Читать книгу Лекарство от Африки - Нонна Ананиева - Страница 3

У Гоши была четвертая группа крови, он об этом вспомнил после аварии. Пришел сюда восстанавливаться. Ехал себе по Ленинскому проспекту, слушал какую-то книжку, как стать самым успешным на свете, и в машину спереди влетело колесо. Не колесо, а террористическая акция. Машину развернуло, ударило о столб. Гоша потерял сознание, переломал обе ноги, получил сотрясение мозга, еще какие-то менее значительные травмы и полностью разбитый автомобиль в придачу. Старика, бомбившего на старых «жигулях», у которого это колесо и отлетело, простил. Интересно, что старик был немцем. Когда Гоша это узнал, все никак не мог вспомнить. Мент, наверное, сказал.

С Леной его познакомила Маргарита из страховой компании задолго до аварии. Он пришел страховать свой первый автомобиль, задавал ей разные вопросы, они разговорились. Оказалось, что они родились в один день и в один год, то есть им было по двадцать восемь. Потом разок случайно встретились в городе, Маргарита была с парнем, которого Гоша хорошо знал, и с Леной. Если честно, у него постоянно были мокрые руки, и доходило до того, что он стеснялся здороваться. Но так в «Дом» и не выбрался. Натуропатия какая-то. Хотя Лену при знакомстве запомнил. И вот судьбоносное колесо с лысой резиной от вишневых «жигулей» привело его в эту искаженную реальность массажей с маслом магнезии, каких-то невиданных квантовых машин, культа чистой воды, витамина С, зеленых салатов, нескончаемых рассуждений о мировом закулисье, опасностях, стоящих перед человечеством из-за издержек нашей неграмотной цивилизации и повсеместной коррупции.

Марк – судя по всему, главный источник инновационного мировоззрения, долго с ним не церемонился, сделал диагностику и усадил за генератор Лаховского между двух электромагнитных дисков. Гоша на удивление быстро окреп и подумывал уже слетать на какое-нибудь море. Все время, пока «сидел на Лаховском», думал о Лене, так как Марк велел держать в голове позитив и рисовать светлое будущее. Он видел ее на турецком берегу в лучах заката. Она же как будто его не видела и шла по кромке воды своими уверенными шагами, ну а дальше было много вариантов – один другого позитивнее. Гоша был фотографом. Потом он стал придумывать увлекательные сюжеты для новых фотороманов, где действие происходит во всех возможных живописных точках планеты с Леной в каждом кадре. В любом случае сначала надо придумать, чтобы осуществить.

У Гоши, в принципе, была девушка, с которой он появлялся в свете, проводил уикенды на природе, которую брал с собой в гости и на прогулки. Во-первых, он с ней не собирался никоим образом ничего углублять и оформлять официально, а во-вторых, он не был уверен, что он у нее один, то есть единственный и неповторимый, так как таковым не являлся сознательно. Ему нравились ее длинные ноги, белые волосы, отсутствие очень уж настойчивых материальных поползновений благодаря состоятельному папе и ее личным способностям бухгалтера, которые она успешно применяла в одной из торговых фирм необъятной российской столицы. Родители по обоюдному согласию назвали ее Николеттой в честь какого-то знаменитого родственника со стороны матери, кажется, летчика, да еще и Героя Советского Союза. Друзья и коллеги по работе звали ее Никой, Гоша тоже ее так называл. Принимая электромагнитные процедуры знаменитого осциллографа Лаховского и успешно, судя по результатам, индуцируя биоэлектричество, о Нике он почти не вспоминал. Она куда-то удалялась с каждой новой процедурой. Может быть потому, что особо не переживала, как ему казалось, за его здоровье после этой жуткой истории с колесом. Грустно, когда тебя откровенно не любят и не стесняются своего безразличия. «Наверное, это за деда», – подумал Гоша. Для него было пыткой оставаться с парализованным дедом даже на два-три часа, он придумывал занятия, факультативы, температуру, скидывая все на мать. Тогда денег на сиделок не было. «Дед, прости меня! Я всегда тебя любил. Если у меня будет сын, я назову его Бронесталем, в память о тебе. Всем светским козлам назло! Это будет условием, без которого я не женюсь». После клятвы Гоше полегчало, и он опять начал додумывать свой первый фотороман. Может, его в Африке снять? Лена и негритянки. Он закрыл глаза минут на двадцать. Потом открыл и прочитал плакат с портретом Елены Ивановны Рерих, висевший напротив кресла: «не сердитесь, не ревнуйте, не завидуйте, будьте добрыми и оптимистичными, тогда вы доживете до глубокой старости».

Вошла помощница Марка, маленькая и тоненькая, почти какая-то прозрачная, с веснушками на носу.

– Сеанс клеточной осцилляции прошел успешно, – голос у нее был звонкий и жизнеутверждающий.

– Откуда ты знаешь? – удивленно спросил Гоша.

– А другого не бывает, – улыбнулась медсестра. Ей было уже лет сорок с небольшим, но оттого что она была вся такая тонюсенькая, казалась каким-то эльфом без возраста и адреса.

– Руку давай.

По вене потек витамин С. Не очень приятная процедура опять вернула его к Нике. Она точно ему изменяла. Когда он говорил о чувствах, она отводила взгляд и задавала вопросы про кино, компьютеры, приставки, программки, флешки с бриллиантами, кеды, мандарины, лежащие на подоконнике ножницы или пиццу с ананасом. Он отвечал и замолкал – не хотите, типа, не очень-то и надо. Девчонки помешались на папенькиных сынках с глобальной перспективой. Ника не была исключением. Ему всегда казалось, что им она заполняла «перерыв». Ладони опять стали влажными. Жить без переживаний, как советовала Рерих, пока не удавалось. Чаще всего он удивлялся своим ошибкам и неумению сразу правильно отреагировать на неудобные вопросы. Не потом, дома на диване находить то, что искал, а сразу, как гениальный Аль Пачино с экрана – словом, «разворачивать ситуацию». Он пасовал перед хамством. Замолкал и терялся, а иногда не терялся, но не позволял себе опускаться до уровня склоки. А Ника как раз была хамоватой. Она догадывалась об этой его слабости, хотя в глубине души чувствовала, что если пережмет, он может и дверью хлопнуть. И не будет больше красивых фотографий. Он давно ее не снимал. Она перестала его вдохновлять. Гоша схватился за эту промелькнувшую мысль. Да, действительно, снимать ее как-то не хотелось.

– А что, Рерихи были знакомы с Лаховским? – спросил он у полупрозрачной женщины.

– Конечно. Он был очень заметной фигурой, другом Теслы. Рерихов тоже интересовала психическая энергия.

Гоша поспешно закрыл рот.

После инъекции он направился в кафе за соком и новостями.

Вступив на сакральную территорию, он облюбовал себе зелененькое креслице, стоявшее спиной к стене и недалеко от экрана. Усевшись, выбрал грейпфрутовый сок и свекольные чипсы с перцем. Лены видно не было. У стойки сидел новенький, кажется, Анатолий, беседовал со Стасиком. Гоше показалось, что они говорили на суахили. Суахили это был или нет, Гоша, конечно, не мог утверждать, так как все африканские языки у него были в разделе суахили. Новенький говорил довольно бегло, и Стасик торчал от удовольствия. Периодически они хохотали.

– Стас, ты что, брата нашел? – не выдержал Гоша.

– Представляешь, Анатолий был в Гитеге! Это почти что как встретить кенийца, приехавшего из Улан-Удэ! Прикол! – Стасик родился и вырос в Москве, так что русский был его родным языком. Когда он был маленьким, отец брал его собой в Африку к бабушке и теткам. Мать Стасика редко туда ездила. По паспорту отец был кенийцем, а на самом деле он был из Бурунди. Во время кровавых событий 1972 года семья отца, как и другие успевшие покинуть страну тутси, укрылась в Руанде, а потом переправилась в Кению. Деда Стасика убили еще за два года до этого. Мытарствам их не было предела, и вдруг красавица мать отца встречает Сильвестра, ветеринара, работника Кенийского национального парка «Амбосели». Он женится на ней, судьба делает крутой поворот, и все они получают кенийские паспорта. Бурундийские женщины славятся своей утонченной красотой и трудолюбием. Стас ездил в Найроби, пока бабушка была жива. Она научила его говорить на суахили, рассказывала истории о своем детстве, и красотах изумрудных гор, и голубой дымке озера Танганьика. Мальчишкой он мечтал попасть в Бурунди, стать героем страны его предков и принести какую-нибудь ощутимую пользу своей маленькой исторической родине, но отец его туда никогда не брал. Русская мама последнее время не очень ладила с ним, и он все чаще бывал в отъезде. Стасик не вмешивался в их отношения. Ему остался год, и он тоже станет ветеринаром, как спаситель Сильвестр.

– Привет, Гоша! – обернулся Анатолий. Он был в трениках после фитнеса. Высокий, мускулистый, поджарый, с серыми стальными глазами и слишком широкой улыбкой. На вид ему можно было дать лет тридцать пять или тридцать семь.

– Ты был в прекрасной Бурунди, я правильно понял? – спросил Гоша.

– Ну да. У меня там кое-какие дела.

– Ну и как? Красивая страна?

– Восточная Африка вся красивая: манящая, таинственная, ожидающая…

– Это она меня ждет, я знаю, – вставил Стас.

– Она много кого ждет, – многозначительно продолжил Анатолий.

– Может, и меня ждет, кто знает. Я бы там поснимал… Там не опасно сейчас? – Гоше стало интересно.

– Уже нет. Гражданская война закончилась в 2005 году. Но ездить там лучше на джипах, да и охрана не помешает.

– Стас, твои родственники хуту или тутси? – спросил Гоша.

– Что за люди! – покачал головой Стас. – Ты не совсем уверен, как называется столица этой страны, но тебе очень нужно знать, тутси я или нет. А какая разница? Вот скажи мне? Какая тебе, хрен, разница, тутси я или хуту, Рабинович я или Глущенко? Я вообще россиянин, если на то пошло. Отвали!

– Ты что, дурной? Да мне твоя Бурунди в сто раз интереснее Франции. Я, может, давно хочу туда попасть. На бурундиек посмотреть опять же.

– В Бурунди, например, живет самый старый и самый большой крокодил в мире. Его глаз размером с колесо от «жигулей», – подхватил Анатолий.

– Почему обязательно от «жигулей»? – Гоше колеса от «жигулей» пока еще были небезразличны.

– Кстати, помнишь, Марк, кажется, говорил, что акулы и крокодилы живут вечно, – сказал Стас. – У них все-время восстанавливаются теломеры на концах ДНК или что-то вроде этого.

– Лет двести он, говорят, уже живет.

– Представляете себе: живет и все время растет. Был такой фильм про анаконду, которая пожирала красные орхидеи. Эти орхидеи вырабатывали какой-то фермент, вещество какое-то, с помощью которого клетки не прекращали делиться. И эти анаконды росли себе до размеров станции метро и глотали всё подряд. Фармацевты, ясное дело, снарядили экспедицию за этими орхидеями, но алчность некоторых ее участников погубила дело, – рассказал Стас.

– Его кто только не ловил, этого крокодайла, и каких только фильмов про него не снимали. И баранов ему в капканы подсовывали, и клетки ему какие-то электрические привозили, а он не ловится, – продолжал развивать тему Анатолий.

– В каждом озере живет свое чудовище, я так думаю, – Гошу что-то настораживало в этом псевдоафриканце, он чувствовал опасность или драку. – В Танганьике – крокодил, у нас на даче на речке жил рак размером с кота. Может, там камыш какой был космический? Мы тоже его каждое лето ловили, а он не попадался.

– Жалко, – сыронизировал Анатолий.

– А людей там не едят? – Гоша начал прикалываться.

– Говорят, что все еще едят иногда, – Анатолий подмигнул в сторону Стаса.

– Ну, хватит уже, – тот старался не злиться, но начал нервничать.

– Ну, как сказать… Слышал, что человечину можно попробовать, если есть стойкое желание.

– Что, на рынке продается? И какое самое вкусное местечко?

– Кажется, ладошки, – шепнул Анатолий и добавил, – есть одна опасность.

– Не проверено санитарным контролем? – усмехнулся Гоша.

– Тот, кто попробовал раз…

– О, господи! Иди лучше запишись на прием к Марку, – заволновался Стасик, – он тебе кое-что прочистит. Ладошки! Ушки! Ты что, голодный?

Все засмеялись.

– А то! Тащи сэндвич с бобами! Не ем мясо, – пояснил Гоша.

– Ну да. Оно токсично, – кивнул Анатолий. – Во сколько митинг?

Гоша показал глазами на стенные часы: через пятнадцать минут.