Читать книгу Последнее царство - Пётр Волков - Страница 8

Четвертая политическая теория – это попытка преодолеть современность, начиная с преодоления многих слов и концепций, которые возникли вместе с современностью благодаря либерализму, коммунизму и национализму. Многие слова, которые мы используем в ходе социальных и политических дискуссий и анализа, не являются идеологически нейтральными, такие слова, как «индивид», «класс», «раса» и «нация». По словам Дугина, если эти слова не относятся к идеологическим доктринам, они теряют свое значение или, по крайней мере, значительную его часть.

Мы не можем однозначно показать наше отношение к этим словам, поскольку содержание этих слов моделируется контекстом и семантикой, и эти три элемента тесно взаимодействуют друг с другом. Когда мы живем в государстве и обществе с явно гегемонистской идеологией, ясно видно, как определенные слова являются неотъемлемой частью определенных идеологических дискурсов. Значение слов имеет тесную связь с идеологией, которая передается через образование в различных обществах по всему миру, и часто активно поддерживается идеологическим государственным аппаратом, который также активен. Государство обеспечивает содержание слов и языка в целом, направляя значительную часть дискурсов и устанавливая границы и моральные нюансы наиболее важного набора понятий в политике и социальных науках, которые даны в разных частях планеты. Приведем простой пример: если мы живем в обществе, в котором либерализм является гегемонистским, концепция «индивид», которая является центральным объектом либерализма, концепция либеральной демократии, концепция рынка, западная интерпретация прав человека. и т. д. начинают преобладать в языке, помогая ввести либеральную идеологическую повестку дня. Если мы живем, например, в обществе, где марксизм является гегемонистским, тогда понятия рабочего класса, коммунизма и классовой борьбы навязываются языком. Но слова, которые приобретают явно отрицательное содержание, также начинают навязываться языку в случае понятий, используемых марксистами как буржуазия, фашизм, капиталисты и т. Д.

А также в случае либерализма, который использует такие понятия, как «авторитаризм», «угнетение», «терроризм». – концепции, которые, помимо приобретения отрицательного значения, приобретают особое значение, с которым у либералов, коммунистов, фашистов и т. д. будет явное несогласие. Существует также разногласие в дискуссии о значении слов в идеологических дискурсах и социальных науках. С точки зрения фашистов и либералов то, как коммунист видит фашиста или либерала, является искажением реальности, созданной противоборствующей стороной, и, конечно, наоборот, поскольку либералам и фашистам естественно видеть коммунизм как зло для общества, думая о себе как о принципиально отличном от его идеологических хулителей. По мнению кого-то убежденного в универсальности либеральной идеологии, коммунизм и фашизм почти одинаково плохи. Либерал, который, в свою очередь, является капиталистом, не считает себя таким же, как буржуа в марксистской мысли.

Спекуляция для этого человека является способом реализации его экономической свободы, рассматриваемой как естественная в соответствии с его мировоззрением, и система, которую защищает этот человек, обычно рассматривается им как общество, характеризуемое свободой и открытостью, где существуют возможности, которых нет в других обществах. Как правило, ни марксистский аналитик, основанный на анализе присвоения прибавочной стоимости из марксистской теории, ни либерал, основывающий свое видение мира на либеральных универсалистских взглядах, ни фашист, который рассматривает свою модель общества как единственно возможную Альтернатива перед лицом коммунизма или либерализма может убедить друг друга в чем-то.

По словам Дугина, идеологии в этом отношении очень похожи на религию; следовательно, в рамках сильной идеологической поляризации, существовавшей в Германии до, во время и после нацизма; Консервативный идеолог Карл Шмитт использовал выражение «политическая теология». Каждый, кто защищает свою позицию, считает ее священной, основываясь на личных ценностях и идеалах, и критика этих ценностей и идеалов или успехи других обычно не имеют большого эффекта. В результате вышесказанного, прежде чем использовать тот или иной термин, необходимо знать, в какой идеологии этот термин используется, даже если идеология или термин не определены полностью. Кто-то может просто сказать, что наука должна занять совершенно нейтральную позицию. Это очень сложно или даже невозможно. В этом случае наука должна стать «идеологией истины», из которой по сравнению с другими идеологиями будут искаженные формы, которые начинаются с относительности, с которой человеческие субъекты знают реальность. Но ясно, что создать такую вещь невозможно, и даже притворство делать это безумно.

Как упоминает Дугин, в рамках религии часто встречаются учения, которые начинаются с синкретизма, поскольку, согласно различным доктринам, «абсолютная истина» и религии, основанные на этих «абсолютных истинах», являются лишь относительными проявлениями различных концепций, которые не имеют абсолютный потенциал. Исходя из этого, можно легко понять, что эти религии, а также идеологии, основанные на таких интеллектуальных процессах, не могут быть приняты всем миром и неизбежно ограничены конкретными группами, потому что другие считают, что они неправы. Однако, по словам Дугина, не следует забывать, что отличает науку от основных современных идеологий:

1.Наука выражает свою позицию в отношении идеологических парадигм, которые следует принимать во внимание, поскольку в действительности люди, которые не имеют сложного академического образования, часто даже не подозревают, что то, что они считают своим «личным мнением», не исходит полностью от них, поскольку существующие дискурсивные механизмы каждой идеологии скрыты для этих людей.

2.Наука проводит анализ идеологических дискурсов, использует приемы логики, такие как законы Аристотеля и принцип достаточного основания Лейбница, согласно которому «… ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым, – без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе…»

3. Наука может создать основу для сравнения сходств между различными идеологиями, установления сходств и различий между отдельными дискурсами и их составляющими элементами.

Таким образом, при рассмотрении концепции есть два варианта: интерпретировать ее с позиции относительных истин конкретной идеологии, и из-за этого мы не сможем вникать в ее элементарные основы и поэтому не можем ее сравнивать с другими интерпретациями того же поняти, или с другой стороны, обратить внимание на научный метод, который не обязательно мешает нам быть прикованным относительными истинами, исходящими из разных идеологий, но, по крайней мере, позволяет нам рассуждать в соответствии с научный подход. Концепция, называемая «индивид», не является идеологически нейтральной, поскольку оттуда создается либеральная доктрина, в которой индивид становится его основным объектом, и цель состоит в том, чтобы как можно больше распылять общество, причем индивид является его основой.

Четвертая политическая теория отвергает, что индивид становится основным объектом этой теории, потому что человек и его общество должны быть тесно связаны в целом, и на самом деле они всегда связаны, только то, что связь может быть более или менее сильной, в зависимости от каждого случая. Дугин писал о том, как понятие «класс» часто используется в социальных науках, как символический пример отсутствия нейтральности в дискурсе этих наук, подчеркивая, что понятие «средний класс» является наименее нейтральным понятием. Понятие «средний класс» очень важно для идеологии капиталистического либерализма в его различных вариантах, начиная от тех, которые расположены ближе к правому крылу, до тех, которые расположены больше к «левым» (наиболее «социальные» версии). Хотя эта концепция появилась после марксистской теории, которая сосредоточиласьна антагонистической классовой борьбе, даже значение термина «средний класс» имеет гораздо более длинную историю, и оно происходит от идеологических элементов буржуазных революций против того, что сейчас называется «Старый режим» (фр. «Ancien Régime»).

Что касается понятия «класс» в целом, то это явно понятие о социальной организации, которая возникает с современностью. Политические и социальные системы прошлого основывались на кастах и сословиях. Касты возникли на основе убеждения, что природа разных людей отличается в том смысле, что существуют божественные души и земные души, даже дикие и вредные. Причиной того, что касты являются системой с такой низкой социальной мобильностью, является вера в то, что люди не могут изменить форму своей души в течение своей жизни. Именно в кастовой системе возникают такие понятия, как «массы», поскольку общество рассматривается как нечто разделенное между людьми божественной природы и людьми земной или вредной природы, и, исходя из этой концепции, первая категория должна быть выше чем другие.

Со временем во многих местах доктрина, породившая касты, была заменена доктриной, которая допускала большую социальную мобильность, основанную на системе сословий. Хотя эта доктрина также предполагает, что существуют люди, превосходящие и уступающие по своей природе, это не означает, что рождение человека в определенном месте является единственным фактором, который следует принимать во внимание для определения положения человека в социальной иерархии или его количество наследия, так как в сословиях выполнение различных подвигов рассматривается как демонстрация духовных качеств, превосходящих качества большинства. Буржуазные революции, имевшие место в Европе, требовали замены многих привилегий духовенства, военной аристократии и дворянства и часто включали в себя физическую ликвидацию членов этих секторов. Но носителями либеральной буржуазной доктрины были не крестьяне, которые были связаны с традиционным обществом, а более подвижные граждане, то есть буржуазия, которая с момента современности позиционировала себя как идеал того, каким должен быть человек в капиталистическом государстве.

Буржуазные революции частично или полностью отменили власть Церкви и аристократов, и результатом этого является модель создания общества, основанная на капитализме и либеральных концепциях. С этой целью заменяются различия, которые породили сословия, за исключением тех, которые не являются духовными, так что понятие класса выступает индикатором материального неравенства. В социологии, которая возникает из буржуазии, основное мышление либерализма о том, что буржуазия всегда находится на вершине, проявляется в том, как создается стратификационная модель, поскольку в высшем классе всегда есть высшая буржуазия. В современной социологии общество делится на высший класс, средний класс и низший класс, к которому иногда добавляются совершенно маргинальные люди. По иронии судьбы классы и их значение в капиталистическом обществе не были поняты либеральными теоретиками так глубоко, как в мышлении Маркса. В марксизме тот факт, что капиталистическое общество разделено на классы, представлен как одна из основных идей этой доктрины, и что эти классы находятся в конфликте до тех пор, пока, по мнению марксистов, капитализм полностью не будет заменен коммунизмом, что подразумевает исчезновение из того, что в марксизме рассматривается как противоречия капитализма, и, следовательно, исчезновение материального неравенства, являющегося его характеристикой. Согласно Марксу, в классовом обществе всегда есть богатые и бедные, а богатые всегда становятся богаче, а бедные – беднее.

С позиции Маркса может быть только два класса: буржуазия и пролетариат. Весь марксизм основан на вере в то, что борьба между этими двумя антагонистическими классами является движущей силой истории с начала капиталистической системы, и различие между этими двумя классами не может быть относительным, но абсолютным с марксистской точки зрения, поскольку каждый из эти классы представляют другой мир. В капитализме, согласно Марксу, Энгельсу и более поздним марксистским мыслителям, пролетариат должен обрести самосознание, организовать себя и положить конец капиталистической системе и создать коммунизм, в котором, согласно Марксу, есть две стадии коммунистической системы, чья первая фаза была названа социализмом другими мыслителями. После того, как все остатки капиталистического общества исчезли, коммунистическое общество должно было перейти на вторую стадию, стадию, которую последующие мыслители назвали «коммунистической стадией», хотя Маркс предпочитал использовать только термины «первая» и «вторая» стадии коммунизма.

С чисто марксистской точки зрения «средний класс» не может существовать, поскольку все, что существует между высшими буржуа и пролетариями, такими как мелкая буржуазия или процветающее крестьянство, по существу является частью буржуазии, или частью пролетариата, или класс, который можно четко определить как доминирующий или находящийся под господство. Вот почему с чисто марксистской точки зрения «средний класс» – это то, чего не существует, и с помощью марксизма даже можно утверждать, что эта концепция является идеологическим инструментом капитализма, чтобы обещать пролетариату будущую интеграцию в класс капиталистов, что, по Марксу, становится невозможным из-за присвоения прибавочной стоимости капиталистами. Согласно Дугину, марксисты и либеральные мыслители имеют общее, что они признают, что произошел переход от общества, основанного главным образом на сословиях, в котором учитываются как духовные, так и материальные различия, и этот переход заключается в создании порядка, в котором в настоящее время существует только материальное неравенство учтено. Марксисты и либералы также согласны с тем, что классовое общество, то есть общество, основанное исключительно на материальном неравенстве, является «более прогрессивным», чем общество, основанное на сословиях. Но ясно, что либеральная мысль выступает за то, что материальное неравенство оправдано, а не коммунистическая борьба, в то время как в марксизме считалось, что все наоборот.

По мнению либералов, что-то вроде «конца истории» может начаться только с триумфа капиталистической системы, либерализма и полной консолидации «среднего класса», тогда как, по мнению марксистов, «конец истории» начинается только тогда, когда общество пролетарского класса разрушает капиталистическое общество полным установлением коммунизма. Что конкретно характеризует способ восприятия класса в либерализме, так это убежденность в том, что в капиталистическом обществе, где либеральные принципы были успешно установлены, существует только один класс, и поэтому различия, которые могут существовать в этом едином классе, являются относительными, а не обусловливающими как условно. Хотя, согласно Марксу, всегда есть два антагонистических класса, согласно либералам, таким как Адам Смит, существует только один класс, класс буржуазии.

Более бедные слои капиталистического общества рассматриваются с этой точки зрения как «неполные буржуазные». Самые богатые – самые буржуазные из всех, и обоснование этого подхода основано на предпосылке, что рабочие всегда могут стремиться стать владельцами. Например, работник нанят владельцем, а после работы в качестве помощника он также узнает, что необходимо, чтобы стать владельцем. Через некоторое время он берет кредит и открывает свой бизнес, и в конце концов нанимает помощника для себя, что из либерального повествования приводит к циклу. Вэтой модели мы видим, что все общество представляет собой средний класс, поскольку не считается, что кто-либо настолько низок, чтобы его можно было классифицировать как «низший класс», и при этом он не настолько отличается, чтобы считаться «высшим классом», поскольку больше нет сословий, основанных на рассмотрении духовных различий, и в то же время считается, что владелец также подвергается экономическим рискам, которые могут привести к банкротству и заставить его спуститься в этот средний класс. С точки зрения либерализма, рабочий класс представляет только тех, кто однажды может стать хозяином или полным буржуа.

Капитализм основан на вере в то, что рост благосостояния всех членов, составляющих общество, является постоянным, и поэтому, согласно либеральной перспективе, все человечество может стать «полным буржуазным». Однако, как упоминает Дугин, необходимо показать, что в либеральной идеологии существуют два разных подхода к среднему классу. Первый подход – это подход либералов, которые находятся в левом политическом спектре, так называемых «социал-либералов», которые настаивают на том, чтобы высшая буржуазия разделяла часть своей прибыли с представителями среднего и нижнего секторов буржуазии, то есть тех, которые деноминированы в современном социологическом дискурсе как «средний класс» и «низший класс», поскольку это, согласно «социал-либералам», ведет к более стабильной системе и ускорению экономического развития и рост для всего общества.

Второй подход характерен для более правых либералов, которые отвергают проекты, направленные на распределение части их прибыли среди других секторов, потому что они мешают буржуазии, и для обоснования этого подхода утверждается, что эти проекты противоречат либеральной идеологии: они препятствуют экономическому функционированию капиталистической системы, поскольку высшая буржуазия стимулирует рост других слоев общества, например, средней буржуазии, которая, в свою очередь, стимулирует рост мелкой буржуазии. По этой причине концепция среднего класса является для «социал-либералов» идеологическим лозунгом, который используется для защиты экспансии «среднего класса» с тем чтобы все стали «полными буржуазными» в результате интервенций в капиталистической системе, а по мнению других либералов, рост среднего класса возникает благодаря естественному развитию капиталистической системы, и средний класс не требует особого внимания.

Наконец, мы должны рассмотреть точку зрения относительно среднего класса в соответствии с третьей политической теорией современности, которая исходит из национализма и в которой, например, есть фашизм. Подобно либерализму, национализм является буржуазной идеологией, но в отличие от либерализма он настаивает на том, что целью буржуазного общества должно быть не все человечество, а люди, принадлежащие к конкретному национальному государству, и для этого нация рассматривается как максимум единица, которая согласно третьей политической теории допускает единство народа, который его составляет. Рынку разрешается быть открытым, но только в пределах национальных границ, и это делается для защиты национальных интересов, которые узаконивают протекционистские экономические механизмы.

С точки зрения третьей политической теории средний класс рассматривается прежде всего как средний класс данной национальности в государстве. Национализм, как и либерализм, воспринимает буржуазию как стандартную фигуру, но придает большее значение ее появлению как гражданина и, прежде всего, как гражданина данного национального государства. Тогда, по словам Дугина, в соответствии с третьей политической теорией нация становится синонимом буржуазного общества, причем государство является неотъемлемым элементом, без которого не может существовать это буржуазное общество. Нация рассматривается как сообщество, состоящее из среднего класса, и цель национализма состоит в том, чтобы интегрировать нижние слои в нацию и, следовательно, в средний класс, для чего националисты даже используют меры государства. Вот почему национализм имеет некоторые черты, которые также принадлежат к полностью государственным экономическим системам, которые были названы социалистическими или коммунистическими, но в этом случае идеологическая цель вместо того, чтобы положить конец классу капиталистов, рассматривается как подталкивание экономически слабых секторов в уровня, которого должен достичь средний класс, который рассматривается как необходимая задача для национальной интеграции, а не как необходимая задача для равенства и материальной справедливости сами по себе.

Это напоминает, например, то, что происходит с «социал-либералов» в отношении того факта, что экономические меры, направленные на развитие экономически слабых секторов, считаются необходимыми для стабильности капитализма, но разница в том, что националисты не делают этого для целей равенства и справедливости сами по себе, но для укрепления того, что считается национальным сообществом с исторической миссией. Национализм имеет негативные отношения с некоторыми или всеми национальными меньшинствами, особенно с теми, кто является иммигрантами, поскольку с точки зрения националистов эти элементы изменяют однородность нации и, следовательно, однородность среднего класса, или они в любом случае вступают в сговор против Нация, как, например, все евреи и славяне в соответствии с нацистской доктриной, которые, как и в случае с евреями или иностранными секторами всех видов, обвиняются в накоплении слишком большого материального богатства из-за их экономической деятельности. Между тем, другие сектора меньшинств обвиняются в увеличении числа людей, чья интеграция затруднена из-за различий, которые они имеют с теми, кто составляет определенную этническую группу, которая является основой определенного государства.

Дугин отвергает идею класса как объекта четвертой политической теории, потому что классам не всегда удается полностью утвердиться, и потому что понятие «класс» не может полностью объяснить социальную реальность и, следовательно, не может решить ее проблемы. Дугин упоминает, что переход от касты к сословиям и от сословий к классам не является универсальным правилом. Этот процесс может происходить так же, как и в современной Западной Европе, или может не происходить или происходить только частично, как это происходит до настоящего времени в незападных обществах. Следовательно, понятие класса имеет ограничения в его применимости для анализа обществ. Классы могут быть идентифицированы в современных западноевропейских обществах, но если они действительно заменяют критерии для установления неравенства, основанного на духовных основаниях и человеческой природе, а не на материальном положении, это вовсе не очевидно даже в западных обществах, где мы видим, что существуют определенные неравенства из-за природы определенных людей или в некоторых случаях природа их духовности считается выше, чем у остальных.

Вдополнение к концепция «индивидов» и концепция классов существуют и другие важные понятия, которые не являются идеологически нейтральными. Очень важно уточнить, что я отвергаю, как и Дугин, западный вариант термина «раса», поскольку это чисто биологический термин и, следовательно, является результатом западного материализма, который широко используется сторонниками третьей политической теории такие, как Гитлер, но также и представители элит либерализма, чтобы легитимизировать колониальные усилия или сегрегацию. Этот термин не является нейтральным, поскольку он принимает только биологические соображения и оставляет в стороне соображения о культуре и духе каждого народа. Кроме того, его нельзя правильно использовать в антропологии, поскольку группы с множеством биологических вариаций, такие как страны Африки к югу от Сахары, не объединены в одну расу.

Но те, кто пытается разрушить понятие «раса», не заменяя его чем-то, оставляя на своем месте пустоту, которую они намерены заполнить такими понятиями, как «этническая принадлежность» или «фенотип», а не понятием, подобным «духовной расы», не являются идеологически нейтральными, когда делают такие вещи, продвигая эгалитаризм, основанный на либерализме, который не позволяет отдельным людям и народам считаться разными, игнорируя тот факт, что учет разнообразия является ключевым как для науки, так и для политики, и что люди не равны. Вот почему вместо использования термина «раса» или принимая размещение вакуума следует использовать термин «духовная раса».

Этим термином я классифицирую человеческие группы, которые отличаются духовными характеристиками, а не просто материальными. Режим классификации, основанная на этом, представлена во второй половине книги как способ учета не только биологических качеств людей, но и духовных качеств, которые отличают их друг от друга и которые возникают с рождения. Термин «духовная раса», вместо того, чтобы быть материалистическим понятием, подобно понятию «раса» в нацизме и евгеникистах США, является понятием, также связанным с духовностью, поскольку, несомненно, различные индивидуумы помимо биологических различий также имеют духовное и культурные различия, что заставляет их принять образ жизни, мировоззрения и даже способы взглянуть на себя, которые порождают очень разнообразное духовное целое, и когда я имею в виду духовное, я имею в виду те факторы, которые определяют желание людей взаимодействовать с окружающим их, и это следует понимать с точки зрения Ницше, то есть воли к власти, которую люди используют, чтобы превзойти себя.

Понятие «нация» также не является идеологически нейтральным и не используется правильно, потому что в пределах территории или конкретного государства, например, нынешней территории России или территорий, которые в прошлом были частью Российской империи и В Советском Союзе, живут несколько национальностей или этнических групп, в то время как сотрудничество между этими различными национальностями важно, поскольку одна этническая группа не может в одиночку столкнуться с глобализацией либерализма, другими универсализмы и проблемами окружающей среды. В отличие от предыдущих политических теорий, в Четвертой политической теории нет понятия «индивид», ни класса, ни нации, а также нет западной версии концепции расы как центрального объекта ее теории, поскольку она основана на императиве преодоления современности. и, следовательно, преодоление либерализма, коммунизма и национализма. Объектом Четвертой Политической Теории в ее сложной версии является «Дазайн» (нем. Dasein), концепция, которая является основой философии Мартина Хайдеггера.

«Дазайн» – это человеческое существование, где его органическая, культурная, языковая и духовная история присутствует и тесно связана. По словам Дугина, объектом этой теории в ее простом варианте является российское понятие «народ», но не в смысле народа как «масса» и «массы», то есть не как группа лиц, в которой доминируют их хозяева. Можно сказать, что русская концепция «народ» – это, например, живое присутствие русских в месте со своими специфическими качествами. В понятие народа входят не только русские, считающиеся этнически русскими, но и другие народы, исторически и культурно связанные с Великой Русью. Народ, а не индивид (как в либерализме), ни два антагонистических класса (как в марксизме), ни государство, нация или раса (как в третьей политической теории), является центральной концепцией четвертой политической теории, поэтому что идеологические концепции современности преодолены.

Согласно Дугину, в Четвёртой политической теории нет материализма, экономизма, ни признания неизбежности и универсальности буржуазных революций, ни линейного времени, западной цивилизации как стандарта, секуляризма, а также (в той форме, которая концептуализируется в Запад) ни прав человека, ни гражданского общества, ни либеральной демократии, ни экономического либерализма, ни какой-либо другой аксиомы современности. Четвертая политическая теория отвергает капитализм, индивидуализм и «культ денег» в либерализме, она также отвергает материализм, атеизм, прогрессизм и теорию классовой борьбы коммунизма, отвергая при этом фашистскую идею о необходимости доминирования определенных наций и биологические расы над другими группами. По словам Дугина, и либерализм, и коммунизм, и третья политическая теория являются тоталитарными, поскольку в коммунизме утверждается преобладание целого (общества и рабочего класса) над индивидуумом, а третья политическая теория также провозглашает превосходство В целом, в данном случае государства, биологической расы и этнической принадлежности над индивидуумом. Как в коммунизме, так и в фашизме это преобладание достигается путем принуждения и пропаганды.

Что касается либерализма, эта идеология также является тоталитарной, поскольку она провозглашает индивида наиболее важным предметом и ставит его над обществом, в то время как понятие «индивид» используется как способ измерения характера всех политических, экономических и культурных мыслей, поэтому либерализм пытается навязать элемент обществу, в данном случае индивид, используя принудительные меры, которые начинаются в государственном аппарате, то есть государство заставляет людей уважать либеральные принципы в отношении «индивид», и оно использует пропаганду, а также давление со стороны людей, контролируемых и находящихся под влиянием пропаганды либерализма, против тех, кто выступает против этой доктрины, в то время как эти люди создают свою собственную либеральную пропаганду. Четвертая политическая теория выступает против тоталитаризма, потому что эта политическая теория не ставит сообщество над человеком и наоборот.

Согласно Четвертой политической теории, люди не должны считаться раздробленными индивидами или просто суммой в целом, поскольку народ объединяет как индивидуальную, так и коллективную реальность человеческих обществ, и, следовательно, важность концепции «народ» как центрального субъекта в более простой версии четвертой политической теории и будучи «Дазайн» в его сложной версии, то есть человеческого существования, где органическая, культурная, языковая и духовная история присутствуют и тесно связаны между собой. Однако, по словам Дугина, Четвертая политическая теория использует идеал либерализма в отношении ценности свободы, хотя в данном случае это не индивидуалистическая свобода, а свобода сообщества.

Дугин упоминает, что Четвертая политическая теория берет из марксизма идеалы справедливости и равенства, понимаемые как этические идеалы, и гармоничное развитие человеческого сосуществования, основанное на прекращении отчуждения человека. Что касается национализма, Четвертая политическая теория берет идею о ценности этнических групп, идентичности, религии, духовности, семьи и государства, хотя и не претендует на то, что некоторые нации или биологические группы преобладают над другими, а на гармоничное сосуществование между ними, что может происходить в рамках государства и его народа и в отношении народов, находящихся за пределами политических границ. Принимая компоненты трех предыдущих политических теорий, Четвертая политическая теория предлагает альтернативы, отвергаемые одновременно либерализмом, коммунизмом и национализмом, и предлагает теорию, основанную на основных знаниях о «народе» или, в более сложной версии, фундаментальных знаниях «Дазайн», то есть человеческое существование, где присутствует его культурная, языковая, биологическая и духовная история, тесно связанные друг с другом. В своих работах Дугин также критикует точку зрения на Западе относительно процесса, названного временем, рассматриваемого на Западе как нечто линейное и нециклическое. Эта концепция времени ведет только к одному направлению, то есть направлению современности, направление нового мирового порядка Запада, тоталитарного порядка по своей сути, презренного и покровителя лишнего и банального, разрушающего сущность народа, то есть его души.

Фактически, то, что мы видим во времени и пространстве, – это циклические процессы, которые ведут к разным направлениям, при этом каждый регион имеет свою историю и свое направление, хотя Запад хочет стереть всю эту историю и пути, оставив только те, которые есть у Запада. и, следовательно, навязывание единой мировой модели цивилизации, то есть либерализма Запада, трансформированного в глобалистский и разрушительный постлиберализм. Но я намерен радикализовать мысль Дугина в этом смысле, предполагая, что мы не должны рассматривать вопрос о том, чтобы дать определенное начало и конец вещам, учитывая, что время, по крайней мере понимаемое как нечто с существованием своего собственного, на самом деле не существует, и оно в мании, чтобы установить отправную и конечную точку всему, что люди на Западе забывают объяснение их происхождения, объяснение, основанное на циклах, циклах, которые обязательно оставляют эхо от развития вселенной в целом к развитию, замеченному в этом микрокосме, который называется человечеством.

Люди привыкли давать всему свою начальную и конечную точку, и особенно с Запада была составлена линейная концепция времени, которая обозначала его начало и конец, не видя Вечного через циклы, в вечном возвращении. Люди задаются вопросом, откуда исходит Бог или его творение, как будто оба нуждаются в начале или конце, не имея ни начала, ни конца дней, поскольку прошлое, настоящее и будущее являются одновременной реальностью, а время не существует. Это способ объяснения самого существования, без указания начала и конца, обозначенный иллюзией времени. Время не существует само по себе, оно не существует как нечто осязаемое, оно является лишь результатом соединения видимого и невидимого мира, которое дает ему начало, соединения, которое позволяет видимому миру быть созданным и проявленным в нашем сознание как время, поскольку наше сознание и идентичность существуют на основе начальных и конечных точек, которые на самом деле не реальны. Чтобы понять это, мы должны наблюдать четвертое агрегационное состояние вещества, называемое плазмой, которое не существует независимо. Его частицы электрически заряжены и не имеют электромагнитного равновесия, но не действием материи, а тем, что на ней лежит. Точно так же теоретизировалось, что одна из фундаментальных сил в природе, слаибое взаимодействие, не существует независимо от электромагнетизма, что является примером того, как, по-видимому, есть много «очевидных» независимых явлений, которые на самом деле иллюзорным.

До сих пор я упоминал элементы реальности, которые существуют как часть групп из четырех аспектов: время в теории Эйнштейна называется четвертым измерением, плазма является четвертым состоянием материи, и в природе существуют 4 фундаментальные силы. Посредством последовательности Фибоначчи наблюдается, как «4» отсутствует в природе, это всегда иллюзия, за единственным исключением 4 кардинальных точек. Источником этих точек является схождение между бесконечностью и концом, между видимым и невидимым миром: поэтому «4» – это связь между видимым и невидимым миром, между бесконечностью и концом, но это не является ни бесконечностью, ни концом, только то, что соединяет оба аспекта, будучи аспектами невидимого мира, всегда бесконечного, в творческом хаосе и бесконечно малом, и в творческом порядке и бесконечно большом. Это не означает, что «4» является чем-то, что следует рассматривать как исключительно пагубное, поскольку иллюзия порождает в людях как положительные, так и отрицательные эффекты. Человеческая вера, хотя и использует иллюзию, остается источником и двигателем человеческих обществ, и в этих рамках мы должны отличать позитивное от негативного времени, поскольку иллюзия времени используется как нечто позитивное, что невозможно в западной концепции времени и в григорианском календаре.

Другим важным аспектом теоретического подхода Дугина является призыв к многополярному миру, в котором евразийству суждено столкнуться с атлантизмом как неизбежным следствием двух различных типов культуры: евразийства, представляющего живой традиционализм дасайна, и атлантизма, представляющего его антитезу, современность и его последствие, постмодерн. Оба существуют наряду с двумя различными способами существования, поскольку атлантизм имеет в качестве своей области контроль над торговлей через морские маршруты и водные пути (талассократия), а евразийство имеет власть над большими массивами суши (теллурократия). Борьба становится неизбежной, потому что эти два способа существования сталкиваются, так как большие массы земли также нуждаются в морских маршрутах и водных путях, а эти маршруты и водные пути нуждаются в больших массах земли, обеспеченных природными и человеческими ресурсами.