Читать книгу Психология - Олег Константинович Тихомиров - Страница 8

Мы продолжаем знакомиться с биологической предысторией собственно человеческой деятельности. В предыдущей лекции вы узнали, как происходила переориентация исследований двух основных видов поведения: врожденного и индивидуально изменчивого. Если первоначально эти виды поведения резко противопоставлялись друг другу, то затем стали говорить не о противопоставлении, а об удельном весе этих компонентов в поведении. Основное внимание в прошлой лекции мы сосредоточили на врожденном поведении. Теперь подробнее остановимся на поведении индивидуальном изменчивом.

Явление научения: экспериментальные исследования и параметры анализа. В самом названии индивидуально изменчивого поведения уже зафиксирована его важнейшая особенность, а именно то, что оно складывается и меняется в ходе жизни конкретного организма. Для описания данного вида поведения часто используют термин «научение».

В самом общем виде явление научения можно описать как накопление организмом определенного опыта, сохранение этого опыта и воспроизведение его для организации последующего поведения. Одним из примеров и одновременно методов исследования научения является анализ процесса выработки у животного навыков, или умений, находить путь в лабиринте. Лабиринт – один из классических объектов исследования. Животное, например крыса (это удобный для лабораторных исследований вид животных), запускается в лабиринт, а затем изучается, через какое время она найдет из него выход. В таком эксперименте создается искусственная среда (лабиринт), имеются четко фиксируемые начало (момент, когда животное запускается в лабиринт) и конец наблюдаемого поведения (когда животное находит выход), а также четко выраженные показатели динамики поведения. Что собой представляют эти показатели?

Прежде всего поведение может описываться по времени нахождения выхода из лабиринта. Лабиринт устроен таким образом, что тупиков там гораздо больше, чем правильных путей. Поэтому естественно, что первоначально животное в поисках выхода будет попадать в тупики. Число попаданий в тупики, или число ошибочных промежуточных актов, предшествующих нахождению выхода из лабиринта, есть еще один показатель, по которому экспериментатор судит о реальном протекании поведения.

Особенность большинства экспериментов, посвященных исследованию процессов индивидуально изменчивого поведения, заключается в неоднократном предъявлении одной и той же задачи. Животное, например крыса, не один раз проходит через лабиринт, а несколько раз. Это делается для того, чтобы проследить динамику изменения поведения животного при повторных решениях одной и той же задачи. Зачастую только динамика изменения поведения и позволяет сделать вывод о том, как же строится процесс научения организма.

Разнообразие явлений научения. Наиболее типичной формой навыка, которая первоначально привлекла внимание ученых, является его постепенная выработка. Она проявляется, например, в том, что лишь после неоднократных пробежек по лабиринту уменьшается время нахождения выхода из него, сокращается количество ошибок, т. е. число забеганий в тупики, и, наконец, наступает этап, когда сразу (или почти сразу) с небольшим количеством отклонений от правильного пути, находится выход из лабиринта. В этом случае говорят, что научение закончилось, навык выработан, решение задачи сформировано.

Далее возникают вопросы, связанные с анализом устойчивости сформировавшегося навыка. Выработанный навык можно анализировать по параметру его устойчивости, длительности сохранения, а также по параметру устойчивости по отношению ко всякого рода конкурирующим влияниям, как говорят, к помехам. Это еще один показатель того, насколько действительно выработано, зафиксировано то или иное образование в структуре поведения.

Другой пример экспериментальных исследований индивидуально изменчивого поведения у животных – изучение так называемых отсроченных реакций. Оно также проводится на животных, например на собаках. В экспериментальной комнате в поле зрения собаки находятся две кормушки, в которые экспериментатор может закладывать пищу. Собаку удерживают от движения с помощью ошейника. На глазах у подопытного животного экспериментатор кладет в первую кормушку достаточно привлекательный для собаки объект – кусок мяса – и закрывает эту кормушку. Затем (и в этом хитрость эксперимента) незаметно от животного производится подмена: вместо мяса в ту же самую кормушку кладется сухарный порошок. В принципе собака достаточно голодна, чтобы удовлетворить свою пищевую потребность с помощью порошка. Когда собаку освобождают, она, естественно, бежит к первой кормушке, где первоначально было спрятано мясо, сбрасывает крышку и обнаруживает вместо мяса сухарный порошок. Что делает собака? Она отказывается от сухарного порошка и продолжает поисковое поведение. В данном случае это поведение простое, потому что в наличии имеется всего две кормушки, т. е. собака перемещается ко второй кормушке. Обнаружив в ней мясо, собака завершает свое поведение, получая возможность удовлетворить свою пищевую потребность.

Главное в этом эксперименте заключается в феномене отказа от объекта, который в принципе может удовлетворить пищевую потребность организма. Если провести контрольный эксперимент, в котором не было подмены мяса, то поведение собаки оказывается совершенно бесконфликтным: она подходит к первой кормушке и, естественно, добросовестно съедает сухарный порошок.

Вся драма разыгрывается только в результате «коварства» экспериментатора, подменившего мясо на порошок. Как объяснить этот наблюдаемый в поведении факт отказа от объекта? Ученые пришли к выводу, что в первой части эксперимента, когда собака еще не имела возможности двигаться, происходило формирование определенного образа показанного объекта, способного удовлетворить пищевую потребность, – мяса. В поведении формируется некоторая схема, которая затем управляет поведением. Иначе как объяснить продолжающийся поиск? Есть пищевая потребность, есть сухарный порошок, который может удовлетворить пищевую потребность, но поведение продолжается. Значит, формирование эталона, схемы, образа – можно называть по-разному – есть тоже феномен научения. Но только теперь это научение, связанное не с самим по себе поведением, а с созданием определенных подготовительных структур, которые будут потом управлять поведением, в данном случае – перемещением в пространстве.

Теории научения. Два приведенных мною примера дают нам основания сделать вывод, что явления научения, или формирования индивидуально изменчивого поведения, достаточно многообразны: в одних случаях они могут быть связаны больше с внешнедвигательной стороной поведения, а в других – с теми внутренними процессами, которые управляют, регулируют внешнее поведение. Каждый из рассмотренных примеров демонстрирует возможность объективного исследования процессов научения у животных. Ученые, естественно, всегда стремятся к обобщению фактов, результатов наблюдения и созданию на их основе теории. Применительно к явлениям индивидуально изменчивого поведения, научения, образования навыков также сформировались три основные объясняющие эти явления теории.

Бихевиористская схема «стимул – реакция». Первая теория кладет в основу всей концептуальной схемы такую единицу анализа, как связь между стимулом, воздействующим на организм, и ответной реакцией. Эта единица выражена в формуле «стимул– реакция», о которой мы говорили ранее (см. лекцию 2).

Предпосылкой для формирования бихевиоризма как одной из психологических теорий поведения являются некоторые объяснительные схемы, сложившиеся в физиологии, и прежде всего схема рефлекторной дуги. Физиологи, занимавшиеся анализом функционирования низших отделов центральной нервной системы (ЦНС), скажем, спинного мозга, и соответствующих нервно-мышечных аппаратов, пришли к выводу, что схема, включающая в себя три звена – воздействие извне, проведение возбуждения в центр и ответную реакцию организма, – адекватно описывает основной принцип функционирования сравнительно элементарных отделов ЦНС. Это и есть схема классической рефлекторной дуги. Потом, как всегда бывает в науке, были сделаны попытки использовать эту схему для описания функционирования не только низших, но и всех, в том числе высших, отделов ЦНС – коры головного мозга. Рефлекторную дугу стали считать универсальным объяснительным принципом работы ЦНС. В свое время это была очень прогрессивная позиция, потому что она противопоставлялась некоторым откровенно идеалистическим концепциям.

Впоследствии данная схема послужила известной предпосылкой к формированию одной из психологических теорий поведения – бихевиоризма. В чем заключалась основная модификация указанной схемы при переходе в область психологии? Психологи прекратили заниматься центральным звеном, анализировать то, как передаются возбуждения от одного центра к другому, они стали изучать законы образования связи между некоторыми воздействиями извне и ответными реакциями организма, отвлекаясь от того, какие именно процессы лежат в основе данной связи, т. е. оставив за пределами анализа физиологические механизмы. Здесь мы наблюдаем попытку дифференциации психологического и физиологического подходов к исследованию поведения.

Схема для объяснения поведения в бихевиоризме очень проста: «стимул – реакция» – ничего более. Конечно, каждому, даже очень предвзятому, стороннику этой схемы бросается в глаза одно обстоятельство: «стимул – реакция» – довольно элементарное образование, реально наблюдаемое поведение даже в экспериментальных условиях (например, выработка лабиринтного навыка) включает в себя множество движений. Как сочетать эту формулу и реальное поведение? Было высказано предположение, что реальное поведение нужно рассматривать как цепочку связей между стимулами и реакциями: связь между стимулом и реакцией – это как бы фрагмент поведения, реальное поведение включает в себя множество таких фрагментов.

Тогда возникает вопрос: как объединяются между собой эти фрагменты? Ведь они должны образовать некую единую систему. Согласно бихевиористской теории объединяющим моментом, интегрирующим сложные навыки (прежде всего, двигательные), выступают сигналы, генерируемые движениями организма. Каждое движение дает поток обратных импульсов в нервную систему от мышц – это так называемая проприоцептивная чувствительность (см. лекцию 5). Проприоцептивные сигналы и выступают в функции интеграторов сложного поведенческого акта.

Таким образом, реальное поведение есть цепь отдельных связей «стимул – реакция», в качестве интеграторов этой цепочки выступают прежде всего проприоцептивные импульсы, т. е. результаты собственных движений. Можно выстроить такую цепочку бесконечной длины.

Эта линия исследований индивидуально изменчивого поведения первоначально была представлена в работах Дж. Уотсона, а затем продолжена в рамках необихевиоризма (например, Б. Скиннером).

Представление о когнитивных картах в необихевиоризме. Эмпирической основой еще одной теории научения явились эксперименты типа исследований отсроченных реакций (их иногда еще называют «опыты с ожиданием награды»). Согласно этой теории главным звеном в структуре поведения является некоторая познавательная или, как иногда говорят, ориентировочная активность организма по отношению к среде. Именно с такого рода активностью мы имеем дело в экспериментах с отсроченными реакциями: собака прослеживает, куда какой объект кладется, на основе этих прослеживаний у нее формируется известный эталон, с которым потом сравнивается реальный объект.

Значит, говорят сторонники этой теории, нельзя просто взять стимул и реакцию и рассматривать их связь в качестве основной единицы поведения. Такой единицей выступает, скорее, связь между различными стимулами. Например, характеристики корма, кормушки и пути к ней соединяются вместе в известную схему, образуя некоторый эталон. Таким образом, в качестве единицы анализа в этой теории поведения предлагается некоторое познавательное образование, которое Э. Толмен называл «когнитивной картой». Когнитивная карта – это метафорическое выражение, тем не менее передающее основной смысл, а именно то, что формируется некоторый эталон, позволяющий субъекту оценивать характеристики реальных объектов и регулирующий его поведение (например, перемещение в пространстве).

В рамках второй теории научения интегратором целостного поведения выступают не проприоцептивные стимулы, а познавательные карты, эталоны: считается, что именно они определяют, формируют целостное поведение. Этот формирующийся у организма эталон определяет только направление поиска (например, отказ от конкретного предмета или стремление к нему), однако не обусловливает скорость движения или тот набор движений, с помощью которого будет осуществляться то или иное поведение. Рассмотрим эксперимент, доказывающий тезис о том, что нельзя сводить интеграцию к суммированию отдельных элементарных реакций на стимулы.

В эксперименте у крыс вырабатывался лабиринтный навык. Безошибочно или с минимальным количеством ошибок группа крыс пробегала лабиринт. Затем вносились изменения в экспериментальную ситуацию: лабиринт заливался водой, и крыс снова запускали в него. Эти изменения производились, чтобы узнать, сохранится ли навык или его надо вырабатывать заново. Какое отношение эксперимент имел к двум названным теоретическим схемам? Самое прямое: если навык надо вырабатывать заново, то тогда правы те, кто видит сущность навыка в последовательной интеграции отдельных движений, потому что движения при плавании другие, чем при беге. Если, напротив, окажется, что крысы почти безошибочно проплывают лабиринт, т. е., сменив набор движений, тем не менее достигают результата, то правы представители второй теории. Результаты проведенного эксперимента подтвердили вторую теорию.

Эксперименты такого рода имеют много модификаций, одна из которых состоит в нарушении физиологических основ координации движений – искусственной перерезке некоторых нервных путей. Тогда набор движений тоже меняется. Скажем, одна конечность перестает слушаться, значит, уже нельзя передвигаться на четырех лапах, только на трех, поэтому весь рисунок движения должен измениться. Однако выход из лабиринта животное по-прежнему находит.

Научение как формирование плана в схеме Миллера, Галантера, Прибрама. В последние годы американскими учеными Д. Миллером, Ю. Галантером и К. Прибрамом на основе несколько более усложненной схемы была предложена еще одна теория. По мнению авторов, схема организации поведения включает следующие основные составляющие. Всякое воздействие извне обязательно должно проверяться, сопоставляться с некоторыми хранимыми в памяти эталонами. Как считал Дж. Уотсон, никогда нет прямого действия стимула, всегда есть сличение. Проверка – это первое звено схемы организации поведения. Здесь проверяется, был ли уже этот стимул в прошлом опыте или нет, связано ли с ним какое-то определенное поведение и т. д. Понятно, что возможны два результата. Если проверка обнаруживает знакомый стимул, по отношению к которому уже выработано некоторое поведение, то развертывается это поведение. Тогда сразу редуцируются два последующих звена, и происходит переход к конечному звену. Однако если на первом этапе обнаруживается, что стимул – новый, не встречавшийся в прошлом, тогда развертывается звено обследования этого воздействия, операция исследования. Затем идет следующая операция – операция проверки этого исследования. И только после этого развертывается окончательное поведение. Таким образом, эта схема позволяет в некотором смысле интегрировать положения и первой, и второй теорий поведения, рассматривая их как два полярных случая.

Еще один концептуальный элемент этой теории – понятие плана, который, по мнению авторов, аналогичен программе в работе компьютера (см. лекцию 2). Аналогия с работой компьютера, собственно, и послужила основой для создания этой теории, утверждающей, что всякое поведение строится по некоторому плану, а индивидуально изменчивое поведение характеризуется выработкой плана последующего поведения. Суть научения в формировании некоторого плана. Понятно, что здесь термином «план» обозначается некоторая внутренняя организация любого поведенческого акта (т. е. значение данного термина шире, чем то, к которому мы привыкли).

Общая структура поведенческого акта. В отечественной литературе проблема общей структуры поведенческого акта также является одной из центральных, правда, у нас она обсуждается чаще всего физиологами. Здесь важно отметить, что и физиологи постепенно пришли к необходимости отказаться от простой схемы рефлекторной дуги при описании поведенческого акта: не потому, что в поведенческом акте нет трех звеньев – воздействие извне, проведение возбуждения в центр и ответная реакция организма, – они есть, но их недостаточно. Пришлось идти по пути усложнения схемы, чтобы объяснить с ее помощью реальное поведение. Одним из таких «усложнений» является трехчленная схема, разработанная крупным отечественным физиологом, учеником И.П. Павлова П.К. Анохиным.

Прежде всего реальный поведенческий акт никогда не заканчивается простой реакцией, скажем, двигательной. После ее осуществления происходит генерирование сигналов о том, что данная реакция уже произошла, т. е. сигнал идет обратно в ЦНС. Это звено было названо обратной афферентацией. Допустив существование обратной афферентации, следует предположить существование еще одного звена в структуре поведенческого акта, а именно некоторого аппарата, который оценивает эту обратную афферентацию с точки зрения того, достигнут ли нужный результат или нет, и на этой основе принимается решение, прекратить поведение или продолжать. Звено, в котором заложено, каким должно быть будущее действие, чтобы оно удовлетворило потребность, и которое на основании обратной афферентации определяет судьбу дальнейшего поведения, было названо Анохиным акцептором действия.

Анохин связывал акцептор действия прежде всего с двигательной активностью организма. Другие исследователи, которые занимались преимущественно процессами восприятия у животных, пришли к выводу, что необходимо ввести еще одно звено, оценивающее стимулы (это близко по содержанию к схеме Миллера, Галантера и Прибрама). Данное звено определяет, что делать со стимулом, какое поведение следует запустить. Это оценочное звено адресуется прежде всего к явлениям чувствительности, сенсорному потоку. Его называют по-разному, в отечественной литературе используется понятие «нервная модель стимула», предложенное Е.Н. Соколовым.

Обобщая понятия «акцептор действия» и «нервная модель стимула», мы формулируем идею, лежащую в их основе: организм активен как по отношению к воздействию извне, так и по отношению к результатам собственных поведенческих актов. В структуру поведенческого акта обязательно включено звено оценки, а последняя невозможна без отражения как свойств внешнего мира, так и собственно поведенческих актов.

Таким образом, во-первых, нельзя представлять структуру поведенческого акта исключительно как набор внешне наблюдаемых движений: такой простой механизм осуществления реакции, как переключение возбуждения с воспринимающего центра на двигательный, оказывается недостаточным для объяснения сложного поведенческого акта. Проблема создания некоторой общей схемы, позволяющей описать, объяснить и предсказать реальное поведение, есть одна из фундаментальных проблем исследования поведения животных.

Во-вторых, в самой структуре поведенческого акта имеются достаточно сложные внутренние механизмы регуляции и саморегуляции поведения, поэтому такое выражение, как «факты поведения», довольно двусмысленно. Ведь факты поведения можно понимать просто как эмпирическую реальность, наблюдаемую через движения организма, а можно – как факты, характеризующие внутреннюю структурную организацию поведенческого акта.

Индивидуально изменчивые и врожденные компоненты структурной организации поведенческого акта. Возникает вопрос: каково же место индивидуально изменчивых и врожденных компонентов в общей структуре поведения? Общая схема, естественно, фиксирует общие особенности любого поведенческого акта. Однако каждое из выделяемых в ней звеньев может быть либо продуктом индивидуального научения, либо функционировать как готовое от рождения. Какие же компоненты конкретных актов поведения являются готовыми от рождения, а какие вырабатываются в ходе индивидуального развития?

Скажем, является ли звено оценки внешних воздействий врожденным или оно формируется в ходе индивидуального развития организма? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Так, в эксперименте, о котором я говорил в начале лекции (в котором мясо было заменено сухарным порошком), описано формирование у животного в конкретной ситуации эталона, с которым оно сравнивает последующие воздействия. Следовательно, звено оценки внешних воздействий может быть продуктом индивидуального научения. Однако оно может быть и врожденным: например, описанные в литературе наблюдения над птенцами грачей показывают, что, едва вылупившись из яйца, птицы явно реагируют на приближение своих родителей к гнезду, широко открывая клюв. Сама реакция открывания клюва не приводит к удовлетворению пищевой потребности – это сигнальная реакция. Звук, связанный с приближением родителей, тоже не удовлетворяет пищевой потребности – это сигнальный раздражитель. Таким образом, реакции на некоторые признаки объекта и сами эти ключевые признаки могут быть у организма сформированными к моменту его появления на свет.

В последние десятилетия явления готовых поведенческих образований интенсивно изучались этологами. Было введено еще одно понятие, близкое по смыслу к понятию акцептора действия. Это понятие «разрешающей схемы», которая как бы разрешает или не разрешает организму осуществлять конкретное поведение.

Может ли звено, которое П.К. Анохин называл акцептором действия, быть врожденным? Да, конечно, это уже было описано в других терминах в классических и современных исследованиях инстинктивного поведения. Вспомним хрестоматийный пример с осой, наносящей три укуса кузнечику, чтобы его парализовать и отложить в нем личинку. При всей адаптивности поведения осы, связанного с необходимостью приспосабливаться к требованиям текущего момента, один и тот же результат всегда достигается одним и тем же врожденным способом – тремя уколами в три пятнышка на спинке у кузнечика.

Однако, как вы знаете, акцептор действия, т. е. представление о результатах, которые необходимо достичь, может быть и продуктом индивидуального научения. Таким образом, основные единицы, выделяемые при анализе структурной организации поведенческого акта, могут быть продуктами как индивидуального, так и видового опыта организма. Рассматривая проблему индивидуально изменчивого и врожденного поведения, мы, по существу, анализируем вопрос о том, в какой форме существует, функционирует, обнаруживает себя прошлый опыт организмов. В случае индивидуально изменчивого поведения мы имеем дело с накоплением этого опыта при жизни данного организма и последующим его использованием в поведении. В случае врожденного поведения (с известными оговорками, конечно) мы имеем дело с использованием элементов филогенетического опыта.

Подводя итоги части нашего курса, связанной с анализом общей структуры поведенческого акта, еще раз сформулируем некоторые положения.

1. Роль потребностей и среды в формировании поведения. В основе любого реального поведения лежит некоторая естественная органическая потребность. Потребности формируются в ходе истории развития как вида, так и индивида под влиянием внешних воздействий и являются продуктом трансформации, ассимиляции организмом этих внешних воздействий. Следовательно, утверждение, что потребность есть движущая сила поведения, ни в коем случае нельзя противопоставлять положению о том, что в конечном счете внешнее воздействие, внешний объективный мир является источником детерминации поведения. Здесь следует подчеркнуть, что именно «в конечном счете», поскольку данное положение не означает, что в каждый конкретный момент для каждого поведенческого акта должна быть команда из внешнего мира.

Постепенное развитие поведения приводит к относительной автономности организма от наблюдаемых в данный момент внешних воздействий. Так, многие организмы начинают поисковое поведение, направленное на добывание пищи, до того, как они встретятся с пищей. Это и есть относительная автономность, относительная эмансипация от требований среды. Однако понять, какая именно потребность управляет поведением, можно только на основе анализа истории взаимодействия организма с окружающей средой.

Таким образом, тезис об активной, управляющей роли потребностей нельзя противопоставлять тезису о ведущей роли внешней среды в формировании поведения.

2. Единицы анализа поведения. Реальное поведение включает в себя относительно самостоятельные единицы, или поведенческие акты, которые характеризуются тем, что сами по себе они изолированы, к удовлетворению потребностей не ведут, но подготавливают достижение биологически значимых промежуточных результатов. Это есть предыстория появляющегося потом человеческого действия.

Итак, в структуре реального поведения животных выделяют отдельные поведенческие акты, вычленяемые по объективно достигаемым результатам: хищник обнаружил пищу – один акт, теперь эту пищу нужно добыть, за ней надо гнаться – следующий акт. Однако сами по себе эти поведенческие акты могут быть реализованы различным набором движений: собака с разной скоростью может приближаться к кормушке, крыса может проплыть лабиринт, а может пробежать его – результат один и тот же, а набор движений разный.

Таким образом, в реальном поведении можно выделить как минимум три крупных единицы: собственно поведение, поведенческий акт и реализующее этот поведенческий акт движение. Это и есть биологическая предыстория той трехчленной схемы, в которой А.Н. Леонтьевым представлена деятельность человека.

Виды ориентировки. Существует еще один параметр, по которому выделяются виды индивидуально изменчивого поведения, – это параметр скорости ориентировки для решения той или иной поведенческой задачи.

Классические исследования выработки лабиринтных навыков у животных демонстрируют феномен постепенности: лабиринт нужно пробежать несколько раз, чтобы выработался навык, – здесь процесс ориентировки развернут во времени. Однако исследования показали (и это биологически оправданно), что существует множество ситуаций, к которым организм приспосабливается не в результате многократного повторения, а сразу же, в ходе решения одной-единственной задачи – задачи, которая может потом не повториться. Но если эта задача возникает повторно, то она уже решается как освоенная, без ошибки.

Такого рода факты быстрой, мгновенной ориентации в новой для организма ситуации особенно наглядно были продемонстрированы у высших животных и получили название интеллектуального поведения. Здесь тоже происходило постепенное изменение прежних схем. Первоначально казалось, что все укладывается в схему: «инстинкт – у низших животных, научение и навыки – у животных средних ступеней развития, интеллект – у высших животных». Однако потом обнаружилось, что не только границы между инстинктивным и индивидуально изменчивым поведением весьма неопределенны, но и интервал распространенности этих видов поведения тоже недостаточно четко очерчен.

Если брать параметр скорости процессов ориентировки, то оказывается, что птицы, скажем, вороны, демонстрируют в экспериментальных условиях достаточно сложные формы поведения, предполагающие быструю ориентировку. Совсем разочаровывают сторонников указанной схемы факты наличия быстрой ориентации даже у насекомых, которые считались представителями предельно жесткого инстинктивного поведения. Например, таракан относится к наиболее низко организованным из всех насекомых. Экспериментально проверялось, можно ли у него выработать навык. Для выработки навыка его многократно пускали по лабиринту и обнаруживали, что никакой навык не вырабатывается: как забегал таракан в тупики, так и продолжает. Однако в ходе одной из пробежек по лабиринту таракан обнаружил непредусмотренную экспериментатором маленькую щель. И оказалось, что, когда его в следующий раз пустили по лабиринту, он ни в один тупик не побежал, а сразу же направился к этой щели и спрятался в ней. Почему? Биологически значимый результат для таракана – это щель. Лабиринт же для него – ситуация совершенно бессмысленная. В бессмысленной ситуации животное демонстрирует бессмысленное поведение. Как только вы даете биологически значимые сигналы, ориентировка может пройти очень быстро даже у примитивных существ. Таким образом, и у таракана обнаруживаются феномены мгновенной ориентировки и мгновенного запечатления некоторого опыта. Поэтому ни в коем случае нельзя рассматривать феномен быстрой ориентировки как присущий только высшим животным.

Вместе с тем можно утверждать, что быстрая ориентировка является максимально развернутой и максимально представленной, конечно, у высших животных. Здесь речь идет об удельном весе мгновенной ориентировки, о вкладе этих феноменов в реально осуществляемое поведение.