Читать книгу Травма и память. Влияние травмирующих воспоминаний на тело и мозг - Питер А. Левин - Страница 6

Память – лишь набор образов; одни из них мимолетны, другие неизгладимо впечатываются в мозг. Каждый образ – как нить… и все нити сплетены вместе, создавая гобелен весьма замысловатого плетения. Гобелен рассказывает историю. И эта история – наше прошлое… Как и другие до меня, я наделена даром видеть. Но правда меняет цвет в зависимости от освещения. И завтра все может видеться четче, чем вчера.

КАСИ ЛЕММОНС, СЦЕНАРИЙ ФИЛЬМА «ПРИСТАНИЩЕ ЕВЫ»

Иллюзия памяти

В начале 2015 года Брайан Уильямс, очень уважаемый журналист и звезда радиовещания, вынужден был со стыдом ретироваться из-за «лжи» и преувеличения угрозы, которой он подвергался во время своих репортажей с фронта. Теперь мы знаем эти факты: Уильямс летел позади вертолета, в который попала реактивная граната. Со временем его история мутировала в версию, в которой он рассказывал, что летел в вертолете, попавшем под обстрел. Общественность, ведущие и комментаторы были поражены тем, как он мог так рисковать своей репутацией ради показного героизма и самопиара. Мы все спрашивали себя, как нас мог так обмануть этот искренний и серьезный репортер.

Однако рассмотрим другие подобные «оплошности» общественных деятелей: Хиллари Родэм Клинтон однажды заявила, что она была под снайперским огнем в Боснии, только чтобы позже признать, что она «ошиблась в своих фактах». Чтобы не быть пристрастными, давайте не будем забывать, что Митт Ромни припомнил юбилей Детройта, состоявшийся за девять месяцев до его рождения! Являются ли все эти известные люди откровенными лжецами, или тут имеет место что-то еще? Реальный ответ заключается в том, что такого рода искажения памяти, особенно возникающие во времена сильного стресса и опасности, – это то, к чему мы все очень склонны. Если мы не будет предвзяты, то вполне сможем отождествить себя с воспоминаниями Ромни о том, что было «до его рождения», поскольку многие из нас порой включали увиденное на семейной фотографии или часто повторяемую историю в наши «фактически воспроизведенные» личные воспоминания. В самом деле, смысл, который мы придаем конкретному событию, может оказать значительное влияние на содержание этого воспоминания. По словам психоаналитика Альфреда Адлера, «из множества числа впечатлений, которые встречаются человеку, он выбирает те, которые, какими бы мрачными они ни были, имеют отношение к его ситуации».

Аристотель считал, что люди рождаются как tabula rasa – чистый лист – и что мы являемся продуктом жизни, запечатлеваемой в виде серии воспоминаний точно так же, как в воске делается отпечаток. Однако в отношении памяти это совершенно далеко от истины; нам придется жить с неудобным признанием того, что память на самом деле не является чем-то конкретным, окончательным и воспроизводимым, как видеозапись, которую можно проиграть по желанию. Напротив, она скорее эфемерна и постоянно меняется по форме и содержанию. Память – это не дискретное явление, не фиксированная конструкция, прочно закрепленная на каменном фундаменте. Скорее это больше похоже на хрупкий карточный домик, неустойчиво ютящийся на зыбучих песках времени, весь во власти интерпретаций и вымыслов. В самом деле, память – это непрерывная реконструкция, более похожая на своенравные, непредсказуемые электроны в принципе неопределенности Гейзенберга.

Литература и кино давно уже зачарованы темой обманчивости памяти. Хрупкость и присущая памяти субъективность блестяще изображены в фильме Акиры Куросавы 1950 года «Расемон», в котором воспоминания четырех персонажей об одном и том же событии резко контрастируют друг с другом. Как и в фильме, память подобна мимолетному сну: как только человек пытается ухватить ее, память ускользает, оставляя нам в утешение очевидность, что постоянно меняющийся взгляд созерцателя может быть единственным по-настоящему надежным определяющим качеством воспоминания. Итак, можем ли мы наблюдать наши воспоминания, не изменяя их в процессе воспоминания? Короткий ответ – нет.

Философы и кинематографисты, наряду с растущим числом современных когнитивных нейробиологов, ставят под сомнение достоверность воспоминаний как таковых. Марк Твен однажды признался: «Я старый человек, и я знавал множество невзгод, большинство из которых никогда не случались». Другими словами, его непосредственные и текущие страдания заставили его «вспоминать» (то есть конструировать) события, которые на самом деле никогда не происходили. Действительно, недавние исследования убедительно демонстрируют, что память – это процесс реконструкции, в ходе которого непрерывно выбирается, добавляется, удаляется, перестраивается и обновляется информация, – и все это для того, чтобы служить непрерывному адаптивному процессу жизни и выживания.

В следующих главах мы рассмотрим последствия изменчивости памяти, а также попытаемся понять, какие типы памяти имеют непосредственное отношение к травме. Центральный тезис, который мы будем рассматривать в данной работе, состоит в том, что существующее на данный момент состояние наших чувств может являться основным фактором, определяющим, что и как мы помним о конкретном событии. Более того, изменение нашего текущего состояния чувств является первым непременным условием эффективной работы с травматическими воспоминаниями. Что недостаточно хорошо понималось при клинической работе с травматическими воспоминаниями, так это то, что наше нынешнее настроение, эмоции и соматические ощущения (возникшие по тем или иным причинам) глубоко влияют на то, что именно мы «вспоминаем». Вспоминаемые образы и мысли, появляющиеся в поле нашего сознания, вызываются и (бессознательно) отбираются в соответствии с нашим текущим эмоциональным состоянием. Наши текущие настроения и ощущения играют ключевую роль в том, как