Читать книгу Семь грехов куртизанки - Селеста Брэдли - Страница 7

Пайпер проигнорировала стук в дверь и прижала к уху диванную подушку, надеясь, что посетитель, кем бы он ни был, уберется к чертям. Она наконец наслаждалась покоем, надежно и умышленно спрятав дневники в музейном хранилище под неправильным номером каталога. Но тут послышался недовольный голос Бренны:

– Я видела твою машину на обочине. Я знаю, что ты дома, Пайпер. Открывай или я звоню твоей матери.

Уф-ф. Пайпер поплелась к двери и слегка приоткрыла ее.

У Бренны глаза на лоб полезли. Она быстро окинула подругу взглядом с головы до ног, потом заглянула вглубь комнаты и увидела огромный цифровой ксерокс «Коника», занявший половину гостиной.

Она прищурила один глаз.

– Не знаю, что ты задумала, но советую впустить меня по-хорошему.

Пайпер вздохнула, жестом пригласив Бренну переступить порог и пройти в тесную прихожую. Мисс Мид лениво подошла поздороваться с гостьей, и та, взяв кошку на руки, принялась ласково трепать ее за ушами, при этом сердито поглядывая на Пайпер.

– Сегодня понедельник. Мы собирались отметить вечером твой день рождения. Ты не отвечала на мои звонки и сообщения. Выглядишь, как Линдсей Лохан[7] после попойки. А губы! Ты наконец перекусила ручку пополам? Не зря столько лет тренировалась.

Пайпер потерла лицо, пытаясь проснуться. Она уснула на диване, начисто забыв об их с Бренной еженедельном девичнике, а сегодня еще и о грандиозной пирушке по поводу своего дня рождения.

Когда рука Бренны мягко легла на плечо Пайпер, та подняла голову. От сочувствия, которое было в лице подруги, у нее моментально навернулись на глаза слезы. Но плакать больше не хотелось. С того времени, как она приехала с работы домой, и до момента, когда уснула, она только и делала, что плакала, читала и снова плакала.

– Боже, что случилось? В чем дело?

Бренна сбросила Мисс Мид на пол (бесцеремонное прощание, которое не пришлось кошке по вкусу) и повела Пайпер к дивану. Она расчистила место, чтобы они могли присесть рядом, собрав скопированные страницы дневников и свалив их в одну кучу на кофейном столике. В процессе она заметила заклеенные скотчем очки, подняла их, быстро осмотрела и бросила обратно на стол.

– Ты попала в аварию? Когда это случилось? Медики тебя смотрели? – Красивое лицо Бренны исказила тревога. – Пайпер, почему ты мне не сказала? Честное слово, иногда я тебя не понимаю! Вбила себе в голову, будто можешь все проблемы решать в одиночку. Почему ты не позволила мне помочь? Я вся извелась!

Девушка покачала головой.

– Не было никакой аварии. Я в порядке. Просто произошла пара событий, которые немного выбили меня из колеи.

Бренна медленно выдохнула и принялась растирать Пайпер спину.

– Не вешай мне лапшу. Ты в таком же порядке, как и твои очки. Что происходит?

– Это длинная история…

– И зачем тебе понадобился этот гигантский ксерокс?

Пока Пайпер думала, что ответить, взгляд Бренны упал на бумаги, которые она только что убрала с дивана. Она схватила верхнюю стопку, скрепленную огромным зажимом и усеянную пометками от руки. Пайпер придвинулась ближе, чтобы рассмотреть дату, и пришла к выводу, что Бренна изучает абзац из середины второго тома, – как раз перед тем, как Офелия пустилась во все тяжкие. В ту пору она очутилась между «покровителями» и гуляла напропалую, притом с шиком, ибо среди лондонских джентльменов считалась самым завидным уловом. Офелия прожигала жизнь, разгуливая по операм, театрам, элитным званым ужинам и вечеринкам. А еще в тот период она регулярно собирала у себя дома джентльменов на закрытые «салоны» – возмутительнейшее занятие для приличной леди в ту эпоху, но только не для куртизанки, известной под именем «Ласточка».

Пайпер с улыбкой наблюдала, как взгляд подруги лихорадочно бегает по строчкам. Она еще по дороге домой решила поделиться своим открытием с Бренной. И к лучшему: теперь ей уже ничего не удалось бы скрыть. Кроме того, она всегда все рассказывала Бренне. Та знала, что Пайпер снова начала есть молочное. Знала, что она в муках ищет тему для экспозиции, посвященной Офелии Харрингтон, и, конечно же, поймет, насколько ценны эти дневники.

О Мике Мэллое подруга тоже все знала.

В этот момент у Бренны глаза почти выскочили из орбит. Она зашуршала страницами, недоуменно ахая и цокая языком. Пайпер наблюдала, как подруга мечется в поисках титульной страницы, изящно исписанной уверенной рукой.

Том II

Жизнь Офелии Харрингтон, куртизанки

Бренна только и смогла, что заморгать и бросить на Пайпер косой взгляд.

– Ради всего святого, что это? – прошептала она.

Пайпер пожала плечами.

– Не находишь, что объяснения тут излишни? У тебя в руках второй из трех дневников. У меня он проходит под кодовым названием «Годы Бритни Спирс».

– Но…

Бренна умолкла на полуслове, села ровнее и склонила голову набок. Пайпер уже давно не видела, чтобы ее разговорчивая подруга лишалась дара речи.

– Если вкратце, – продолжала Пайпер, – первый том – это «Расцвет», а третий том – он самый короткий и содержит все детали обвинения в убийстве и суда, не говоря уже о потрясающем зигзаге в развитии событий, который оказался для меня полной неожиданностью, – я бы окрестила «Наутро после…»

Бренна в замешательстве нахмурила брови.

– Но ведь это не может… – Она взяла паузу, чтобы по-другому сформулировать мысль. – Ты уверена, что это та самая Офелия Харрингтон?

Пайпер кивнула.

– На все сто.

– Женщина, боровшаяся за отмену рабства?! Та, чей портрет висит в каждой начальной школе Массачусетса?!

Пайпер снова кивнула.

– Это Клаудия с тобой поделилась? – Бренна растерянно замотала головой. – Ее три месяца умасливали, чтобы она одолжила музею фамильные подсвечники! С какой бы радости она отдала тебе нечто настолько… настолько… провокационное?

Пайпер усмехнулась.

– Ну, тут целая история…

Бренна оборвала подругу, замахав руками:

– Подожди!

Пайпер понимала, что происходит: мысли подруги на всех парах несутся по прямой колее расспросов, и ее невозможно ни замедлить, ни остановить, пока неистовое любопытство не будет удовлетворено. Благодаря этому Бренна была выдающимся ученым и зачастую докучливым собеседником. (Если не верите, спросите любого из ее бывших парней.)

Бренна нахмурилась.

– Ты как-то говорила, что куртизанка, которую судили в Лондоне в 1825 году, не может быть твоей Офелией Харрингтон, что это нелепость. Ты сказала, что это пустые, бездоказательные домыслы.

– Да, говорила.

– А еще ты говорила, что звучали инсинуации, будто бы в прошлом Офелии Харрингтон имеются таинственные темные пятна, но обосновать ничего не удалось.

– Так и было, – ответила Пайпер, – до прошлой пятницы, примерно до семи вечера, когда я раскусила ручку пополам, разбила очки, споткнулась о дорожный сундук Офелии Харрингтон и оттуда выпали дневники, которые последние сто восемьдесят семь лет были спрятаны в двойном дне.

Бренна ахнула. С чрезвычайной осторожностью она протянула руку и вернула документы на кофейный столик, словно боясь, что страницы рассыплются у нее на ладонях.

– Где оригиналы? – прошептала она.

– Под замком в специальном хранилище БМКО с системой климат-контроля, погребены в кипах домашних счетов Офелии.

Бренна скривилась.

– Домашние счета? То есть дневники лежат вместе с записями вроде списков продуктов?

Пайпер улыбнулась.

– Именно. «Зайти к мяснику». «Навестить зеленщика». «Отыметь лорда Веллингтона по полной программе после чая».

Бренна мягко улыбнулась и закивала, обдумывая ситуацию.

– Ты ведь понимаешь, что напала на главную жилу?

Пайпер улыбнулась в ответ.

– Да, от меня это не ускользнуло.

– Кому ты еще рассказала?

– Ни единой живой душе.

– Наверное, это разумный ход.

Бренна, вне всяких сомнений, была женщиной с незаурядным умом. Ибо только женщины с таким умом к тридцати четырем годам становились профессорами с докторской степенью на гарвардском отделении социологии. Поэтому, когда взгляд Бренны метнулся к копировальной машине и, ничего не пропустив, вернулся к Пайпер, стало ясно, что она обо всем догадалась.

– Ты брала дневники домой, не так ли? И скопировала их здесь, втайне, вместо того чтобы сделать это в музее.

Пайпер кивнула, ожидая упреков.

Но Бренна рассмеялась. И не просто рассмеялась, а стиснула перепачканные чернилами ладони Пайпер и завопила, как ребенок.

– Ты нарушила правила! – взвизгнула она. – Ежики зеленые! Пайпер Чейз-Пьерпонт вышла за рамки!

Пайпер рассмеялась вместе с подругой, но быстро сбилась на зевоту. Изнурение невозможно было подавить.

Лицо Бренны опять стало встревоженным.

– Ты, наверное, и не спала с пятницы.

– Да, почти не спала.

Бренна отпустила руки Пайпер, схватила с кофейного столика первый том и начала листать страницы, то и дело останавливаясь, чтобы прочесть какой-нибудь попавшийся на глаза абзац. Она постучала пальцем по заметкам на полях:

– Ты проделала месячную работу за три дня.

– А то! Хочешь чаю со льдом или чего-то такого?

Вдруг Бренна с размаху хлопнула Пайпер по плечу и впилась пальцами в кожу подруги, как делала в первом ряду аудитории, где Мик Мэллой читал свой курс этноархеологии.

– Порно Бэтмен[8], – пробормотала она, не отрывая взгляда от страницы. – Вот это чтиво! Руководство двухсотлетней давности по освобождению своей внутренней шлюхи!

Бренна вскочила с дивана и принялась расхаживать взад-вперед по комнате. Мисс Мид следила за ней со своей командной высоты на спинке кресла, помахивая хвостом. Пайпер тоже наблюдала, как подруга просматривает документ, то и дело ахая. Та прищурилась и бросила взгляд на девушку.

– Семь грехов куртизанки? – спросила она, вновь принимаясь листать страницы. – Похоть, чревоугодие, праздность, алчность и все такое? – Она в недоумении посмотрела на Пайпер. – И она проделывает все это с кадром, который никогда не снимает маску и хочет, чтобы она называла его «Сударь»?

Пайпер хихикнула.

У Бренны на мгновение отвисла челюсть. Потом захлопнулась. Когда она наконец заговорила, это уже был голос профессионального сексолога.

– У тебя здесь блестящий пример изврата, характерного для Западной Европы девятнадцатого столетия.

Пайпер кивнула.

– Ага. Это немного… чересчур.

– Это история О-фелии!

Пайпер улыбнулась.

– Пожалуй.

– Все равно как узнать, что Сьюзен Б. Энтони[9] с Джими Хендриксом[10] забрасывали друг друга кислотой в Вудстоке[11].

Пайпер громко расхохоталась.

– Но мне по-прежнему непонятно имя, – сказала Бренна, нахмурившись. Пайпер поняла, что умственный двигатель подруги уже разогнался с нуля до девяноста. – Как она могла быть незамужней Офелией Харрингтон на суде в Англии и замужней матроной Офелией Харрингтон в Бостоне? Оставила девичью фамилию? Тогда это было неслыханно! Невозможно!

– Тут запутанная история, – проговорила Пайпер.

– А настоящее имя своего наставника она в конце концов узнала? – Бренна уперлась рукой с записями в бок и гневно уставилась на них. – Сударь сбросил маску?

Пайпер хорошо знала свою подругу. Она помнила, что та терпеть не может людей, которые рассказывают окончание книги или фильма, лишая ее возможности узнать все самой. Был даже случай, когда Бренна разорвала чудесные двухлетние отношения с мужчиной из-за того, что он проговорился о смерти Дамблдора в конце шестой части «Гарри Поттера».

– Давай сделаем так, – сказала Пайпер, поднимаясь с дивана. – Ты от корки до корки прочтешь первый том, а потом скажешь, устроит ли тебя краткое изложение сути двух остальных в моем исполнении или тебе интереснее до конца пройти этот путь самой.

Бренна украдкой взглянула на кофейный столик.

– Кстати, путь этот весьма увлекателен, – добавила Пайпер.

– Ладно. Не рассказывай мне, чем закончится. – Бренна опять смерила подругу пристальным взглядом. – Но какое второе событие? Ты говорила, что произошло два события, одно за другим, которые выбили тебя из колеи. Я так понимаю, что дневники – это одно событие, какое же тогда второе?

– Ох, – проговорила Пайпер, с тоской посмотрев на дверь в спальню и поняв, что пройдет еще не один час, прежде чем она найдет пристанище на своих прохладных простынях. Девушка постаралась, чтобы ее голос прозвучал живее, чем она себя чувствовала. – Сегодня на работе я столкнулась кое с кем интересным, вот и все. Пойду сварю кофе. Будешь?

Пайпер вышла на кухню. Бренна отправилась следом.

– В самом деле? С кем же?

Пайпер повернулась к подруге, вспомнив, какой незаменимой оказалась Бренна в ту ночь много лет назад после ее неудачной попытки соблазнения. Бренна держала ее за руку, когда она плакала. Даже придерживала ей голову над стульчаком, когда ее рвало остатками семи бокалов дешевого шардоне.

Стало быть, Бренна заслуживала знать, что мужчина, целиком и полностью ответственный за десятилетний вакуум в ее, Пайпер, личной жизни, нежданно-негаданно и совершенно катастрофически вернулся в нее.

Пайпер отмахнулась от Бренны и пошла в кухню.

– Я наткнулась на Мика Мэллоя, о’кей? Он занимается кампанией по сбору денег для музея. И пробудет в городе шесть месяцев.

Пайпер оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как у Бренны отвисла челюсть. Она ничего не сказала.

– Можешь не утруждать себя лекциями, – сказала Пайпер, доставая с полочки кофе.

Бренна по-прежнему молчала.

– Перестань делать из мухи слона! – Пайпер с силой захлопнула шкафчик. – Мик для меня пройденный этап. Давным-давно пройденный этап! Да, он до основания разрушил тогда мою самооценку, но это в прошлом.

Бренна заморгала.

– Честно говоря, я даже не сразу узнала его сегодня. Скажем так, с годами он изменился не в лучшую сторону.

Пайпер налила воды в кофеварку.

– И потом, слава наверняка ударила ему в голову. Еще один заурядный мужской интеллект, спрятанный за раздутым эго. Отлично! Как раз то, что нужно нашему городу.

Бренна по-прежнему хранила молчание.

– И ответом на твой вопрос будет «нет», его задница больше не стоит первого места в твоем рейтинге.

Пайпер услышала, что Бренна резко вдохнула. Она быстро обернулась и увидела, что подруга кусает стиснутые губы.

– Что? – сердито спросила Пайпер. – Говори уже.

Бренна открыла рот, но сама себя оборвала.

– Не надо было вообще тебе об этом рассказывать, – огрызнулась Пайпер. – Ты раздуваешь из этого непонятно что.

Пайпер выхватила из холодильника смесь молока и сливок.

– Пайпер… – шепнула Бренна.

– Знаю! Знаю! – Пайпер выставила перед собой руки. – Что мне делать? Посмотри на меня! Я озабочена на всю голову!

Мик плюхнулся на табурет у барной стойки и стал наблюдать, как Каллен наполняет карман для льда. Он отметил, что волос на голове у брата осталось так же мало, как и посетителей в его пабе в этот вечер понедельника. Мик выкрикнул, что желает пинту «Мерфис»[12], и рассмеялся, когда Каллен поднял глаза, готовясь повеселить народ одной из своих бранных отповедей.

– Сам налей, хамлюга подзаборная, – сказал Каллен.

Мик снова расхохотался и, поднырнув под откидную перегородку, очутился по другую сторону стойки. Он схватил с полки пивную кружку и со знанием дела повернул краник на бочонке с «Мерфис», залюбовавшись потоком жидкого золота, увенчанным слоем пены. Сколько тысяч раз он наблюдал, как отец исполнял тот же самый ритуал в Керри[13], а потом здесь, в Бостоне?

Мик сделал большой глоток холодного мягкого ирландского лагера, поглядывая на брата поверх кружки.

– Как жизнь, Магнус? – спросил его Каллен, перебрасывая через плечо барное полотенце. – Как прошел первый день в музее богатых бостонских покойников-протестантов?

Мик чуть не поперхнулся пивом.

– Настолько хорошо, да? – просиял брат. – Поешь чего-нибудь, парень?

Мик покачал головой.

– Нет. Спасибо. Просто хотел заглянуть и узнать, не нужна ли тебе сегодня моя помощь.

Каллен загоготал и широко повел рукой, указывая на сумрачный зал паба «Мэллойс». Толпа – все три человека – нервно проследила за жестом, опасаясь, что хозяин заведения спятил и сейчас выкинет их на улицу.

– Думаю, с сегодняшним наплывом я управлюсь в одиночку, – ответил он, нарочно усиливая акцент.

Мик допил пиво и поставил пустую кружку в раковину с мыльным раствором. Несмотря на шутки Каллена, он понимал, что в падении дневных выручек бара нет ничего смешного. Каллен перезаложил паб, чтобы оплатить медицинские счета после смерти отца два года назад, но дела шли так вяло, что ему едва хватало денег на текущие платежи, не говоря уже о том, чтобы учить троих детей в приходской католической школе и поддерживать на плаву скромное домашнее хозяйство.

Мик планировал облегчить ношу брата, но пока что не мог сказать об этом Каллену. Он не хотел напрасно обнадеживать брата, пока реалити-шоу не стало делом решенным.

Версия договора обещала Мику 25 тысяч за эпизод при первых шестнадцати гарантированных эпизодах на канале «Компас». Агент, которая курировала интересы Мика, советовала требовать больше, но Мик был готов согласиться. Нет, «Охота на правду с Миком Мэллоем» не сделает его миллиардером, но даст больше денег, чем любой из Мэллоев по обе стороны Атлантического океана видел за всю свою жизнь.

И Мик понимал, что если на его долю выпадет богатство и слава, заслуга Каллена в этом будет не меньшей, чем его собственная. За все пять лет болезни отца Каллен ни разу не пожаловался, что ему приходится за ним ухаживать. Брат ни разу не упрекнул Мика, что тот витает в облаках и разыскивает сокровища прошлого, тогда как он, Каллен, твердо стоит на грешной земле, занимается баром и решает проблемы настоящего, в том числе заботится о требовательном старике, который медленно умирает от рака.

Всякий раз, когда Мик пытался оказать финансовую поддержку, Каллен говорил, чтобы он убрал свои деньги. Всякий раз, когда Мик пробовал признаться, что чувствует себя виноватым, Каллен отказывался слушать.

– Хватит молоть ерунду, – всегда говорил он. – Ты единственный Мэллой, у кого перед фамилией пишут кучу букв, и я сделаю все, чтобы ты ими воспользовался как следует.

Загвоздка будет в том, чтобы не задеть гордость брата. Надо исхитриться и представить дело не как подачку, а как желание сотрудничать. Мик отметил про себя, что, когда придет время, неплохо бы заручиться поддержкой Эмили, жены Каллена.

– Ну? Ты видел ее? – спросил Каллен. – Свою девчушку? Ту фифочку из колледжа, которая строила тебе глазки? Ты говорил, что она работает в музее.

Мик в смущении вернулся на табурет по другую сторону барной стойки. Он всего раз упомянул о Пайпер при брате. Да уж, Каллен умеет раздуть историю из самой незначительной, небрежно брошенной реплики.

Старший брат уперся локтями в полированное красное дерево барной стойки и заглянул Мику в глаза.

– Итак?

Мик кивнул.

– Да, я видел ее.

– И?

Каллен потянулся за чистой пивной кружкой и уже собирался наполнить ее для Мика, но тот остановил его.

– Нет. Мне хватит. Я пошел.

– Ба! – рявкнул Каллен. – Бежишь на свидание?

– Ты с ума сошел, – заявил ему Мик. – Перевернул все с ног на голову. Она была другом. Моей студенткой. Все. Между нами никогда ничего не было.

– Жаль, – сказал Каллен и покачал головой. – Она оказалась тебе не по зубам, да?

Мик пропустил это замечание мимо ушей. Брат был неистово предан жене и детям, посещал мессу каждое воскресенье и работал как проклятый. Но в том, что касалось прекрасного пола, его нельзя было назвать человеком передовых взглядов. Еще когда Мик учился в начальной школе, а Каллен готовился сдавать единый экзамен[14], старший брат посвятил младшего в свою философскую доктрину касательно женщин. По мнению Каллена, они делились на два типа: святые и потаскухи, и третьего тут фактически было не дано.

– Она блестящий ученый и хороший человек, – ответил Мик, намереваясь отстоять свою правду и не вступить при этом в пререкания.

Каллен сочувственно кивнул.

– Значит, лицо у нее такое, что можно крыс из сарая гонять?

– Выслушай меня, – сказала Бренна, умоляюще глядя на подругу. Она поставила чашку на кофейный столик и наклонилась ближе.

– Это смешно, – сказала Пайпер, мотая головой.

– Нет, это судьба, вот что это такое, – возразила Бренна. – Задумайся хоть на минутку. Ты буквально споткнулась о дневники, которых двести лет никто не видел, обнаружила то, что фактически является практическим пособием для чертовок, и потом бам! Как гром среди ясного неба, в твою жизнь внезапно возвращается Мик Мэллой – единственный мужчина, которого ты по-настоящему хотела, мужчина, которого ты никогда не могла забыть.

– Мужчина, который унизил меня, – с пародийным энтузиазмом подхватила Пайпер. – Мужчина, который один раз увидел меня голой и сбежал, как будто в дом пустили газы.

– Но…

– Мик не имеет никакого отношения к дневникам. Два эти события даже отдаленно не связаны. – Пайпер встала с дивана и потянулась за чашкой Бренны. – Хочешь еще…

– Хватит кофе! Хватит делать вид, будто ты не понимаешь, о чем я говорю! – Бренна сжала запястье Пайпер. – Пожалуйста, – уже мягче проговорила она. – Прости за назойливость, но я думаю, что вселенная пытается тебе что-то сказать. Тебе стоит прислушаться.

Пайпер замерла. Она всмотрелась в искреннее лицо подруги. Возможно, открытие дневников и новая встреча с Миком спустя десять лет как-то и связаны, но то, что предлагала Бренна, было безумием.

Записи Офелии Харрингтон не самоучитель. Это ценное, полученное из первых рук жизнеописание женщины из другой эпохи, – женщины, у которой с Пайпер не было ничего общего.

Офелия была блистательной куртизанкой. Пайпер – унылым смотрителем музея. Двух настолько разных женщин еще поискать!

– Сядь. Просто сядь и послушай.

Бренна потянула Пайпер за руку.

Та протестующе застонала, но плюхнулась на диванные подушки.

– Итак. Посмотрим на дело объективно. – Бренна снова полистала первый том и остановила на Пайпер пристальный взгляд. – Офелия оказалась в незавидной ситуации. Она должна была выйти за мужчину, которого не любила. Должна была одеваться определенным образом, а также думать, говорить и вести себя в пределах строго очерченных рамок. Она чувствовала себя загнанной в угол. Она хотела для себя чего-то большего и лучшего.

Пайпер подняла бровь.

– Намекаешь, что я похожа на Офелию?

– Не совсем, – сказала Бренна, внезапно посерьезнев. – На Офелию ограничения накладывало общество. Они происходили извне. А ты…

– А что я?

– Конечно, без родителей не обошлось, но по большей части ты сама себя ограничиваешь, Пайпер. Ты всегда сама себя сдерживаешь.

Пайпер почувствовала, что у нее отвисает челюсть. Бренна никогда раньше с ней так не разговаривала. Конечно, за долгие годы их дружбы она намекала на что-то в этом духе, но всегда казалось, что она с уважением относится к решениям, которые Пайпер принимает в жизни. А иначе было бы просто нечестно. Бренна – шикарная женщина. Мужчины штабелями падают к ее ногам. Пайпер же… обычная. Мужчины не знают, что она существует.

– Это жестоко, – сказала Пайпер, скрещивая на груди руки в защитной позе.

– Милая, это только половина. – Голос Бренны стал мягче. Она протянула руку и погладила Пайпер по плечу. – Я давно тебя знаю, и вот что самое печальное: ты понятия не имеешь, что тебя ждет и что ты упускаешь, потому что тебе слишком страшно попробовать и узнать.

Пайпер почувствовала, что у нее вспыхнули щеки.

– Прошу прощения?

– Ты прячешься, Пайпер. Ты не хочешь, чтобы мужчина видел, какая ты милая. Ты не предпринимаешь усилий, чтобы выставить свою красоту напоказ.

Это рассмешило Пайпер.

– Напоказ? Я что, древняя перуанская свадебная ваза? «Кадиллак Севиль»?

Бренна с очень серьезным видом покачала головой.

– Ты прячешься за своим невероятно большим мозгом, Пайпер. И всегда пряталась. Твой интеллект – это твоя броня. А твой стиль в одежде и обуви, откровенно говоря, убивает последние шансы. С таким же успехом можно надеть рубашку-штендер со словами: «ПРОХОДИТЕ МИМО – ТУТ НЕ НА ЧТО СМОТРЕТЬ».

Пайпер насупилась.

– У меня нормальная обувь. Она поддерживает свод стопы в естественном положении.

Бренна не поддалась на провокацию. Вместо этого она обвела Пайпер взглядом с головы до ног.

– А платье, что сейчас на тебе? На грудь так и просится надпись: «ЮКОНСКОЕ ЗОЛОТО»[15].

– Неужели? – Пайпер еще крепче обхватила себя руками. – Что ж, по крайней мере я могу спокойно спать по ночам, зная, что ее не сшила за нищенскую зарплату в каком-нибудь потогонном бангладешском цеху умирающая с голоду бабушка.

Бренна смерила Пайпер сердитым взглядом.

– Можно быть сознательным гражданином и при этом хорошо одеваться.

Пайпер не ответила. Этот спор был бесполезным.

Бренна вздохнула.

– Так вот, Пайпер. Судя по тому, что я почерпнула из первого тома, у Офелии был наставник – женщина, на помощь которой она полагалась в достижении желаемого.

– Лебедь.

– Да. Она была успешной куртизанкой и жила в мире, куда стремилась Офелия. Лебедь была элегантной, независимой, красивой и, насколько я могу судить, чертовски умной. – Бренна похлопала по скопированным страницам у себя на коленях.

– К чему ты клонишь?

Подруга приподняла подбородок и мягко улыбнулась.

– Не хочу быть грубой.

– Слишком поздно, – огрызнулась Пайпер.

– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, милая, – сказала Бренна. – А ты таковой не являешься.

Все. С нее достаточно.

– Уходи, – сказала Пайпер, вскакивая с дивана.

Она бросилась в спальню и с грохотом захлопнула за собой дверь.