Читать книгу Островок (Тайна Болдинской осени). Пьеса для театра - Олег Ёлшин - Страница 7

Ночь. Пушкин ворочается на диване.

Из разных кулис входят четверо. В руках у них бокалы: Молодой человек, Председатель, Мэри, Луиза. Рассаживаются кто куда.

Молодой человек: —

Почтенный председатель! я напомню

О человеке, очень нам знакомом,

О том, чьи шутки, повести смешные,

Ответы острые и замечанья,

Столь едкие в их важности забавной,

Застольную беседу оживляли

И разгоняли мрак, который ныне

Зараза, гостья наша, насылает

На самые блестящие умы.

Тому два дня наш общий хохот славил

Его рассказы; невозможно быть,

Чтоб мы в своем веселом пированье

Забыли Джаксона! Его здесь кресла

Стоят пустые, будто ожидая

Весельчака – но он ушел уже

В холодные подземные жилища…

Хотя красноречивейший язык

Не умолкал еще во прахе гроба;

Но много нас еще живых, и нам

Причины нет печалиться. Итак,

Я предлагаю выпить в его память

С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,

Как будто б был он жив.

Председатель

Он выбыл первый

Из круга нашего. Пускай в молчанье

Мы выпьем в честь его.

Молодой человек

Да будет так!

Все пьют молча.

Пушкин: – Что это?

Председатель: – Не знаете?

Пушкин: – Кто написал?

Луиза: – Плохо?

Пушкин: – Недурно. Автор кто? Не припомню. Я где-то это слышал.

Мэри: – Это вряд ли. Разве что в вашем воображении.

Пауза.

Пушкин: – Черт возьми! Кто вы и откуда явились?

Молодой человек: – Как сказать? Ваши фантазии.

Пушкин: – Но я такого не писал!

Мэри: – Еще напишите. Вернее, переведете. Кое-что добавите от себя.

Пауза.

Пушкин: – Я? Переведу? Нелепица. Я брежу? Однако местный воздух чрезвычайно пьян.

Луиза: – Как вам будет угодно. Продолжим?

Пушкин: – Что?

Мэри: – Нашу историю.

Председатель: – Вернее, вашу.

Пушкин: – О чем она? Что с тем нечастным Джексоном приключилось?

Мэри: – Чума.

Пушкин: – Не думаю, что стал бы о ней писать. Тем более переводить. Может быть холера? Тоже не интересно. Холера где-то далеко, на Волге.

Председатель: – Не скажите. Уже завтра она начнет бродить вокруг Болдино.

Пушкин: – Все это вздор.

Председатель: – Ну, коли вздор, тогда вы нас из памяти сотрете. А может быть, сожжете. Впоследствии это станет модным.

Пушкин: – Чушь. Как можно сжечь то, чего еще не написал?

Луиза: – Так пишите.

Пушкин: – Нет.

Мэри: – Отчего же?

Пушкин: – Бумаги мало.

Председатель: – Бумаги на нас пожалел. Ха!

Луиза: – Конечно, кто мы такие?!

Пушкин: – Пустое. Не думаю, что эта тема меня будет занимать.

Молодой человек: – Нам уйти?

Пушкин: – Уйти… Постойте… Скоротать время с плодами собственного воображения… Что остается еще?… Хотите вина?

Председатель: – Бокалы наши пусты.

Пушкин: – Никитка!… Тьфу! Настя! Настя!

Входит Настя.

Настя: – Что желаете, барин?

Пушкин: – Принеси-ка мне шампанского. Нам принеси шампанского! И побольше.

Настя: – Вы кого-то ждете? Ночь на дворе. Сколько будет гостей?

Пушкин: – Они уже здесь.

Настя (никого не замечает, сонно): – Опять вы шутите, барин?! Шампанское сейчас принесу. Что-то еще?

Пушкин: – Больше ничего. Неси. Мы ждем. Точнее – я жду.

Настя уходит.

Пушкин: – М-да… Такой компании у меня не было еще. Две недели в этой дыре нужно чем-то занять, убить… Чем будете забавлять?

Луиза: – Даже не надейтесь.

Пушкин: – Отчего же? Что собираетесь делать?

Луиза: – Мучить.

Председатель: – Не давать покоя.

Мэри: – Не давать спать.

Председатель: – Истязать.

Пушкин: – Жестоко. Это все, что вы умеете?

Председатель: – Вы сделали нас такими.

Луиза: – Передумали?

Пушкин: – Посмотрим. А будете мешать – прогоню.

Мэри: – Все в вашей воле.

Входит Настя.

Настя: – Барин, шампанского не осталось. Может быть чай? Липовый. С медом. Хотите? Есть еще водка.

Пушкин: – Неси чай. И сервиз с кружками.

Председатель: – Водки.

Пушкин: – Не надо чай. Водку неси.

Луиза: – И рюмки.

Пушкин: – Рюмки тоже.

Настя: – К водке может быть чего подать из еды? Вы два дня почти не емши.

Пушкин: – Неси все, что есть.

Настя: – Вот это хорошо! Вы по ночам едите! Я не знала. Сейчас все сделаю, барин! Мигом обернусь!

Убегает. Пауза.

Мэри: – Что-то вы не веселы.

Пушкин: – Особенных причин для веселья мало.

Луиза: – Помолвка на грани разрыва.

Пушкин: – Знаете?

Молодой человек: – Слышали.

Пушкин: – Только близкие друзья могут знать об этом. Только члены семьи. Да и то не все.

Молодой человек: – Мы ближе, чем все вместе взятые друзья и члены вашей семьи.

Настя приносит на подносе графин водки, стаканы, закуску. Уходит. Председатель наливает, все выпивают.

Пушкин: – Уехал на неделю, чтобы продать усадьбу. М-да… Вернее, заложить.

Председатель: – А тут волокита, никчемная возня. Бумаги.

Пушкин: – Как могут люди на полном серьезе заниматься такими делами, посвящать им целую жизнь? Взял сюда всего 4 книги. Бумаги и той нет. Зато перья плавают в пруду.

Мэри: – Значит не все так плохо? Все хорошо! Стоит ли отчаиваться?!

Пушкин: – М-да. Еще как неплохо… Прямо перед отъездом эта… будущая теща в очередной раз устроила «самую нелепую сцену, какую только можно себе представить. Наговорила вещей, которых я по чести не мог стерпеть». Так что «не знаю еще, расстроилась ли моя женитьба, но повод для этого налицо, и я оставил дверь открытой настежь. Что за проклятая штука счастье!».

Мэри: – С невестой поговорили?

Пушкин: – Не успел. Был взбешен! Написал ей письмо. «Писал, что уезжаю в Нижний, не зная, что меня ждет в будущем… (Срывается. Дальше горячо.) А если ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а вы решили повиноваться ей, – я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить, даже если они будут так же основательны, как сцена, устроенная ею мне, и как оскорбления, которыми ей угодно меня осыпать. Быть может, она права, а не прав был я, на мгновение поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае, вы совершенно свободны; что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь».

Мэри: – Так и написали?!

Пушкин: – Да.

Председатель: – Может и к лучшему.

Пушкин (гневно): – Что?!

Луиза (Председателю): – Молчи!

Луиза (Пушкину): – Что она?

Пушкин: – Ответа не было. В тот же день я уехал сюда. За деньгами! Черт бы их побрал!

Снова выпивают. Пауза.

Пушкин: – Хватит нытья. Устал.

Молодой человек: – Конечно! Отдыхайте, барин.

Пушкин: – Что ты сказал?

Молодой человек: – Барин. А что? Скоро вы будете хозяином целой усадьбы.

Пушкин: – Части!…

Молодой человек: – Ну, части. Сути дела не меняет.

Пушкин: – Барин, говоришь? Да, барин. Разлечься на диване. Почему бы и нет? А тебе приготовят завтрак, наполнят ванную (такую бочку с водой!), шампанское нальют. Или водки? Да, водки. Выпьешь в полдень шкалик, крякнешь, огурцом закусишь, отобедаешь, потом животом кверху и захрапишь. А там и вечер подойдет. Примешь соседа, снова выпьешь. Может быть, заглянешь на дворню, прикажешь выпороть для острастки какого-нибудь холопа, и с чувством выполненного долга и не зря прожитого дня на боковую. А завтра все с начала.

Предводитель: – Д-а-а-а! Что-то вы не веселы.

Мэри: – Наверное, поэта нужно беречь, окружить вниманием, лаской, заботой, сочувствием, тогда он сможет писать.

Луиза: – Поэта нужно поместить в самое пекло страстей, в гущу событий, невыносимых переживаний, страданий, только тогда он сможет писать.

Предводитель: – Поэта нужно оставить здесь, обложить карантинами, не трогать его – тогда он будет творить.

Пушкин: – Оставьте меня. Хотя бы на время. На сегодня достаточно. Видеть более не могу никого.

Четверо исчезают. Пауза. Музыка (Моцарт «Реквием») Фонограмма (Элегия):

Безумных лет угасшее веселье.

Мне тяжело, как смутное похмелье.

Но, как вино, – печаль минувших дней

В моей душе чем старе, тем сильней.

Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе

Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будут наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь,

И может быть – на мой закат печальный

Блеснет любовь улыбкою прощальной.