Читать книгу ЛУННАЯ ТРОПА. Сказка для всё познавших - Сен Сейно Весто - Страница 11

Я видел степень моих свобод, сказал упрямый голос, каждый раз изыскивая новые резервы в противопоставлении себя здравому смыслу. Холодный нож и в нем – луны восход.

И вот степень всех твоих побед: в полнеба лес и сгоревший мост.

Задрав голову и приоткрыв от задумчивости рот, Штиис смотрел, как прямо над ним далеко в лазурно-синем поднебесье висел рельефный четкий гранитный обрез скалы.

– Это только так грозно выглядит, – сказал Гонгора, не поднимая головы. – Выберемся. Здесь везде так.

Штиис не спеша развернул подбородок под иной угол и, не меняя исходного положения, начал наблюдать не менее рельефный и четкий обрез нависавшей скалы с другой стороны. Лоно природы, сказал Штиис. Он покачал головой. Что говорил Гонгора, он не слышал.

На Кислое озеро с голой песчаной отмелью, заваленное не до конца сгоревшими в атмосфере останками конструкций спутниковых систем, их вывел шум падающей воды. Громыхая камнями и тяжело ворочая бревна, образуя устрашающих размеров заторы из вывороченных с корнем сосен и смывая их, многоголосый ручей, сверкая, стоял и сиял водопадами, мчался откуда-то с далекого верха, где начинали подтаивать ледники.

У беснующейся воды по другую сторону ручья торчало дерево. Прикинув расстояние, Гонгора зашвырнул на него «кошку» и обмотал свободный конец троса вокруг ствола старой сосны так, чтобы трос держался, пока на нем был вес. Гонгора придирчиво осмотрел подвесную дорогу, покачал, потом повисел на обеих руках, оставив Штииса держать, пошел распрягать Улисса. Улисс с самого утра уже был сильно не в духе. Близилось время ужина, кастрюлей же еще и не пахло. Ему надоело ходить, ему надоело купаться, ему надоело таскать с места на место баул и горы ему, по-видимому, надоели уже тоже.

Гонгора не скрывал своего беспокойства по поводу повышенной сырости, диких ручьев и каких-то не предусмотренных ни одной топографией болот. Он был теперь далеко не так уверен, что они взяли верное направление. Куда они вышли, он до сих пор не мог сказать с полной уверенностью. Это не то чтобы беспокоило, но заставляло смотреть по сторонам. Они были не у себя дома. Если сказать правду, от этого, от карты и остального вида, временами становилось не по себе. Больше никто не улыбался. Ручей выглядел неприступным. Без троса преодолеть препятствие было невозможно. Улиссу вся эта затея сразу и решительно не понравилась. Он предпринял было попытку открыто протестовать, но, натолкнувшись на бесцеремонное спокойствие и не думавшего уступать Гонгоры, с видом крайнего неудовольствия смирился и только раздраженно урчал и капризно играл бровями, чувствуя прикосновение ремней. По дороге Улисc вел себя как худшее из приключений, вертел во все стороны мордой, напряженно суча растопыренными лапами, а на середине пути, неизвестно по какой причине, вдруг разразился громким лаем.

Перебравшись, разобрались с тросом и рюкзаками. По побережью дороги не было, отвесные стены вплотную подступали к воде и пришлось снова углубиться во влажные темные неприветливые дебри, шли, то и дело натыкаясь на фрагменты космических модулей. Улиссу эти серые дырчатые куски металла не нравились, и Гонгора обходил их стороной. Началось болото, над которым сплошной непроницаемой сетью сплетались ненавистные заросли колючек. Поминутно проваливаясь по пояс в лениво колыхавшую жухлыми цветочками гнилостную жижу, смрадно булькавшую и не перестававшую смердеть протухшими испарениями, оба, примолкнув, прорубали себе в вечном полумраке дорогу: Гонгора своим тяжелым длинным ножом, Штиис старым остро отточенным охотничьим томагавком. Улисс с трудом ворочался в вонючей жиже. Баул с него пришлось снять, содержимое распределить по рюкзакам, и это не составило особой проблемы, из продуктов, что нес на своем горбу Улисс, сохранилось немногим более половины, неприятнее было другое. Ветровки и затянутые на лицах капюшоны плохо спасали от сыпавшихся сверху клещей, крохотных, неприметных, тощих и люто голодных. Методично перебирая цепкими нескладными лапками, насекомое стремилось как можно глубже забраться под одежду, отыскать там не слишком стесняемое тканью место и накачать плоский рыжий резервуарчик кровью до невероятных размеров. Только пресытившись, тварь позволяла извлечь себя, до того же вытянуть голыми пальцами глубоко засевшего клеща, не оставив что-то от него под кожей, было трудно. Подсолнечное масло, единственное доступное тут средство, не спасало от того, что могло нести в себе насекомое. В густой жирной капле паразит с большой неохотой оживал, принимался пускать пузыри и омерзительно шевелить членами. Через полчаса он легко вынимался, но свое дело он уже сделал. Слабо утешало мнение одного лесника, что больной паразит встречается один на тысячу, – неизвестно было, кто производил такую калькуляцию и на ком. Охотники же говорили, что подхватывать в этих местах «жар» не стоило, после нее оставалось только два пути – на тот свет или на инвалидную коляску. Сильно много знающий Штиис еще прибавил оптимизма. С достоинством отхаркиваясь, он сообщил, что, насколько он вспоминает, среди множества прочих есть такая разновидность энцефалита, при которой глаза напрочь теряют свою подвижность и наступает вечное беспробудно-дремотное томление. Он даже помнил, как эта гадость называлась: экономо. «Надо же, – думал Гонгора, – если мы отсюда когда-нибудь выберемся, если все-таки не утонем и дойдем, то я не смогу толком себе объяснить, почему не вернулся и пошел через эту грязь. Сколько же еще, наверное, других идиотов с солнечно-голубыми жизнерадостными рюкзаками валяется тут под кустами…» Сегодня весь мир состоял из болота. Болото, казалось, не имело предела, оно было по частям извлечено из одного кошмара. Не подготовь Штиис и Гонгора заранее длинные шесты и не возьми Гонгора Улисса на поводок, от экспедиции не осталось бы следов. Хуже всего, что дорога не делалась лучше. Она становилась страшнее. И возвращаться было уже нельзя, возвращаться попросту было уже некуда. Сил двигаться не оставалось, не покидала уверенность, что следующий шаг – последний, остатки прежнего энтузиазма ушли вместе с клещами, которые Штиис с Гонгорой достали друг у друга из заляпанных грязью и плесенью лбов. Гонгора, уже раз сталкивавшийся с Лунной Тропой и видевший, что она делала с людьми, уже успел в мыслях десять раз возблагодарить тренированные мышцы Штииса, но думалось плохо. Здесь реальная, не нарисованная цивилизацией жизнь и реальные условия смывали с человека все наносное, внешнее, что тот всегда считал настоящим, выдавливая наверх всю его грязь, все дерьмо, которое и составляло его и только его подлинное существо. Именно потому до конца не доходил еще никто. Они видели то, вид чего выдержать не могли. В набитой огромными, пустыми и безвкусными мыслями голове что-то бухало и беспрерывно гудело, перед глазами все время держался, бродил какой-то цветной тяжелый туман. «Скажи мне еще раз, зачем я пошел на эту работу», – не оборачиваясь, несколько рассеянным голосом занятого делом спасателя, свисающего вниз головой на высоте двадцатипятиэтажного дома, попросил Штиис. Гонгора сплюнул и поднял глаза на рюкзак, который уходил в рваный разлив черной воды. Рюкзак некогда был изумрудным по краям и лимонно-желтым сверху. Больше он таким не выглядел. «Новые ощущения. Через неделю у тебя откажет зрение. Потом руки и ноги. Подкорковые ганглии с белым мозговым веществом начнут необратимо разрушаться, и ты станешь способным на непредсказуемые действия. Станет совсем хорошо, когда тебя под конец потянет на летаргический сон…»

Штиис, обходя торчавший из воды полусгнивший куст, перехватил в руке удобнее шест и взял еще правее. «Да, – сказал он. – Это именно то, что я хотел услышать. Ты уверен, что мы не ходим кругами?» Гонгора, сгибаясь пополам и восстанавливая дыхание, поддел на плече пальцем лямку. Он тоже подумал, что уже видел эти кусты раньше. «Улисс должен вывести, если ты перестанешь путаться у него под ногами». Сейчас хорошо думалось о сухом спальнике. О теплом, уютном, невообразимо мягком и гостеприимном, словно тапочки на верблюжьем меху после сеанса ледяного душа. Сильно утешала мысль, что в насквозь промокшем рюкзаке спальник, меховая куртка со штанами и кое-чем другим, склонным к нежелательному увлажнению, упаковано в непромокаемый чехол. Они выбрались на относительно сухой твердый пятачок, дальше шла сушь: первым Лис, с трудом узнаваемый под слоем грязи, энергично встряхнувшись и далеко вокруг себя разбрызгав воду и тину, за ним Гонгора и мотавший как лошадь головой Штиис. Никогда бы не подумал, что в горах бывают болота, пробормотал он. Отдышавшись, он принялся со стонами разоблачаться.

Расстегнувшись, освободились от того, что несли, разделись, выжали все, что выжималось. Самым тщательным образом осмотрели, вывернули и вытряхнули ветровки. Облачились. Штиис, закрыв глаза, привалился спиной к стволу дерева и на какое-то время выключился. Гонгора, стараясь не обращать внимания на омерзительно липшую ко всему телу одежду, подумал, что перед переходом следовало нанести на щеки и лоб глиной параллельные полосы, чтоб не липли комары. Тогда общий вид был бы достойным хорошего кадра, правдиво напоминая пренебрежением к неудобствам многоопытного лесовика-рейнджера в очередной заброске. Рейнджер проходил во влажных лесах враждебной планеты испытание на выживаемость. С собой было, как обычно, разрешено взять только старый неразлучный талисман, добрый боевой нож. Однако вечный кочевник намеревался здесь не только выжить, но и оправдать возложенные руководством надежды. Гонгора, прищурясь, еще какое-то время приглядывался к неподвижным теням за нагромождениями сучьев, камней и поваленных деревьев, откуда шел шум ручья. Он с каким-то совсем новым, надменным чувством размышлял, как бы повели себя сейчас те же подозрительные тени, окажись у него в руках длинный, в рост человека тугой крепкий лук и аккуратно оперенная серым гусиным пером метровая стрела с чуть приржавленным металлическим наконечником, остро и грубо заточенным на самодельном станке.

Гонгора покосился на Лиса. Лис, плохо различимый здесь в сумраке, высунув язык, бегал по сторонам темными бессовестными глазками, восстанавливая дыхание и неопределенно улыбаясь. Все-таки его организм привык уставать.

Если бы за спиной не было рюкзака, можно было бы еще повесить себе меж лопаток тяжелый нож, чтобы единым точным движением извлекать из потертых кожаных ножен и с широким замахом посылать в стволы деревьев. Нож был предметом вечной гордости. Старые умные руки делали его по собственным чертежам из особой стали, но во всех деталях повторяли элитный инструмент «NAVY Seals» – «морских котиков». На нем даже стояло маленькое скромное клеймо из рун «Хоббита». Он вздохнул. Вот так думаешь, что все предусмотрел. Потом оказываешь в болоте, которое нельзя обойти. От этих иносказаний никуда не деться. Он поднял глаза кверху. Позади, еще переживая приступ вялого недоумения и недовольства, медленно погружалось в прежнее вечное оцепенение потревоженное болото. Невдалеке гремела вода. Впереди сквозь деревья наблюдалась некоторая тенденция к подъему, и дальше должно быть суше. Они осторожно двинулись через лохмы кустов на шум воды, вглубь беспросветных серых дебрей, необыкновенно тут плотных, безлистых и притихших. Достигнув нового ручья, надолго припали к воде, смыли с воспаленных лиц и рук грязь, сориентировались по компасу и через пару минут наткнулись на звериную тропку, еще заметную, но вроде бы давно уже нехоженую, заброшенную; здесь было сыро, как в погребе. Как в склепе, глубоком и плохо проветриваемом. Даже клещи словно куда-то исчезли. Случайный свет падал не сверху, а как бы пробивался оттуда, откуда они пришли. Света было немного и был он ненадолго. Лис заметно нервничал. Стало еще сумрачнее.

7.1.1: Когда старое послеполуденное солнце означило глубокими тенями время больших сомнений и утомления, было выпито еще родниковой воды и оставлена за плечами не самая приятная часть звериной тропы; день целиком скрадывался снулыми неподвижными кронами. Он неуверенно и тускло бледнел в редких разрывах черных пятен листьев, опускал к траве мутные спицы лучей с вялыми золотыми пылинками и дружелюбно колол глаз. Сюда он не хотел.

7.1.2: Отступать больше было некуда. Снова подал голос бес противоречия: хмуро поглядывая куда-то под себя и вкруг себя, будто утерял что-то, он сказал: как я понимаю, дело спасения окружающей среды – единственное дело, где разумнее было бы перегнуть палку, чем не догнуть. Он недоверчиво оборачивался, словно совсем недавно утерял где-то здесь свою тень и не мог найти. Первым из всех о лысом псе узнал Лис, весь твердокаменный от ледяной ненависти. Глаз его теперь не поспевал за носом, и когда все обернулись, то увидели трусившую неподалеку дворняжку. Она лениво позевывала и была невзрачной, бледной, с совсем лысым розовым черепом.

7.1.3: Никто не мог бы сказать, как давно уже она так брела им вслед; обнаружив на себе внимание, животное неохотно остановилось, потопталось, мелко перебирая худыми лапами, зевнуло еще раз и уселось было посреди тропы, но передумав, с легкостью снялось и двинулось в направления Лиса, уже натянутого, как струна. И когда столкновение виделось неизбежным, зверь неожиданно шагнул с тропы, растаяв за стеной колючек и темного папоротника. Лис за ним не последовал, и это было против правил. Обычно он вначале выяснял отношения, а уже потом спрашивал разрешения.

7.1.4: Он медленно и широко размахивал пушистым хвостом, грозно урча, поравнялся с тем местом, где скрылся хозяин, постоял, не переставая взрыкивать, потом опустился на задние лапы и принялся опасливо принюхиваться, вытянув сосредоточенную морду чуть не у самой земли. Он будто ждал продолжения. Ну, чего встали, сказал Гонгора без большого воодушевления. Он больше не сомневался, что они ошиблись озером. Когда ты ошибаешься дверью, ты просто извиняешься и открываешь другую. Что нужно делать в этом случае, он не знал. В вязком влажном сумраке тяжелый нож отсвечивал полированным и холодно-голубым, хотя отсвечивать тут вроде бы было нечему. Гонгора, стиснув в руке грубую текстолитовую рукоять, не спуская глаз с кустов позади Лиса. Поднял из в лопухов трухлявый сук и коротким движением, как копье, забросил в заросли. Лис, как подброшенный, взвился, неожиданно легко изгибаясь всем послушным телом, с лязгом стискивая челюсти и стремясь хотя бы в последний момент успеть дотянуться, достать невидимого еще за спиной противника;

7.1.5: в кустах зашуршало, и скоро на тропе за деревьями дальше, не очень далеко, в скудном свете блеклым пятном возник, удаляясь, едва различимый зверь. В последний раз показавшись лысым профилем, не переставая зевать и мелко подергивать несообразно длинным облезлым хвостом, он без спешки скрылся за завесой листьев в тени. Чем-то пованивало.

7.1.6: Собственно, пованивало уже давно, с самого болота, но лишь сейчас к этому начало примешиваться что-то новое. Зажав под мышкой походный топорик, Штиис поправил очки, посмотрел на спутника и показал глазами на кусты, но Гонгора и сам уже видел нечто вроде коридора в деревьях. Он старался теперь идти, как можно чаще разворачиваясь к Штиису спиной. Еще огибая вилку из пары сросшихся деревьев, он успел заметить за собой некое движение, всё ту же семенившую следом дворняжку. В сумерках пространства, загороженного огромной крапивой и елками, блестели длинные нити паутины, отсюда и несло чем-то тухлым. Сквозь отверстия крупно заклепанных сегментов модуля, валявшихся под стволами, густыми вениками торчала трава. Дальше зияли комьями черноты не то норы, не то просто рытвины, в понурых солнечных столбиках света, прямых и разрозненных, с гипнотизирующей медлительностью плавали золотистые чешуйки. Прилегающая территория явно уходила под скос и наверх. И прямо посреди этого натюрморта, как гвоздь сюжета, стоял старый рассохшийся жеваный вибрам. Он торчал в куче каких-то смердящих нечистот, и кругом него валялись выжатые стручки зубной пасты.

7.1.7: Казалось, на вибраме еще можно было разобрать кожаный лейбл с остатками шнуровки; когда-то он был хорош, этот ботинок специального назначения, нога, что ступала в нем, делала это, точно зная, что имела права ступать здесь и везде, куда не ступит больше никто. Это не был обычный ширпотреб из магазина товаров услуг местному населению. Рядом глаз ухватывал непонятное. Какой-то старый ударный механизм. Части ствольной коробки с цевьем. Металлизированное тряпье. Может, просто чьи-то ноги. Сочетание было отталкивающим.

7.1.8: Земля поддавалась под ногами, разъезжалась, впереди было то же самое. Повышенная сырость напоминала о недалеком болоте и необитаемости этих мест, получалось, что идти больше было некуда. Их ждали. Bсe время зевая и показывая больные десна, отводя унылые, подслеповатые, старческие взгляды и двигаясь от куста к кусту, животные короткими семенящими шажками теснили чужаков к центру узкой лужайки. Под прикрытием густого черного папоротника и огромных лопухов с крапивой, они делали все неслышно, профессиональными короткими перебежками. Большая стая лысых псов, бледных, одномордых и одинаковых, как грызуны, приглашающе оставляла залитый тяжелым духом пролет, расходясь и исчезая в тучных зарослях дикой крапивы. Рты их не закрывались. Это было похоже на то, кaк если бы они без конца что-то говорили, но физическое измерение их находилось не здесь и их никто не слышал.

7.1.9: Лис вдруг сорвался с руки к ближайшему зверю, его вынесло к утонувшему в растениях рюкзаку Штииса, там показался томагавк, Штиис сделал большой шаг вперед, оступился, споткнулся и ушел лицом прямо в крапиву. Лис очень кстати оказался рядом, пролетая, уже что-то делал, причем во все стороны разом, Гонгора все это наблюдал, выставив перед собой лезвие длинного ножа, как держат перед собой то, о чем давно забыли; тяжелое лезвие смотрело вперед, в нем отражалось не то небо, не то вся прожитая жизнь, он только сейчас подумал, насколько он был не готов – ни к такой грязи, ни чтобы держать в руке нож. Рука не просто дрожала – она тряслась. Он знал, что так действует адреналин, сильный яд, который либо используют, либо который использует тебя, но ничего не мог с собой сделать. Потому что дело было в другом. Весь его организм уже на бессознательном уровне понял, к чему все идет: диких собак было слишком много. Штиис неестественно долго поднимался, тянулся, силясь подсечь в воздухе тварь с разинутой пастью, его рюкзак на всю округу блистал внутренностями, поврежденная верхняя часть болталась, туго набитый клапан высвобождался на ходу. Один Улисс был в своей стихии и старался успеть везде.

7.1.10: Проводив одинаковыми невыразительными взглядами надсадно хрипевшего собрата, комом ушедшего в заросли, облыселая долгоногая пара вдруг с неожиданной резвостью устремилась по прямой к Гонгоре, и Гонгора очнулся.

7.2.1: Штиис с перекошенным лицом ворочался, размахивая своим томагавком направо и налево, не глядя, на его рюкзаке уже висело что-то, ему никак не удавалось выбраться на открытое пространство, где было свободнее. Гонгора теперь размашисто тыкал парангом в во все, что двигалось, обессилено давил от плеча, скользил ногами, ему в тыл тоже пристраивался кто-то, какая-то тварь, зашедшаяся в горячем дыхании, и пришлось сильно напрячься, чтобы успеть первым, ударить по шее ближайшей, зацепить горло другой и уйти под прикрытие кустов прежде, чем начали атаковать остальные. Он больше не думал. Его давно здесь не было. Была только ящерица, которая древним, пережившим миллионы лет участком мозга, доставшимся от более древних и давно мертвых предков, знала только одно решение, и только оно было уместным. Ужасно хотелось пить. Стало так страшно, что страх стал даже понемногу отпускать. Потом страх прошел. Он вдруг необыкновенно отчетливо понял, что он тут никто – абсолютный нуль, лишь только смысл сладкого мышечного напряжения, что здесь решает не он. Здесь все давно решено за него, а его желания, его доброе естество хорошего неглупого парня, его ценимый им самим ироничный склад ума не представлял тут никакой ценности. Здесь он даже не назывался. Груз за плечами мешал, но он о нем давно забыл. Гонгора поскользнулся, лишь чудом увернувшись от поднявшегося сзади в воздух белесого тела. Он удержался на ногах, только потому что рядом оказался Улисс.

7.2.3: Он повернулся, с силой ударил по облезлому черепу, по другому, наседавшему следом, и, чувствуя, что не успевает, бросил ногу прямым пинком под оскаленную морду, налетевшую сбоку. Тут ему повезло. С хрустом захлопнув пасть, животное с треском провалилось в кусты. Гонгора подумал, что еще одна такая атака – и его вместе с рюкзаком с урчанием потащат вниз. Он убрал ладонью со лба капли пота. Отсюда нужно было уходить.

7.2.4: Он сделал два шага назад, потом еще, он скользил глазами по мордам зверей, он не понимал, чего они медлят, твари тоже смотрели на него, они смотрели прямо, как смотрят на что-то свое, он коротко осматривался в поисках выхода, еще только краем глаза улавливая за плечом скрытное передвижение целой группы поджарых бледных пятен.

7.2.5: Яростные хрипы в кустах и крапиве заглушались возней за спиной. Гонгора резко обернулся, разом оценивая все приготовления с фланга, и еще на излете успел ухватить неясные контуры грязного сине-желтого рюкзака. Штиис на большой скорости и уже, кажется, без томагавка, несся к самым границам видимого пространства, там торчали высохшие бурые елки и оставался свободным проход наверх. Хозяева уже видели его тоже, но он явно успевал. Гонгоре остро, невыносимо захотелось туда же. Именно сейчас, пока многоопытные псы приболотных войн заняты не им, у него имелся реальный шанс показать всё, на что способны тренированные ноги в минуту опасности. Если бы только Лис ненадолго отвлекся и услышал его.

7.2.6: Какую-то секунду он провожал Штииса взглядом, потом ему стало не до того. Лиса, напротив, это не беспокоило, он наконец был при деле, Лис и не думал никуда уходить. Здесь, по всему, наклевывалась основательная свалка, и сейчас не было не времени на нерешительность. Лис выглядел очень занятым.

7.2.7: Он был вне себя, ему не давали передвигаться так, как он привык и где хотел. Ему топором помогал расхлюстанный Штиис, он словно и не уходил никуда. А может, и в самом деле не уходил. Смотрел Штиис только перед собой.

7.2.8: Утеряв последние остатки осторожности, вконец осатанев от боли и уже полностью лишившись оттого всякой чувствительности, Лис руководил хором с беспорядочным мельканием неопределенного количества облезлых хвостов, прижатых ушей, ощеренных морд, обнаженных клыков и налитых красных глаз. За сплошным гвалтом в низине было не слышно, что кричит Штиис. Орали теперь даже вороны над лесом.

7.2.9: Отставив вперед испачканный нож, Гонгора отступал, где было свободно и где ему оставили место. Листья лопухов позади шевелились. Еще как дурное предзнаменование прошел перед глазами старый вибрам, нехорошее предчувствие листало перед глазами картинки одна страшнее другой. И казалось теперь, что если бы не это вот предчувствие, делающее мертвым одной своей ясной предопределенностью, и не эта скакавшая перед глазами реальность, выход открылся бы сам собой. Уйти отсюда можно было лишь с автоматом в руках. Лысых псов оказалось слишком много.

7.2.10: И в одну секунду память услужливо вытянула из своих глубин полустершийся кадр из не то прочитанной где-то, не то услышанной истории о радостях службы за полярным кругом, об ушедшем в караул воине, от которого наутро остались только россыпь смерзшихся гильз в снегу, автомат с пустой коробкой боезапаса и следами зубов и еще пряжка от ремня. Псы возились теперь только с Лисом, уже обессилевшим, хрипло, с надрывом дышавшим.

7.3.1: Гонгора перестал осматриваться и оглядываться. Размашисто поведя плечом и откинувшись, насколько позволяла тяжесть за спиной, он отскочил, пригнулся, резко выдохнул, сильно ударил и промахнулся. Позади снова затрещали кусты, там загомонили, надрываясь, в несколько глоток и нехорошим голосом заурчал, как скребущие траки порванной на камнях гусеницы бульдозера, осатаневший Лис. В правое плечо немедленно и очень сильно ударили, едва не сбив с ног, и тут же прожгла резкая боль, перекрыв волну омерзения и животного страха. Гонгора подхватил нож свободной левой рукой, загородился плечом и не раздумывая погрузил в прикрытую мелким ворсом шею. Под локтем брызнуло. Тяжесть с руки сразу исчезла. Дыхания не хватало. Гонгора мимоходом прижал руку с зажатым ножом к правому плечу, развернулся, встретился глазами, сразу же полоснул и подумал, что это кaк раз ничего еще не значит, это терпимо, левой он владел не хуже правой. В детстве он даже пробовал ею рисовать и зубы чистил тоже ею, это такое свойство организма, объяснял он всем интересующимся. Он всегда недолюбливал свойства озерных раков. Штиис опять что-то орал.

7.3.2: Гонгора держал теперь нож у самого бедра, никому не показывая. Пусть это будет сюрпризом. Что у меня есть, подумал он, двигаясь боком. Он уже понял, что им отсюда не уйти. И не только им. Выход отсюда был просто не предусмотрен. Он заслонял голову свободной рукой, так, словно собираясь гасить наседавшую тварь кулаком другой с ходу, цепляя снизу. Он хорошо видел сейчас, видел их всех и, далеко выбросив руку, еще в воздухе встретил одну из них. Он в свое время даже проходил специальную практику, и довольно долго, по обращению с холодным оружием и парной работе ножами, но вспомнил три движения только сейчас. Принцип был все движения упростить до предельно элементарных: на каждые три дистанции три связки. Пясть, горло, шея. Пясть, горло, живот. Повторить. Упражнения очень хорошо шли с палками вместо ножей, как разогрев перед тренировкой. Эта стая явно не привыкла подбирать себе легкую добычу. В поле зрения на миг показалось и исчезло лицо напарника. Искаженное и одеревенелое, лицо снова с головой ушло в траву и потом долго не появлялось. Сейчас было важно одним ухом прислушиваться ко всему, что делалось за спиной, кисть с зажатым ножом была продвинута дальше и удерживала весь угол атаки. Псы отскакивали, но без большой охоты.

7.3.3: Штиис размахивал топором, вокруг себя и мимо себя, работал от спины, опуская инструмент, подсекая и собирая несколько тварей вместе, он умудрился каким-то образом не утерять в свалке очки. Лысые псы там отскакивали с гораздо большим желанием. Гонгора снова ударил, потом осмотрелся, опять едва не поскользнувшись. Он понял, откуда шел напор зверей. Он диктовался прежним опытом. Тварей отличала редкая даже для хищных конгломератов координация действий. Попавшим в их капкан они не давали думать, и это решало всё. Единственным не предусмотренным ими осложнением был Улисс. И еще пара его стальных ошейников. Измазанный в земле рюкзак впереди продолжал усеивать траву зернами риса, мыльно-пенным аксессуаром, на глаза попался фонарик, рядом с ним в траву ушел тугой тюбик ярко-бело-лимонного цвета. Фонарик одиноко лежал, обреченно смотрел прямо вверх, в его слабом облачке света плясала разбуженная пыль. Лесные звери наседали с человеческой целенаправленностью, у свободных лесных зверей не могло быть таких безжизненных мертвых взглядов. Рюкзак за спиной все время мешал, он раскачивался и бил в поясницу, но расстегивать и сбрасывать времени не было и не было уже времени думать и взвешивать. Гонгора прыгнул, выправил равновесие, подхватил с порыжелой земли влажный тюбик и принялся лихорадочно свинчивать. Пробка отнимала все его внимание.

7.3.4: Деревянные пальцы не слушались. Но он старался. Он в сотый раз сказал себе, что надо отсюда сваливать; помял, расчленил, махнул, не глядя, швырнул, как швыряют штатную гранату, прямо в слюнявые морды и, пригнувшись и даже прищурившись, придерживая дыхание словно в ожидании того, что сейчас вот-вот должно произойти за спиной, бросился к Лису и Штиису, окружение которых вдруг будто бы потеряло в прежней активности. Там теперь словно прислушивалось к чему-то.

7.3.5: Над тесным встрепанным пролетом в деревьях, никогда не видевших неба и света дня, висела выжидающая тишина. Подхватив до неузнаваемости взъерошенного Лиса, настроенного продолжать веселье за широкий шипастый ошейник, мерзко липший к пальцам, не глядя больше на плосколобых тварей, шарахавшихся мимо, и не переставая ударами в спину подгонять все норовившего оглянуться и что-то сказать Штииса, Гонгора длинными прыжками рванул, не чувствуя ног, через почерневшую крапиву к елкам, мимо развалившегося от старости вибрама, который оказался при ближайшем рассмотрении и не вибрамом вовсе – комьями перепревших листьев просто, прилагая еще усилия, чтобы глядеть прямо и не спотыкаться, прочь от медленно барахтавшейся позади тучи, прочь от этих мест – сквозь стегавшие по глазам ветви, с сердцем, бившим в ключицы, с сорванным дыханием и с тяжело хлопавшим по заду рюкзаком – на чистый воздух. «Я же кричал: бросай рюкзак… – объяснял, задыхаясь, рядом голос Штииса. Соратник, подсигивая, тоже летел, обеими руками держа у груди испачканный томагавк и только крепче зажмуриваясь, когда у лица оказывалась новая ветвь. – У меня же вся еда…» «Пронесет. Пронесет… – думал Гонгора. – Только бы пронесло…» Они единой мощной упряжкой, одним рывком перемахнули через ручей, едва не сорвавшись, успев набрать полные ботинки воды. Штиис не переставал что-то тарахтеть, Гонгора, все так же не отпуская, крепко держал Лиса под мокрый узец; они сломя голову пронеслись мимо заросших слоистых камней, миновали неровную голую стену, гребень с возвышенностью и провалились в полого и широко уходившую вниз ложбину. Когда сквозь користые рыжие стволы огромных сосен засинело светом, забрызгало ослепительно солнцем озеро, никто не мог уже ни о чем ни говорить, ни думать.

7.3.6: Скатившись по крутому песчаному обрыву берега с каменистыми проплешинами, где из песка лезли тут и там высохшие узлы кореньев, они упали в податливое крошево, нагретое и сухое, и остались так лежать, чтобы лежать так вечность. Знаешь, что это было, спросил Штиис, не поднимая лица. Мы нашли ее. Все-таки они появились теперь. Участок земной поверхности со страшно бедным уровнем напряженности магнитного поля. Аномалия заднепроходная. Ну и сволочи…

7.3.7: Гонгора закрыл приоткрытый глаз. Нечего тут было больше видеть. Щека немного саднила на горячем песке. Наша стая по-прежнему сильна, подумал он. У самого носа торчал, всаженный в песок, блистая зеркалом лезвия, острый на все готовый нож. Теперь в нем отражалось только небо. Они лежали долго, как и предполагали, бесконечно долго, не шевелясь и не открывая глаз, и только Лис временами еще приподнимал встрепанную морду и грозно урчал, нервно вздрагивая всем телом. С разорванной губы у него, быстро тускнея и сворачиваясь в песке, падала черная капля.

– You’ll never rise to the level of your expectations. You always default to the level of your training.1

Дед обсиживал обломок базальта у воды, непринужденно нашаривая ладонью и не находя под собой мест, чтоб не так горячих. Он щурился, собирал вокруг глаз морщинки, облизывая самокрутку и бросая невозмутимые взгляды то на нее, то на Улисса и снова начиная ерзать, менять участки слишком нагретой поверхности камня. Эта цитата кого-то из элитных спецоператоров словно ставила точку на главе жизни.

– Ну вот и славно, – сказал дед.

Bсе помолчали.

Дед спросил, глядя на Штииса:

– Сильно зацепило?

Штиис напряженными глазами разглядывал утес за спиной деда. Скала нависала над кедрачом, разбитая трещинами и изрытая террасками. Он нехотя похлопал себя по правому локтю.

– Улиссу сегодня досталось. Нога. И с губой что-то. – Штиис помолчал. – В общем и целом, как я понимаю, все, можно сказать, отделались легким испугом, – со значением заключил он. Он покачал головой и с огорчением качнул поясницей, как бы испытывая на прочность. – Чего-то не везет мне в последнее время.

Дед оценивающе осмотрел самокрутку, повертел в пальцах, сунул в зубы и еще раз бросил взгляд на Улисса, просторно раскинувшегося на песке. Улисс, заслышав знакомые созвучия, приподнял мохнатый остаток уха.

– Йодом прижгли?

Гонгора кивнул.

– Ну и ладушки тогда! – произнес, не поднимая головы, дед с той восходящей интонацией, с какой обычно глядят на мир, закрывая последнюю страницу.

Он сощурился сильнее, обратившись взором теперь к диску солнца, что касался своим краем скал, закончил хлопать себя по карманам и произнес негромко, закуривая и пуская из ноздрей дым:

– Ни хрена ему не случится.

Он затянулся еще раз, ткнул папироской в сторону скалы, что торчала из сизого кедрача неподалеку у берега, и сказал:

– Знаю я там одно хорошее место. Вот там и остановимся.