Читать книгу Спираль Эолла. Часть вторая. Межзвёздные узники. Книга 1: Узники Гаура. Книга 2: Узники круга забвения - Виктор Вассбар - Страница 4

Вскарабкавшись на горный хребет, сонное солнце равнодушно взглянуло на холодное покрывало плато, – наследство ночи, нехотя выбило из него прохладную росу, и отдало её на растерзание молодому утреннему ветру. С юношеским задором сорвал ветер хрустальные капли с изумрудной спины плоскогорья, закружил их, но не удержал в слабых руках и распылил плотным серым туманом.

Окунувшись в густую серую пелену тумана, Ал шёл, как казалось ему, по проторённой тропе, но пролетело расчётное время и не только берег реки, но и полоска кустарника всё еще были где-то впереди. Ему бы остановиться и подождать, когда туман рассеется, но Ал торопился и вскоре понял, что заблудился в тумане.

– Какой я глупец! – сказал он себе. – Благо, что дикие животные по ту сторону реки, а если бы… да-а-а! Что ж, дальнейшее продвижение бессмысленно. Буду ждать, когда туман ослабнет, а потом сориентируюсь.

Туман долго окружал Ала, но, в конце концов, сжалился над ним и упал на простирающуюся перед ним окрестность крупными прозрачными слезами, открыв его изумлённому взгляду не горы, а шпили и крыши красивых зданий большого города.

Неожиданно откуда-то прилетело кроваво-красное облако, подхватило его и, покружив в своём теле, осторожно уложило на шелка пухового ложа.

– Принц, вы опять напугали меня! Что за манера появляться таким бесцеремонным образом и сразу ко мне под одеяло! – Услышал Ал нежный женский голос и осознал себя.

– Простите, графиня, я не имею ни малейшего желания находиться в вашей постели, как и не желаю быть рядом с вами после всех мытарств, что свалились на меня после общения с вами, – съязвил Мелиот, в душе желая быть рядом с полюбившейся ему женщиной как можно дольше.

– Вот оно уже как? То, видите ли, вы восхищаетесь мной, а то вдруг я уже неприятна вам. Вы уж выберите что-нибудь одно… и вообще, что это вы тут разлеглись, да ещё поглаживаете меня, там, где вам вообще запрещено касаться даже взглядом. Я чувствую вашу руку на моём бедре. Немедленно уберите её с моего тела, ваши прикосновения мне противны! – колкостью на колкость ответила графиня Мелиоту.

– Анастасия Кирилловна, вы меня не правильно поняли. Я хотел сказать, что новое приключение с заменой частей тела меня не прельщает, а рука… простите, это не умышленно, – ответил Мелиот, выскользнул из-под одеяла и удалился от ложа к противоположной стене.

– Ой-ё-ёй! Так уж и не прельщает, так уж и не умышленно? Помнится, вы смотрели на мои ноги, затаив дыхание, и с упоением оглаживали мою грудь, – с лёгким ехидством ответила Анастасия Кирилловна, в тайне сожалея, что поспешно оттолкнула Мелиота от себя. Оттолкнула желанного, милого ей человека, лежащего так близко, что, кажется, можно было услышать не только биение его сердца, но и утонуть в жгучей космической бездне его больших прекрасных глаз.

– Глупости! Я просто пытался отвлечь вас от реалий того страшного времени, ибо боялся, что вы лишитесь рассудка.

– Я, лишиться рассудка?! – злясь больше на себя, чем на Мелиота, фыркнула Анастасия Кирилловна. – Не желаю больше с вами разговаривать. Вы не только бестактны, но как были, так и остались грубияном. И где только вас воспитывали в таком невежестве и непристойном отношении к женщинам?! – Стрельнув в принца огненным взглядом своих волшебных глаз, графиня встряхнула головой, всколыхнув кудряшками воздух спальни, наполненный ароматом её молодого тела, но тут же, посветлев взглядом, спросила его. – Мелиот, неужели я так безобразна, что вызываю у вас отвращение?

– Я так не говорил. Повторяю, мне не хочется быть в вашем теле, а если откровенно, не скрывая своих чувств, говорю, вы прекрасны! – с наслаждением вдыхая воздух спальни, наполненный ароматом волос и тела графини, ответил Мелиот и невольно сделал шаг в сторону ложа.

– А я про вас так не скажу. Вы противный и… и опять в странной одежде. Прямо какой-то питеркантоп. И вообще, что вы топчитесь? Сядьте на кресло!

– Питекантроп, – улыбнулся Мелиот и, окинув себя взглядом, добавил. – Мой вид, разумеется, ужасен, но его можно трансформировать, а вот ваш характер… вряд ли. Да и… – помедлив, – окажись вы там, откуда я помимо моей воли переместился в ваше ложе, вы изменили бы и свой норов и благодарили бы Бога за глоток воды в сутки. Мечтали бы не о нежных одеждах, а о том, чем согреть своё тело.

– Видимо таковы были обстоятельства, принц! Я вас не виню. Меняйте свой наряд на что-нибудь приличное и подождите меня в гостиной, и бросьте ваше страшное оружие. Хотя бы… – поискав глазами место, куда можно положить лук, – хотя бы на кресло у двери! Иначе, Вы опять перепугаете всю прислугу, – уже более дружелюбно проговорила графиня, осознав, что была несправедливо груба с Мелиотом, которого страстно любила всем своим чистым сердцем.

Вы правы, Анастасия Кирилловна! – ответил Мелиот и, приподняв руки, посмотрел на них.

Мгновенно побледнев, его лицо, вытягиваясь, медленно поползло вверх и вниз одновременно.

Увидев растерянность Мелиота, графиня, не без тайного умысла, выпростала из-под одеяла стройное тело, покинула ложе и, отбросив стеснительность, под шелест шёлка прозрачной ночной сорочки направилась к долгожданному гостю. Покачивая безукоризненно стройным телом с тонкой талией, созидая лёгкие, плавные движения красивыми идеально прямыми ногами, Анастасия, казалось, плыла, а не шла, и если бы не кресло, за спинку которого ухватился Мелиот, то грохот в спальне от падения его тела перепугал бы всю прислугу, так как от созерцания прелестей молодого женского тела у него мгновенно закружилась голова.

Вплотную надвинувшись на возлюбленного, Анастасия без церемоний сорвала с его тела задубевшую накидку из змеиной кожи и, как бы ненароком, коснувшись его оголившегося торса пурпурными вершинами своей плотной груди, тихо произнесла, всматриваясь в его глаза снизу вверх:

– Что же вы замерли, Мелиот? Помнится свой первый визит вы обставили с шиком, чуть ли не насмерть перепугали всю прислугу, офицеров и меня, затем загипнотизировали всех перевоплощением. Мало того, бесцеремонно рассматривали и ощупывали моё тело, когда оно было в вашей власти. Так что же случилось сейчас? Вы стали скромны, как невинная девица или стали женоненавистником?

Мелиот, казалось, не слушал её, его мысли, если судить по окаменевшему лицу, приобретшему вид трагической маски, явно витали в глубинах подсознания, из которых, вероятно, он пытался извлечь что-то важное, но глубоко запрятанное.

– Да, вы меня не слушаете, – увидев застывшее лицо Мелиота, надула губки Анастасия и ткнула его в грудь своим тоненьким указательным пальчиком правой руки в попытке вывести как из оцепенения, так и из обиды на него.

– Анастасия Кирилловна, я… всё… всё пропало, Анастасия, милая, всё пропало! – выйдя из оцепенения, уныло ответил Мелиот и в желании найти утешение и поддержку в обожаемом им человеке, крепко прижал её к себе. – Всё пропало, милая девочка! Я потерял биобраслет и кольцо моего друга Наука. Отныне я буду вечным скитальцем вселенной и умру где-нибудь на её задворках в этом неприглядном виде.

– Мелиот, милый, успокойся, не мне тебя приводить в чувства, ты обязательно найдёшь выход из создавшегося положения, – обвив руками шею своего милого гостя, промолвила графиня и ещё плотнее вжалась в его тело. – Ты самый умный и самый находчивый мужчина, у тебя всё будет хорошо, я в этом уверена, поэтому и люблю тебя, глупый мой, любимый мой человек. А одежды… бог с ними… я вызову портного, и он сошьёт для тебя самое дорогое и красивое платье, – промолвила Анастасия и в порыве нежности влилась устами в его губы.

Сознание Мелиота тотчас возвратилось в реальность. Почувствовав тепло женского тела, его трепет и аромат, ощутив на своих губах нектар страстных женских уст, Мелиот прислушался к себе и нашёл в своём теле что-то новое, ранее неведомое и щемяще сладкое. К недавнему окостенению Мелиота прибавилось осознанное онемение. Страстное желание Анастасии немедленно познать полную любовь любимого мужчины на ещё не остывших шелках своего ложа передалось и ему. Ошалев от её медовых губ и аромата постели, витающего в спальне, Мелиот подхватил графиню на руки и, не говоря ни слова, сделал шаг в сторону ложа, несущего к его ноздрям пьянящий запах тела любимой женщины.

Бережно, как хрупкую вазу, уложив Анастасию на ложе, Мелиот склонился над ней, взял в ладони её миленькую головку и стал медленно приближать губы к её губам, жаждущим влиться и раствориться во всей сути любимого человека. С замиранием своего женского начала Анастасия ждала мига слияния с милым человеком, сердце громко било в груди, отчего ей казалось, что оно вот-вот вырвется и растворится в теле любимого, но миг тянулся вечностью. В порыве страсти и в стремлении приблизить сладостный миг как можно быстрее, Анастасия резко притянула к себе Мелиота и вжалась в него.

Наркотический запах её тела всё более возбуждал молодого мужчину и вот, когда губы их соприкоснулись, что-то больно кольнуло Мелиота в сердце, и эта боль сбросила с него чары графини.

Отпрянув от ложа, Мелиот смотрел на мгновенно сникшую Анастасию и видел в её глазах испуганные глаза Русаны.

Долго тянулись секунды обоюдного молчания, но как бы ни были они длинны, в облике Русаны, вставшей перед глазами Мелиота, они нашли свой конец.

Остановившимся взглядом смотрела Анастасия на Мелиота и, не понимая причину его неожиданно вспыхнувшей холодности, стыдливо натягивала одеяло на вдруг сжавшееся в комочек тело.

Эгоист, как и все мужчины, будь они даже из самого высочайше развитого общества, Мелиот не вошёл в состояние Анастасии, думая лишь только о себе, он полагал, что и все вокруг должны думать только о нём и сочувствовать только ему.

– Анастасия Кирилловна, прошу, позвольте мне надеть платье графа Тушина, и я покину ваш дом, – изрёк он, не понимая, что этими словами ещё больше ранит её душу.

– Всей прислуге я не в состоянии закрыть рот и, зная наперёд, что во многих домах не буду принята, а кое-где и осмеяна, сознательно решаюсь на разрыв с бомондом. И поверьте, милый Мелиот, я готова на всё и ко всему, лишь бы быть рядом с вами. Быть даже там, откуда вы проникли в мою постель! – затушив боль обиды, должную проявиться в таких случаях в каждой женщине, ответила она и даже улыбнулась. – Вы больно ранили меня, не поняли моей любви, но всё же я надеюсь, что в своей душе вы не будете смеяться надо мной. Сейчас идите в спальню графа Тушина, что за дверью слева, – указав глазами на противоположную стену своей спальни, проговорила Анастасия Кирилловна, – и, пожалуйста, ничего не говорите, молчите, – увидев его стремление оправдаться. – Жду вас здесь через полчаса! В другие комнаты прошу не входить без меня, иначе вы, как и в прошлый раз, перепугаете всю мою прислугу. Нет, нет, – увидев удивление в его глазах, – не своим видом, а неожиданным появлением в моём доме, в который без моего позволения нет входа ни одному мужчине.

После облачения в одежды покойного мужа Анастасии Кирилловны, графиня пригласила Мелиота к завтраку, где за чашкой шоколада сказала:

– Принц, судя по одежде, в которой вы предстали на этот раз, вы опять попали в пренепреятнейшую историю. Не хотели бы вы поделитесь со мной вашими новыми похождениями по неведомым мирам.

– Мне действительно хочется высказаться и, чувствуя ваше доброе расположение ко мне, я с удовольствием поведаю о моих злоключениях, но мой рассказ будет долгим и времени, отведённого на завтрак, будет недостаточно.

– В таком случае я надеюсь услышать его в библиотеке. Поверьте, принц, это не из праздного любопытства, сердце подсказывает, что вы вновь втянете меня в ужасную переделку, и я должна быть готова к ней. И, честно говоря, буду счастлива пойти с вами в любую неведомую даль.

– Зачем жертвовать собой ради незнакомого вам человека?

– Мелиот, я уже говорила тебе, глупый, противный ты человек! Ты не безразличен мне! Я люблю тебя! Люблю! Люблю! – дав волю сердцу, а не разуму, воскликнула Анастасия Кирилловна сквозь подкативший к горлу горький комок, и спрятала лицо в красивые тонкие руки.

Не зная как повести себя в подобной ситуации, Мелиот встал из-за стола, что-то невнятно изрёк, потом подошёл к графине и стал говорить, что его жизнь полна опасностей, затем сказал, что недостоин её – красивой молодой девушки, и так далее и тому подобное.

Отняв руки от лица, Анастасия Кирилловна внимательно слушала Мелиота, но после того, как он сказал, что она прекрасная умная женщина, намного опередившая своё время, поэтому одинока и готова покинуть своё общество, внушив, что любит его, остановила его сумбурный монолог и произнесла:

– Боюсь… наоборот, вы отвергаете меня, считая, что я недостойна вас. И, пожалуйста, не жалейте меня, – увидев, что Мелиот приноравливается погладить её как дитя по голове, проговорила она, встряхнув кудрями, – иначе я расплачусь, а мне бы не хотелось показывать мою слабость. Хотя моим признанием я уже дала понять, что слаба, ибо не смогла сдержать эмоции и чувства. Да, я одинока, но не беззащитна и могу постоять за себя, хотя в вашем присутствии, принц, у меня дрожат не только ноги, но и глухо бьётся сердце. Мои силы на исходе и я не могу больше сдерживать себя перед страстным желанием впиться в ваши губы, и устоять перед соблазном, отдать вам всю себя.

Мелиот молчал. Да и чем он мог ответить? Здесь, – в этом мире его нежданно негаданная встреча с графиней могла прерваться на полуслове в любой миг. Понимал ли он это? Конечно! Поэтому, после недолгого раздумья, напомнил Анастасии Кирилловне о независящем от него явлении, – исчезновении из этого мира в любой момент.

– Нет! – в страхе потерять любимого, воскликнула она и крепко ухватила его руку. – Нет! Я не вынесу разлуку с тобой. Мелиот, милый, не отталкивай меня и не отстраняйся. Позволь мне держать твою руку, я хочу уйти вместе с тобой.

– Моя жизнь – это независимое от меня скитание по мирам, где, возможно, меня ждёт скорая кончина. Я не могу и не хочу подвергать тебя, моя милая подруга Анастасия, опасности. Твоя жизнь дорога мне, но если ты решилась на столь необдуманный шаг, я буду держать твою руку в моей.

– О, милый! – блеснув от нежданно-нахлынувшего счастья лучезарными глазами, воскликнула она и, не пытаясь сдерживать порыв нежности к Мелиоту, резко поднялась со стула, прильнула к нему и, порывисто ухватив пальцы его левой руки, произнесла. – Пойдём, пойдём, родной, в библиотеку! Я хочу всё знать о тебе!

В библиотеке было тепло и сухо, но лишь только Мелиот вошёл в неё, как что-то неуловимо холодное дохнуло на него. Невольно вздрогнув, он посмотрел на графиню и почувствовал пальцами, крепко сжатыми её ладонью, напряжение её тела, и лёгкую дрожь, пробежавшую по нему.

– Мне тоже здесь бывает зябко, порой даже страшно, – ощутив лёгкую дрожь его руки, проговорила графиня, – но это быстро проходит. Правда… горничные поговаривают, что слышат здесь тяжёлое дыхание и надрывный кашель покойного графа, и я им верю, поэтому стараюсь не заходить сюда без надобности, но с тобой, милый, я ничего не страшусь. К тому же здесь нам никто не помешает, и мы можем спокойно вести беседу. Никто не воспрепятствует предаться наслажденью… – всверлившись в глаза Мелиота изучающим взглядом и увидев в них не страсть к себе, а настороженность, графиня натянуто улыбнулась, отвела взгляд и, горестно вздохнув, договорила, – наслажденью общения.

Большому квадратному залу, с зажженными медными канделябрами меж четырёх высоких окон, задрапированных тяжёлыми шторами из малинового бархата, глубокими зелёными креслами напротив пылающего изразцового камина, с восседающими на нём настольными часами с ангелочками, массивным диваном изумрудного цвета справа от входной двери, грандиозным столом из морёного дуба с двумя горящими серебряными подсвечниками на столешнице, низким шкафом с книгами, задвинутым в дальний угол комнаты и тремя огромными пёстрыми шерстяными коврами на стенах, увешанных разнообразным старинным оружием, более подходило название оружейная, но только не библиотека, о чём, кстати, говорили ещё алебарды, копья и лабрисы аккуратно прислонённые к стене от камина до окон.

– …но ты меня совсем не слушаешь! – увидев его пристальный взгляд, направленный на ковры с оружием, с горечью в голосе проговорила Анастасия Кирилловна и, высвободив его руку из своей ладони, крупными шагами направилась к дивану, но вдруг резко остановилась и до прорезавшегося слуха Мелиота донеслись её всхлипывающие слова. – Мне… мне так одиноко, я… а вы, Мелиот, как все… все му-муж-мужчины. У вас только од-одно на уме – ору-оружие и войны! А мы, ка-как же мы, женщины?

– Прости, Анастасия, – проговорил Мелиот и, приблизившись к всхлипывающей подруге, нежно прижал её к своей груди. – Меня заинтересовало оружие на одном из ковров, но не потому, что я трепещу перед ним, а оттого, что всё это, обведя рукой комнату, – я уже видел, и ты не поверишь где.

– Где? – сквозь всхлипы спросила она Мелиота и, теснее прижавшись к нему, обвила его шею руками.

– Во сне! Во сне, дорогая моя подруга! В вещем сне! Мистика!? Не правда ли?

– Мистика? Здесь везде мистика! – освободив Мелиота из своих объятий, ответила Анастасия Кирилловна и повлекла его к дивану. Утерев глаза платочком, вынырнувшим из складок платья, она усадила его на диван и села рядом, так, что колени их соприкоснулись, отчего ей показалось, что всю её пронзил электрический заряд и она, повинуясь порыву телесной страсти, ещё ближе придвинула ногу к его правой ноге, до такой степени близко, что почувствовала мощный прилив тепла ко всем частям тела. Сердце воспламенилось и готово было вырваться из пламени, охватившего его, и слиться с сердцем Мелиота, но он, как бы непроизвольно, отстранился от возбудившейся графини и спокойно проговорил:

– Да, во всём этом чувствуется что-то мистическое, так как в моём видении была и ты.

– Я! – радостно воскликнула графиня и, склонив голову на его плечо, скороговоркой проговорила. – Вот видишь, судьба уже давно соединила нас!

– Да, да, возможно! – не вникая в смысл её слов, проговорил Мелиот и вновь направил взгляд на оружие. – По его образцу… там, – встряхнув головой, – я смастерил мой лук, что оставил в твоей спальне.

Осознав, что на Мелиота не оказывают желаемого ею действия ни её слёзы, ни объяснение в любви, ни полная готовность отдаться его мужской силе, Анастасия Кирилловна решила поддержать его разговор об оружии и тем самым добиться его расположения к себе, а именно, ответного чувства на свою любовь.

– О, милый! Как точно ты выхватил из всего арсенала именно то, чем особо гордился граф Тушин. Многовековая история этого лука, как он мне объяснял, уходит глубокими корнями во времена становления римской империи, – сказала она, более вслушиваясь не в свои слова, а в биение сердца дорогого человека.

– Анастасия, мне не хотелось бы тебя огорчать, но граф Тушин ошибался. Этому оружию не более двухсот лет, и он не римский, а татарский. Посмотри на…

– Мелиот, пожалуйста, давай хотя бы сегодня не будем говорить об оружии, – более не выдержав жестокого испытания ненавистной темой, прервала его графиня и ещё теснее прижалась к нему. – Всё это оружие и подробности о нём – невыносимы. Лук, пика, арбалет-балет только и были на языке у графа, и мне приходилось ежедневно выслушивать его многочасовые речи о нём, делать вид, что всё это мне интересно, а мне хотелось слышать совсем другие слова.

Осознав, что Анастасия действительно права и ей, назвавшей его милым, хотелось бы слышать не бесконечные разговоры об оружии, а простые, пусть даже ничего незначащие, но душевные слова, Мелиот виновато заморгал глазами и опустил плечи.

«Глупец, возможно, Анастасия ожила и почувствовала себя личностью лишь после смерти графа, а я, как и он ношусь вокруг оружия, не понимая, что ей хочется слышать другие слова, – укротив страсть к оружию, упрекнул он себя и, приподняв её голову и пристально посмотрев в её голубые глаза, односложно зачастил. – Да, да, конечно, ты права! – но вдруг вздрогнул и мысленно произнёс. – Боже, как же она прекрасна и удивительно похожа на Русану!»

– Со мной что-то не так? – уловив на себе пристальный взгляд Мелиота, не без волнения в голосе спросила она и отстранилась от него. – Что неприглядное нашёл ты во мне? – вновь задала она ему вопрос и украдкой осмотрела своё платье, боясь найти на нём что-либо ужасное или непристойное своему женскому естеству, – пятнышко или мизерную дырочку.

– Прости, Анастасия, я отрешился от действительности. Мне показалось, что мы знакомы вечность, – ответил он, умолчав о своём открытии – её внешнем сходстве с Русаной.

– И?..

– Ты на редкость обаятельна!

– О! Ты оказывается красноречив, мой милый! – удивилась Анастасия. – А я было подумала, что в твоём мире мужчины равнодушны к женщинам и видят в них лишь соратников по службе. Рада, что ошибалась.

Улыбнувшись, графиня кокетливо встряхнула прелестной головкой на стройной высокой шее, внимательно посмотрела большими голубыми глазами в карие глаза Мелиота, как бы пытаясь прочесть в них его сокровенные мысли, но, не найдя скрытого смысла в его словах, напомнила ему о его обещании.

– Я жду рассказ. Надеюсь, в нём не будет места женщинам, иначе я очень сильно огорчусь, и поверь, вцеплюсь в твои волосы как кошка. – Изобразив согнутыми пальцами рук кошачьи когти, Анастасия сымитировала фырканье зверя и звонко рассмеялась.

– Там, где я был, нет ни женщин, ни мужчин, как и намёка на разумную жизнь, голые камни и хилая растительность, правда камни драгоценные и бескрайней россыпью, но они не имею цены, ибо купить на них что-либо не у кого.

– Меня не интересуют драгоценности, итак, я жду рассказ.

Поведав Анастасии о плато смерти и его монстрах, о песчаной и огненной реках, о долине жизни и её таинственной красоте, а так же поделившись с ней своими переживаниями и мыслями в жизни без собственного «я», Мелиот глубоко вздохнул и подытожил свой рассказ:

– Самое тяжёлое из всего, что мне пришлось пережить на той неведомой планете – это одиночество, дорогая Анастасия, и я непомерно счастлив, что судьба вновь свела меня с тобой, но одно терзает душу, вернусь ли я когда-нибудь в мой мир.

– Не терзай себя, милый! – растрогавшись от грустного повествования, ответила Анастасия и, смахнув с глаз слёзы, прижала голову дорогого человека к своей груди. – Забудь о твоих горьких днях, отныне я всегда буду с тобой и не дам одиночеству грызть твою душу! Смирись с жестоким предначертанием в твоей судьбе!

– Смириться?! Нет! Только в борьбе можно обрести счастье! Я сердцем чувствую, что преодолённые мной трудности – это лишь бугорок в начале каменистой тропы! Кто-то свыше проверяет меня на прочность!

– Мелиот, ты меня не правильно понял. Я имела в виду, что в мире нет ничего случайного. Всё, кажущееся таковым, есть предначертание. Не случайно же ты во второй раз оказался рядом со мной, значит, судьбе угодно соединить нас.

– Ты права со своей точки зрения, но у меня другое мнение. Судьба проверяет меня на прочность. Почему я в этом уверен? Не хочу лгать, а таить не имею права. Меня ждёт любимая девушка, – отняв голову от груди Анастасии, ответил Мелиот и увидел, как широко раскрылись её глаза, и замерло её дыхание. – Прости за причинённую боль. Её имя Русана, и хотя она далеко, в другом мире, я надеюсь, что вновь увижу её. Русана и ты, как два бриллианта, вышедшие из рук одного ювелира, вы, как сёстры-близнецы. Вот поэтому-то судьба и сводит меня с тобой.

– Но, как же я? Неужели судьба так безжалостна, что решила проверить твои чувства к незнакомой мне девушке через меня? Раня меня? За что, чем я провинилась? Тем, что впервые полюбила? – Закрыв лицо руками, Анастасия уткнулась в свои колени, и Мелиот услышал её тихие всхлипы.

Слова Анастасии глубоко задели душу Мелиота. Понимая, что она права, он осторожно приподнял её за плечи и, коснувшись губами её соленых глаз, проговорил:

– Милая, Анастасия, я не знаю моего дальнейшего пути, возможно, многие годы мне придётся прожить рядом с тобой. Так не будем торопить события. Уверен, время расставит по местам всё, что волнует нас сегодня.

– Ответь, Мелиот, я… я м-мо-могу, – приподняв на него взгляд опечаленных глаз, – пока ты здесь, хотя бы на-на-деяться на крупицу твоей любви? – сквозь всхлипы проговорила она.

– Когда мы счастливы, – забываем даже о близких. Когда в горе, – уповаем на них. Не ведая, что ждёт впереди, надеемся на счастливый исход, – вспомнив последнюю встречу с Русаной, ответил он, – но лучше, если желаемое не превышает наши возможности. Жить надо действительностью, хотя, пока мы живы, жива и надежда. – Размечтавшись о будущей встрече с любимой, Мелиот неосознанно вложил в душу влюблённой в него Анастасии надежду на взаимность. Радужный салют воспламенил её глаза, и бурный поток неукротимой нежности к любимому человеку вырвался из неё, вскинул руки и обвил ими его шею.

– У нас будет сын, милый! – воскликнула она и во вскипевшем порыве нежности прильнула к нему. Целуя губы и глаза возлюбленного, она ласкала его лицо руками и тихо шептала. – Подари, подари мне его, скорее, любимый, и он останется памятью о тебе, даже если рок разъединит нас.

Столь резкий переход Анастасии от слёз к бурной радости не удивил Мелиота. Ещё в первую встречу, он понял, что она очень эмоциональна и импульсивна, значит, требует к себе не только особого внимания, но и компромисса, и в то же время, не в состоянии постигнуть внутреннее содержание её души, он представлял графиню великой искусительницей. Строя свои домыслы, как он предполагал, на её плотской страсти, Мелиот не видел её чистой любви к себе и создавал из Анастасии образ соблазнительницы. Считая Анастасию искусной чаровницей в области обольщения мужчин, он не стремился откликнуться на состояние её души, чем грубо ранил её душу. И в то же время, он питал к ней глубокие чувства сравнимые с настоящей любовью, хотя боялся признаться в этом даже самому себе.

Анастасия, ослеплённая любовью, даже в мыслях не могла предположить, что Мелиот думает о ней, как об опытной искусительнице, поэтому не зажигала его страсть к себе, а искренне вела к полной любви, но не ради плотского желания, а во имя любви, своей безграничной любви к нему.

Сжав свои чувства в тугой комок, Мелиот рассуждал иначе: «Следовательно, надо быть настороже и сдерживать не только себя, а хочется, что уж кривить душой, впиться в её сладкое тело, но и подавлять в Анастасии сексуальную страсть. Но как, как сдержать себя от колдовского благоухания её тела, от желания впиться губами в ослепительно прекрасную шею и скаты её приоткрытой груди, источающие наркотический аромат, когда от одного только созерцания её девичьих прелестей, от ласковых рук и сладких губ, становлюсь пьян, кружится голова и заходится в неистовом биении сердце».

Не имея сил отстраниться от графини, не только запахом тела, но и всем обликом напоминающей Русану, Мелиот бросался от одной крайности в другую, то мысленно называл Анастасию искусительницей, то представлял, что она и есть Русана, оторванная, как и он, от своего мира.

Запутавшись в мыслях, он всё же нашёл в себе силы и остудил желание прикоснуться губами к её губам, к обворожительным изгибам её тела, кружившим голову своими впадинками и возвышенностями, заглушил вскипевшую плотскую страсть к милой его сердцу женщине, страсть познать её прекрасное тело, влекущее в тайны свои.

– Анастасия, мне кажется, что я сроднился с тобой, поэтому предлагаю вести разговор как давние хорошие друзья, без обращений к титулам и величаний.

– Милый Мелиот, это ты обращаешься ко мне то так, то этак, а я уже давно вижу в тебе не только близкого друга, но и возлюбленного моего, неужели ты не видишь этого, глупый ты мой? – ответила Анастасия и, охватив его шею руками, прильнула к нему всем своим жарким податливым телом.

Мелиот не отстранился от милой сердцу женщины, ему были приятны её прикосновения, но и не ответил взаимностью. Быть холодным к Анастасии заставляли его мысли о Русане, потерянной им в бездне вселенной, этим он был схож со своим молчаливым ледяным другом, – каменным колоссом, что ждёт его в пещере у плато смерти.

– Милая моя девочка, я не знаю, что ждёт меня впереди. Возможно, через минуту некая сила оторвёт меня от тебя и унесёт в неизвестность. Возможно, мы больше никогда не увидимся, но знай, я всегда буду помнить тебя, а это, – сняв с шеи медальон и не взглянув на него, Мелиот вложил его в её руку, – пусть будет памятью обо мне.

– Спасибо, милый, но в таком случае нам надо торопиться, – ответила Анастасия и, притянув его голову к своим часто вздымающимся упругим холмикам-груди, излила на его губы их медовый аромат. Разум Мелиота помутился, губы потянулись к их маковкам, а руки стали срывать одежды с податливого тела Анастасии.

– Целуй меня, милый, целуй! – трепетно взывали к нему её воспылавшие губы, и он целовал всё более оголяющееся тело любимой, руками и губами познавая его женскую тайну. Мир, секунду назад окружающий Мелиота, уплыл в неизвестность, ни шороха, ни постороннего звука, лишь голос милой слышал он и тонул в призывных словах своей возлюбленной.

Впервые растворившись в нектаре женского тела, Мелиот безропотно отдался жадному желанию земной девушки и влился в её страстный любовный призыв взорвавшимся криком и пульсирующим потоком атомов, выплеснувшихся из вскипевшей крови.

А в это время в опочивальне графини происходили странные явления.

Ярко-оранжевый объект, размером с грецкий орех, бесшумно летал в пространстве комнаты и принюхивался к каждому её сантиметру. Заглянув за портьеры, в ящики комода и камин, шар подплыл к постели и, не задерживаясь, нырнул в её шелка. Осмотрев пуховые глубины, объект соскользнул под ложе, но через секунду вновь проявился на нём, подрожал и вдруг резко устремился к дивану, на котором лежали оружие и одежда Ала. Через миг в опочивальне графини разнёсся тонкий всасывающий звук, объект разжирел, скатился с дивана на пол и покатил по нему к двери. Проникнув через неё в гостиную комнату, замер, как бы прислушиваясь к чему-то, затем плотно вжался в половицы и растворился в них.

Прикрыв глаза, Мелиот впитывал аромат милой сердцу женщины, благоухающей чем-то сладостно приятным, отчего пьянел и уносился мыслями в необъятную вселенную, где впервые познал любовный экстаз, всё ещё окутывающий его сознании. Впитывая его своим духом и телом, не желая расставаться с восторгом, полонившим всю его сущность, Мелиот крепко прижимал к себе всё ещё трепещущую Анастасию, отчего уже через минуту в нём вновь воспылала неукротимая страсть к новому полёту в сладостную любовную негу. И вот тогда, когда два жарких тела вошли в новый полёт, когда любовь слила их в единое целое, на потолке библиотеки, прямо над трепещущими в экстазе телами появился он, – жадный до плоти огненный шар.

Растворившись в теле любимой женщины, Мелиот не сразу осознал, что вдруг куда-то стали удаляться её страстные вскрики и затихать её частое дыхание, и понял это лишь тогда, когда всё её тело стало медленно ускользать из его объятий, понял, что пришёл миг, который, возможно, навсегда отдалит его от Анастасии. В попытке удержать возлюбленную в своих объятьях Мелиот ещё сильнее влился в её стан, но какая-то сила вырвала его тело и сознание из Анастасии и растворила в своём кроваво-красном круговороте.