Читать книгу Мы не рабы - Валерий Попов - Страница 6

Моя история родины
Полет на Сириус отменяется

Оглавление

Но дальше жить так же бодро не получалось. Кругом – пустота. А я еще наобещал жене свадебное путешествие на юг. Но – куда? Всюду, куда ни глянь, сплошь горячие точки, и даже не разберешься, кто прав!

Навещу-ка я своих южных друзей! Там хотя бы будет у кого спрятаться, если что. А жене я сказал просто:

– Летим, Нона, на юг, к моим друзьям!

– Ой, я так рада, Веча!

Эпоха, конечно, неоднозначная. Но будешь ждать «однозначных» – в море не искупаешься.


Горы и море, надеюсь, на месте? Не подвели!

– Смотри, Нона! Рай!

Аэропорт, гордость здешних мест, распахнул объятья – но долго задерживаться в нем не хотел. Отметил, что в зале безлюдно. За что боролись?

«Эзотерический центр “Сириус”» – было написано на наших воротах, на картонке с потеками. Эзотерика – это умно. Не иначе как наш аналитик придумал. Когда в головах вакуум, лучше всего заполнить их, например, эзотерикой, учением о скрытых от нас тайнах. Когда цены так растут – при полном отсутствии товара, немного потустороннего не повредит – пусть займутся.

Присутствовало и материальное. Нижняя строка на объявлении: «За сутки» – и скромная цифра, сравнимая с ценой билета на автобус. И это умно – нельзя губить идею жаждой наживы. В общем – одобрил.

– Входи, Нона!

Входим. И – никого!

– Нас должен кто-то встретить? – спросила Нона.

– Ммда!

Вот моя любимая вилла, о которой мечтал! На веревке сушились саваны с крестами… видимо, многоразовые.

Все полы устланы матрасами, начиная с террасы… скоро все, видимо, заполнится новыми… путешествующими… когда саваны просохнут. Слово «отдыхающие» как-то тут не подходит.

Мы с Ноной заняли угловую башенку, где едва можно было прилечь – но зато никто лишний тут явно не помещался.

– Бесплатно, Веча! – продолжала восхищаться жена.

– А что тесновато тут?

– Ни-ся-во! – бодро ответила она.

Закидав матрасы нашей одеждой, мы сбежали к морю… Красота!

Когда вернулись – все уже было «застлано» людьми (кроме нашей, надеюсь, башенки?). Новая «смена». Лежали плотно. Пригляделся. Да-а. Изможденная публика! Одной ногой уже, как говорится… не тут! Перешагивая их, мы вежливо извинялись, и они так же вежливо отвечали: «Ничего, ничего!» Видимо, бывшая интеллигенция. Одного спящего (сплошь увешанного бубенцами) я все же задел ногой. Бубенцы сразу же зазвенели, и он резко проснулся:

– А?!

– Спи, спи.

Поспим и мы.


– На семинар! Семинар! – разбудили нас крики. Вот это – неприятный сюрприз. Ну что же, дело привычное. Будем всех дурить.

Едой, к сожалению, и не пахло. Чем больше становилось свободы – тем меньше еды. Осталась только духовность! И то как-то так, «на скорую руку».

В зале – люди, откуда-то вроде знакомые, похоже – бывшие сотрудники НИИ… Но лица их чем-то искажены! Оказалось – новыми знаниями, не доступными прежде. На сцене – взлохмаченный гуру: кого-то он мне напоминал. Все они мне кого-то напоминали… бывшие сотрудники НИИ и КБ, одичавшие «на свободе» и ринувшиеся сюда за спасением – в мистику! Доктора, кандидаты наук! Глаза все больше умные, но какие-то загнанные… загнанные сюда, где им предлагалось покинуть тело и в облегченном виде транспортироваться на Сириус, нашу малую родину, откуда мы прилетели когда-то, и вот – время возвращаться к истокам, к более духовному состоянию, и, видимо, уже навсегда. Именно это из восклицаний гуру я и понял. Но если будут записывать в этот «улет» – я последний. Все же – море, горы… молодая жена. Причины уважительные. Чем здесь плохо?

На сцену выскочили размалеванные негры, и начался уже «полный вудизм»: сотрясая сцену, плясали с воплями, забрасывая зал куриными потрохами… Да это же бывшие джазмены из «Спутника»… до чего жизнь довела! Какой-то просто «закат материализма»! Но контуры прошлого проступали еще. «Джазменов» знаю. И гуру этого где-то встречал…

– Воду дают! – вдруг послышался крик, и эзотерическое на миг отошло.

– Вон – в подвал. На водомерный узел, – подсказали мне.

И за «штурвалом» – Влад!

– Ты не узнал меня, что ли?

Тот, не разжимая губ:

– Вчрм зхд!

– Явился не запылился! – воскликнул Влад.

– Да еще с красавицей-женой! – Это Наиля, чуточку ревниво.

Вошел вдруг гуру… Он тоже «наш»? С дикими патлами, бородой… Митя? Еле его узнал. Как-то он «позарос знаниями». Чужой.

– Так. Что у нас в руках, кроме водопровода? – бодро взялся я за дело.

– Ну… за постой платят, – проговорила Наиля. – Сам видишь – копейки. Да больше с них не возьмешь!

– Этот… за курсы свои берет! – указал Влад на Митю. – Но – себе.

– Курсы в колхозе были у тебя! – огрызнулся Митя. – А тут…

Чувствуется, что и они – устали!

– А тут… Прозрения! – нашел я нужное слово.

Митя благодарно кивнул. Главное – не скатиться в ученики, держаться ближе к гуру – вот что я понял.

– И надо это обмыть! – Нона потерла ладони, и мы выкатили бутыль.

Вскоре воцарился веселый гам. Так свобода же!

– Как вы с этими… «неземными» ладите? – Язык мой уже заплетался слегка.

– С-сливаем! – как-то страшновато сформулировал Влад. – Бабки берем… а потом – сливаем!

– Куда? – Я слегка испугался.

– Увидишь! – проговорил Влад.

– Да мне бы лучше, это… в преподавательский состав.

Митя вдруг вскочил.

– Что ты знаешь об эзотерике?! – закричал.

А ты? – чуть было я не сказал.

– Он тут на двухгодичных курсах был… в зоне! – вдруг проговорил Влад. – Там и набрался!

Как? Митя – сидел? То-то я его не узнал.

– Но… сейчас ведь уже… за науку… не сажают? – пробормотал я.

– Буквально успел прыгнуть в последний вагон! – Митя улыбнулся. – Оказывается, и Маркс опасен, когда он в листовках, а не в томах!

И я узнал его, прежнего.

– Сокол помог! – непонятно добавил он.

Я уже не стал уточнять: помог сесть или помог выйти. Не о том сейчас речь!

Главное – Митя! Вот!

– Дорогой мой! – воскликнул я.

И мы обнялись. И Влад размяк.

– Прости меня, – извинился он перед Митей. – Тяжелый день.

И они шлепнулись ладошками.

– Как же я рад видеть вас всех! – воскликнул я.

– Я знала, что все наладится, когда ты приедешь! – шепнула мне Наиля и улыбнулась нежно.


Но наладилось не все. Наутро как раз Наиля должна был читать курс о молекулярном питании (питании молекулами?), но народ вдруг взбунтовался, все вышли из аудитории и откуда-то взявшимися грубыми голосами требовали жратвы. Митя пытался что-то интеллигентно говорить – но его словно не видели. Обрушилось все на Наилю.

– А ты уймись! – орала она на женщину, похожую на парторга НИИ. – Я тебе говорила, что питание в проживание не входит!

– Нет, входит! Сама-то вон морду отъела!

Все в худших традициях проклятых эпох. Где духовность?

И тут всех нас спас Влад. Его час!

– Ти-ха! – проорал он, вздымая богатырскую руку. – Жрать хотите?

– А то!

– За мной! – скомандовал он.

Вот он, час его торжества! Я оглянулся. Митя остался один. А Влад снова повел нас в горы, как когда-то. Но – не туда. В смысле – не туда, куда в прошлый раз, не на тот романтический обрыв у моря, а от него. Мы поднялись в село Запрудное, под сенью горы, где он рос и крепчал, в бывший совхоз, где его знала каждая собака. Мы вышли к широкому полю. И зашли в длинный темный амбар. В полутьме, на груде мешков, в ватнике и сапогах, сидел небритый мужик и как-то не удивился, увидев всех нас… Это же Рубанцук, бывший садовник ЦК! Вона куда подался. Видимо, на свою малую родину?

– Ну шо? – произнес он, наконец.

– Затовариться думаем с тебя, – проговорил Влад.

– Ты шо? – произнес Рубанцук. – Без предоплаты?

– А ты шо – с предоплатой родился?

Такой вроде бы дикий аргумент почему-то понравился Рубанцуку. Что значит – земляки.

Он слез с мешков.

– Луку дашь? – нетерпеливо произнесла женщина, которую я условно назвал парторг.

И Рубанцук, и Влад посмотрели на нее с удивлением – ломает разговор.

– Сколько тебе? – Рубанцук вел диалог только с Владом.

– А сколько дашь?

– Да хоть все бери! Торговая ж сеть не принимает.

– Мешок.

– Луку? Запрудненский лук знаменит. Сладкий! – произнес Рубанцук.

– Это ты мне говоришь? – усмехнулся Влад.

– Им.

– Им – да. Почем?

Рубанцук, подумав, взял грязный деревянный колышек с каким-то выцветшим номером (с помощью этих колышков отмечают делянки в полях), достал из кармана ватника толстый химический карандаш, послюнил конец (заодно посинил себе губы) и, написав на колышке цифру, воткнул его в груду мешков.

Влад крякнул. Потом произнес:

– Ну чего? Нормально. По труду. Картофель отпустишь?

– Да! Да! – завопили все.

Рубанцук «оцифровал» и картофель, на втором колу. Показал.

– Ну что? Это реально. Гуманно… – пошел разговор.

Видно, «Сириус» всем обрыдл, все стосковались по жизни.

– Тогда собирать идите! В полях гниет! – произнес Рубанцук.

Неожиданно все оживились.

– А чего? Можно! – заговорил народ.

Прелестная оказалась публика! Все вспомнили вдруг, как студентами ездили «на картошку». Чудесное время.

– Так вон лопаты. Ведра. Вилы, кому надо.

Радостно разбирали инвентарь. Картофельное поле начиналось сразу у амбара. Длинные пирамидальные гряды земли до горизонта – окучивали, видно, давно. Сверху все пересохло, и кустики тоже. Но сочное все – в земле. Поддеваешь кустик, лучше всего вилами, вместе с корнями – и вздымаешь целое созвездие тяжелых картошин на одном бледном поднятом корне. Снимаешь их руками, бросаешь гулко в ведро. И с вилами наперевес – к следующему кустику. Пахнет сырой землей. Ломит суставы. Забытая сладость физического труда. Наполнив ведро, рассыпаешь его, сушишь, потом грузишь в мешок. Уже их – ряд. Смотрели на них гордо.

И снова – вперед, звеня ведром, как в молодые годы. Сразу за полем – горы до неба, сбоку – слепит море. Красота. По зеленому склону гор – красные крыши Запрудного. Лучший день! Когда солнце совсем нас спекло, появился вдруг Рубанцук с котлом. Сбегали за водой и сварили душистой картошки с луком, Рубанцук кинул туда еще два шмата сала:

– Угощайтеся!

Чудный старик! А я почему-то недолюбливал его.

К вечеру натаскали мешков целый амбар.

– Вот ваш мешок! – указал хозяин.

– Ну что? Берем? – продолжая еще красоваться, спросил Влад.

– Берем, берем! – Все с обожанием смотрели на него, красавца, похожего на артиста советского кино.

– Сколько тебе? – Влад небрежно вытащил кошелек.

– Да ладно! Спрячь кошель свой! – произнес он. – И лук берите!

Все растроганно зааплодировали. Коммунизм!

– После отдадите… А то вдруг не понравится? – куражился Рубанцук.

– Понравится, понравится!

– Тогда – когда сможете… Вот!

Рубанцук показал кол и даже подсветил его фонариком.

– Не по-нял! – произнес Влад. – Ты что? Оборзел?

На колышке к прежней циферке был подмалеван ноль.

– Так подумал я: спрос диктует цену! – произнес Рубанцук. – А вот – лук! – показал второй кол, тоже «подмалеванный».

– Ну ты… марксист-капиталист! – осерчал Влад.

– А ты хвост поросячий! – спокойно ответил тот.

Повисла пауза. Влад смотрел в свой кошель весьма грустно. Вот это номер! – расстроился и я. Зато, если спросить меня – «Стоял ли я у истоков капитализма?» – отвечу смело: “Стоял!”»

– Ну шо, уходим? – произнес Влад.

– Да чего там? Берем! – загомонили все.

– Социализм схавали, схаваем и капитализм! – Это изрек тот, кого я ошибочно (или не ошибочно?) принимал за профессора.

– А чего нам – повеситься, что ли? – произнесла «парторг».

– Так веревки вздорожали! – выкрикнул кто-то.

Поднялся уже и хохот.

– Да ладно! Потом отдадите, – добродушно сказал Рубанцук.

Весело дошли. Митя, скрестив руки, стоял у ворот. Общее веселье, чувствуется, добило его. А также – мешки!

– Мешочники! – пробормотал он.

– Посторонись-ка! – сказал Влад, и на доске объявлений на воротах, в строке «Сутки» к прежней цифре грубо пририсовал ноль.

– …Животное! – проговорил Митя, побледнев. Чувствуется – лишения этих лет измотали его больше других…


Наутро можно было видеть трагическую картину победы материального над духовным.

Все обходили Митю – и несли деньги Владу. У наших людей всегда найдется заначка, на крайний случай. Влад, пересчитывая, укладывал ассигнации в пузатое портмоне.

А от Мити все сторонились, как от зачумленного. И вот он остался один возле увядающей клумбы. Я подошел к нему.

– Ну что? Уезжаешь? – грустно произнес он.

– Почему? Остаюсь.

Митя молчал.

– …Депортироваться когда можно? – спросил я.

– Куда?

– Как куда? На Сириус! Не гожусь?

– Похоже, только ты и годишься! – улыбнулся Митя.

– Сколько с меня?

– Нисколько!

– Пошли?

Неожиданно увязалась и Нона.

– Я с тобой, Веча!

– Ладно.

Пропадет без меня.


У края леса Митя резко остановился и посмотрел мне в глаза.

– Ты ведь не веришь в дематериализацию? – проговорил он. И слезы блеснули.

– Но я ж иду.

Мы быстро шли через лес. Нона постанывала. Суровый край… причем – с почти вертикальным уклоном к морю: обувь вся стопчется вбок! Впрочем, перед «катапультированием» это неважно…

– Меня знаешь кто поддерживает? Сокол! – вдруг проговорил он.

– Так чего ж он тогда не улетучивается на Сириус?! – вырвалось у меня.

– Хочет открыть банк, в нашу поддержку – и назвать его «Сириус»! – поделился Митя.

– Ну… тогда идем.

– Ты настоящий друг! Остальные все – в последний момент сбегали! – говорил Митя.

– А ничего – что я не в саване? – застеснялся я.

– Да они так! – сказал растроганный Митя. – Для рекламы висят.

– Понятно. Но должен кто-то и… – пробормотал я.

Нельзя же все на свете превращать в рекламу.


– Вот, – повел рукой Митя.

Дольмены, вертикальные саркофаги, грозно глядели на нас. Позаросли, конечно, но, значит, еще в строю… раз мы пришли к ним. Среди сырых джунглей, на скользком от гнилых листьев склоне – древнейшая каменная «аппаратура», современница египетских пирамид. Каменные «дольмены» – гигантские «грибы», с костями (иногда – сразу двоих) улетевших… Археологи, правда, кости повынимали. «Загружали», причем, живых! Бр-р-р! Долетели ли их «сущности» до Сириуса? Сведений нет! Ну почему здесь так сыро? Трясет. Наверное, в древности этот «аэродром» был «открытым небу»… а деревья выросли и сомкнулись позже?

– Ну все, ладно! – глухо среди душной сырости проговорил Митя, вынимая фляжку. – Бухнем – и обратно! Кончаем комедию.

– Да нет. Почему?.. Сюда загружаться?

– Да! – выкрикнул Митя.

Стекал едкий пот, разъедая кожу. Из леса то удалялся, то приближался звон бубенцов. Накануне их обладатель провел ночь напролет в нашей башенке и, рыдая, рассказывал, как он продал свой «москвич» улучшенной модели, чтобы приехать сюда и – воспарить. И теперь вот маялся в зарослях, то приближаясь, то удаляясь… и вот бубенцы окончательно стихли. Все! Почему-то «стрелка» всегда безошибочно показывает на меня.

– Веча! – взмолилась Нона. – Мы ж прогуляли все лекции… Не знаем там ничего!

– Знания придут «там»! – пробормотал Митя.

– Ведь все будет хорошо, правда? – Я глянул на Митю.

Тот, помедлив, кивнул.

– Ну все! Я нырнул. – Я воткнул ногу в жерло на боку «башни». – До встречи на Сириусе!

– Чувствую – наломаешь ты там дров! – тепло улыбнулся Митя.

– Я с тобой, Веча! – воскликнула Нона. – Что мне делать тут без тебя?

– Все. Пока!

И я оказался во тьме… Потом влезла Нона, теплая. Обнялись.

Я уже понял, в чем тут фишка. Правда, с небольшим опозданием. Влезть сюда можно, в нижнюю дыру. И даже встать. Но потом – присесть, чтобы через нее вылезти – невозможно, ты как в пенале. Что же это за эпоха была?.. Запоздалая любознательность.

– Ты попить чего-нибудь захватил, Венчик?

– …Нет. Не успел!

Захватил, как всегда, только блокнотик… для записи впечатлений.

– Мне холодно, Венчик!

– Ну давай обниму. Согрелась маленько? А теперь прокрутись, Ноночка, спиной ко мне.

– Зачем, Венчик?

– Я ж на жестком должен писать, чтобы – четко.

– А! – хихикнула. И развернулась.

Стемнело у нас. Потом – посветлело. Сириус, видимо, не принимает наши души. Или наши души не принимают его? Хорошо, что мы в башенке нашей натренировались – теперь и здесь можно жить… но недолго. Сердце тут гулко стучит. Нона, счастливая, стоя спит. И кому-то там улыбается. А мой единственный способ «взлететь» – это писать в блокнотик. Разберут письмена?

Дикий удар, жуткая встряска! «Поехали»? Уже прилетели? Удар! Неласково нас встречают! Купол сперва дал трещину, потом раскололся! И хлынул свет! И родной запах гнили, опавших листьев… Вдохнули!

– Это, Веча, наверное, молния ударила!

Потом наш «вертикальный гробик» упал – и раскололся! Я разбил себе нос… Как всегда при смене эпох.

– Вылезаем, Нона!

И пред нами – Громовержец стоял! В руках сияла не молния – лом! Монтировка! Расхреначил Влад наш «космический корабль»! И правильно сделал… Я ногу ему пожал. Встать, пожать руку пока что не было сил.

– Полет на Сириус отменяется! Остановка Похмеловка! – сунул мне бутыль.

Я хлебнул и на спину упал. Самая лучшая поза!

– …Это твой ежик? – обрадовался я.

– Да вот, увязался! – улыбнулся Влад. Ежик тоже улыбался.

– Нона! – проговорил я. – Вставай… Обнимем нашего друга.

Втроем запрыгали. Как говорится, «башню снесло»! Хорошо на воле.

Подошли к воротам – навстречу нам неслись радостные женские и мужские крики. Гуляет народ!

– Ну идите, отдыхайте! – сурово сказал Влад. – А мне в офис!

Так впервые я услышал от него это слово.

И мы пошли к отдыхающим. Отдохнули неплохо.

Мы не рабы

Подняться наверх