Читать книгу Невозможный - Татьяна Ставицкая - Страница 17

Утром на стиральной машине в ванной ты обнаружила его белую рубашку со следами блеска для губ и тонального крема на воротнике; ту, которую ты вчера гладила. И еще – его жемчужно-серые дизайнерские джинсы, от которых пахло спиртным. Шампанским его поливали, что ли? У него не осталось сил засунуть одежду в машинку. Он, наверное, валился с ног от усталости. Да, похоже, у него была бурная ночь. И вообще – насыщенная личная жизнь. Его обожают сотни, или, может быть, тысячи девчонок. И еще один хороший парень. И звукорежиссеры. А тебе он просто оказал одноразовую гуманитарную помощь – поделился своей настоящестью. И тебе оставалось только смириться с этим обстоятельством. И быть благодарной за яркие незабываемые впечатления. И, согласись, ты с облегчением поняла, что он – небезупречен. Он пьет, курит, ругается матом и трахается, с кем попало. Ну, называй уж вещи своими именами. И он такой… трагически и необратимо ничей. И никакие собственнические женские инстинкты в его присутствии не срабатывали. Оказалось, что рядом с тобой жил не мальчишка. Кто-то другой. И он волновал тебя, как никто и никогда в твоей жизни…

После полудня мальчишка притащился на кухню в распахнутом на груди халате и тебе захотелось тут же спасти и уберечь, укрыть эту грудь, это беззащитное горло, из которых он мог извлекать магические звуки. Как тебе могло прийти в голову отпустить его? Он в тот момент стал сутью твоей жизни. Но ты не смогла к нему подойти. Что-то неведомое не подпускало тебя.

Он молча закинул в тостер ломтик хлеба и включил чайник.

– Тебе что-нибудь приготовить? – спросила ты.

– Нет, ничего не надо. Я сам, – буркнул он.

Ты пожала плечами и собралась уйти к себе.

– Бэлла, посиди со мной, – попросил он.

Ты была счастлива. Ты заварила ему вкусный зеленый чай с лепестками василька и мальвы, намазала тосты медом, порезала сыр и села напротив.

Ты смотрела на него. У него оказались невероятно красивые губы. Выразительно очерченный рот. Ты не замечала этого раньше. Как ты могла этого не заметить? Очень просто – он всегда тебе улыбался. А сегодня он был серьезен.

– Понравился концерт? – поинтересовался парень, мельком взглянув на тебя из-под челки.

И на тебя вновь нахлынуло… Черт! Что он сделал с тобой на том концерте? Как это можно назвать? Какими словами описать?

– Когда ты пел, я потеряла равновесие и ориентацию в пространстве. Буквально, – призналась ты. – Ты сам-то замечаешь? Понимаешь, что с людьми творишь?

Он с интересом посмотрел тебе в глаза.

– А мне нравится вносить в чью-то жизнь новые эмоции. И видеть, как люди шалеют.

Ты поняла: он, несомненно, видел результат, производимое впечатление. И это его трогало и подстегивало.

– Ты же… вывернул меня наизнанку! – сказала ты. – Как тебе это удается?

– Очень просто: для этого надо всего лишь вывернуться наизнанку самому, – ответил он.

– Я не понимаю… объясни… Что это значит?

– Это как в сексе. Если ты сама не впала в это состояние, то ничего не получится. Будет имитация оргазма. У артиста с залом должен быть… секс. В общем, могу тебя поздравить: на концерте с тобой случился оргазм. – Он улыбнулся.

Наверное, у тебя был глупый и перепуганный вид.

– Эй, я шучу! – засмеялся он. – Ну, почти…

Тебе было совсем не до смеха. Он открыто озвучивал свои эмоции и чувства, о которых ты не привыкла рассуждать вслух. Он говорил о таких вещах, которые никогда с тобой не случались прежде. Ах, как обманчива бывает внешность! Этот мальчишка говорил и поступал, как мужчина. Но он не был им юридически. Какая же это глупость, думала ты. Некоторые вполне совершеннолетние мужские особи до конца дней так и не становятся мужчинами, а этот мальчишка, такой решительный, такой преданный своей мечте, такой… живой и настоящий… Какой же он…

– Скажи, что с тобой произошло, когда ты вышел на сцену? Я не знаю тебя – такого…

– Я отпустил себя, – ответил он.

Тебе было совершенно не знакомо это состояние. Ты вообще была зажатой и неуверенной в себе.

– На сцене надо быть искренним. Иначе глупо петь от первого лица, – сказал он как нечто само собой разумеющееся. А ты вообще так никогда не думала о песнях.

– Тебе не страшно, выходя на сцену, к чужим людям, так открываться? И так… отдавать себя. Тебя потом не мучает ощущение внутренней пустоты?

Он молчал, и тебе показалось, что ты задела больную тему.

– Так и есть. И мне это не очень нравится. Ночью после концерта – состояние эйфории. На волне. А на следующий день – такая пустота, что хочется подсоединиться к какому-нибудь трубопроводу. Все равно с чем. Лишь бы залить. – Он помолчал. – Но на сцене надо быть искренним. И по-другому – мне не в кайф. По-другому – просто не имеет смысла.

Твой жизненный опыт говорил тебе: семнадцатилетние юноши искренне делают только одно: хотят секса. Но это имело отношение только к физиологии при полном отсутствии эмоциональной, чувственной составляющей. Ты не прощала им этой трусости и жлобства. И бешеное желание мальчишки напоить собой всех, обласкать каждого, его опьяненность собственными чувствами просто потрясли тебя.

– Зато люди после этого чувствуют себя наполненными… – сказала ты, – Видимо, это закон сохранения энергии.

Наверное, это прозвучало излишне патетично. Мальчишка посмотрел на тебя внимательно, словно оценивал твою собственную искренность в тот момент. Ведь вы говорили о самом важном в его жизни. Как же он был незнакомо серьезен!

– Как ты такой получился? – поразилась ты.

– Какой?

И ты не смогла сформулировать. Ты подумала, что если бы он позвонил тогда в твою дверь вот таким, каким ты видела его сейчас, ты никогда бы не узнала в нем мальчишку из телевизора.

– Ты намереваешься стать настоящей звездой?

– Я очень этого хочу.

– Думаешь, у тебя получится?

– Желания правят миром. Разве нет? – сказал он очень серьезно.

Ты никогда не думала о своих желаниях в таком глобальном контексте. Твои желания были, обычно, локальными, уютненькими, нацеленными на то, чтобы гармонично и без потерь вписаться в уже устроенный кем-то мир, чтобы под общий гвалт этого курятника не свалиться с общей жердочки. И тебя никогда не посещало желание взлететь на конек крыши, чтобы возвещать новую зарю.

– Если сомневаешься хоть на секунду, то не прокатит. Внутри должно быть все четко. Я родился с этим. С этим внутри. Я никогда не сомневался и не сомневаюсь. Я понял, что если этого в человеке нет, то ничего не выйдет. Я знаю и верю. Но, естественно, эту уверенность нельзя показывать всем.

– Да, решат, что зазвездился.

Он посмотрел на тебя внимательно, словно усомнился в том, что ты понимаешь, о чем он говорит.

– Я сейчас про внутреннее ощущение. И за это ощущение хорошо платишь по жизни. Не мелочевкой. Я много отдал. Надеюсь, что этого достаточно.

Что он уже успел отдать в свои семнадцать? Чем заплатил, удивлялась ты.

– Думаешь, купил билет в счастье? На белоснежный лайнер под названием «Мечта»? А не боишься, что Судьбе этого покажется мало, что это была плата только за старт, за то, чтобы попасть в шоу, и дальше придется платить за каждую ступень восхождения? Чем ты готов платить?

Ты говорила с ним, как папарацци. Как будто тебе не было в тот момент страшно за него, а просто любопытно.