Читать книгу Колючая изгородь: повести и Карабахские были - Тельман Карабаглы - Страница 1

(Вместо предисловия)

Памяти убиенных в Баку 13 и 20 января 1990 года. С верой и надеждой, что благоразумие пресечет кровавую вражду двух народов

Самое яркое мое воспоминание: открываю глаза, и из окна на меня смотрит гора. Только зимой она припорошена снегом, бела, а так – одета в густую зелень леса. Распахнешь окно, и комната заполняется свежим дыханием деревьев и цветов, слышишь голоса птиц, хрустальный звон бегущей воды.

Впрочем, не только окна моего отчего дома смотрели на гору. Так вспоминает детство каждый, кто родился в селении Касапет. Оно находится в Нагорном Карабахе.

И еще вычеканилось в памяти вот что. Полутемное помещение, тонкий профиль старого человека. В его больших глазах отражается пляшущее пламя. Дед Ишхан. До сих пор в домах карабахцев хранятся изделия, сотворенные золотыми руками уста, – так у нас у армян и азербайджанцев, величают мастеров.

Дед Ишхан просыпался раньше петухов и солнце встречал в кузнице, где уже пылало раздуваемое мехами веселое пламя и звенело под молотом мастера звонкое железо. У входа собирались крестьяне – азербайджанцы, армяне – из окрестных мест. Рядом стояла другая «живая очередь» – лошади, мулы, ослики. Они ждали, когда дед Ишхан подкует их. Дед отлично справлялся с этим делом: теперь сказали бы, что его работа соответствует мировым стандартам.

Правда, тогда на продукции высокого качества не ставили никаких знаков. И без них всем было ясно, кто хорошо делает свое дело, а кто неважно.

– Апрес, Ишхан апер!..

И так каждый день с утра и до вечера: спасибо тебе, Ишхан! И так – 70 лет! И все эти годы приходили к аксакалу люди. Они делились друг с другом табаком, хлебом и сыром, другой нехитрой крестьянской едой и, конечно, событиями, говорили о земле, о трудностях (нелегко растить хлеб, поднимать сады на горной каменистой почве), об урожаях. Говорили на армянском, на азербайджанском, и все понимали друг – друга. Такое плодотворное и естественное двуединство испокон веков существовало в Карабахе. И я удивляюсь на тех, кто хочет отделить нас друг от друга, провести границу, поставить колючую изгородь там, где сделать это невозможно.

У нас очень близкая культура, особенно бытовая: общие представления о чести, о семье, о гостеприимстве. Мы знаем литературу друг – друга, особенно фольклор: на свадьбах наших звучат и армянские, и азербайджанские песни и музыка. Более того, часто жених и невеста – дети двух народов. В Азербайджане очень много таких семей.

У деда моего Ишхана было четыре дочери и один сын. Сын женился и остался с ним, а дочери разлетелись из отчего гнезда.

Прошли годы, мастер постарел, а молот его стучал до самой секунды, пока стучало сердце.

Однажды взошло солнце и удивленно удивилось на двери мастерской: двери его впервые оказались запертыми. С тех пор здесь не вздыхают тяжело мехи, не горит веселое пламя и у входа не собираются крестьяне из окрестных сел.

Потом не стало моего отца. Жить в деревне после смерти деда и отца стало нелегко. Переехали в Агдам. Он только строился и напоминал скорее поселок с прицелом на большой город в будущем. Кстати, здесь уже открылось педагогическое училище. Мама и брат Георгий мечтали стать учителями. Хотя в училище занятия велись на азербайджанском языке, их приняли, они стали студентами. В училище и общежитие предоставляли, и стипендию давали, и кормили хорошо. Георгий жил в мужском общежитии, а я, как маленький, оставался с мамой в женском. В нашей комнате стояли еще кровати двух девушек – студенток. Как их звали? Одну забыл. Другую – Алией. После училища Алия уехала в село Ширванды, что в Бардинском районе. В той школе она и проработала до конца дней своих. На самом видном месте школы висят портреты известных людей села. Многие из них – воспитанницы Алии – Ханум. Как – то несколько лет назад я гостил у нее. Все вспоминала маму и Георгия. Рассказывала, как мать и сын за одной партой сидели. Учились они хорошо. Георгий даже лучше. Однажды случился такой казус: мама отвечала урок и вдруг смолкла. Забыла что – то. Георгий стал подсказывать. Учитель заметил и рассадил их. На следующий день учителя пригласил к себе директор и сделал внушение:

– Мать и сын учатся вместе. За партой одной сидят. Вы задумывались над самим фактом? Это же лучшая пропаганда нашего строя. Георгий намного моложе матери, он лучше воспринимает и запоминает материал. И потом, не забывайте, она мать двоих детей – мальчиков. После занятий готовит, стирает, занимается их воспитанием. Таких надо всячески поддерживать, а вы…

– На следующий день, – рассказывала мне старая Алия – ханум, – мать и сын снова сидели за одной партой.

Они вместе, в один день, окончили училище, получили дипломы учителей азербайджанского языка и литературы и были направлены в школу села Афатли Агдамского района. Ну естественно, с ними поехал и я.

Афатли стояло на вершине горы и снизу очень напоминало гнездовья орлов. Жили здесь мужественные, трудолюбивые и любознательные горцы. Все хотели постигнуть, понять. Очень любили учиться. Встретили нас радушно. В селе не было тогда ни магазина, ни базара. Но мы ни в чем не нуждались. Проснемся утром, а на подоконнике овечий сыр, банка молока, каймак, чурек – азербайджанские лепешки, посыпанные маком, мясо.

– Кто приносит нам столько вкусных вещей, – спрашивал я брата Георгия.

– Деревня, – отвечал он. – Деревня знает, что у нас нет своего участка, хозяйства, вот и помогает.

Я прожил в Афатли не год, не два, но так и не узнал всех, кто ставил на наш подоконник свои гостинцы. Деревня!.. С тех пор в моем сознании слово это звучит как синоним слова «добро», «щедрость», способность делать хорошее без громких слов. Это в наши дни научились шуметь, проводить мероприятия – Дни, Недели, Месячники по интернациональному воспитанию. Раньше мероприятий не организовывали, зато жили мы по законам братства, одной семьей.

Запомнилось мне навсегда обыкновенное и такое необыкновенное окно. Мысленным взором, я оттуда частенько смотрю на свое детство, на людей, которых когда-то знал, помню их лица, голоса, жесты, даже взгляды. Помню как мы втроем идем по улице Афатли и как прохожие с почтением приветствуют маму: «Салам, Сона – муэллима». И старшего брата: «Салам, Георгий – муэллим». «Муэллим» значит «учитель». В Азербайджане слово это еще обозначает особое, уважительное отношение к образованному, мудрому человеку. Каждый раз, когда Георгия так величали, он терялся: считал, что люди преждевременно к его имени приставили такое слово.

Потом наступил 1941 год. Началась война Все мужчины ушли на фронт. И Георгий ушел. Сначала письма приходили часто, затем все реже и реже. А потом к нам постучалась почтальон. Она была не одна, с нею вместе в комнате появилось еще несколько женщин, подруг мамы. Глянула мама на их строгие лица и все поняла. Смерть Георгия сразила ее. Работать она больше не смогла.

После школы я, успешно сдав экзамены, поступил на юридический факультет Азербайджанского университета. После окончания одно время работал в Баку помощником прокурора.

Казалось бы, судьба моя предрешена: предстояло много и хорошо работать, чтобы стать квалифицированным прокурором. Но дело в том, что мне не давало покоя прожитое и пережитое. Как вернусь с работы, сразу за стол: пишу о деде, о его легендарной кузнице, о крестьянах, которые приходили к мастеру, о добрых людях Афатли, о разноязыких, прекрасных детях Карабаха. Писал стихи, прозу. Печатался. Вышла в свет первая книга. Появилась мучительная дилемма: кем быть? Какой профессии отдать предпочтение? Пригласили на Азербайджанское телевидение. Работал редактором. Должность конфликтная. Имеешь дело с авторами. Приходится и рукописи возвращать, спорить. Бывало, обижались на меня, но не помню ни одного случая, чтобы писатель или ученый стал бы возмущаться: мол, армянин нами командует. Если ты объективен вежлив, твои аргументы обоснованны, значит, тебя поймут, оценят.

Я хочу, чтобы меня поняли правильно. И если я состоялся как человек, как писатель (я член Союза писателей СССР, автор 20 книг), этим я всецело обязан людям, которые окружали меня с детства.

Помню, в феврале 1988 года по Азербайджанскому телевидению два вечера выступали мастера искусств Армении. Надо было видеть, с каким живым интересом бакинцы слушали, а затем на следующий день обсуждали эти концерты. И так было всегда. Когда несколько лет назад в Ереван приехала народная артистка СССР Зайнаб Ханларова, желающих послушать азербайджанские песни в ее исполнении оказалось так много, что она была вынуждена дать концерт на стадионе.

…Чем больше я живу на свете и чем невозвратней отдаляюсь от детства, тем сильнее у меня ностальгия по этой удивительной поре, по деду Ишхану, по его мастерской. Широко, гостеприимно распахнуты двери. Алая от лучей раннего солнца, от пламени кузница. Оно, пламя, такое постоянное и постоянно меняющееся, как сама жизнь, еще точнее – ее вечная диалектрическая суть. Это напоминает также беседы крестьян – карабахцев, говорящих как будто о давно известном – о земле, о погоде, об урожаях, но каждый раз вечные символы крестьянского бытия в рассказах людей звучат ярко, самобытно, первозданно.

У меня ностальгия по этому живому, многоцветному, как пламя, дружескому разговору.

Автор