Читать книгу Кровная месть - Питер Джеймс - Страница 17

На похороны никто не пришел.

Томас сидел на заднем сиденье черного «даймлера», пытаясь сообразить, в чем дело. За окном, искаженный миллионом призм, мелькал Лондон; этой части города он не знал. То ли шел дождь, то ли он плакал, а может, и то и другое – какая теперь разница?

Томас с размаху ударил ногой прямо по сиденью перед собой – тому, что было рядом со стеклянной перегородкой, разделяющей его и водителя. Увидел, что шофер чуть повернул голову и посмотрел на него в зеркало заднего вида. Ну и пусть!

Его мать умерла, и больше ничто уже не имело значения.

Кроме этого.

Никто не пришел! Только сотрудники похоронной компании – водители, люди, которые должны нести гроб, да еще некий мистер Смайт, щегольски одетый человек, выполнявший на похоронах роль распорядителя. Местный священник проигнорировал восемьдесят процентов той информации о матери, которой снабдил его Томас. И еще явился какой-то идиот-репортер с дешевой камерой – этому хватило наглости спросить у него, кто такая Глория Ламарк.

Господи милостивый!

Может быть, люди просто неправильно поняли его указания и теперь ждут в доме на Холланд-Парк-авеню? В «Таймс» опубликовали некролог, который он сам написал (у них, видите ли, не имелось информации), но про похороны там ничего не говорилось. Он сделал рассылки членам фан-клуба. Поместил объявление на сайте матери. Томас упорно отказывался признавать тот факт, что никто никогда не отвечал на его рассылки и не заходил на сайт Глории Ламарк.

Водитель, невысокий мужчина в форменной фуражке, с вожделением поглядывал на проходивших мимо женщин. Томас видел, как он постоянно крутит головой туда-сюда, рассматривая очередную красотку.

Томас просто глазам своим не верил. Они возвращаются с похорон его матери, а паршивец из похоронной конторы, чья голова должна быть занята скорбными мыслями, вместо этого идет на поводу у своего похотливого пениса.

Томас подался вперед и постучал по стеклянной перегородке:

– А ну немедленно прекратите!

Водитель, испуганный и смущенный, повернул голову:

– Сэр?

Но Томас уже откинулся на спинку сиденья. Он погрозил шоферу пальцем. Тот, испытывая еще большее недоумение, полностью сосредоточился на дороге.

Возле дома тоже никого не оказалось. Томас принялся выхаживать по палатке, где планировался поминальный обед; его начищенные черные туфли от «Лобб» утопали в ковровом покрытии, которым застелили лужайку. Томас облачился сегодня в черный костюм от «Хьюго Босса», этакий летний вариант: смесь мохера и шелка, ткань слегка блестит. Под пиджаком у него была белая рубашка из «Фаворбрук»: воротник-мандарин, на шее вместо пуговицы – одна-единственная черная запонка с бриллиантом.

Томас купил эту одежду специально для похорон. Ему необходимо было показать матери, что с ним все в порядке, жизнь продолжается. Сама она вряд ли выбрала бы для сына такой наряд, ее вкусы были несколько старомодными, но именно в таком виде он хотел предстать перед прессой: показать, что Глория Ламарк была женщиной современной во всех отношениях, что они оба шагали в ногу со временем – дети девяностых, люди третьего тысячелетия.

В палатке было душновато, но Томас не чувствовал никаких неудобств. Жара для него не проблема.

Он сильный.

Томас чувствовал, как сила разливается по его телу, по рукам и ногам. Он с важным видом расхаживал туда-сюда из одного конца палатки в другой.

За роскошной стойкой бара стояли навытяжку шестеро барменов. Пятнадцать официанток выстроились за столами, заставленными снедью. Омары. Креветки из Дублинского залива. Клешни каменных крабов. Самые лучшие устрицы. Блюда с зажаренными целиком бекасами. Кускус. Манго, гуава, маракуйя, личи. Любимая еда его матери. Сын не поскупился, приготовив угощение на три сотни человек. Тут же стояли мостки с микрофоном, откуда Томас собирался произнести речь, поблагодарить всех за то, что пришли.

Он даже пригласил церемониймейстера в ливрее, чтоб ему пусто было, уроду.

Потолок палатки был отделан рюшами, за это пришлось заплатить дополнительные деньги. Стены в зеленую полоску. Дождь молотил по крыше, выстукивая свой собственный ритм, а в дальнем углу вода просочилась в дырочку и капала внутрь.

«Проклятье! Хотя все равно никого нет, пусть себе течет».

Томас снова принялся ходить туда-сюда. Только он, шестеро барменов, пятнадцать официанток и церемониймейстер.

Репортер из местной газетенки, который присутствовал на похоронах, просто бесил Томаса. Тупая скотина в белых носках и дешевом костюме; волосы как ершик для унитаза. Да еще вдобавок напялил галстук в розово-желто-белую полоску с оранжевыми крапинками и в таком виде приперся на похороны его матери!

«Извините, меня прислал наш редактор. К сожалению, до сегодняшнего дня я не слышал о Глории Ламарк».

Это каким же идиотом нужно быть, чтобы явиться на похороны человека, о котором ты даже не слышал? Зачем? Чтобы просто стоять и ухмыляться, потому что никто больше не дал себе труда прийти? А ему самому даже не хватило такта надеть черный галстук.

В кармане у Томаса лежала визитная карточка этого сопляка: «Джастин Ф. Флауаринг». Мальчишка даже нацарапал на обратной стороне номер своего телефона. На поминки журналюга не пошел, небось совесть заела.

«Не нравишься ты мне, Джастин Ф. Флауаринг. Даже имя твое мне не нравится. Боюсь, мы с тобой станем врагами».

Официантки смотрели на Томаса. И бармены тоже. Они еще не знали, что на похороны Глории Ламарк никто не пришел.

Даже никто из ее преданных старых слуг не явился. Ни один. Наверное, обиделись, что их всех разогнали. В последние несколько лет его мать вела себя довольно странно. Она одного за другим уволила всех слуг, даже тех, которые работали у нее тридцать лет. Самой последней она выгнала уборщицу. Теперь не осталось совсем никого. Глория сказала Томасу, что хочет, чтобы они остались в доме вдвоем, без посторонних, чтобы никто не мешал их счастью.

И все же он думал, что кто-нибудь из них сегодня придет. Из элементарного приличия. Неужели они не смогли простить свою бывшую хозяйку? Хотя бы Ирма Валуцци, камеристка? Или Энида Детердинг, секретарша матери? Но они не пришли. Единственным, кто отсутствовал по уважительной причине, был Джоэл Харриман, пресс-секретарь Глории Дамарк, который недавно перенес операцию на сердце. И все равно мог бы прислать кого-нибудь из своего офиса. Разве нет? Но он вместо этого отделался долбаной телеграммой.

А что доктор Майкл Теннент? Ну, этот бы ни за что не появился. Не хватило бы смелости показать свою физиономию.

Томас прошел в кабинет матери и плотно прикрыл за собой дверь. Здесь, как и в спальне, стоял ее запах. «Шанель № 5». Запах впитался в обои и занавески, в подушки на диване и листы бумаги, на которых она каждый день писала ему записки.

На каждом листе свой заголовок. Ежедневные списки покупок: «Косметика», «Витамины», «Гомеопатические средства», «Китайские травы», «Другие лекарства», «Продукты», «Разное». Глория Ламарк ежедневно составляла для сына перечень телефонных звонков, которые следовало сделать, и писем, которые он должен был написать. Тут же лежала целая пачка счетов и всевозможных квитанций. На самом верху – счет от пресс-службы «Дюррантс».

Томас сел в массивное резное кресло возле письменного стола и внезапно, глядя на тоненькую пачку писем с соболезнованиями, почувствовал невыносимую усталость. Он избегал глаз матери. Они были здесь повсюду, смотрели на него со всех фотографий. Обвиняли.

«Ты меня подвел, идиот. Ты и меня выставил полной идиоткой».

А ведь мама права. Томас знал это. Через десять минут бармены в палатке начнут ухмыляться, сообразив, что случилось. А за ними и официантки станут хихикать. Лучше ему теперь оставаться в этой комнате, пусть распорядитель похорон сам выходит из положения. Он внес свою лепту, показал, на что способен. А теперь они все могут катиться к черту.

Томас посмотрел на единственную сохранившуюся фотографию отца. Отца он почти не знал – тот ушел из семьи, когда Томасу было всего три года. Дитрих Бух в длинном плаще стоял возле пропеллера самолета (своего собственного самолета, как сказала ему когда-то мать). Высокий мужчина, красивый, настоящий тевтонец. Жесткие волосы и суровое, неулыбчивое лицо. Томасу нравилась эта фотография. В отце чувствовались спокойствие и уверенность в себе – уж этот человек ни в какой ситуации не позволит выставить себя идиотом.

Ну что же, Томас был сыном своего отца.

Он снял трубку. Телефон у них был старомодный, с дисковым, а не кнопочным набором. Мать предпочитала такие аппараты: считала, что изящнее крутить диск, чем нажимать кнопки. Он набрал домашний номер Джоэла Харримана.

И услышал мгновенно узнаваемый голос пресс-секретаря – скрипучий, противный голос школьного клоуна, который привык развлекать одноклассников:

– Томас! Привет, старина. Как дела?

Томас считал, что Джоэл Харриман потерял связь с реальностью еще два десятка лет назад. Толку от такого пресс-секретаря не было, но мать упорно отказывалась его увольнять, и Томас знал почему: этот урод был завзятым льстецом. Харриман аккуратно зачесывал на плешь волосы, носил дизайнерские костюмы в спортивном стиле и кроссовки, посещал солярий. Он регулярно рассылал в газеты и на телевидение абсолютно бездарные, плохо напечатанные и плохо отксеренные пресс-релизы.

Однако нужно отдать должное Джоэлу Харриману – информация о дне рождения Глории Ламарк все-таки появлялась в СМИ, а изредка, когда по телевидению вновь показывали какой-нибудь старый фильм с ее участием, этому типу даже удавалось организовать интервью на местном радио.

– Вы кому-нибудь сообщили о смерти моей матери? Вы вообще хоть что-нибудь сделали? – спросил Томас, с трудом подавляя гнев.

Тон Джоэла изменился:

– Эй, приятель, что случилось?

– Скажите мне, черт побери, что вы сделали?

– Мы разослали пресс-релиз с тем текстом, который ты нам дал.

– Кому вы его разослали?

– Всем! И еще мы обзвонили тех, кому следовало сообщить об этом лично. Так, сейчас скажу: Майкл Грэйд, Дикки Аттенборо, Кристофер Ли, Лесли Филипс, Найджел Давенпорт, Далей Грей, Майкл Деннисон, Джон Гилгуд, Майкл Уиннер, Барри Норман, Рэй Куни, Майкл Гордон, Тони Хопкинс, Шон Коннери. Томас, по-твоему, этого недостаточно? Но не следует забывать, что многие из друзей твоей матери уже либо умерли, либо стали слишком немощными, чтобы прийти на похороны.

– Я видел только один некролог. В «Таймс». Тот, который написал я сам, – заявил Томас.

– Гм… Тогда загляни в «Скрин интернешнл». Еще один появится на следующей неделе в «Вэрайети». А теперь скажи мне, старина, как там у вас дела?

– Хорошо, – тихо ответил Томас.

– Много народу на похороны пришло?

– Толпы.

– Здорово, просто здорово. Твоя мама была выдающейся женщиной. Если хочешь знать мое мнение, так ни одна из нынешних актрис Глории Ламарк и в подметки не годится.

– Мне пора идти к гостям, – сказал Томас. – Я и так с трудом урвал минутку, чтобы позвонить.

– Извини, что не могу быть сейчас с тобой. Я рад, что пришло много людей. Вот что, Томас, не вешай нос. Ты был замечательным сыном. Глории с тобой повезло. Нам всем будет ее не хватать.

Томас повесил трубку. В душе у него бушевал просто неистовый гнев.

Он окинул взглядом фотографии на стенах. Его мать тоже, бывало, просто бесилась от злости. Вот в чем беда нынешнего мира: всегда найдется что-нибудь такое, что выведет тебя из терпения. Не успеешь справиться с одним стрессом, как тут же возникает новый.

«Ты должен взять себя в руки. Иначе… Как там сказал Поуп: „О, Хаос! Царство страха твое родилось вновь!“[2]

Хаос.

Эффект бабочки погубит тебя. Один взмах ее прозрачных крылышек где-то далеко-далеко… Твой долг не допустить этого, ты должен поймать бабочку и оторвать ей крылышки».

Томас вытащил из бумажника визитную карточку этого желторотого репортера, Джастина Ф. Флауаринга, и уронил ее на стол. Визитка упала лицевой стороной вверх, он счел это хорошим знаком.

Достал из кармана монету, подбросил ее.

«Орел. Отлично. Предчувствие не обмануло меня: мы и впрямь станем с тобой врагами, парень».

Он набрал 141[3], потом номер на карточке.

Джастин Ф. Флауаринг снял трубку: он уже вернулся на свое рабочее место.

Томас изменил голос, чтобы репортер не узнал его:

– Мне сообщили, что вы сегодня присутствовали на похоронах Глории Ламарк. Вы пишете заметку об этом?

– Да. Хотя писать там по большому счету не о чем. На похороны вообще никто не пришел.

– И когда ожидается публикация?

– В завтрашнем выпуске.

– Хотите, подкину вам сенсацию? Надо же как-то оживить статью!

– А что у вас есть?

– Давайте встретимся. Это не телефонный разговор.

– Кто вы?

– Пока не стану называть вам свое имя. Приезжайте, куда я скажу. Сегодня в шесть вечера. А потом можете вернуться и дописать свою заметку. Вам это понравится, Джастин. Обещаю, вам понравится то, о чем я расскажу. Вы здорово повысите свой образовательный уровень.