Читать книгу Моя ойкумена. Лирика 1979-2009 - Владимир Берязев - Страница 8

Могила великого скифа
Булавка

Оглавление

Грёз завсегдатаи —

Сроду не чтили Закона,

Мы заклинали судьбу о продлении сна.

Вдруг я очнулся:

Взяла зажигалку икона,

Газ запылал,

она факел к глазам поднесла.


Вспыхнули очи.

Младенца огнем затянуло.

Он только крепче прижался к родимой щеке.

Пламя по алой порфире

на грудь соскользнуло

И запле-

            пля-

                        пле-плясало на белой руке.


Стой, Богоматерь!

Отдай мне мою зажигалку.

Господи-Боже,

ну, кто ж теперь крест понесёт?

Сон обратился

в гнилую чадящую свалку.

Стол содрогнулся

под волнами желчных икот.

Звякнули ложки,

И рюмка скатилась под лавку.

Черную доску

заткали в углу пауки.

Все что нашёл —

на полу золотую булавку

Да белоснежный дымок непорочной руки.

::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Выстыла печь.

За окном одиноко и мглисто.

На чердаке домовой непохмельно мычит.

Высохла килька,

Испортился «Завтрак туриста»,

Помер Гефест,

Продырявился ядерный щит…

В левом углу

сквозь экран гомункулус плешивый

Что-то бубнит

И пытается цифрой замкнуть

Вечный пожар…

Но мы живы, поганец, мы живы!

И сквозь огонь

Наш последний единственный путь.


Пусть твои дьяки

Навыворот Слово читают,

И говорит о добре механический гроб.

Вот заикнись лишь о совести,

выкормыш стаи,

С бранью бутылкою бросит в тебя протопоп.


Уж Аввакуму

на полке аукнулся Клюев,

С тихим смиреньем

зарей занялась купина.

Игорев лебедь

несёт землю Родины в клюве,

Чтоб в океане ином возродилась она…

::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Никнет сирень под росой.

Отсырело полено.

Даже две мухи уснули в стакане на дне.

Только булавка

горит на ладони нетленно

Напоминаньем

о нашей нетленной вине.

Что же мне делать?

Убог я и деда не помню.

Может быть, за море сгинуть,

а дом подпалить?

Может, зарыть золотинку в ограде у комля

Строго тополя?..

Или же проще пропить?

Справа ломбард…

Напрямую живет участковый…

Слева Хазанов – известный в народе дантист.

Что же мне делать


с булавкой твоей лепестковой,

Капелькой неба,

упавшей на вянущий лист?

Благодарить?

и хранить?

и с любовью молиться?

Но для молитвы, как минимум, надо иметь

То, чем душа возгорится

и умилится —

Ту безоглядность,

для коей не ведома смерть.

Мы, одичав,

без прививки уж не плодоносим.

В уши мамлюка

не дозваться родным голосам.

О, Матерь Божья,

обрежь свои девичьи косы,

Мы позабыли пути к золотым небесам.

::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Тихо в избе.

Баба Поля давно на погосте.

Серою поступью

тронулись в утро кусты.

Тень за оградой

стучит командорскою тростью.

Острый скулеж

издырявил покров темноты.

Пса кличут Фустом,

Он дрожит от соседского стука.

Страшно, кобель?

Так ползи же к хозяйским ногам.

Как мне знакомы

холодные руки испуга,

Лихо глядеться

в пустые глазницы векам.

Страшно, кобель.

Ты сегодня вдвойне одинокий:

Не разделю

я твоих инфернальных скорбей.

Теплится весть

на последнем незримом пороге.

Жизнь закругляет,

священный жучок-скарабей.

Бабушка Поля приходит,

садится на лавку,

Пальцем маячит, сквозит, улыбается мне,

И все глазами, лицом —

про святую булавку,

И все про деда,

чьё фото висит на стене.

Я посажу


ту булавку в горшок на оконце,

Охрой полью,

купоросом и горькой сурьмой,

Может быть, вырастет

синего неба иконка

С той, золотою по краю,

чеканной басмой.


1989

Моя ойкумена. Лирика 1979-2009

Подняться наверх