Читать книгу Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра. Роман - Светлана Кузнецова - Страница 26

Бабуля Мартуля была на дежурстве в цехе, а к матери за солью зашла дочка старой татарки – красивая девушка Тамара, почтальонша, Мертвая царевна. Тамару не любили в доме: старухи на лавочках шептали «гордячка», когда та проходила мимо. Потому что Тамара никогда ни с кем не здоровалась. Раньше я тоже думала, что она гордая. Но потом поняла, что дочка старой Бабаньки просто очень рассеянная и никого не замечает. Неразговорчивая и никогда не улыбавшаяся, она проходила мимо людей и мечтательно глядела вперед – на какую-то чудесную вещь в пространстве, видимую только ей. Иногда Тамара заходила к моей матери и пила с ней чай на кухне – больше она не заходила ни к кому. Я хорошо изучила дочку старой татарки, пока она с моей матерью разговаривала за чаем.

Мать обычно выпроваживала меня в Большую комнату, когда приходила Тамара. Но меня с невообразимой силой влекло узнать что-то новое о Мертвой царевне. И поэтому я подслушивала их разговоры через розетку. Я брала стакан для кисточек, прикладывала его края к розетке, а ко дну стакана приникала ухом. Если розетка врезана в сквозное отверстие в стене, то с помощью стакана можно услышать все до последнего слова – это я установила опытным путем.

– Несчастная я, – сказала в тот день мать.

– Почему? – спросила Тамара.

– Потому что муж у меня дурак и алкоголик. А что за работа у меня? Тесто месить… Разве это жизнь?

– Да нет же, ты молодая, у тебя еще все впереди.

– Глупенькая ты. Это у тебя все впереди. Брось ты эту почту и иди учиться, пока не поздно.

– Я брошу, ты не грусти.

– Да как тут не грустить! Беременная я опять, понимаешь?

После этих слов они долго молчали, и я уже успела соскучиться, размышляя, что это значит – быть беременной. А значить это могло вообще что угодно. Например, быть беременной – вполне могло означать носить шапку из ондатры. Когда мать надевала эту шапку, она тоже казалась грустной, вот как сейчас. Может, начальники на хлебозаводе заставляли мать месить тесто в шапке из ондатры. На работе взрослых – это я уже поняла – вообще мучают.

Но тут мать разрыдалась – и я поняла: это не шапка, это беда.

– У нас на почте тетя Дуня тоже беременная, и ничего, – утешала Тамара. – Разве это несчастье? От тебя зависит, как жить, зачем убиваться?

Я отодвинулась от розетки и подумала, что дочка старой татарки очень умная. Потом я стала играть в злую воспитательницу. Сначала линейкой отлупила куклу по резиновым рукам, а потом отмутузила ее головой об шкаф. У куклы вылетел пластмассовый глаз и закатился под кровать. Обнаружив, что кукла моя получила инвалидность, я встревожилась. Уложила ее под батарею и начала лечить, делая ей уколы шариковой ручкой. От ручки на лице куклы остались точки, как от оспы. И за все за это – и за оспу, и за глаз – мне влетело тем же вечером.

– Паразитка такая! Не знаешь вещам цену! Тебе эту куклу дед подарил, а ты что сделала? – кричала на меня мать.

Я не помнила, что дед подарил. Впрочем, если бы и помнила, это никак не повлияло бы на ход событий. Бабуля, уже вернувшаяся из цеха, огрела меня мокрой тряпкой, которой собиралась мыть пол. А мать сказала: «За дело получила!» – и поставила в угол.

Я стояла за шкафом и обдумывала план, как завтра во время прогулки в детском саду пролезу через дырку под забором и уйду навсегда. Но тут подошла бабуля Мартуля. Посадила меня на колени и заплакала: «Дура я старая. Больно было?». Я, забыв про план бегства, обхватила ее шею и горько разрыдалась.

Вернулась с кухни мать и заметила на это:

– Ну ты погляди! Неисправимые какие – что бабушка, что хулиганка. Опять обнимаются!