Читать книгу И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной - Виталий Полищук - Страница 7

Я уже говорил, что мой ближайший друг – Валера Миута. И говорил также, что так не понял до конца, каким это образом делопроизводитель воинской части в Корее переделал его фамилию.

Но вообще-то – какая разница? Главное – он был моим верным другом, а я – его.

Валера – прежде всего спортсмен. К концу 1965 года у него было уже семь или восемь спортивных разрядов – в основном третьих взрослых или первых юношеских: футбол, волейбол, баскетбол, лыжи, коньки, легкая атлетика. И даже шахматы. Он постоянно после занятий в школе пропадает в спортзале или на нашем школьном стадионе. Так что физическое развитие у него – на высоте и он его совершенствует постоянно.

А вот остальные предметы… Не любит Валерка учится. Он парень умный, ведь читаем мы с ним вместе, одни и те же книги. А вот направления совершенствования развития у нас с ним диаметрально противоположные. У него – физическое развитие. А у меня – умственное.

Объясню, что я имею в виду.

Сначала – о физкультуре. Так уж получилось, что там, где я родился и вырос (а дело было в субтропиках, на теплом «самом синем море»), лыж и коньков не было, так как не было снега. И вот приехав в Сибирь сразу в пятый класс, я оказался в положении дурацком – мои одноклассники и на уроках физкультуры, и в свободное время не слезают с лыж и коньков, а я не то, что бегать на них – стоять не могу!

Смеялись надо мной зло, тем более, что детей начальников ведь нигде и никогда не любят…

Пару лет я терпел, по физкультуре имел тройки, а потом в новом для меня холодном климате я начал постоянно болеть. Поставили мне диагноз – хронический бронхит.

И я решил самоутвердиться, воспользовавшись этим.

Я симулировал по вечерам сильный кашель, который мешал мне спать, выматывал меня, так что я лежал до утра без сна, в поту. Родители жалели меня и в школу не отправляли. И как-то так получилось, что я пропустил одну четверть, вторую…

Тогда надомного обучения в школах не было, так что я уроки делал дома, задания мне приносил Валерка, да и другие одноклассники помогали. Для проверки я передавал выполненные задания с ними же в школу. А сам тем временем старался добиться высот в том направлении, где мне под силу было стать первым.

Я, конечно, не лежал в постели. Днем я выходил иногда, ходил в библиотеку, и скоро стал самым основным читателем таких изданий, как журналы «Вокруг света» и «Наука и жизнь», научно-популярных книг серии «Эврика!» и тому подобного. И скоро я уже знал много такого, чего мои сверстники не знали, да и не могли знать – у них просто не было столько времени на чтение.

А тем временем фактор моей неполноценности как бы сошел «на нет». Я пропускал занятия четвертями, а выходя после этого в школу, был «на уровне» по всеми предметам, а поскольку изучал их самостоятельно, дома, то меня хвалили. Кроме – физкультуры, и поэтому мне стали ставить «четыре» и по «физ-ре». По итогам одной четверти, потом второй… И постепенно это вошло в правило – оценивать меня по физкультуре как бы условно, в соответствии среднему уровню успеваемости. А он был «4» и «5».

«Болеть» я перестал лишь в 9-м классе, предметы стали сложными, дома их не освоишь, да и записался я в группу шоферов. С 9-го класса у нас началась профессиональная подготовка.

А с преподавателями физкультуры у меня сложились прекрасные отношения. Вот уже второй год я хожу на уроки, но не переодеваюсь, а только снимаю пиджак и обувь и помогаю преподавателю Филиппу Степанычу (или по-простому – «Филе»). Я со свистком во рту сужу на уроках все соревнования – волейбол, баскетбол. Готовлю «Филе» таблицы, в которые потом вписываются спортивные результаты соклассников, и делаю другую вспомогательную работу. Так что каждое полугодие свою «четверку» как бы отрабатываю.

А что касается интеллектуального развития – я добился своего. Я не умнее моих одноклассников, просто знаю больше, причем в той сфере познания, которая всегда определяется учеными как области непознанного либо непознаваемого. Ребята называют такие вещи «интересненьким».

Возращаюсь к Миуте. Вот такой мы были парой – если нужно показать что-то связанное с физической силой (или вообще с физическим развитием), первым был Валера.

Если нужно было «блеснуть интеллектом» – на передний план выдвигался я.

Две противоположности. Дополняющие друг друга. Тандем!

К сожалению, была еще одна сфера, где Валерка Миута превосходил меня неоднозначно. Это – отношения с девочками.

Я был закомплексован и с девчонками робел. Валерка – легко входил в контакт с ними, причем часто этот контакт становился очень тесным. И близким.

Об этом я расскажу чуть позже, а пока мне хочется рассказать о Гемаюне, Бульдозере, Валюхе и Галке.

Брат и сестра Гемаюнские живут на нашей же улице Кучеровых, но через один дом от меня. Саня (кличка Гемаюн) моложе нас с Валеркой на два года, а его сестра Валя – на три. У Вали есть одноклассница и подружка – Галка, она живет на соседней улице. Рядом с ней живет одноклассник Сашки по кличке Бульдозер. Получил свою кличку Борька Санаев за то, что еще в пятом классе залез в стоящий на школьном дворе бульдозер (что-то там копали и сгребали дорожники) и сумел его завести.

Среди учеников были проведены розыскные мероприятия, Санаева нашли, вину его доказали, но наказывать не стали, потому что бульдозерист уверял всех, что трактор сломан.

Я стоял в толпе и лично слышал, как здоровенный усатый дядька удивлялся и говорил:

– Это ж не может того быть… Мотор же вроде заклинило, я вчерась так и не смог его завести… Как же этот малец его завел-то?

«Малец» ничего объяснить не мог. Но обзавелся с тех пор (и думаю, до конца жизни) прозвищем Бульдозер.

Чтобы, характеризуя и иные его достоинства, не возвращаться пока к Борьке, скажу, что к числу его несомненных талантов относятся умение шевелить ушами, сводить глаза к носу, как если бы он был слепым, и виртуозная игра на гитаре. Думаю, он весь свой талант после происшествия с тяжелой техникой обратил в сторону глубокого проникновения в мир звуков посредством овладения гитарой. И когда он со своим дружком, по кличке Моцарт, заканчивающим в этом году музыкальную школу по классу баяна, иногда играют музыкальные композиции дуэтом, мы буквально застываем – играют они просто здорово!

Санька – руководитель банды, как мы называем малолетних своих почитателей – самый физически развитый. Ну, это понятно – иначе он не был бы руководителем. А вот девчонки – тут нужно рассказать подробно.

Как-то так получилось, что росли мы все вместе. Мы подружились с Миутой, когда наши родители получили дома рядом на улице Кучеровых, и было это пять лет назад. Тогда нам было по тринадцать лет. Гемаюну и Бульдозеру – по десять лет, и они сразу стали крутиться возле нас и смотреть нам в рот. А вот девчонки оказались с нами как-то незаметно, просто начали играть с нами – и все. Мы играли тогда летом – в лапту, «штандер» (игра с подбрасываемым вверх мячом), зимой – в войну и прятки.

Постепенно наш диапазон игр расширился. После кинофильма «Три мушкетера» мы сражались на шпагах, а после «Великолепной семерки» – метали ножи и стреляли из револьверов.

Но это уже недавно, года два назад. Мы с Валеркой научились выпиливать из досок револьверы, по форме, «как настоящие», причем сбоку прибивали округлые щечки, имитирующие барабан револьвера. Получалось очень похоже на «взаправдишний», а мы еще и красили их в черный цвет.

Апогеем увлечения револьверами можно считать следующее событие.

Прямо рядом с нашей улицей, на задворках улицы Гаражной было большое пустое пространство. Его использовали как поле для посадки картофеля. С одной стороны этого поля длиной метров 60 велась стройка новой котельной, и это было излюбленное место наших игр. Строители возвели стены, положили крышу и на этом стройку «заморозили». А внутри остались нетронутыми деревянные «леса», и вот по ним-то мы и скакали, как Тарзаны. Здание котельной было высоким, метров десять, и как никто из нас ни разу не свалился – не понимаю. И ведь вместе с ребятами скакал и я с Миутой, два здоровых дурака.

А с револьверами было так.

На другой стороне картофельного поля был какой-то сарай. Я и сейчас не знаю, что в нем находится – но его сторожил хромоногий старик. И вот когда нам надоело воевать друг с другом, пуляя понарошке из револьверов («пх», «пх» или «тух!» «тух!» – примерно так звучали выстрелы), мы с Валеркой решили атаковать этот сарай.

Как раз в то время в аптеке продавались дымовые шашки для травли мух. Мы купили несколько штук и собрались их опробовать. Именно во время атаки.

И вот такая картина маслом: мы с Миутом сидим возле стены котельной, с нами рядом Валюха и Галка, а в сторону сарая двигаются цепочкой Гемаюн, Бульдозер, и с ними еще человек пять их приятелей – они приходили в нашу компанию частенько, нравилось им играть с нами.

Все – с револьверами в руках, слышны команды Гемаюна: «Организованней, ребята!» и «Не разбредаться, цепочкой идем, цепочкой!»

То есть все на полном серьезе.

Мы с Валеркой покуриваем сигареты – понарошку, не-в-затяг, для солидности. Девчонки с восхищением смотрят на нас и на наших «бойцов», которые почти достигли вражьего логова – сарая на противоположном конце поля.

И тут раздается рев, откуда-то выбегает, ковыляя и опираясь на клюку, старик-сторож, и наши с Миутой воины бросаются в позорное бегство. Мы вскакиваем, кричим: «А ну, назад» и «Отступать организованно! Отстреливайтесь, вашу мать!», и порядок восстановлен: вновь на поле реденькая цепочка, наши богатыри теперь отходят медленно, пригибаясь, лицом к врагу, при этом отстреливаются из револьверов. Теперь с поля слышно только «пх!», «пх!» и «тух!», «тух!», а также сочный мат сторожа, который никак не может приблизиться к быстроногому противнику, и это его сильно раздражает, потому что мальчишки не убегают, а повинуясь командам, которые громко отдаю я: «Организованней отступаем! Отстреливайтесь, отстреливайтесь!», отстреливаются, целясь в него из «наганов».

Валерка тем временем деловито раскладывает рядом с собой отравляющие шашки из аптеки. Девчонки хохочут. С поля раздается «Тух! Тух» и «Е… вашу мать! Убью!», и снова «Пх! Тух!»

Мальчишки отступают, не ломая строя, и отстреливаясь! Сторож матерится и от бессилия кидается в них комками земли. Девчонки уже просто визжат от хохота, а мы с Валерой начинаем деловито поджигать кончиками сигарет запальники шашек и, выбегая на поле, бросать их прямо на пространство, разделяющее «наших» и «врага». Вверх через пару секунд вздымаются клубы серого вонючего дыма, и тут уж мальчишки, закрывая носы руками, бегут к нам, мы все вместе укрываемся от дыма в котельной, а что стало со сторожем – нам до сих пор неизвестно. Уковылял назад к себе, наверное…

А если бы и пробрался сквозь дымзавесу – он обнаружил бы нас внутри стройки сидяших на верхотуре на «лесах». Ну, и что бы он мог сделать?

Наши предосудительные развлечения не ограничивались подобными войсковыми операциями. Например, прошлым летом мы решили обследовать некое строение, которое располагалось прямо за нашими усадьбами, то есть – уже непосредственно на нашей улице. В сарае мы обнаружили полуразобранный грузовой автомобиль Газ-66, и мы с Валерой, как будущие шофера-профессионалы, деловито осмотрели его, залезли под капот, и при этом обменивались профессиональными терминами, вроде: «Смотри, карбюратор новый почти!», «А маслопроводы уже отвинтили, заразы!», «И провода все отодраны! «А прерыватель, смотри, на месте!», Ну, и далее в том же духе.

Наши сателлиты стояли вокруг и открыв рты, восхищенно слушали эти реплики. А мы с Валеркой чувствовали, как наш авторитет в их глазах растет, как дрожжевое тесто, то есть – буквально на глазах.

Несколько дней мы играли на крыше этого и соседних брошенных сараев, но однажды днем все закончилось.

Здесь нужно описать диспозицию.

Несколько наших домов были между собой соединены калитками. Дело в том, что питьевая вода тогда была только в колонках на углу каждого пересечения улиц, в домах водопроводов не было.

Но вот в огороде углового дома Гемаюнских, на пересечении Кучеровых и Гаражной, был вырыт колодец, в котором была очень вкусная вода. Вот чтобы вся улица могла ходить к колодцу за водой, и были сделаны калитки в загородках, отделяющих усадьбы друг от друга.

В проемах всех калиток внизу были прибиты доски в виде порога. Это – чтобы летом цыплята не шлялись к соседям и не «травили» посадки.

А вот теперь такая картина. Утро, солнце, тишина. На крыше сарая с грузовиком носятся наши малолетние друзья, мы с Валеркой что-то обсуждаем, рядом, как обычно – Валюха и Галка. И тут вдруг благостный покой разрывает полный тревоги крик «Атас!», и начинаются молниеносные движения: лихо, опираясь лишь одной рукой на высокий (не менее метра в высоту) штакетник, один за другим мальчишки перебросив тело, «махают» через ограду и ногами открывая калитки, несутся через усадьбы вперед, к улице Гаражной.

А за ними бежит здоровенный дядька.

И вот когда он, минуя нас, заносит одну ногу через доску, прибитую внизу калитки, Валерка деловито встает, делает несколько шагов к калитке и ногой отправляет створку ворот вперед. Та ударяет по второй ноге преследователя именно в тот момент, когда он одной ногой уже з а калиткой, а вторая… Вот вторая из-за ловкого удара Миуты блокируется между доской и воротиной, и в результате мужик падает. А когда, матерясь, он встает на ноги, впереди никого нет – все уже успели убежать, а сзади он видит сидящих на крыльце дома двух пареньков, болтающих с двумя малолетними девчонками…

Потом мы выяснили, что когда наши друзья лазали по крышам, они вдруг увидели, что кто-то с мешком в руке зашел в сарай. Они по крыше подкрались, заглянули сверху в дыру и увидели, как какой-то мужчина принялся отворачивать от грузовика детали и совать их в мешок. Гемаюн решил пошутить, сказал громко: «Нехорошо воровать, дяденька!», и получил свое – мужик выскочил наружу, мальчишки градом ссыпались с крыши, и дядек бросился их ловить.

Продолжение вы знаете.

Способности Бульдозера мы также использовали.

В соседнем со мной доме жил второй секретарь райкома партии с семьей, и у него была мать-старушка. Была она злой, и когда мы стайкой шли напрямую через три усадьбы к колодцу, она, услышав скрип открываемой калитки, тут же выходила на крыльцо и начинала нас ругать.

И так каждый божий день. Нам с Валеркой это надоело, и мы решили старушку проучить. И вот когда в очередной раз скрипнула калитка и тем самым подала сигнал старухе о необходимости выйти на крыльцо, бабуле предстало следующее зрелище.

По двору медленно шел мальчик со скошенными к носу глазами. Он вытянул вперед руки, как бы пытаясь нащупать что-то перед собой, уши у него шевелились, словно локаторы, которые заменяли ему зрение.

Вообще-то зрелище было жутковатое.

Старушка не могла не пожалеть «инвалида».

– Ах ты, бедненький мой, откуда же ты взялся!.. – запричитала она. – Сейчас я, подожди.

Она шустро вынесла из дома большую тарелку со свежеиспеченными пирожками и поставила на крыльцо со словами:

– Съешь пирожочек, мальчик! А я сейчас тебе компотика принесу…

Непонятно, почему она сказала о пирожках в единственном числе, потому что когда она через минуту вышла на крыльцо, тарелка была пуста, «убогий» исчез, а метрах в двадцати, на территории соседней усадьбы у колодца весело гомонила наша компания.

Мы ели пирожки, которые были такими вкусными! Как все, что удается стащить…

– Ах вы, нехристи! – Старушка грозила нам рукой. – Вот погодите!

Мы действительно все были нехристи, тогда ведь почти никого не крестили в детстве. И вели себя соответственно.

А вообще мы ежедневно все лето купались на озере в центре Боговещенки, а когда стали взрослеть – компания стала распадаться – мы с Валеркой каждый вечер ходили на Бродвей, на танцы, а наших верных вассалов на танцплощадку пока не впускали – танцы считались молодежным мероприятием, и на них пускали лишь с 16 лет.

Так что мы отдыхали по-взрослому, а наши друзья… ну, они обычно торчали за оградой танцплощадки и смотрели сквозь реденькое ограждение на нас.

И вот этим летом, по-моему, наши девочки стали нас ревновать.

Тут самое время поговорить о «женской» части нашей дружеской компании.

Валюха и Галчонок были для нас своими, мы ведь вместе росли, вместе играли, и мы с Валерой долгие годы не замечали отношения девочек к нам.

С моей легкой руки мы называли их амазонками. А они меня с Валерой, малолетние глупышками, называли «амазонами». А мы ухмылялись – и не поправляли их.

Вот сейчас я понимаю – наши девочки были ведь влюблены в нас. Знаете, как могут любить девчонки-ученицы своего молодого учителя. Они смотрят ему в рот, ловят каждое слово, стараются быть все время рядом с ним и стараются услужить во всем.

Вот для Валюши и Галочки мы и были такими учителями. Они верили нам во всем, они старались быть рядом. Они так любили нас! И вот прошедшим летом мы это почувствовали. Каждый раз, когда мы, разодевшись, шли вечером на Бродвей, они возникали как бы ниоткуда, и шагая рядом с нами, говорили:

– На танцы пойдете?

– Да! – отвечали мы.

– С Ленкой и Машкой танцевать будете?

Мы с Валерой переглядывались.

– Ну, может быть и будем… – говорили мы.

– Жених и невеста! – они отбегали и показывали нам языки.

– Брысь! – говорили мы, и с достоинством, как подобает взрослым уже мужчинам, шли дальше.

А недавно я вдруг рассмотрел их и понял, что наши девочки становятся взрослыми. Валюша была чуть ниже, Галка – повыше. Валя была смуглой и черноволосой, а Галя – светленькой.

И я увидел, что у обеих тоненькие и почти взрослые фигурки. И сразу бросились в глаза красивые ноги, маленькие пока грудки, тонкие изящные руки.

Я понял, что наши подружки выросли.

Этим же вечером, когда мы возвращались с Валеркой с танцев, я сказал ему об этом. Он оглянулся – вся наша компания, вся четверка (Гемаюн, Бульдозер и девочки) шли сзади. Они весело болтали, были беззаботны и очень счастливы – их «повелители» шли впереди и не подцепили девчонок. А значит – принадлежали им, как они сами принадлежали нам.

Они были на вид почти как мы. Почти взрослыми…

И что-то вдруг сжалось у меня внутри. Я впервые осознал, как быстротечно время. И почему-то мне стало жалко их, себя. Ведь с каждой минутой все дальше позади оставалось все детское и чистое. А впереди ожидала жизнь, полная неизвестностей.

Но говоря о друзьях, хочется рассказать также и о Нелли с Надей.

Нелля Куницына и Надя Лишайникова – наши с Валеркой одноклассницы. И наши друзья.

Первой из них двоих в нашем классе появилась Нелля. Это было в сентябре 1963 года.

Она была не то, чтобы красивой – черноглазой, с кудрявыми волосами и точеными ножками. Я ее сразу назвал миниатюрной.

Как известно, все новое – привлекает. И Нелля сразу привлекла внимание не только нашего тандема, но и кое-кого еще. Однако всех иных моментально отсек Миута. Он подошел, закрыл Неллю спиной, и сказал двум жаждущим знакомства с «новенькой»: «А что это такое? А кто это сюда лезет? А кто это хочет получить по роже? А?»

Страждущие познания «новенькой» улетучились, а Миут повернулся и собрался было представиться, но Нелля фыркнула и, дернув носом и задрав подбородок, прошагала мимо нас в школьную дверь. Кстати, вздернутый нос был единственным ее недостатком.

Мы переглянулись и тоже пошли в класс. Это было 1 сентября.

А через пару минут после начала классного часа завуч привела к нам в класс Куницыну и представив ее, сказала, что Нелля приехала к нам в связи с переводом ее папы – адвоката Куницына, в Боговещенский район. И теперь будет учиться в нашем классе.

Миута шепнул мне: «Наша будет, Толя!»

Кто бы сомневался…

Нужно сказать, что осаду мы вели вдумчиво, расчетливо, отрезая поползновения одноклассников втянуть Нельку в свою компанию. И уже с первым снегом мы частенько вышагивали втроем по улицам, болтая обо всем.

Такая вот дружная троица…

Но где-то после после прошлого Нового года нам пришлось что-то в отношениях с Нелькой решать – мы так и ходили втроем, и домой после кино провожала ее мы вместе с Миутой. Но нам было уже по семнадцать, и пора было переходить от стадии простой дружбы к следующей стадии – начинать «дружить». Это означало – ухаживать, целоваться, ну, и возможно – все прочее.

Что закономерно следует за поцелуями.

Да, об этом следует рассказать подробно, и я это сделаю, но – чуть позже.

И, наконец, Надюха Лишайникова.

Она приехала к нам прошлой зимой. Дело было так.

Первым уроком в тот день у нас была история. И вот вместе с Орангутангой в класс заходит завуч и рядом – высокая, в школьной форме девчонка (я не говорил, что чаще всего мы вплоть до окончания школы носили школьную форму?). Ну, девчонка и девчонка – так себе – обыкновенная… Вот только на голове взбитая высокая прическа. Из светлых волос. Прям как у Рукавишниковой…

Завуч говорит:

– Знакомьтесь, это Надя Лишайникова, приехала к нам из города Камня. Будет учиться в вашем классе. Так, Надя…

Завуч осматривает взглядом класс, видит, что свободное место лишь за моей партой, и говорит:

– Проходи, садись рядом с Толей Монасюком.

Лишайникова проходит ко мне, садится рядом, и мы так и сидим молчком весь урок истории.

Все поглядывают в нашу сторону, пацаны, когда я смотрю на них, показывают мне большой палец: мол, давай, девка нормальная! Девчонки смотрят в основном, на Надю, шепчутся, гримасничают – что-то, видать, им в новенькой не нравится. Одна Нелька тоже мне подмигивает и, сжав губки, кивает головой – мол, не теряйся!

Вот так и прошел урок истории. А следующим был урок алгебры, и должны были мы писать текущую контрольную работу.

И когда Дмитрий Иванович расписал на доске оба варианта контрольной работы, а я уже, как и все другие, достал учебник и собрался положить его на сидение, чтобы начать списывать теорему, Дмитрий Иванович взял – и отчебучил невероятное – вместо того, чтобы сесть за свой стол и делая вид, что он поверх очков смотрит на нас, уйти на самом деле в свой блистательный мир цифр и формул, вдруг благожелательно говорит:

– Ну-к, и ктой-то у нас здесь и новенькая (Хм-м)?

Лишайникова встала, ответила, что это она, и фамилия ее – такая-то, а зовут – Надя.

– Давай-к и-впишем тебя и в журнал!

Дмитрий Иванович записал в журнал Лишайникову, а потом вдруг встал – и подошел к нашей парте! Это было невозможно, невероятно, из ряда вон!!!

Я быстро сунул «Алгебру» в парту, и принял задумчивый вид. Вот только писать с этим видом я ничего не мог, и поэтому я пропустил пол-страницы под теорему и записав уравнение, попытался его на черновике решать.

А Дмитрий Иванович наклонился над Надькой, и принялся, листая ее учебник алгебры, выспрашивать, что сейчас изучают по алгебре в каменских школах, да какую тему она, Лишайникова, изучала последней…

Класс наблюдал за мной. За исключением нашей математической четверки – они лихорадочно решали уравнения обоих вариантов, чтобы запустить машину списывания в ход и самим успеть написать контрольную работу.

Передо мной сидел Гриша Каминский с Бубликовым. И у них на сидении лежал открытый учебник. Они, правда, застыли, так как боялись шевельнуться и привлечь внимание Дмитрия Ивановича. Он, конечно, никогда никого не ловил на списывании, но ведь он и не ходил по классу.

Гриня надеялся, что пронесет и на этот раз. Но бог был сегодня не на его стороне…

Когда Дмитрий Иванович наклонился в очередной раз к Лишайниковой и учебнику перед ней, взгляд его случайно упал на парту впереди, и прямо перед его глазами оказалось сидение и открытый учебник на нем.

Дмитрий Иванович не поверил своим глазам.

Полусогнувшись, как был, он тихонько, не отрывая взгляда от сидения с учебником, сделал по проходу между партами несколько шагов назад.

Учебник не исчез!

Не веря своим глазам, Дмитрий Иванович быстро прошел по проходу вперед, обернулся и резко присел на корточки.

Это невероятно, но… Учебник был перед его глазами!!!

И тогда буквально подпрыгнув на месте, он даже не выкрикнул, а почти взвизгнул:

– Каминский! Встань! Ядяница за списывание!

И бегом припустил к учительскому столу.

Он влепил Грине в журнал единицу, а класс взорвался от хохота.

Боже, как мы смеялись!

Но прошла уже половина урока, так что контрольную нужно было писать.

Надюха посмотрела на мою тетрадь, потом по сторонам и увидев, как почти все списывают из учебников, которые лежали на сидениях парт, все поняла.

Она открыла учебник и сделав вид, что что-то там читает (ей было можно – она ведь контрольную работу не писала!), сказала мне пренебрежительным шепотом:

– Пиши, горе мое! «ad + bc +3x»… И скоро под ее диктовку теорема была написана, чертеж синусоиды перерисован – Лишайникова повернула учебник в мою сторону, и я все перерисовал в тетрадь, а когда ко мне «прибыло» решение уравнений, Надя читала мне его вслух, так что я буквально в три минуты завершил контрольную.

А на перемене мы уже стояли все вместе – Миут, Куницына, я и Надя, и весело болтали.

Мы приняли новенькую в свой круг.

А над Гриней Каминским смеялась вся школа, думаю, если кто-то и сейчас вспомнит тот случай, обязательно рассмеется.

Чуть позже, ближе к Новому, 1966, году, мы с Валеркой сошлись с новыми друзьями – Вовкой Чернявским из нашего класса, Колькой Иванковым из параллельного 11 «Д» и Ратгаром Белоперовым.

Ратика назвали так родители в честь одного из викингов. Его мама была библиотекарем, любила времена викингов и много читала о них, вот Ратик и пострадал. А школу он закончил в прошлом году, но по зрению его в армию не взяли, и он в то время определялся в мыслях относительно собственного будущего.

И был безнадежно влюблен в Рукавишникову.

Вот такой компанией мы и стали готовиться встретить Новый 1966 год.