Читать книгу Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра. Роман - Светлана Кузнецова - Страница 30

У матери рос и становился тяжелым живот. Она уже не ходила работать на хлебозавод и целыми днями лежала на тахте в Маленькой комнате. Когда ей становилось скучно просто лежать, она подзывала меня и пыталась научить чтению. Но я никак не могла понять, как буквы преобразуются в слова – это раздражало мать, и она отпускала меня.

Бабуля варила борщи, водила меня в детский сад, чистила оконные стекла газетами, ходила в цех на дежурства и шила для матери безразмерное платье из клетчатой материи.

Отец возвращался с работы и бесшумно проскальзывал из коридора в Большую комнату. Там он включал телевизор и смотрел черно-белый фильм. Я садилась рядом и наблюдала, как герои фильма участвуют в битве за урожай, ездят на тракторе и бегут по колосящемуся полю. Все фильмы, которые смотрел отец, были черно-белые – другие телевизор «Рекорд» не показывал.

– Ты же на заводе работаешь? – спрашивала я отца.

– Да.

– Принеси мне железа.

– Зачем тебе?

– Я делаю звездолет.

– У меня нет столько железа. Железо государственное, а не мое.

– Мне нужен только маленький кусочек. А за это я украду в детском саду свой горшок и отдам тебе. На нем мухомор нарисован.

– Нет, мне не нужно, – отвечал отец и забывал про меня, не оценив мою готовность на кражу: он следил за судьбами киногероев. Я ждала, что он вспомнит обо мне и продолжит разговор. Но, посмотрев фильм, отец шел спать.

По утрам трава во дворе покрывалась росой. Хотелось встать возле песочницы и ждать, когда июльское солнце поднимется высоко-высоко и высушит влагу на траве. Но бабуля вела меня в детский сад. Там нас кормили макаронами с кабачковой икрой и выводили на прогулку. У забора, за кустами акации, я каждый день вооружалась палкой и расширяла подкоп под забором – тоннель на волю. Когда-нибудь я уйду отсюда навсегда – только эта мысль помогала мне прожить еще один день в детском саду. В конце прогулки я накрывала свой тоннель ветками и шла вместе со всеми за воспитательницей. Впереди был неотвратимый тихий час.

Я пережила в детском саду 332 тихих часа. Из них только шесть – во сне. Пять раз сон прошел успешно, но в шестой случилось страшное.

Я проснулась оттого, что в спальню вошла воспитательница, хлопнула в ладоши и громко крикнула «Подъем!». Я встала и увидела, что вокруг на таких же койках, как моя, спали дети. Почему они продолжают спать? Разве они не боятся воспитательницы, которая велела подниматься? Просто непослушные – решила я. А я вот буду послушной. Я заправила свою постель и вдруг заметила, что соседняя койка пуста. На ней обычно спал тихий светловолосый мальчик – а теперь его не было. Мальчик не делал мне зла, поэтому я захотела помочь ему – и заправила и его койку тоже. Когда обе постели были убраны, вернулся мальчик – он, оказывается, ходил на горшок.

– Что ты делаешь? – в испуге он смотрел то на свою заправленную койку, то на дверь спальни: вдруг зайдет воспитательница?

Но я не поняла, чего он боится, – в том, что сделала все правильно, я была уверена так же твердо, как в том, что земля – планета, мой отец – алкоголик, а пространство искривляется.

Воспитательница действительно зашла. Она посмотрела на меня, на мальчика и на наши заправленные койки.

– Это не я… – тихонько оправдался мальчик.

Тогда воспитательница приказала нам лечь на койки, а когда тихий час по-настоящему закончился, она побила меня железной линейкой по рукам.

Нянечка тоже осталась недовольна моим поведением.

– Чего удумала… – ворчала она. – И что у тебя в голове делается?

Я поняла, что натворила что-то страшное. Но что именно – осталось для меня загадкой.

Только спустя несколько дней я вдруг осознала, что на самом деле произошло в тот день, – не с точки зрения нянечки (это осталось загадкой навсегда), а по-настоящему.

Спать на людях стало опасно – в любой момент можно было нырнуть в новое измерение, где тихий час заканчивался раньше положенного срока, а земля неслась вовсе не по Млечному пути, а в какой-то неизведанной галактике. И самое меньшее, что можно было получить, вынырнув, – линейкой по рукам.

Конечно, нянечка нажаловалась на меня бабуле Мартуле. И, конечно, бабуля расстроилась. «Зачем же ты так сделала?» – качала она головой. Я стояла, потупившись, и молчала.

Заканчивалось лето. Высокая трава у мусорных баков стала темной, а потом начала желтеть. Старухи на лавочках у подъездов покрикивали на детей, которые прыгали в песочницу с двухметрового жирафа – его поставили в нашем дворе недавно, четыре жирафих ноги из металла были врыты в землю. Прыжки с жирафа в песочницу требовали отчаянной смелости. И была она только у Ленки Сиротиной. Но постепенно Ленка заразила ею всех ребят в доме – и теперь взрослые, отпуская детей гулять, наказывали: «Не прыгать с жирафа!». Только кто же слушал взрослых?

Обучив меня прыжкам с жирафа, Ленка принялась развивать скорость моего бега. Я должна была научиться бежать быстрее ветра, чтобы ей стало интересно играть со мной в казаков-разбойников. Я была счастлива: когда ветер свистел в ушах, а деревья, проносясь мимо, становились похожи на облака зеленой пыли, мне казалось, что я вот-вот достигну первой космической скорости, а затем и скорости света.

У Ленки Сиротиной в квартире жили безмозглый старик и уродливый трехногий пес. Четвертая лапа у пса усохла – и он носился на трех, прытко стуча коготками по полу, как крысеныш. Безмозглого старика мать Ленки била за то, что тот воровал из холодильника еду. Старик кричал – соседи вызывали участкового. Ленка боялась, что будут бить и ее, – и убегала на улицу. Там она учила всех прыгать с жирафа и играть в казаков-разбойников до самой ночи.

Мишка Кульпин не умел бегать так же быстро, как мы с Ленкой. Это расстраивало его. А когда Мишка расстраивался, он доставал брызгалку и пускал в нас струи воды. Однажды Ленка решила наказать его за это. Она взяла пластмассовое ведерко и набрала в него воды из водозаборной колонки. В ведерко она кинула пригоршню почвы и пучок травы – и запустила этот «Коктейль Молотова» в Мишку. Мишка взорвался – испачканный и мокрый, он расплакался и ушел жаловаться бабушке.

Его сильно расстроил тот факт, что я не остановила Ленку Сиротину, а значит и сама стала соучастницей преступления. Но о том, что преступница, я узнала только на следующий день, когда бабушка Мишки Кульпина пришла в детский сад и рассказала воспитательнице с нянечкой, какое преступление я совершила. Мое преступление нянечка, воспитательница и бабушка Мишки долго обсуждали и пришли к выводу, что я совсем отбилась от рук.

– Волосы надо за такое повыдирать, – констатировала Мишкина бабушка.

Конечно, на меня вновь нажаловались бабуле Мартуле. И, конечно, бабуля снова расстроилась. А я опять стояла перед ней, потупившись, и молчала.

Вечерами стало раньше темнеть – и мне уже не удавалось вдосталь напрыгаться с жирафа и набегаться среди высокой травы. Меня звали домой, заставляли питаться и отпускали в Большую комнату. В сумерках я садилась на подоконник и смотрела на пустырь. Я представляла, как несусь по нему с первой космической скоростью.