Читать книгу Цесаревич и балерина: роман - Виктор Соколов - Страница 3

Император Александр III, заложив руки за спину, стоял подле высокого окна своего кабинета. Сквозь причудливый морозный узор виднелось бледное небо, подернутое нитями золотисто-оранжевых облачков. В ожидании восхода солнца в поднебесье таял серп луны.

У чугунной ограды запрягали раскормленного битюга. Возле копыт мерина дерзко и бесстрашно прыгали снегири, вспархивая на розвальни, устланные сухой соломой, клевали овес. Топорща крылья, прожорливые птахи бились друг с другом за каждое зернышко и вдруг, словно по чьей-то команде, взметнулись в морозную бездонную синь.

С ветвей разлапистого дуба сыпануло снежной пылью. Это дряхлый ворон плавно покачивался на ветке. Император хорошо был с ним знаком.

Похоже, что и ворон признал императора. У ворона была прекрасная память; он хорошо помнил и всех хозяев этого дворца, и все события, что произошли здесь за двести без малого лет.

Дочь Петра Великого, выполняя волю своего отца, построила каменный дворец и подарила его своему любовнику графу Разумовскому. На самом деле он был никакой не граф, а певчий придворного хора. И не Разумовский вовсе, а Розум. Из хохлов. Имел серебряный голос. Соловьем заливался. То ли песней задел душу, то ли еще чем-нибудь… А может, и не душу, а плоть. Ведь царица даже обвенчалась с певчим. Правда, потом документы куда-то пропали: их то ли утопили в озере, то ли сожгли. Ворон был моралистом и осуждал разнузданную «царицу Елисавет». Такие шумные маскарады закатывала! Любила рядиться в военные костюмы. Обтянется бесстыдно атласными штанами – стыд и срам!

Странный этот Аничков дворец. Вроде награды за мужскую силу, которую вручали своим любовникам распутные императрицы. Так, следующая государыня, Екатерина Великая, подарила его фельдмаршалу Потемкину. Ворону Екатерина сразу не понравилась. Уж очень жестокая. У ворона был недостаток – чрезмерное любопытство. Однажды императрица с фельдмаршалом что-то горячо и страстно обсуждали, то и дело переходя на шепот. Видно, собирались кого-то в очередной раз укокошить. Само собой, ворону ужасно хотелось подслушать, но заговорщики говорили тихо, и ворон, сгорая от любопытства, спланировал на плечо фельдмаршала. Екатерина завопила, фельдмаршал попытался свернуть ворону шею, и тут, конечно, пришлось выпустить когти. Потемкин, вскрикнув, разжал пальцы, ворон взвился вверх. Кружевная рубаха фельдмаршала покрылась кровавыми пятнами, и вскоре уже бежал к нему с вытаращенными глазами лейб-лекарь… После этого происшествия из сада Аничкова дворца слышались на всю округу беспорядочные ружейные выстрелы. Императрица приказала истребить всех ворон в близлежащих парках.

Это было тяжелое время. Ворон себе места не находил. Тянуло к дворцу, душа просила праздника, но перелететь через чугунную ограду ворон не решался. Смотрел издали, как вспыхивают праздничные фейерверки, как отблески радужных огней отражаются в темных дворцовых окнах… Желтели неровным светом лишь несколько боковых окон, там предавались любовным утехам царица с фельдмаршалом. Любопытство птичье было столь неистребимо, что порою, промокнув под дождем, подолгу смотрел ворон немигающим взглядом на эти окна. Все пытался угадать, когда же любовники угомонятся и погасят свет. Уже светало, а приглушенный свет в желтом окне все не гас. Силен был, видно, фельдмаршал. Не только в баталиях.

А потом надолго погасли фейерверки, и уже не гремела музыка в саду. Стало безлюдно. Казалось, навсегда заброшен Аничков дворец. Стал он складом императорского имущества. Хотя назывался благородно – Кабинет Его Императорского Величества. Так бы и стоял дворец сиротливо, если бы император Александр I не подарил его своей сестре. Той самой, которая будто сказала, когда ее сватали с юным Наполеоном, что она лучше выйдет замуж «за последнего русского истопника, чем за этого корсиканца». Так ли оно было, толком никто не знает, но только во дворце вновь зажглись люстры, и с качающихся ветвей ворону хорошо было видно мельканье танцующих пар…

Потом хозяйки не стало видно, а Аничков дворец заняли молодожены – будущий император Николай I и его жена. Государь вывез ее из Пруссии, она стала российской императрицей Александрой Федоровной.

Ворон видел много красоток, но равной первой петербургской красавице Наталье Гончаровой никого не было. Один умный и европейски образованный ворон был в нее влюблен и хорошо знал эту прелестницу. Вернее, ее мужа, камер-юнкера. Обещал познакомить. Когда супружеская пара показалась близ парадного входа, мудрый ворон, увидев их, так раскаркался, что трудно было его понять. И все же кое-как сумел объяснить: рядом с прелестью небесной красоты – обезьяноподобный муж. Поэт. Наш ворон не поленился, заглянул в окно, где в разгаре был шумный бал. Император кокетничал с женой поэта, а Пушкина он не заметил. Но, приглядевшись, увидел его в углу. Злющий стоял. Правда, потом, через несколько лет, ворон его хорошо разглядел: пышные бакенбарды, сидит у окна с государем. В руках книга. Огонь в камине… Прошло совсем немного времени, и ворону довелось печально кружить на Мойке. Видеть толпы перед окнами… Многие плакали…

Аничков дворец не раз был охвачен пожаром, и едкий дым стелился над деревьями, клубился над застывшим каналом. Постоянно что-то строилось и перестраивалось… Много легенд и историй связано с Аничковым дворцом, но то, что довелось самому видеть и пережить в последние годы, особенно близко сердцу старого ворона. С его точки зрения, нынче во дворце поселилась большая любовь. А началась она с великой печали…

… В курортном городке на юге Франции умирал в расцвете юношеских лет наследник российского престола Николай, старший сын императора Александра II. На столике – груда уже бесполезных лекарств. Его невеста, урожденная принцесса датская Дагмар, вконец обессилевшая от ночных дежурств, с темными кругами под глазами, не отходила от него. Бедного юношу ждал трон Российской империи. А вместо этого – хлад могилы. Последняя воля наследника была обращена к младшему брату – цесаревичу Александру. Просил, чтобы его невеста стала женой брата. К этому времени младший брат был безумно влюблен во фрейлину своей матери и решительно не мог принять наказ старшего брата. Тогда император Александр II в яростном гневе пригрозил сыну: в случае отказа от женитьбы лишит его трона. Сын готов был отказаться от царской короны. Назревал грандиозный скандал, на всю Европу… И все же пришлось цесаревичу Александру ехать со слезами на глазах в проклятую Данию. Эту часть печальной истории ворону рассказали. Дальше видел все своими глазами. Хорошо помнил, как чистили и драили Аничков дворец перед въездом молодой супружеской пары – цесаревича Александра Александровича и его молодой жены, урожденной принцессы датской Дагмары, ставшей в России после принятия православной веры великой княгиней Марией Федоровной.

Моросил теплый дождик и одновременно светило солнце. Медленно вкатывалась в парадные ворота карета с золотыми орлами на дверцах. Рослый, недюжинной силы цесаревич протянул широкую ладонь, и на нее легла маленькая ладошка его жены. И по тому, как молодожены посмотрели друг на друга, старому ворону стало ясно, что во дворце отныне поселилась большая любовь. Ворон разволновался. С трудом перелетел на другую ветку. Воспоминания о молодоженах теснили грудь… Какая прекрасная пара! Первенца назвали Николаем, в память рано ушедшего старшего брата. Хорошенький, смахивал на девочку. Едва подрос, сразу заинтересовался воронами. Пытался попасть камнем. Но силенок не хватало, чтобы угодить в птицу.

В последний раз взглянув в окно, за которым виднелся император Александр III, ворон, словно прощаясь, сделал плавный круг возле окон его кабинета, перелетел через ограду и плюхнулся на бронзовую голову императрицы Екатерины Великой.

Император, проводив долгим взглядом ворона, усевшегося на памятник, мучительно пытался вспомнить фамилию балетного артиста, чем-то похожего на этого ворона. Такой же хмурый и дряхлый. Этаким клювом нос. Его еще очень привечали дед и отец. Мазурку лучше его никто не танцует… Говорят, в Европе такого нет. Как же его фамилия? Так и не вспомнив, император невольно задержал взгляд на бронзовой колеснице. Фронтон Александринского театра просвечивал сквозь заснеженные кроны высоких деревьев. Император любил драму. Балет надоел. Вместо «Баядерки» пошел бы с удовольствием в Александринку. В зале – разночинцы, мелкие чиновники, путейцы, доктора. Докрасна отбивает ладоши галерка. Курсистки, студенты, гимназисты. Вот чем жива Россия молодая. Конечно, и здесь время можно потерять на какой-нибудь пустячок или переводную пьесу. Император старался не пропустить ни одной премьеры своего любимого драматурга Островского… Как это он такие слова находит, диву даешься. Сидишь, и будто сам побывал в купеческом доме, или же, к примеру, в департаменте…

Пробили настенные часы. Император отошел от окна и, грузно скрипя сапогами, несколько раз прошелся по кабинету, прежде чем сесть за стол, заваленный бумагами. Государь любил эти ранние часы. Можно не спеша вникнуть в смысл каждого документа, неторопливо обдумать написанное. Неспешно надев очки, император склонился над столом. Явившийся с утренним докладом генерал-адъютант сообщил, что министр двора Воронцов-Дашков ждет аудиенции.

– Проси.

Министр двора начал с того, что напомнил о предстоящей днями в Мариинском театре генеральной репетиции «Талисмана». Не поднимая головы от бумаг, государь буркнул что-то неопределенное и неожиданно спросил:

– Вы не помните фамилию балетного артиста? Уже довольно почтенного возраста. Мазурку танцует.

– Кшесинский… Феликс Иванович.

Император поднял голову и обрадованно кивнул.