черти – ничего не боитесь! Остаёшься со своим самосвалом на стройке – сейчас будешь загружаться. Юра! Заводи! Поехали к технадзору.

Кудрявый Юра запрыгивает в кабину, кричит весело Борису:

– А накладную тебе подпишет прораб Школьников! Вон та соседняя стройка. Он никому не отказывает. Только очень жадный – будет долго торговаться.

Поехали в город. На светофоре какая – то молодая женщина задержалась, еле успев проскочить перед самосвалом. Юрка резко нажал на тормоза, остановил машину, тряхнул кудрями, и, высунувшись из кабины, нагло закричал женщине:

– Девушка! Куда вы лезете под машину? Машина не еб….., а давит!

Девушка вспыхнула, поднесла палец к виску:

– Дурак!

Прораб, улыбнувшись, покачал головой:

– Юрка! Ну, разве можно так? Бессовестный ты!

Вечерами после работы Юрка и Лёшка ходили на танцы или в кино, предварительно хватанув портвейну за ужином. Знакомились с девушками. Хвастались победами. Жизнь протекала бурно и весело. О женитьбе не думали. Как-то зимой автоколонну всколыхнула новость:

– Браток угорел насмерть!

Оказывается, у Братка был «Москвич» и он в своём гараже сидел в нём с девушкой, выпивая. Было холодно и он, видно, завёл двигатель, согреваясь. Не рассчитал, не сообразил, что это смертельно опасно. Мать на следующий день позвонила приятелям:

«Сын не пришёл ночевать. Вы не знаете, где он?»

Юрка с Лёшкой кинулись в его гараж – они знали, где он гуляет. Закрыто изнутри, а машина урчит. Страшная догадка поразила их! Вызвали милицию – взломали калитку на воротах. В гараже «дым коромыслом». Раскрыли ворота настежь, выключили мотор. На переднем сиденье с недопитой бутылкой коньяка откинулся багровый Браток, а рядом – с полупустой бутылкой шампанского лежала чернявая молодка.

Это событие окончательно отрезвило обоих друзей. Хоронили друга, плакали. Лёшка бубнил:

– Всё! Хватит гулять! Женюсь! Меня ведь этим летом тоже чуть не решили жизни на этом «Москвиче»! Выпросил у него – поехал за город с одной кралей. Остановились на краю кукурузного поля. Сидим – балдеем, музыку слушаем. Как она только увидела!: трое сзади машины крадутся ко мне. У первого верёвка в руках. Кричит:

– «Гони! Сзади!»

Я рванул прямо по кукурузе. Хорошо, что ключ был в замке! Сухое поле было – выскочил. Так след и остался в поломанной кукурузе!

Время текло в ожидании перемен. Через некоторое время после этого случая друзья поженились. Жёны им достались хорошие и жизнь налаживалась. Стали они теперь степенными, старались на работе. Юрке после родителей достался частный дом. Он его отремонтировал, благоустроил всё вокруг, посадил сад. Один за другим родились дети: мальчик и девочка. У Лёшки также. Оба сдали экзамены и поступили на работу в «Совтрансавто». Теперь у них были гигантские полуприцепы МАЗы, и они начали ездить за границу. Жизнь наполнилась новым содержанием.

Юрка купил огромного пса по имени Буян для охраны дома, поцеловал жену, детей и уехал в первую командировку. Весна. Едут назад по Германии друг за другом. Радостно на душе. Автобаны, кругом чистота и порядок. В кабине масса подарков любимой жене и детям. Проезжая через какой-то небольшой мост, Лёшка высунулся из кабины и увидел в небольшой речке стаи рыб. Остановились. У Юрки был спиннинг, и они забросили в речку удочку. Проезжавшие машины сигналили им, но друзья не обращали на это внимание. Не успели выловить тройку рыбин, как подъехали две полицейские машины. Часа три их мытарили – пришлось заплатить огромный штраф. Раздосадованные друзья матерились:

– Вот сволочи немцы-водители! Предали нас! То-то они все сигналили! А мы не понимали, в чём дело? Нет – лучше «немытая Россия», чем чистенькая заграница и люди – предатели!

Время текло незаметно. Пришли «лихие девяностые».

На дорогах России появилось очень много «плечевых», но приятели решили однозначно не связываться с ними – дома ждали жёны. Всё чаще стали на дорогах разбойничать. Юрка приобрёл «вертикалку», и держал её всегда заряженной за сидением в укромном месте. И она пригодилась! Как-то в Тверской области поздним вечером в глухом месте их начали подрезать «Жигули». Из окон выглядывали какие – то наглые морды, размахивали «Калашниковым», требуя остановиться. Один раз пальнули вверх. По пейджеру Юрка в спешке написал Лёшке: «Дуй! Я их задержу!». Лёха пошёл вперёд, а Юрка затормозил, приготовясь. «Жигули» стали поперёк дороги. Юрка открыл полностью стекло:

– Что надо?

– Что, почто! Дед Пихто! Баш давай! И за друга тоже! Десятку давай, а то голову снесём!

– Десять тысяч! Откуда я их возьму? Груз-то не мой. Вот ищите хозяина и с ним разговаривайте.

– Ты откуда такой взялся? А ну, вылазь!

Один из бандитов прыгнул, пытаясь открыть дверцу, а другой поднял в руке автомат, стреляя вверх.

Юрка был человек не робкого десятка! Он резко открыл дверцу, саданул сапогом в морду первого бандита, и дуплетом ахнул из вертикалки в «Калашников» другого. Резко рванул с места, протаранив «Жигули». Краем глаза успел увидеть, как залился кровью, корчась на асфальте, первый бандит, а погнутый автомат второго улетел в кусты метров на десять. Через некоторое время, разгорячённый, догнал стоявшего на обочине Алексея. Рассказал всё.

Поехали дальше. Не успели проехать пятьдесят километров, как их остановили на стационарном посту гаишники. Они были явно связаны с бандитами, т. к. не взяли обычную сумму взятки, а начали придираться по пустякам. Нашли двустволку ИЖ-27 и, несмотря на то, что все разрешительные документы на неё Юрий им показал, они продолжали издеваться над ними. Шёл уже третий час, а их всё не отпускали. Юрка успел сообщить по пейджеру всем водителям, которые шли за ними:

– Ребята! Выручайте! Мы на 56 посту. Здесь менты в одной завязке с бандюгами. Все останавливайтесь – иначе нас просто сегодня убьют!

Скоро у поста ГАИ началось столпотворение. Уже десятка полтора водителей кричали, орали, требовали отпустить Юрку и Лёшку. И те сдались, испугавшись напора.

Трудное время закручивало спираль жизни, которая всё время ухудшалась. Приятели потеряли работу – «Совтрансавто» распалось. Три автоколонны города тоже практически прекратили работу. Юрка и Лёшка, умеющие только крутить баранку, остались без работы, без средств существования, без будущего. Они запили от смертельной тоски. Кто-то тогда старательно спаивал население России дешёвым спиртом «Рояль». В домах Юрки и Лёшки начались беспрерывные скандалы. Как – то соседка сообщила Юрке, что его жена за деньги гуляет (детей – то надо кормить) с каким-то старым толстосумом. В довершение всех бед умер верный Буян. Юрка, плача, похоронил его в саду, взял верёвку и пошёл в сарай. Узнав о случившемся с другом, Лёшка ещё больше загоревал, затосковал, запил по-чёрному. Всё шло к краху!

Через месяц друзья встретились на небесах…

Холодная Новогодняя ночь 53-го

Случилось это давно. Мы с братом учились в Пихтовской средней школы (я – в восьмом классе, он – в девятом) Новосибирской области и жили на квартире. До областного города – почти 200 километров, и до родного села Вдовино в верховьях речки Шегарки ещё ровно 50. Летом дорог почти не было – вода, грязь, болото и все грузы в верхние сёла Шегарки завозили в основном по зимнику. В районном селе, коим являлась Пихтовка, училось много ребят и девчат из десятка сёл вдоль реки, т.к. там были только школы – семилетки. Жить на квартире вчетвером (были ещё два парня с Пономарёвки – Муковкин и Пирогов) в тесной комнатушке с хозяевами (муж, жена) было очень тяжко и неудобно. Никаких письменных столов у нас не было, как сейчас у школьников (писали, читали на корточках, спали все четверо вповалку прямо на полу на телогрейках рядом с хозяйской койкой и т. д.). Мы с нетерпением ждали зимних каникул, чтобы пойти в своё село и насладиться долгожданным отдыхом. Чем ближе Новый год, тем нетерпеливее мы становились – считали дни и часы.

Двенадцать дней отдыха!

Все решили идти пешком домой завтра – 31 декабря. Всё-таки пятьдесят километров, да ещё трудная зимняя дорога, со всех сторон лес, ночью идти опасно! Закончили занятия 30 декабря около двух часов дня. Идём со школы с Костей Чадаевым. Был морозный, солнечный день. Наконец, завтра каникулы! Все наши разговоры и мысли только о доме, о предстоящей встрече с родителями и друзьями. И, конечно же, Костя мечтает о встрече с Веркой Марченко, а я с Нинкой Суворовой. Всю жизнь по-хорошему завидовал Косте и Вере, пронесшими свою детскую любовь через всю жизнь, и ставшими впоследствии мужем и женой…

Идем, счастливые, болтаем. Вдруг Костя говорит:

– А что, Николай? Давай пойдём во Вдовино прямо сейчас? Не будем дожидаться завтрашнего дня. Я попрошу у своих хозяев (они друзья матери) пару хороших лыж – у них есть. И на лыжах мы быстро дойдём до села. Идёт?

Я, не думая, согласился! Как мы ошиблись! Что мы наделали?

Так вот, забежал домой, бросил сумку с книжками и не стал даже обедать. Крикнул Муковкину:

– Как придёт Шурка из школы, скажи, что я ушёл во Вдовино с Костей Чадаевым!

Муковкин опешил:

– Да ты что, сдурел? Мы даже в Пономарёвку не идём на ночь, а это же на двадцать километров ближе. А вы? Через два часа будет уже темно и похолодает ещё больше. А дорога там во многих местах переметена. Замёрзнуть, заблудиться хотите? И не думайте! Сколько там таких смелых и дурных помёрзло! А волки?

Но я и слышать не хотел. Там, на выезде из Пихтовки, наверное, меня уже ждёт с лыжами Костя. Я не могу подвести его! Кинулся из избы. На крыльцо в одной рубахе вдогонку выскочил Муковкин – в руках полбулки чёрного хлеба:

– На, возьми! Голодный же! Пригодится! Вспомнишь ещё меня! Хоть бы одел что-нибудь под штаны и рубаху из старой одежды! Ведь замёрзнешь же! Вот дурак упрямый! Куда спешишь? Ой, балда! Пропадёте!

Я схватил хлеб и спрятал его за пазуху…

Спасибо, родной товарищ! Этот хлеб спас нас! Без него, точно уж, мы бы не дошли, окоченели. Дай Бог Муковкину долгой жизни…

Встретил на выезде Костю Чадаева. Он только что подошёл на лыжах. Я быстро привязал к пимам лыжи, и мы резво пошли по накатанной дороге.

Красное солнце уже садилось за дальние ели, мороз начал крепчать. Костя тоже не обедал, с собой захватил небольшой ломоть хлеба, который мы сразу же съели.

Прошли Залесово – собаки долго лаяли нам вслед. Скоро же темнеет зимой! Идём быстро, не переставая разговаривать на ходу. Мечтаем, каждый о своём. Мне не терпится пойти за зайцами. Говорю Косте:

– Завтра же, как придём, пойду с утра в знакомые осиновые колки ставить петли! Посмотри, здесь тоже по обеим сторонам дороги много заячьих следов! А вон дальше, смотри, виднеются обглоданные начисто молодые осинники. Значит, зайцев в этом году много, а я полгода не ловил, соскучился.

Костя отвечает:

– А я зайцев никогда не ловил. Что здесь интересного? Душить бедного зверька – это, как тебе сказать, да просто бесчеловечно! Вот и Вовка Жигульский называет вас с Шуркой и Афонькой… душегубами.

– Да что вы понимаете? Охота на зайцев – прекрасное занятие! Азарт, тревога, трепет, сердце аж заходится и поёт, когда видишь пойманного зайца! У тебя, Костя, как и у Вовки, душа не охотника!

– Может быть, может быть… Но меня начинает волновать уже не охота и заячьи следы, а… мороз. Смотри, что творится? Плохо мы оделись. Зря мы пошли, чёрт возьми!

И правда, становится совсем холодно! Мороз уже явно за тридцать градусов! Особенно стынут руки. Тонкие варежки не держат тепло. Мы уже устали и не разговариваем. Про себя думаю:

– «Руки с палками всё время наверху. Кровь, видно, отливает от кистей и они мёрзнут. Да и тоненькие штаны и одна рубашка. Как я, дурак, не догадался под штаны одеть ещё другие – у меня же были запасные. Точно также и вторую рубаху надо было одеть. А то всего: майка, рубашка и фуфайка! Мороз пробирает до костей».

Дорога еле просматривается. Она, чем дальше от районного села, тем менее накатанная. Теперь часто спотыкаемся в темноте, падаем. Ждём друг друга, часто останавливаемся, греем за пазухой руки, потихонечку догрызаем мёрзлый хлеб. Как он сейчас вкусен!

Наконец, пройдено тридцать километров – Пономарёвка! Долго всё – таки мы шли до неё! Видно, уже очень поздно, т. к. ни в одной избе нет света.

Мы сейчас делаем громадную ошибку, минуя крайние избы и выходя из Пономарёвки! Надо было остановиться и попроситься у кого-нибудь на ночлег. Да разве мы бы на это решились! У нас даже и в мыслях нет этого! Робость перед людьми, проклятая робость – всю жизнь эта деревенская закваска осталась во мне! Костя такой же! Глядя на современных молодых, самоуверенных и даже наглых людей, видишь, какая громадная разница в наших поколениях! В той ситуации нам не хватило смелости, и мы чуть не поплатились жизнью!

На кого мы теперь похожи с Костей! Вокруг головы, лица – ореол инея и снега. Только глаза лихорадочно блестят в темноте. Фуфайка, брюки, пимы, шапка, рукавицы – всё заскорузло и замёрзло! Два натруженных снеговика медленно продвигаются вперёд. Только пар изо рта и тяжёлое дыхание, да скрип лыж громко раздаётся далеко вокруг. Тучи на небе сошли, скорее всего, после полуночи и показалась луна. Стало светлее, дорога заметнее, чуть повеселело на душе – прошли Камышинку, Лёнзавод. Из последних сил дотянули до Хохловки. Вдруг сзади шум – в нашу сторону едут сани! Обрадовались – спасение! Замахали палками, закричали изо всех сил:

– Дядька! Стой! Мы замерзаем! Подвези до Вдовино! Мы гибнем!

Лошадь чуть не сбила нас и пронеслась мимо! В санях мелькнул только один мужик в тулупе. Он же мог взять нас, сволочь, но сделал вид, что не заметил! Пусть Бог накажет его!

От бессилия мы повалились на снег и расплакались. Но надо идти, надо бороться!

Первое время мы с Костей постоянно в испуге оглядывались на чёрный безмолвный лес, который был рядом, по обе стороны дороги. Лишь бы не волки! Теперь нам уже всё равно. Мы настолько устали и отупели от голода, холода, что уже не соображаем. В голове только одна мысль:

– «Когда это кончится? Господи, помоги нам! Будет ли конец всему этому?»

Руки давно не чувствуют холода, их не разогнёшь в мёрзлых железных рукавицах – они «приварились» намертво! Лыжные палки устало волочатся, механически отталкиваясь. Идём, как во сне, через Носково. Уже забрезжил рассвет, и ранние хозяйки начали топить печи. Ровные столбы дыма поднимаются колоннами в холодное небо. Сил уже нет, глаза слипаются. У крайней избы около стога сена, стоящего прямо рядом с дорогой за забором, валимся, спрятав лицо в сено и вытянув ноги с лыжами прямо на дорогу.

Мы медленно замерзаем… Мороз сковал усталое, потерявшее движение и тепло тело. Нет у нас сил. Нами овладевает апатия и равнодушие. Это конец! Костя в последний раз шевельнулся, при бледном свете луны чётко видно, как он открыл глаза, слабо улыбнулся и прошептал:

– Прощай, Колька! Видать, нам не жить! Чёрт с ней, такой жизнью!

И заснул. Из последних сил стараюсь не закрыть глаза, поняв, что жизнь кончается, хочу что-то ответить Косте.

Вдруг ясно вижу, как из печной трубы соседней избы, которая находится на той стороне дороги, медленно выползает большая, чёрная ведьма. Она, как столб дыма, долго вылезает из трубы, вертит головой во все стороны, зорко смотрит, подняв руку к глазам, как от солнца. И вдруг качнулась, смотрит на нас! Её леденящий взгляд заставляет меня съёжиться, мне жутко! Это никогда не забуду! Я толкаю изо всех сил Костю и тихонько бужу:

– Проснись! Смотри, ведьма! Костя!

Он не откликается. Мне жутко, т. к. ведьма смотрит пристально и зло на меня и… вдруг медленно поднимает обе руки и тянет их ко мне. Я полностью просыпаюсь, визжу – плачу и тормошу изо всех сил Костю. Уже кричу громко:

– Костя! Да проснись же! Ведьма сейчас нас обоих съест! Костя – я – я!

Он, наконец, приоткрыл глаза в ореоле инея. Глянул в сторону ведьмы, очнулся, и тоже струхнул:

– Вижу! Не кричи и не шевелись! Может, не заметит!

Мы лежим в тени стога – лунный свет выхватывает только наши ноги с лыжами. Ведьма смотрит непрерывно, не мигая, кровавыми глазами на нас, и, видно, злится, т. к. зловеще открыла громадную пасть с белыми клыками. Красно-чёрные слюни капают обратно в печную трубу. Мы оцепенели, враз забыв холод и голод. Костя шепчет:

– Вот не ожидал такой смерти! Сейчас, сука, сожрёт целиком нас. Только кости, как у мышки, хрустнут!

Наконец, ведьма громко рыкнула, отвела свой взгляд от нас, повернула голову в другую сторону и оторвалась от трубы. Тихо-тихо поплыла, полетела над селом, всё время увеличиваясь в размерах и уже не оглядываясь на нас.

До конца своих дней не забуду эту ночь! Жуткий мертвячий свет луны, белое безмолвие, и страшная чёрная ведьма…

Сознание вернулось только днём. Кто-то расталкивал нас, шумел, ахал. Мы почти не шевелились и не приходили полностью в сознание. Помню только, что кто-то снимал с меня лыжи и перенёс в сани, укутав тулупом. Пришёл в себя только в родной хате. Плакала, суетилась мать, отчим растирал самогонкой моё лицо, уши, тело, раздев донага. Мои руки стучали по полу, свесившись с лавки, будто не мои – они совсем не чувствовали боли.

Спас нас с Костей, оказывается, дед Лазарев, как и маму когда-то. Он вёз почту во Вдовино. Мать, рыдая, привела в дом хирурга Дакиневича. Тот долго осматривал меня – руки, ноги. Сказал:

– Немедленно в больницу! Обморожение сильнейшее! Постараюсь спасти ноги. С руками хуже. Но… посмотрим.

Перевезли тот же час в больницу. Костя уже был там. У него, как и у меня было отморожено лицо, уши, руки, ноги.

Весь январь мы провалялись в больнице – Дакиневич искусно лечил нас. У меня с правой руки чёрными струпьями слазила кожа всех пяти пальцев и кисти. С левой – чуть меньше. Осталась на всю жизнь памятка с той ночи – негнущиеся полностью по два пальца на руках.

Так я и не сходил на каникулах в лес за зайцами в последний раз…

Проболев месяц, назад в Пихтовку поехал с другом Афонькой. Костя наотрез отказался от школы и не поехал в Пихтовку. Та ночь, как оказалось, окончательно сломала его, и он остановился в своём развитии. Не стал больше учиться и после освобождения, не поехал на Кавказ, а только переехал в Новосибирск.

Афанасий закончил семилетку во Вдовино, и дальше не стал учиться: у матери не было сил – жили они очень бедно. Он уже работал и ехал туда по каким-то делам (его послал председатель колхоза). Председатель договорился с водителем огромного грузовика «Студебеккера» и нас посадили в кабину. Эти великолепные машины появились в Новосибирске после войны. И вот водитель одного из них приехал во Вдовино, погрузил зерно из колхозных амбаров и повёз его мимо Пихтовки в Новосибирск.

Выехали в ночь. В кабине было просторно, тепло, интересно. Светятся всевозможные приборы, кнопки, стрелки, лампочки – вот что значит настоящая техника! Мы с уважением искоса посматриваем на шофёра. Какой он умный, всё знает, такая огромная машина и подчиняется ему! Снежная дорога быстро летела под колёса. Думаю про себя весело:

– «Вот здорово! Это тебе не та ночь, в которую мы погибали с Костей!»

Фары горят ярко, освещают дорогу, сугробы, кусты. Это было необычно, красиво. Машина урчит, в кабине приятно пахнет бензином, маслом, дымом газов и кожей сидений, тепло, мягко, светящиеся кружочки на приборной доске подмигивают нам. Местами дорога на многие километры вьётся как бы в тоннеле. Высота снежных бортов более полутора метров. Раза три-четыре, как отъехали из Вдовино, в свет фар врывались зайцы. Они бежали впереди долго-долго. Шофёр весело сигналил и давил на газ ещё сильнее. Машину швыряло, мы хохотали от восторга и кричали от возбуждения. Уже перед Залесово в свете фар на дороге показался крупный серый зверь – явно не заяц! Там как раз были особенно высокие сугробы. Шофёр закричал:

– Ого! Волк!

Машина понеслась! Расстояние быстро сокращалось! Волк бежал изо всех сил. Несколько раз он кидался на стену сугроба, пытаясь уйти с дороги, но в спешке срывался и падал. Это только истощало его силы. Мы замерли от этой погони. Такое и не приснится! Было жутко. Огромная махина настигла зверя! Он в последний момент оглянулся, мелькнул злобный оскал его зубов. Раздался мягкий удар, визг – грузовик остановился. Шофёр возбуждённо закричал нам:

– Не выходите! Он может быть живым!

Достал монтировку и осторожно открыл дверцу. Далеко от машины, метрах в тридцати, лежал на дороге раздавленный волк. Шофёр принёс его в свет фар. Мы выскочили из кабины, о чём-то говорили, долго его рассматривали. Довольный шофёр кинул его в кузов, затянутый брезентом.

Как быстро пролетело время – жаль! Вот уже Пихтовка! Шофёр останавливает машину и вдруг хмуро требует:

– С вас по двадцать пять рублей!

Мы с Афанасием мнёмся, шуршим деньгами, шепчемся. Наконец, протягиваем водителю по пять рублей (50 коп. по-новому). Тот заорал:

– Да вы что? Совсем меня принимаете за дурака? А ну, быстро гоните пятьдесят рублей!

Мы в ужасе, пугаемся, краснеем, злимся, молчим. Рассвирепевший шофёр резко трогает с места:

– Не выпущу, пока не отдадите деньги!

Пролетает Пихтовка. Мы уже выскочили за окраину. Испугались, раскричались, расплакались:

– Дяденька! Возьми, сколько есть! Больше у нас нет ни копейки!

Протягиваем ему смятые рубли. Он сбавляет ход, пересчитывает деньги:

– Тридцать восемь рублей! Да это же не хватит на ресторан!

Ругается, останавливает машину, с матом захлопывает за нами дверцу. Наконец-то мы освободились! Афонька зло плюёт вслед:

– Шкурник!

Я, успокаиваясь, подтверждаю:

– Да, паскудный оказался шофёр! Откуда они берутся такие? Афанасий! А что такое ресторан?

– Да это, как столовка: они там жрут и пьянствуют с бабами.

Возвращаемся назад в Пихтовку пешком – километра четыре провёз он мимо. Настроение от интересной поездки надолго испорчено. А встреча с плохим человеком ранит душу. А сколько ещё будет в жизни их – злых, завистливых, нравственно убогих?…