Читать книгу На острие победы - Сергей Коротков - Страница 7

Глава 4
Не смейте добивать подранков

Оглавление

Окрестности Мазурских озер, Восточная Пруссия, 9 июня 1943 г.

Лейтенанту Неупокоеву было плохо. Очень плохо! Он морщился и кривился от боли в колене, негодовал по поводу потери связи и трети бойцов, жалел о все еще не выполненном задании. Их РДГ десантировалась недалеко от Норденберга, чуть не в лапы многочисленной охраны местного аэродрома немецких «люфтваффе». Про наличие ложного аэродрома подскока германских ВВС Неупокоев знал из сводок смежников в Управлении – его уже бомбила наша авиация неделей раньше. А вот точное расположение действительного аэродрома группа выяснила только сейчас, когда парашютировалась в утренних сумерках в полукилометре от замаскированного летного поля.

«Это ж надо так было попасть! Прямо в руки эсэсовцев, охраняющих стратегический объект, – думал лейтенант, потирая больную ногу, – лучше бы вместо аэродрома прямо на «Крысу» сбросили. Ан нет, далеко от ее маршрута, да еще в лапы к немцам, стерегущим самолеты Геринга».

Радиостанция разбилась по причине нераскрывшегося парашюта. Часть оружия, находящегося с ней, тоже испортилась при ударе о землю. Гнутые стволы и щепки от прикладов разведчикам, конечно, не были нужны. А вот без рации они остались как без рук. Про тот же аэродром передать нашим на Большой земле не было возможности, не говоря уже про литерный, который мог встретиться в любом месте. Как и про неудачное приземление и первые невосполнимые потери группы в живой силе и стрелковом оружии: четверых бойцов охрана объекта положила сразу в лучах прожекторов. Еще двоих, видимо, уничтожили эсэсовцы, брошенные на захват десанта. Эту пару Неупокоев оставил для прикрытия остальных, выходящих из опасной зоны. Про героический подвиг ребят, отстреливающихся от наседавших фашистов до конца, стоило тоже доложить в дежурный радиоотдел НКГБ.

Радистка Лиза Пешкова, оставшаяся без родного «ящика», теперь годилась разве что как переводчица. Кого допрашивать и чьи слова переводить, Неупокоев не представлял себе, а вот ее медицинские способности пригодились вовремя – порванный мениск лейтенанта с огромной гематомой на колене Лиза обезболила дозой морфия, а огнестрельные раны двух других разведчиков обработала и перевязала аккуратно и сноровисто. Ни смазливый вид радистки, ни ее грустные, натянутые, но все же улыбки, ни отрыв от преследования – ничего не отвлекало лейтенанта от скорби по утратам группы и собственному выбытию из ряда здоровых. Мениск – дело серьезное, уже не побегать и даже не походить. Это тридцатилетний офицер группы ОСНАЗа ОМСБОН 4-го Управления НКГБ с достаточным боевым опытом и двумя наградами понимал остро. Теперь он, командир РДГ, заброшенной со спецзаданием особой важности в глубокий тыл противника, стал балластом и грузом, тормозящим отряд и снижающим шансы успешной операции.

– Угораздило же… твою ж дивизию! – выругался лейтенант, зло плюнув в растущий рядом куст бузины.

– Командир, не отчаивайся, донесем хоть до Китая, – попытался успокоить старшего сержант Машков, подсчитывающий остатки запасного боекомплекта, – мы парни крепкие, понесем нежно и легко, аки перышко. Да, боец Лизка?

Радистка, белокурая с короткой стрижкой типа «каре», веснушчатая девушка, изящные формы которой не могла скрыть даже экипировка цвета хаки, наигранно хмыкнула, бросила мимолетный взгляд на товарища и продолжила упаковывать содержимое медсумки.

– Носить меня не нужно, – лейтенант сильнее прижал ППШ к груди, – не девушка, чтобы сюсюкаться со мной. Сам ковылять могу. Ничего… Парни, что делать будем без рации и оружия толкового? Пулемет единственный – и то попортили! Три автомата и два карабина тоже неликвид. Цинк с рассыпанными патронами потеряли, батареи и питье ухайдокали. Трое раненых. Облава СС уже воняет в округе. Эй? Думаем, предлагаем.

– Ну, оружие можно трофейное надыбать, – предложил старшина Васюков, крутящий казацкий ус и хмуро оглядывающий соседнюю опушку леса, – нас ведь тоже стало меньше, поди, займем в долг у фрицев. Нам всего-то пяток автоматов да короб патронов заиметь. Гранат пока хватит, взрывчатка есть, хавчик тоже. Пулемет сграбастаем у первого же мотопатруля. Вот с рацией да, хреновасто вышло!

– Рацию тоже займем у немцев, а? – отозвался рядовой Шишкин, обрывающий с куста ягоды. – Чай не в степи голой высадились. Тут на каждом шагу радиопеленгаторы, стационары радиопостов да мобильные станции операторов связи.

– Вот ты орел! – Машков криво усмехнулся, с укором посмотрел на товарища. – Думай, чего балаболишь зазря. Они охраняются похлеще твоей задницы тобою. Даже если захватим, с потерями или без, то обозначим себя и немцы пустят за нами всю Пруссию. Вмиг окучат. Тут и картошкой не нужно быть! И это… бросай кусты обдирать. Нажрешься бузины – потом все в округе обсирать начнешь, фрицам след и запашок в тему.

Лиза прыснула в кулак, старшина заржал, лейтенант скривился еще больше, а Шишкин с трудом проглотил очередную ягоду и заиграл желваками:

– Очень смешно! Сами вы засранец, товарищ сержант. Ей-богу, ничего умного не сказали.

– Парни, кончайте базар, – строго произнес лейтенант, – все, подъем, и выдвигаемся на восток. Петро, чего там с костылем?

– Секунду, командир. – Молчаливый, вечно угрюмый рядовой Захарченко, орудующий ножом над рогатиной, утер потный лоб плечом, отмахнулся от назойливой мухи и стал бинтовать палку. – Это чтобы мягче было. Не натрет мозоли.

– Спасибо, Петро! Да уж какие тут натертости. Лишь бы не сломалась и помогала хорошо.

Неупокоев привстал, к нему бросилась Лиза, подхватила под руку. Они переглянулись, слегка улыбнулись друг другу. Тягу радистки к себе лейтенант ощущал давно, а вот его внимания ей было недостаточно. Да еще эти вечные разъезды и дежурства – видеться приходилось очень редко. А опасная профессия разведчиков не позволяла заводить служебные романы. Да и начальство особо скрупулезно следило за отсутствием оных.

– Машков, крикни там Селезня. И выходим.

– Есть.

Вернулся из дозора рядовой Селезень – шустрый и самый молодой в РДГ Неупокоева разведчик, парень двадцати лет в лохматом прикиде снайпера, в руках «мосинка» с оптикой. На внимательный взгляд командира ответил:

– В общем, чисто, но… Видимой облавы нет, только на севере, километрах в двух, в рапсовом поле замечена цепь. Скорее всего с собаками. Идут в нашу сторону.

– Что на три часа?

– Мотопатруль проехал минут семь назад. Пока чисто. Но там лес переходит в отдельные рощи, а потом в чисто поле. Если нам туда, командир, то с километр сможем втихую пройти, а дальше сомневаюсь. Сейчас день, солнце уже взошло. Через час жара, светло, все гады, включая зачуханных полицаев, проснутся и выйдут поля барражировать. Совсем станет плохо прятаться и пробираться.

– Какие полицаи в Пруссии? Чего мелешь, Серега? – проворчал старшина Васюков.

– Я так… к слову. Короче, все местные выйдут размяться. У них тут, говорят, на каждом углу телефоны, пеленгаторы, наблюдатели и охотничьи угодья. При желании и без солдатни вермахта справиться смогут.

– С кем, екорный ты бабай? С нами? Всякие ожиревшие гауляйтеры и городские бургомистры смогут совладать с нами, опытными, матерыми разведчиками?! – Васюков выпрямил осанку, тряхнул автоматом с перевязанным бинтом прикладом, выпятил нижнюю губу. – А ху-ху не хо-хо? Ты, паря, заранее-то не наводи панику.

– Мужики, я сказал «проехали». – Неупокоев нахмурился и щелкнул языком, отчего бойцы вмиг забыли о предстоящем базаре и начали выстраиваться в походную шеренгу. – Матвеич, возьми мой автомат и запасные диски. Мне таскаться сейчас с ним совсем несподручно. Хватит «ТТ» и пары гранат. Так. Приказ всем. Идем скрытно, тихо, придерживаясь естественной маскировки. В бой не вступать, не болтать, округу сечь во все глаза. Оптика у всех есть? Хорошо. Задача на сегодня следующая – дожить до темноты. В обед привал и сончас. Идти ночью будем. Долго и много. Необходимо выйти к железнодорожному узлу Гумбиннен, а там уже искать литерный. А наших товарищей помянем позже, земля им пухом. Итак, Селезень во фронт, Шишкин замыкающим. Дистанция походная, скрытная. Двинули. – Лейтенант передал ППШ и подсумок с четырьмя дисками пожилому разведчику, у которого не было стрелкового оружия, удобно воткнул под мышку костыль-самоделку и заковылял по лужайке в сторону востока. Спереди и позади него вереницей вытянулись бойцы.

* * *

Унтерштурмфюрер СС Томас Гейнц опустил бинокль, потер глаза, унимая резь в них и усталость от прошлых ночных дежурств, и постучал по каске рядом сидящего человека в штатском:

– Хельмут, можешь снять эти причиндалы. Ты не в окопе на передовой. Здесь пули не свистят и осколки не летают. Русские где-то западнее, там их окружают части штурмшарфюрера Зингера. Мы выдвигаемся на север. Так, чтобы не терять из поля видимости изделие, но и бдеть округу со стороны парашютистов.

– Томас, ты обещал доставить меня в расположение штаба бригадефюрера Штоффе как можно скорее, – остролицый мужчина в сером плаще с капюшоном устремил проницательный взгляд наверх, на стоящего над ним офицера штурмового отряда, – а мы катаемся по этим проселочным дорогам уже битый час. Ты же знаешь, у меня важная информация из Ставки фюрера тет-а-тет для руководителя операции «Улей». И любая задержка скажется потом на его настроении и нашем благополучии. Твой взвод определили для моего сопровождения, а не для бестолковых наблюдений за природой. Будь добр, Томас, доставь меня из пункта А в пункт Б.

Офицер недовольно и где-то даже надменно посмотрел на говорящего, на его чуть конопатое, белое, не лишенное арийских черт лицо с рыжей прядью в челке, постоянно спадающей на глаза. И ехидно улыбнулся:

– Я тем и занимаюсь, что соблюдаю меры предосторожности, транспортируя твое драгоценное тело, Хельмут, в пункт «Б». Давай ты уже не будешь перечить мне и встревать в план моих мероприятий! Каждый выполняет свою работу. Ты старше меня по званию и служишь в Абвере, но это еще ничего не значит здесь, в полевых условиях укрепрайона Гумбиннен, когда Советы постоянно атакуют плацдарм авиацией и диверсантами. Сказал же, доставлю твою холеную физиономию прямо в поцелуи Штоффе.

– Томас, выбирай выражения! Не с рядовым вообще-то разговариваешь, а с …

– … А с другом детства и одноклассником, – добавил Гейнц, помогая снять контрразведчику каску и плащ, – смотрю, ты вспотел уже в этом одеянии. Да, тут не белый песочек Балтики с баварским холодным пивком и жгучими данцигскими девчонками! В кузове бронемашины душно и воняет выхлопами, зато безопасно. Долой каску, достань из моих запасов бутылочку пива – оно уже не холодное, но утолит твои неудобства на ближайший час. Тебе вообще повезло, Хельмут, что в охрану тебе снарядили именно меня, давнего друга и двоюродного брата твоей Хельги. Кстати, ты знаешь, что она ждет второго от тебя, непутевый ты пропащий шпион?

– Знаю, Томас, знаю. Звонила она мне на той неделе. Скоро у нас будет маленький бундеспупс Манфред. – Офицер Абвера устроился удобнее на стыке кабины и кузова бронетранспортера с открытым верхом, утер пот с висков и выудил из сумки друга бутылочку темного пива.

– Почему именно Манфред?

– Так хотела тетушка Марта. А ее последнее желание – закон. Ты же знаешь свою сестру, мою супругу! Она дышать боялась на родную тетю – так любила ее и уважала.

– Я знаю. Да уж! Секунду… Отто, – офицер наклонился к солдату-водителю, – едем дальше. Держи пока курс вдоль реки на Даркемен, там уйдем на Гумбиннен, в штаб. Трогай.

– Слушаюсь.

Гейнц повернулся назад, вытянулся на цыпочках, махнул. Солдаты, восседающие на мотоциклетах, заерзали, зашевелились. Один из мотоциклов с коляской и пулеметчиком заурчал двигателем, рванул с места, обогнул бронетранспортер и встал в авангард, другие пять единиц медленно поползли вслед ревущей бронемашине с командиром и его дорогим гостем. Кавалькада транспортных средств со взводом эсэсовцев запылила по проселочной дороге по высокому берегу реки.

* * *

– Ну что, братцы, что делать будем? Со всех сторон мобильные посты фрицев, впереди поле с парой крестьян. – Неупокоев отнял от глаз бинокль, внимательно стал осматривать бойцов, залегших вдоль опушки, в кустарнике. – Вроде бы и пробежаться можно вприсядку вон до той лесополосы, глядишь, местные не заметят. Но среди нас раненые, в том числе я не бегун. Матвеич, что скажешь?

– До ночи высидеть никак, командир? – старший из всех здесь, наиболее опытный рядовой Богданов, прошедший Карелию и Халхин-Гол во фронтовой разведке, перестал жевать травинку, выплюнул ее. – Тьфу, тут даже трава немецкая… чужая и невкусная.

– Дык ночью-то и ежу понятно, что выберемся, просочимся! – Лейтенант почесал ухо, перевернулся на бок, посмотрел на других бойцов. – Дельное предложение от бывалого диверсанта, ничего не скажешь! Еще есть советчики?

– Командир, ну так сам видишь, пока некуда податься, окромя как устроить лежку здесь, – пробурчал обиженный Матвеич, нахмуривший лоб, – поди, пронесет мимо. Патрулям сюда нечего соваться. Собак по следу не слышно. Костерок жечь не будем, сухпайком перебьемся да вечерком двинем вперед.

– Кто еще так думает?

– Матвеич верно рисует, – отозвался Васюков. Двое рядовых согласно покивали. Остальные молчали, одна лишь радистка вдруг прошептала:

– А как вдруг эти крестьяне сунутся в «зеленку»? По нужде или ягодам? Вон сколько земляники по опушке растет!

– Вот именно, Лиза! Молодец. Про это мужики не думают совсем, – лейтенант подмигнул девушке, заметил ухмылку Матвеича, – рядовой Богданов, ты будешь снимать тех немцев, что травку косят своим коровкам? Прям резать их как свиней!

– Да за что хоть?

– Вот то-то же! А сунутся если, так что… вежливо попросишь пройти мимо и молчать? Ага, через пять минут телефон в местной деревушке станет красным от натуги, вызывая комендантский патруль или СС.

– Правильно толкует командир. И Лизка верно заметила.

Все взглянули на сержанта Машкова. Тот никак не мог пристроить раненую руку, бинты намокли от крови, бледность лица грозила перекинуться на остальные части тела.

– Ох, блин, консультанты хреновы! Ладно, пока тут заляжем, в кустарнике, только давайте вправо примем, там и лес гуще, и уж не прямо напротив крестьян. Все… поползли пятьдесят метров вправо. Селезень, следы затрешь после нас.

– Есть.

Группа ретировалась в другое место и стала устраиваться там, снайпер веточкой начал ворошить примятую телами траву, тщательно осматривать дерн.

Над головой снова запела иволга, поняв, что опасность миновала. Да и была ли она вообще, эта опасность…

* * *

Никто их не тревожил до вечера – мотопатрули проезжали мимо два раза, конный разъезд из местной общины добровольцев однажды прошествовал рядом с опушкой, о чем-то потрещал с собирающимися домой крестьянами, потом все убыли на запад. В небе пару раз пролетал самолет-разведчик, фотографируя местность, маленькими стайками проносились жаворонки.

Выдвинулись, как только стало темнеть. Недалеко на севере надсадно урчал движком автомобиль, застряв в колее у реки. Задача группы Неупокоева была пересечь поле, потом реку и углубиться в заросли ивняка, густо покрывавшего низину. За ночь пройти около тридцати километров и выйти в расположение железнодорожной насыпи Гумбиннен – Кенигсберг. А там уже завтра-послезавтра начать поиск литерного.

Лейтенант ломал голову сам и озадачил всех своих подчиненных поиском решения касательно радиосвязи. Найти «Крысу», чтобы не смочь доложить о ней в Москву или, на худой конец, в белорусский филиал ЦШПД, было бесполезно и при этом опасно. А подобраться самим к путям и взорвать литерный своими силами выглядело безумной затеей. Если группу не накрыли сразу и не догнали по следам, искусно маскируемым беглецами, то это еще не значило рисковать последним шансом и смертниками бросаться под поезд. Неупокоев был готов пойти и на этот шаг, но не бездумно сложить головы отряда скудными запасами тола, оставшимися после неудачного десантирования.

Немцы, в свою очередь, поняли несостоятельность очередной группы парашютистов, потерявших часть людей, оружия, взрывчатки и рацию. Теперь поимка их являлась делом времени, а главное, диверсанты, судя по следам, двинулись не в сторону «Волчьего логова» фюрера, а, наоборот, в сторону фальшивого секретного объекта с аббревиатурой «R».

Когда вдалеке полчаса назад пропылила колонна из пяти мотоциклетов и одного бронетранспортера, у лейтенанта Неупокоева возникла слабая, но все же идея – захватить конвой, а точнее, его содержимое. Четкий план еще не родился в его голове, но поживиться результатами дерзкой затеи можно было с лихвой – годные для дальнейших боев боеприпасы и оружие, бронетехника как средство передвижения и, самое главное, рация. А то, что у офицера усиленного мобильного патруля должна быть радиосвязь с другими постами и частями СС во всей округе, командир РДГ не сомневался. Да и «языка» заиметь получилось бы. Вот только напасть восьмерым разведчикам, трое из которых раненые, одна девушка и у двоих нет оружия, на колонну хорошо вооруженных бдительных эсэсовцев численностью до взвода – нужно было не просто обезуметь, но и постараться. Да еще и догнать этот конвой.

Лейтенант долго мучился, прежде чем озадачить проблемой остальных. Нужно было не только тупо предложить вариант операции, но и подготовиться к многочисленным вопросам сослуживцев. Чтобы не выглядеть глупцом в их глазах.

И, обмозговав детали нападения, Неупокоев решился сообщить о своей затее бойцам.

* * *

Еле накатанная лесная дорога вконец затерялась сразу после мостика через реку, задав направление в сосновый бор. Темнело быстро, начали стрекотать насекомые, и ветерок, до сих пор гоняющий пыль по песчаным берегам водоема, здесь, в лесу, почти потерялся.

Унтерштурмфюрер Гейнц сморщился от очередного упрека сопровождаемого им агента Абвера, одновременно являющегося его другом. Сам комвзвода СС давно уже не пугался темноты и ночных дежурств на своей же территории, а вот гость, привыкший к кабинетной работе в офисе данцигского филиала департамента Канариса, уже вымотал все нервы. Даже пиво не помогло расслабиться взволнованному контрразведчику.

– Хельмут, через час будем на месте. Обещаю!

– Ты уже клялся мне два раза, что штаб Штоффе вот-вот появится за перелеском. Ты заблудился, Томас? Меня начальник за опоздание к руководителю операции кастрирует на месте.

– Никто не заблудился. Я знаю эти места лучше, чем ты конопушки на своем лице. Ты же видел, что час потеряли на ремонт транспорта, а мотоциклом я отправить тебя не имел права. Плюс крюк дали из-за излучины реки, но другого пути в поместье нет. Вот за этим массивом будет штаб. А вместе с ним и душ, и ночлег, и ужин. Успокойся, Хельмут! Скоро уже. Отто, возьми правее, куда ты прешь в эту лужу? Еще застрять нам не хватало.

– Герр командир, на моей птичке мы никогда не застрянем, – отозвался из внутренностей душной кабины водитель.

– Ну да. Ты мне примерно то же самое говорил про неломаемость броневика, ан нет, ремонтировались почти час на том берегу. Молчи уже, Отто. И рули плавней, у моего гостя уже кишки все вылезли от тряски.

– Слушаюсь.

Мотоцикл авангарда поднялся на пригорок между кустами и перевалил на ту сторону, скрывшись из виду. Бронетранспортер тоже стал подниматься передком на бугор, Гейнц крепче схватился за борт, другой рукой придерживая фуражку. Мотоциклеты сопровождения растянулись позади на пару десятков метров, виляя по ухабистой лесной дороге и объезжая большую лужу.

И вдруг раздался грохот от взрывов и треска автоматов. Унтерштурмфюрер не успел даже присесть, как пуля снайпера чиркнула его по виску, сбив фуражку и оторвав кусочек уха. Офицер с утробным стоном повалился на опешившего друга, окропляя его и свою форму кровью. Кругом в основном раздавались очереди советского оружия, еще пару раз ухнули гранаты.

Вдруг в броневик заскочил человек, больше похожий на сказочного лешего. Он ловко перемахнул борт транспорта и тотчас парировал удар немецкого офицера, вскочившего для защиты. Разведчик сделал блок предплечьем с зажатым в руке пистолетом, сразу тюкнул им в лоб противника и выстрелил в водителя, вскидывающего в сторону нападавшего «Парабеллум». Хельмут, немного струхнувший в первый миг, попытался вскочить, но сначала на него рухнуло тело Гейнца, а затем в лицо больно ткнулся ствол «ТТ». Вдобавок трехэтажный мат свирепого диверсанта быстро превратил агента Абвера в безвольную амебу.

Перестрелка длилась буквально минуту-две. Точнее, это было похоже на избиение младенцев – перекрестный огонь из засады с шести точек по периметру быстро уничтожил живую силу конвоя, вывел из строя мотоциклы. Подорванный передний валялся на боку и чадил черным дымом с редкими языками пламени. В бронетранспортер лихо заскочили двое разведчиков, через задние дверцы внесли и устроили раненого командира, рядом положили тело мертвого бойца.

Хельмут не успел опомниться, как его грубо спеленали по рукам и ногам шнуром, в рот воткнули кляп, на глаза натянули мешок. Поэтому дальнейший путь он не очень-то видел и не понимал обстановку. Но успел заметить, что в транспорт еще просочились люди с трофейным оружием, снятым с убитых солдат из группы сопровождения: парой пулеметов, гранатами, грудой «МП-43» и «МП-38/40».

Броневик дернулся и затарахтел по лесной дороге дальше. Не разбирая кочек, ям и мелких деревьев. Бойцов болтало нещадно, но все понимали – здесь главное скорость и скрытность, иначе все зазря.

Неупокоев с грустью поглядывал на бледное лицо погибшего Захарченко, которого при нападении на колонну срезала очередь пулеметчика. Потерять одного бойца при хоть и спешно, но заранее спланированной акции опытных диверсантов считалось плохим показателем стратегии и тактики командира. Лейтенант щурился и все смущался взглянуть на товарищей, чувствуя непосильную ответственность за потерю своего подчиненного. Как и тех, что погибли возле аэродрома при десантировании.

Он машинально отдал команды привести в порядок оружие, выбрать маршрут движения и «причесать» пленных. А сам все продолжал пялиться на белеющее лицо рядового Захарченко.

«Причесать языка» означало провести предварительную подготовку пленного с целью скорого допроса: воздействовать на него физически и морально, не дать опомниться и отдохнуть от пыла боя, чтобы не начал соображать и изворачиваться. Рядовой Шишкин вел бронетранспортер, позади коконами лежали легкораненый офицер СС и человек в штатском с мешком на голове. Разведчики быстро смекнули, что эсэсовец не расколется, скорее всего, ни при каких обстоятельствах, а второй, вероятно, служащий какой-то силовой структуры или особый связист. Его гражданский вид портили уже пустая кобура на левом боку и пристегнутый наручниками к руке портфель.

Пока старшина Васюков болезненно тыкал кулаком пленным в жизненно важные органы, а Лиза переводила на немецкий его горячие страстные фразеологизмы, лейтенант развернул карту и еще раз стал изучать топографию местности. Если не ошибалась бумага, то через триста метров нужно было свернуть вправо и уйти в пойму реки, обогнуть поселок и двинуть на восток. С одной стороны, трофейные колеса позволяли уехать далеко и спокойно миновать посты, с другой – быстро сработавшая связь немцев даст наводку всем патрулям о таком-то броневике, захваченном диверсантами. И начнется охота на заметную технику.

– Тогда будем гнать, пока не вычислят. Потом пешкодралом в лес, – вслух произнес мысль Неупокоев и поймал двусмысленный взгляд радистки.

– Что, Лизок?

– Ни… ничего, товарищ лейтенант.

– Что там наши гаврики?

– Офицер молчит или ругается. Штатский чего-то бурчит, какие-то молитвы и фразы о своей непричастности к СС.

– Ну, ясен перец, молчат! Васюков? Давай с ними пожестче. Нельзя им расслабляться. Если бы не трясучка и спешный уход, окучили бы сразу. Нужно выбраться из огневой зоны и затихнуть где-то в лесистой пойме. Там и река, и море «зеленки», и есть где развернуться. Шишкин, сейчас на просеке уходи вправо, в низину. Слышишь?

– Так точно, командир.

– Все, ухо и глаз востро. Лиза, накрой Захарченко чем-нибудь. Сержант, бди округу, пулемет в норме?

– Рабочий, – отозвался вцепившийся в железо станкового пулемета Машков.

– Как ты? Рука что?

– Заживает как на собаке, командир!

– Свистни нашим впереди, чтоб не промазали мимо свертка.

– Есть.

Мотоцикл, а за ним и броневик выехали на просеку, тянувшуюся с юга на север, и медленно поползли по ней в ложбинку, поросшую осинами и ольхой. Где-то далеко на востоке в небо взвилась красная ракета, потом еще одна. Это, по всей видимости, немцы обнаружили место разбитого конвоя и сообщали патрулям об опасности.

Разведчики на трофейном транспорте углубились в лес и вскоре исчезли в кустарнике, а за ними осел и дым от выхлопов. Солнце неохотно покинуло небосвод и все-таки спряталось за кромкой соснового бора на западе. Сумерки стали сгущаться, заволакивая тьмой местные леса и поля. Один день у смерти был выигран…

* * *

Радиограмма агенту «Йод» московского отдела Абвера от связного «Лис» Отдела II Абвера, июнь 1943 г.:

«Срочно активизировать дезинформацию руководства вашего Управления по строительству плацдармов в Восточной и Западной Пруссии, Померании, Лотарингии и Силезии, периодически выдавать ложные координаты секретных объектов и бункеров высшего командования РСХА, принять прямое участие в искажении данных по строительству в районе Гриндебург аэродрома подскока сверхдальних бомбардировщиков союзников, фальшивой Ставки фюрера в Беблингене и двух замаскированных морских баз в Пиллау-3. Для чего подключить агентов «Транка», «Петра» и «Эльзу». Агентом «Петр» разрешается пожертвовать для придания правдоподобности операции. Материалы и деньги получите в секторе «Z», схрон 2, после четверга. Следующий сеанс связи через один».

Радиограмма связному «Лис» Отдела II Абвера от агента «Йод» московского отдела Абвера, 10 июня 1943 г.:

«Дезинформация руководства 4-го Управления проведена успешно. Ложные координаты объекта «R» внедрены в оперативные доклады 2-го спецотдела. Все РДГ Судоплатова и 4 маршагента из РНГ на связь с Центром не выходят. Надеюсь, что вы взяли их. Пригодились агенты «Петр» и «Эльза». Следующий сеанс связи через один».

На острие победы

Подняться наверх