Читать книгу Я сердце оставил в далеких горах… - Владимир Буркин - Страница 5

2.1.

Николай Иванович Медведев – сорокалетний мужчина, сразу после получения лестного предложения о добровольном заключении себя в места не столь отдаленные и почти курортные сроком на один год отправился к своему знакомому – Виктору Дудину. Когда-то они вместе занимались горным туризмом, и часто ходили по маршрутам в одной группе. Квартира компанейского Виктора и его общительной жены Аллы служила своеобразным клубом по интересам. Прежде там всегда толкались альпинисты и горные туристы со своими рассказами, байками, планами. Там можно было достать карты маршрутов, переснятые на бумажные простыни, взять на прокат или приобрести нужную экипировку, найти, наконец, партнеров или влиться в чью-то группу.

В начале тридцатых годов бабушка Виктора, в те годы очень молодая женщина, со своим мужем и маленьким сыном, вместе с семьями трех братьев попала в Среднюю Азию на волнах великого раскулачивания. Весь род Потаповых – девичья фамилия бабушки, выслали с тощим скарбом в необжитый, безводный район на полупустынные земли. Правдами и неправдами они перебрались в горы на речку Чаткал в Киргизии. В горах, несмотря на тяжелые условия, сохранялся шанс остаться в живых. Спаянность позволила им выжить и обосноваться далеко от власти и цивилизации в достаточно глухом месте. Рядом с ними поселилось еще семь семей, таких же высланных, как и они. К началу Великой Отечественной в точке обоснования сформировалось маленькое поселение – Найза, по названию впадающей в Чаткал речушки, и его жители составили артель. Артель занималась добычей золота. Золото сдавали в городе в особое учреждение и за это получали боны. На боны, опять же в особых магазинах, получали труднодоступные в те времена товары и продукты питания. Добыча золота велась ручным способом и представляла собой адский труд. В наносной, каменистой породе копался колодец метров пять-десять глубиной до гранитного пласта. Там на поверхности пласта встречалось катаное золото. Чтобы его добыть, собирали всю породу, граничащую с пластом, в ведра. Вытаскивали их на поверхность и тащили метров сто к реке, где породу промывали в лотках. Если везло, то находили несколько крупинок металла красного цвета. За высокое качество это золото очень ценилось. Настолько, что проживание полу беглых людей в этом поселении легализовали и никого из артели не забрали на Великую Отечественную, а только требовали: «Давай золото».

Когда наступала зима, и выпадал снег, работа прекращалась. Все поселение погружалось в сонную жизнь, отрезанное от внешнего мира и вынужденное самостоятельно решать проблему выживания. С этой проблемой они справлялись настолько успешно, что у молоденькой в те времена бабушки вырос сын, а у выросшего сына родился ребенок – Виктор.

Лет до десяти Виктор рос в тех краях, пока артели не ликвидировали, а семья Виктора переселилась в Город.

Виктор встретил Николая очень радушно, и они с женой Аллой не выразили удивления по поводу его внешнего вида и внезапного появления. Все сидели на небольшой кухне, пили чай из шумящего электрического самовара, вспоминали былые походы и разговаривали. Николай рассказал им все про свою жизнь и то, что он пил беспробудно пару лет и, что из-за этого остался один, без квартиры, без работы, без всякой перспективы. Как результат – подорванное здоровье и потеря желания жить.

Возможно, поздно, но, в конце концов, пришла к нему минута протрезвления, и после трудных попыток как-то устроиться он стал участником странного развлечения. Николай изложил существо спора двух нуворишей и Виктор воскликнул: «Сто двадцать тысяч за один год жизни? Да за такие деньги я бы года на три согласился. Мы с женой в школе учителями работаем за какие-то пятнадцать долларов в месяц. Я бы поехал».

Последующие воспоминания своего детства, рассказов родителей и старших родственников, живших в Найзе, быстро погасили этот горячий порыв.

– Самое трудное – это зима, – вспоминал он. – Снега там до двух метров выпадало. Все тропы и перевалы заносило. Морозы до тридцати градусов доходили и постоянный ветер. По ущелью как задует – спасу нет. На три-четыре месяца нас от внешнего мира полностью отрезало. Сидели по домам. Ходили друг к другу в гости. В карты играли, в лото, еще во что-то. Света не было, радио тоже. Все все друг про друга знали. Короче, поселок как одна большая семья и всегда рядом одни и те же люди. Я был маленький и всех тонкостей отношений не знал и не понимал, но с моей точки зрения жили очень дружно. Все друг другу помогали. Не поможешь ближнему – сам погибнешь. Одна бабка всех лечила. Травы у нее были разные, настойки, жир барсучий, медвежий. Лекарств совсем не было. Все от природы.

Насчет жилья? Дома сложили из камня на глине. Капитальные. Наш до сих пор стоит. Сын в том году школу закончил, мы туда ходили. От поселка только наш дом и остался. Никто там не живет. Почти сорок лет прошло, а стоит. Строили капитально. Печки были. Топили дровами. Леса как такового там нет, но деревьев хватало. Дети все лето дрова заготавливали. Женщины хозяйством и скотиной занимались, мужики золото мыли. Все работали.

Питание? С питанием нормально было. Осенью золото сдавали и на полгода брали продукты: муку, масло хлопковое, сахар, крупы, соль, спички и керосин для ламп. На лошадях через перевал завозили. Двое суток в пути по тропе, а до тропы на машинах из Города. Овощи и картошку сами на огородах сажали. Зимой и осенью мужики охотились. В основном, на коз и кабанов. За золото продукты хорошие давали. От нас в пяти километрах кишлак находился киргизский – Арап Сай. Вот они, бедные, к весне с голоду пухли. Они скотоводы. Сажали только просо, овес, рожь. Зимой к нам приходили менять мясо на крупы и муку. Так что родители затаривались продуктами осенью на полгода. Если у тебя вес экипировки ограничен, то она вся будет состоять из одежды и снаряжения. На продукты места не останется. В дикой природе гор можно только сухофрукты заготовить, орехи. Можно охотиться. Мясо будет, если охота у тебя хорошо сложится. А спички и соль? Масло? Мука на лепешки или хлеб? Не знаю. Киргизы в своих кибитках к весне начинали голодать, а они ведь тоже на зиму все заготавливали. Скот продавали и покупали продукты. Там зиму пережить совсем непросто. В палатке не проживешь точно. Даже минимум самого необходимого в сорок килограмм не влезет.

Если к этому делу подойти трезво, то я, конечно, сильно погорячился, когда сказал, что проживу. Больно сумма призовая заманчива, особенно по сравнению с моей зарплатой. Подумав хорошо, я бы на это не пошел. Вероятность около десяти процентов, что зиму можно пережить. Мои родители еще живые и здоровые. Недалеко живут. Хочешь, пойдем поговорим. Они тебе больше, чем я расскажут.

– Нет, для меня информации достаточно, – ответил Николай. – Отказаться я уже не могу. Подписался. Да, наверное, это и к лучшему, что для меня все так складывается. Кроме продуктов питания надо и снаряжение хорошее, и здоровье тоже хорошее. – Он поморщился, вспомнив о здоровье. Его правый бок чуть ниже груди болел, не переставая. Только после приема пищи боль на некоторое время затихала, а потом снова возобновлялась. Да и в левом паху покалывало довольно часто. Возможно, раньше эти боли гасились под действием наркозного эффекта алкоголя. Теперь, когда алкоголь из его организма понемногу вымывался, мозг стал лучше воспринимать сигналы своих внутренних органов. – Да я и сам не думаю, что долго протяну на свежем воздухе. Просто поживу на природе и в одиночестве. Отдохну от жизни перед смертью.

– Может, я краски и сильно сгустил, но, думаю, что прав, и тебе туда не следует ехать. Здесь тяжело, конечно жить, но можно. Любой договор можно расторгнуть. В конце концов, у нас поживи. Найдешь себе какую-нибудь работу. Поможем. Из любой ситуации можно найти выход.

Виктор вглядывался в сидящего около него за квадратным столиком человека, и с трудом его узнавал. Они не виделись каких-то лет пять, а Николай стал совершенно другим. В горах, где часто попадаешь в экстремальные ситуации при восхождении или сложном траверсе нужно очень верить в своих товарищей и полностью им доверять. Доверие возникает непонятным и не объяснимым образом. Интуитивно. Из среды людей, занимающихся этим спортом, ты вдруг выбираешь в партнеры абсолютно тебе незнакомого человека по неуловимым признакам, по жестам, по тому, как он разговаривает и смотрит в твою сторону, по психической энергии, которую тот излучает. Возможно, по полям, которые исходят от него, и тебя не раздражают и не задевают. Это трудно объяснить. Выбираешь не только ты, выбирают и тебя. Случайные люди отсеиваются, и с теми, кто остается, тебя связывает в дальнейшем дружба и взаимная привязанность. Николай не лез в лидеры, не навязывал группе своего мнения, но в критических или спорных ситуациях обращались к нему, и его решение обычно бывало решающим. Он всегда все делал тщательно, аккуратно и вроде бы не торопясь. В этом забитом жизнью человеке, что сейчас сидел рядом, осталось совсем мало от того Николая. В горах все понятно и ясно. Там знаешь, когда надо подавать руку, спасать, приходить на помощь. Вернувшись в обычную жизнь, мы расстаемся с друзьями, теряем их из вида. Виктор ощутил укол совести, что не сделал даже попытки сберечь Николая и помочь ему. Он решил это сделать сейчас и призвал в помощь свою жену.

– Алла, я правильно говорю? Николая можно оставить у нас. Наш сын потеснится, он уже большой. Найдем Николаю нормальную работу в Городе, и со временем все нормализуется. Сейчас многие отсюда уезжают и квартиры ничего не стоят. Николай, ты со своей специальностью здесь не пропадешь. Главное сам реши, что надо вылезать из ямы.

– Николай, живи у нас! – Воскликнула Алла, и ее круглое полноватое лицо стало красным от волнения. От сильного эмоционального порыва она стала слегка заикаться. – Конечно, живи. Спор, в который ты попал, дикий и бесчеловечный. Ставить человеческую жизнь ниже денег! Это такая гадость и грязь!

– Спасибо. Я вам очень благодарен за участие, но самое печальное в этом деле, что мне неохота искать выход. Мне все надоело, и я устал. Витя, ты же знаешь сам такое состояние. До вершины бывает остается метров сто, а нет ни сил, ни желания. Все тонет в безразличии. Хочется только лечь на землю, не шевелиться и лежать, и чтобы тебя никто не трогал, и не тащил к проклятой вершине. Я сейчас весь такой – безразличный.

– Брось, Николай. Такая усталость проходит, а чувство победы над вершиной живет здесь вечно. – И Виктор постучал себя по сердцу.

Еще часа два Виктор с женой пытались вывести Николая из упадочного состояния и разжечь в нем тлеющий огонек жажды жизни, но… В конце концов Виктор не выдержал: «Ну, хорошо, давай хоть из той ситуации, в которую ты попал, извлечем максимум для тебя. Давай сделаем все возможное, чтобы у тебя был шанс эту зиму проскочить и выжить. Мало ли, что в жизни происходит, и в какие стороны наша психика не поворачивается. Чтобы в горах так не получилось: ты снова захотел жить, а возможностей уже нет. Надо со Славой Семеновым связаться. Он подскажет насчет экипировки и поможет все достать».

2.2.

Вячеслав Владимирович Семенов был в их компании, когда они туристами ходили по горам. Они продолжали поддерживать связь и отношения, несмотря на Славину измену – он переметнулся к альпинистам-высотникам и там на их зависть, покорил все семитысячники в Союзе, получив звание «Барс снегов». Потом стал известным адвокатом, покорил вершину высшего общества и открыл свою адвокатскую контору. На другой день он приехал к ним на свидание на новом темно-синем БМВ. Был он невысокого роста, крепкого телосложения и с улыбкой, не сходящей с лица. Он и раньше отличался веселым характером, и в любой сложной ситуации из него сыпались шутки, что значительно облегчало всем жизнь на маршруте. Постоянное пребывание в среде нарушителей закона и пытающихся избежать наказания не испортили его веселого нрава, а деньги не отучили его радоваться жизни.

– Ребята, – вскричал он, входя в квартиру, – как я рад вас вновь встретить! Решили опять ударить по горам?

Потом, когда ему все рассказали и растолковали, он стал серьезным и, достав толстую разбухшую тетрадь, стал в нее что-то записывать.

– С экипировкой и снаряжением мы разберемся, но сначала надо разобраться с юридической стороной этого дела. Это ваше счастье, что я у вас есть. Как только ты выиграешь, они тебя сразу «прокинут», если не хуже. Они не захотят отдавать такие деньги. А если ты не выдержишь и сбежишь оттуда, тогда что?

– Тогда я должен буду выполнить для Ахмеда работу. Фактически бесплатно. – Ответил Николай.

– Какая работа? В чем она заключается? Сроки выполнения?

– Я про эту работу не могу ничего рассказать. Она не совсем законная.

– Мне про сущность работы знать ничего не надо. Это ваши дела, но все условия выполнения должны быть оговорены. Иначе ты попадешь в кабалу на всю жизнь. Ты этих людей не знаешь. У них кроме денег в голове нет ничего. Человека «замочить», как палец обоссать. Давай с ними оформим договор. Нотариально оформим. Ты влез и упорно лезешь дальше в хреновую ситуацию. Я готов представлять твои интересы. Пока мне денег не надо. Если ты выиграешь, то мы с тобой потом договоримся. Я все быстро подготовлю. Подписываем с ними договор, и можно будет говорить об экипировке. Пока не подпишем, лучше не суетиться. Лишние движения не нужны.

Казалось бы, такое простое дело, как спор двух человек с привлечением одного участника, стал обрастать новыми людьми и юридическими документами. Ситуация напоминала сказку про то, как мужик из топора хотел сварить кашу и как в котел с одной водой стали сыпать разные компоненты. Николай был, как та бабка из сказки, которая считала, что кроме чистой воды от нее ничего не потребуется.

– Зачем договор? – испугался Николай предстоящих хлопот. – Они же мне дали слово, и мы обо всем договорились.

– Какое слово? – возмутился Слава. – Ты мне его покажи. Где оно? Там, где деньги, там нет никаких слов! Я это хорошо знаю, поэтому и езжу на хорошей машине. За год все может произойти. Кто-то из них умрет или разорится, и с чем ты останешься? Опять будешь с голым задом по помойкам ходить? Ты извини, что я так жестко говорю, но у меня такая работа – убеждать своих клиентов и бороться за их права. Хочешь умереть в горах, умирай. Твое дело, но перед этим обеспечь себя бумажками со всех сторон. Завтра утром я привезу бумаги, и мы поедем их подписывать.

На другое утро они ехали вдвоем с Николаем в офис Ахмеда на переговоры. Слава предварительно созвонился с Ахмедом и тот их ждал.

– Ты знаешь, с кем связался? – спрашивал Слава Николая. – Ахмед – это водочный король в Городе. Весь рынок в его руках. Его телохранитель – Тулкун – натуральный бандит. Несколько раз Тулкуна брали, но он откупался. Ахмед заинтересован, чтобы ты выиграл, поэтому надо сначала с ним все обговорить. От него не должно исходить никаких опасностей, если все проанализировать с точки зрения здравого смысла. Я не знаю, какую работу ты ему должен делать, но если она ему необходима, то он и тогда заинтересован, чтобы ты остался жив. Поэтому все условия твоего жизнеобеспечения мы должны сначала решить и обговорить с ним.

– Жизнеобеспечения? – не понял Николай.

– Ты думаешь, тебе там только твоя естественная смерть грозит? – удивился Слава. – Раф теряет около миллиона баксов в случае твоего успеха. А ты знаешь, кто он в этом мире? Нет? Он наркобарон. Все наркотики идут здесь через него. У него такая бригада, они кого хочешь «замочат». Ты можешь на одиннадцатом месяце своей счастливой жизни с горы упасть, или камень на тебя упадет, или просто пропадешь. Смекаешь, куда ты влез? Я думаю, это Раф из-за денег спровоцировал Ахмеда на этот спор.

– Откуда ты знаешь, что Раф теряет миллион? – спросил Николай.

– Я работаю в структуре, где информация имеет главное значение. Я научился ее добывать. По крайней мере, необходимую мне. Ты в этом деле, конечно, пешка, которая может поставить мат черному королю. Если играешь в шахматы, то ты должен знать, что делают с такой пешкой черные фигуры.

– Да мне все равно, что со мной будет. – Вяло ответил Николай.

– Тебе все равно, а мне – нет. Ты мой друг.

– И что теперь делать?

– Лучше всего тебе выйти из этой игры, но я боюсь, что это будет трудно сделать.

– Почему? – удивился Николай.

– У спорящих сложные финансовые отношения, и эти отношения вступили в стадию спора, когда повернуть обратно уже трудно. Деньги, которые Раф должен был вернуть Ахмеду, запущены в дело. Тебе про их дела лучше не знать.

В офисе секретарша предварительно позвонила Ахмеду, а потом через двойную дверь пропустила их в длинный кабинет с итальянской мебелью. За вершиной Т – образного стола, освещенного настольной лампой, сидел Ахмед и, увидев вошедших, он встал, обошел свой стол-приставку, усадил гостей и сел рядом с ними, дав указание секретарше принести кофе и чай. Пока Ахмед со Славой обменивались визитками и комплиментами, секретарша принесла три маленьких чашечки с кофе, чайник с зеленым чаем и три пиалы.

– Я так много о вас слышал. – Говорил Ахмед, разливая чай, и подавая гостям. – Вы такой известный адвокат. Я все хотел с вами познакомиться, но не было хорошего случая.

– Со мной не всегда знакомятся по хорошему случаю, – засмеялся Семенов. – Я о вас тоже много слышал. Так что будем вместе работать. Медведев мой давнишний друг и сейчас я представляю его интересы в деле, в успехе которого лично вы сильно заинтересованы.

– Да, да. – Ответил Ахмад. – Очень приятно, что вы оказались друзьями.

Семенов достал из портфеля тетрадь, ворох листов с напечатанным на нем договором, и они углубились в обсуждения, которые если и затрагивали Медведева непосредственно, но сейчас его мало волновали. Он к ним не особенно прислушивался. Он прислушивался к себе. Раньше в мозгу оставалась только одна не атрофированная извилина, с единственной мыслью: «Чего бы выпить»? и все его устройство, состоящее из тела, внутренних органов, рук и ног предназначалось всецело для реализации этой мысли. Резкий запах в гараже в то памятное утро подействовал, как хороший нашатырный спирт и мозг стал выходить из болезни и наполняться мыслями. Его удивляло, что абсолютно исчезла тяга к алкоголю, и при одном воспоминании о нем желудок пронзала острая боль и горло схватывало тяжелое удушье. Однако сам Николай оставался безразличным ко всему окружающему. Ничего его не радовало и не волновало. Наоборот, все раздражало и ему хотелось залезть в какую-нибудь нору и не вылезать оттуда, не шевелиться, ничего не делать. Просто лежать, лежать, лежать. Заткнув уши. Поэтому участие в споре в качестве испытуемого стало для него возможностью выкинуть окружающий мир из своего сознания. Он не думал о будущем, о том, что может случиться. Будущее для него не существовало. И вдруг в машине с Семеновым, когда тот стал описывать вероятность развития событий, он почувствовал, как в его душе зародился страх. Он был согласен лечь и тихонько и незаметно умереть, но чтобы его могли специально убить, ему не приходило в голову. Страх потеснил равнодушие.

2.3.

Примерно через час приехал Рафаэл. Ему позвонил Ахмед по телефону и в двух словах объяснил, что неожиданно появился какой-то юрист, который защищает интересы Медведева. Рафаэл недоумевал, какие интересы могут быть у алкаша и зачем нужен юрист вообще, если ему и Ахмеду все детали спора достаточно ясны. Почему в их спор вклиниваются какие-то посторонние люди и зачем это дело надо раздувать? Возникнут слухи, а потом начнутся разные разговоры? Весьма рассерженный, он пронесся мимо растерявшейся секретарши и бросил свое грузное тело на стул, так что тот прогнулся и затрещал.

– Кто вы такой и что еще придумали? – воззрился он на незнакомца, сидящего напротив него

– Семенов Вячеслав Владимирович, – ответил тот, протягивая ему свою визитку. – Адвокат.

– Визиток не имеем, – ответил Рафаэл.

Примерно час три человека, сидящих за длинным столом, ожесточенно спорили, не скрывая нарастающего раздражения и изредка поглядывая на безучастного Медведева. Тот слегка отодвинулся от них, и, казалось, задремал.

Два момента в разговоре вызвали сильное сопротивление со стороны Рафаэла: первый – как определить, что Медведев сам и добровольно покинул территорию или его к этому принудили. Как определить – сам он умер или погиб, или ему в этом деле основательно помогли.

Все сложности возникли из-за того, что жизнь Медведева в горах, его моральное и физическое состояние, и его поведение невозможно проконтролировать и установить за ним постоянное наблюдение.

– Он поскользнется и упадет, сломает свою шею, а я проиграю спор? – возмущался Рафаэл. – Или его волки съедят, а я здесь причем?

Второй момент касался премиальных денег Медведева в случае, если тот сможет прожить в горах год. Семенов требовал, чтобы эти деньги в сумме ста двадцати тысяч долларов легли к нему в сейф под его адвокатские гарантии и гарантии его фирмы, о чем надо соответствующим образом оформить бумаги. Если Медведев уходит раньше срока, то эти деньги возвращаются Ахмеду и Рафаэлу. Если Медведев выдерживает спор, то деньги передаются ему в руки Семеновым в присутствии спорящих.

– Я должен заморозить шестьдесят штук на целый год? – почти кричал Рафаэл. – Я на них за год сто штук сделаю.

– Вы тоже должны чем-то жертвовать и рисковать, – Семенов старался не раздражаться, – Медведев рискует своей жизнью, а вы боитесь заморозить какие-то шестьдесят тысяч.

– Вот доцент вонючий! С виду такой… – Рафаэл не нашел нужного слова. – А кашу заварил, как настоящий прокурор.

По первому моменту стороны не смогли договориться, а по второму согласились, что до отъезда Медведева в горы положат каждый свою половину в надежный сейф Семенова.

Только теперь Николай осознал, что он и Семенова втянул в историю, от которой тот может сильно пострадать.

– Слава, – сказал Николай, когда они возвращались обратно со встречи на машине, – ты же тоже рискуешь.

– Я, конечно, рискую. Всю жизнь я старался не вести дел с такими людьми, как Раф и Ахмед. Хотя именно дела с такими, бывают самыми выгодными. От них можно всего ждать. Этот залог в моем сейфе их, конечно, будет сильно раздражать. Что-нибудь придумаем. У меня есть завязки на самых разных уровнях. Себя я постараюсь обезопасить. А вот о тебе в горах заботиться некому: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Договор мы подписали. Я гарант. Самое главное, что теперь есть гарантия сохранности твоих денег, даже если они оба умрут. Но в договоре такая дыра с определением твоего проигрыша. Определить это невозможно. Сам ты оттуда сбежал или тебя наркотиками накололи и увезли. Так же и с твоей кончиной. Не смотри на меня так негодующе. Сам же ты влез в это дерьмо! Ты только никому больше не говори про свои призовые, и Витьку попроси не говорить. Придумай любую причину. Когда будешь жить в горах, все время думай о своей безопасности. Кроме зимы, для тебя есть угроза более страшная – люди Рафа. Насчет экипировки и снаряжения надо поговорить с Альпинистом. Помнишь такого? Витька знает, где его найти. – Слава покосился на Николая и спросил. – Что ты все время за бок держишься?

– Болит вот в этом месте все время. Не знаю, почему. Мне кажется, что с каждым днем сильнее.

– У меня есть знакомые братья-корейцы. Один из них терапевт, а другой – психоаналитик. Очень толковые ребята. Тебе надо им показаться.

– Когда показываться? Десятого мая надо уезжать. Да и что они смогут сделать и чем мне помогут?

– Они хорошие специалисты. Здесь хороших врачей мало осталось. Все уехали. Тебе в любом случае хуже не будет.

2.4.

Альберт Габович, он же Алик, он же Альпинист, всю жизнь жил горами. В юности он начал заниматься туризмом, потом альпинизмом и так увлекся этим делом, что, забравшись в горы, не мог с них спуститься. Даже профессию себе он выбрал такую, чтобы работать в горах. Несколько лет он жил почти безвылазно на высокогорной метеостанции. Одичав там окончательно, он спустился пониже, и работал в альплагере. После того, как развалилась метеослужба, закрылись все турбазы и альплагеря, он устроился проводником в фирму, принимающую иностранных граждан, жаждущих пройти по горам по маршрутам определенной сложности или взобраться на одну из вершин. Кроме русского он знал еще три языка и поэтому пользовался спросом в фирмах, занимающихся горным туризмом.

Альпинисту, учитывая просьбу Семенова, рассказали далеко не все и не все так о предстоящей поездке Николая. Сказали, что тот, якобы, едет в какую-то сложную экологическую экспедицию с элементами эксперимента на выживание. Поэтому каждый грамм снаряжения имеет значение. Николай вынужден выбирать легкое снаряжение и брать с собой ограниченный запас продуктов.

– Сейчас со снаряжением нет никаких проблем. Это не то, что в наше время, – заявил Альпинист. – Раньше все сами делали, даже крючья, а сейчас все зависит от количества денег. Плати деньги и я достану все! Хочешь спальный мешок на гагачьем пуху, хочешь комбинезон с электрообогревом. Ты даже не представляешь, какое есть сейчас снаряжение.

Николай много ходил по горам, и удобство снаряжения познал на собственном опыте. Когда они втроем – он, Виктор и Алик Габович стали горячо обсуждать, какая из вещей в горах самая необходимая, и какую брать необязательно, Николай втянулся в спор. В нем проснулся давно забытый интерес к увлекательному делу – комплектованию экспедиции и азарт в отстаивании своих мыслей. Он даже оживился, и на его лице появилось нечто, похожее на заинтересованность.

– Бери хороший спальный мешок и войлочную подстилку, – советовал Альпинист. – Палатку совсем не бери. Зимой от нее толку нет. Придется строить хижину или рыть землянку. Возьми брезент и полиэтилен. Пока строишь, сделаешь навес, а потом брезент пойдет на пол, а полиэтилен на крышу. Без охоты и рыбалки не проживешь. Ты стрелять из винтовки умеешь?

– Из ружья стрелял пару раз, а из винтовки нет.

– Где ее достать? Да и она, наверное, тяжелая? – Спросил Виктор.

– Ребята, раз там дикие места, я вам достану немецкую винтовку с оптикой, – предложил Альпинист. – На пятьсот метров кабана валит. Сам стрелял на охоте. Легкая. Килограмма четыре. И магазин у нее на семь патронов. Правда, на нее документов нет.

– Там документы некому спрашивать. Могут по дороге проверить, – предположил Николай.

– А где это место? – спросил Альпинист. Они переглянулись и удивились, что на самый важный вопрос, из стоящих перед ними, они не знают ответа. И в суматохе дней даже о нем не вспоминали.

– Не знаю, – ответил Николай.

– Как не знаешь? – спросил Альпинист, – может, там такая экология, что жить опасно, а ты едешь. Или условия сложные. Знаешь, как у нас было на метеостанции? Красота неописуемая. Только бы ей любоваться, а поживешь полгода, и волком воешь. Воздух разреженный, дышать тяжело, а картинка перед глазами одна и та же. Да еще рожи около тебя постоянно те же и у них характеры дрянные. Такая тоска, что вниз бежать охота.

– Николай, слушай, – обратился Виктор, – надо срочно узнать все про местность, да и карту надо достать.

– Точно. Надо карту, – сказал Альпинист. – У вас с транспортом плохо, но деньги есть, как я понял. Мы вам туда можем на своем горбу продукты закинуть или нужные вещи до наступления холодов. Правильно, Вить? Найдем еще одного человека и втроем к ним несколько ходок сделаем. Пусть нам только деньги платят. Какая разница, куда ходить? Прекрасная идея, – воскликнул Виктор. – Мы так пройдем, что никто не подкопается.

– А где деньги взять на все это? – спросил Николай, забыв на минуту, что он едет умирать, и что в спор он включился, только поддавшись общему азарту.

– Денег? – удивился Альпинист. – Список необходимых вещей мы сейчас составим. Ты в их стоимость заложи немного больше. На эти лишние деньги мы купим продукты и все, что ты закажешь, и притащим на своем горбу за соответствующую плату из той же разницы.

Еще два дня ушли на споры с Ахмедом и Рафом по поводу списка необходимых вещей и требуемой для приобретения суммы денег. В конце концов, Николаю вручили утвержденную ими сумму денег в пачке, перетянутой двумя тонкими желтыми резинками и фотографию аэрофотосъемки горного участка. Ручкой на ней очертили границу, за которую нельзя заходить. Участок представлял собой долину в форме ломаного пятиугольника. Четыре стороны ограничивались горными хребтами, а по пятой и самой короткой протекала большая речка. Хребты и эта речка являлись границей. По самой долине протекали два сая – небольшие речки с впадающими в них родниками и ручьями. Эти две речки сливались недалеко от реки – границы и впадали в нее, преодолев скалистое ущелье. Никаких надписей или обозначений на фотографии не было.

– Да… – глубокомысленно сказал Альпинист, когда первый раз взял в руки фотографию. – Ты хоть знаешь, как называется экспедиция, и кто ее организовал? – спросил он Николая.

– Знаю. А что толку?

– Ладно… Я пока начну подбирать вещи и экипировку для тебя. Заодно покопаюсь в картах. У нас на фирме сейчас много карт. Даже в компьютерах есть. Сейчас карты не закрыты грифом «совершенно секретно». Может, найду, где Это.

Через три дня он принес вместе с кучей снаряжения карту, отпечатанную на цветном принтере.

– Нашел! – закричал Альпинист, едва открыв входную дверь. – Секретная карта 1939 года. В одном сантиметре два с половиной километра! Смотрите, здесь есть абсолютно все! Даже одинокие деревья указаны.

Потом они положили на стол карту рядом с фотографией, рассматривали их и сравнивали.

– Знакомое оказывается место. – Сказал Альпинист. – Называется Урочище, а находится в Заповеднике. Сюда две тропы ведут. Одна с верховьев Кара Камыш сая, а другая вот через этот перевал выходит на Мазар Сай. На их слиянии кишлак находился. На карте он есть, а на фотографии уже нет. Жителей в конце пятидесятых годов в более обжитые места переселили. Кишлак весь развалился. Только деревья остались фруктовые. Вот здесь, на левом берегу Мазар Сая на поляне в начале восьмидесятых годов открыли полевой лагерь ботанического факультета Университета. Места там, как в Швейцарии. Микроклимат особый и богатая флора. Говорят, трав разных и цветов – море. Студенты-ботаники практику в Урочище проходили. – Альпинист ткнул пальцем в другую точку карты, где речка Мазар Сай, образованная от слияния двух саев, пробившись сквозь ущелье, впадала в Пегак. – На месте слияния через Пегак висит трос. Раньше по нему люлька каталась. На ней с одного берега на другой переправлялись. Потом люлька сломалась, и на трос петли повесили. Ногу в петлю вдеваешь и руками тянешь себя по тросу. По другой стороне Пегака тропа набитая с древних времен проходит. К ней многие туристические маршруты привязаны. Вот здесь поляна хорошая на берегу. Мы на ней обычно привал делали дня на два и к студентам в гости ходили. Практикантки – одни девочки. Класс! Летом мы старались по этой тропе пройти. От троса до лагеря километра три – четыре. Лет десять я там не был. Лагерь в начале девяностых ликвидировали. Строений никаких. Одни палатки. Эти места я знаю! – продолжал он и свет в его черных глазах не затухал, зажженный давними воспоминаниями, а колючие усы хищно топорщились в разные стороны. – Хорошие были деньки… В общем, дело понятное. За одну доставку по сотне баксов на брата и мы тебе каждой ходкой минимум пятьдесят килограмм груза будем доставлять. Я, Витя и еще одного надежного парня подберу. А чтобы ты с нами работал и весело там жил, я тебе на прокат связной приемник достал. Последняя модель. С англичанами я ходил на Гору. Нас чуть не замело. Когда спустились, англичанин мне на радостях подарил. Работает от солнечных батарей. Если аккумулятор поставить, можно и в передающем режиме работать. Только аккумулятор все время надо подзаряжать, как в телефоне-мобильнике. А так работает, как пейджер. Сигнал записывает и запоминает. Потом на дисплей выведешь и читаешь. Можешь радио слушать как на обычном приемнике. Другой передатчик я поставлю у себя дома. Всю необходимую информацию мы сбрасываем тебе на пейджер, а ты читаешь. Хоть и односторонняя связь, но связь!

– А как охота в этих местах? – спросил Николай.

– Какая охота? На зверя? – переспросил Альпинист и засмеялся, – мы там на другую дичь охотились. Вот это была охота! Зверь там есть. Кабаны, медведи, лисицы. Может быть, волки и зайцы тоже есть. Еще кеклики. Рыба в речке. Короче, нужны снасти и сноровка, и все будет окей! Где-то в начале осени я освобожусь от работы и мы к тебе придем. Притащим продуктов на зиму. Летом живи сам на подножном корме. Корни, траву кушай, – он опять засмеялся, – от этого, наверное, стул нормализуется.

Когда Альпинист ушел, и Николай остался наедине с Виктором, он стал высказывать свои сомнения по поводу намерений Альпиниста организовать доставку продуктов.

– По-моему, это нечестно. Спор ведь о том, что человека не снабжают продуктами, и он живет в полной автономии. А здесь получается контрабандная доставка продуктов. Если Рафаэл узнает, то спор будет проигран.

– О какой честности ты говоришь? – ответил Виктор. – Они от жира бесятся. А у тебя появляется возможность не только выжить, но и спор выиграть. За полученные деньги сможешь себе дальнейшую жизнь устроить. Да ты просто представь, сколько мы сможем тебе продуктов принести! Если три раза сходим, то притащим килограммов сто пятьдесят. Это месяца на два, ну, на три максимум. А зима в горах месяцев пять-шесть. Даже с этой подпиткой тебе выжить будет очень сложно. Тебе самому нужно крутиться. Я тебя научу, как в горах надо рыбу ловить, силки на кекликов ставить, петли на зайцев и лисиц. Эти снасти легкие и места мало занимают, а прокормиться сможешь. Если сумеешь. – Добавил он после некоторого молчания.

– По жизненной ситуации, ты, наверное, прав, но чистоту спора мы нарушаем.

– Ты лучше о себе думай, – возмутился Виктор. – Честно, нечестно! Победитель всегда прав! У тебя в договоре написано: «Испытатель имеет право добывать пищу и продукты питания на отведенной ему территории любым способом и методом», – прочитал Виктор. – Понял? Если к тебе туристы придут или местные жители, ты имеешь право приставить к их груди свой мультук и все, что у них есть, реквизировать. На своей территории ты наделяешься полномочиями и бандита и рекетера. Пришли три туриста: ты их обобрал. Кто докажет, что туда шли специально по предварительному сговору? Никто.

– Чтобы так действовать, как ты говоришь, – возразил Николай, – надо иметь соответствующий склад характера. Я так не сумею.

– Характер, как и красивая девушка, весьма переменчив. Жрать захочешь, сам удивишься, насколько хорошо он умеет крутить задом и менять поклонников.

Николай больше не возражал: «Зачем и о чем говорить?» Может, он до осени не доживет.

2.5.

Было раннее утро десятого мая. Обычное для этого времени года – яркое, светлое и теплое. Раньше в этот день заканчивалась череда многочисленных праздников: одни радостные и веселые, другие наполненные ноткой грусти и печали. Обычно в этот день Николай просыпался с чувством удовлетворения от успешного завершения праздничных мероприятий и с мыслями о начале очередного трудового цикла. Сегодня его наполняли чувства несколько иные: с этого дня начиналась Неизвестность, подобная огромной черной дыре, в которой ничего не просматривалось.

Рафаэл приехал на большом джипе и привез Ахмеда и его телохранителя – Тулкуна. В жилистом и худощавом теле Тулкуна, в его походке, движениях и поведении просматривалось что-то от хищника. Казалось, что он готов мгновенно броситься на любого, представляющего опасность для своего господина, и разорвать его. Становилось неуютно, когда взгляд этого человека пробегал сквозь тебя, обозревая окрестности: вдруг он именно в тебе почуял опасность.

Пришло время Николаю отправляться в горы, и спорящие стороны впервые предприняли действия, направленные на защиту собственных интересов в споре: взвесили все вещи и, там оказалось лишних три килограмма. Для вертолета это сущая ерунда, но жесткую принципиальность иногда просто больше не на чем проявлять. После тяжелого размышления, Николай вытащил из рюкзака и отложил в сторону войлочную подстилку, способную в горах не только изолировать его тело от сырой земли, но и спасти от мелких ползающих гадов.

– Все равно пропадать! Придется спать на соломе и ветках, – решил он.

Потом Рафаэл обыскал Николая и его вещи, более тщательно, чем это делают на приличной таможне, на предмет наличия денег.

– Денег быть не должно, – сказал он, – На деньги можешь купить чего-нибудь. Вот на бартер меняй, что хочешь.

Все дни, пока шли сборы Николай жил у Виктора. Ему казалось, что раз появилась возможность жить среди старых друзей, то лучше не обременять своим присутствием Аню и не создавать двусмысленность в их отношениях. Он сходил к ней за вещами и попрощался: впервые за многие годы, как порядочный мужчина; с букетом цветов и тортом. Накрывая на стол, Аня испытывала двоякое чувство: она ощутила облегчение оттого, что этот опустившийся человек все-таки ее покидает сам. Ей не придется мучиться из-за собственного решения приютить его, если начнется запой. С другой стороны, в нем стали заметны перемены к лучшему, и сердце сжалось от мысли, что может она упускает свой шанс и теряет мужчину, способного стать нормальным человеком.

Отъезжающие сели в машину. Через боковое стекло Николай смотрел на провожающих людей. Аня вытирала глаза платочком. Виктор стоял рядом со своей женой, обняв ее за плечи. Семенов, элегантно одетый, со своим неизменным портфелем в руке и с веселой улыбкой на лице. Он что-то говорил, но сквозь закрытые стекла, звуки его голоса в машину не проникали.

– Как мало людей вышло меня провожать, – подумал Николай, и на душе стало тоскливо от сознания, что может и этих людей он видит в последний раз.

Он не сомневался, что их он больше не увидит.

Тяжело ехать по знакомым улицам, выбираясь и покидая родной Город и знать, что все это уходит навсегда из твоей жизни, и ты сюда никогда не вернешься.

Последние дни, пронизанные суетой, остались в сознании, как странный и уплывающий сон. Все казалось таким нереальным и, не верилось, что это происходило с ним. Даже себя в данный момент времени, черную большую машину, странных, непонятных ему людей, сидящих вместе с ним в кабине, он воспринимал как бы со стороны. Кто они? Куда едем? Зачем?

Сжавшись в комок, тихо сидел Николай в углу кабины, как преступник, которого везли для исполнения приговора в места далекие и укромные. Ему представлялось, что через совсем короткий промежуток времени, его жизнь прекратится. Он уже видел ее конец. Совсем скоро! Наверное, всегда в таких ситуациях появляются мысли и чувства, вызванные осознанием своей вины и поздним раскаянием. Всплывают в памяти образы тех людей, кто больше всех тебя любил и кому, поэтому, ты так легко и не задумываясь, доставлял неприятности: «Где сейчас мать, отец, сын, жена? Живы они? Как живут? Почему отправляясь в Неизвестность, даже не подумал что-то о них узнать, связаться с ними?»

Из состояния, когда слеза готова появиться в уголке глаза, вывел голос, попросивший предъявить документы. Оказывается, их машина остановилась, и около нее находилось несколько человек в камуфляжной форме и с автоматами на животе.

– А как винтовка? – Мелькнула мысль в голове Николая.

В этом Регионе со сложным рельефом местности границы нескольких государств переплетались, как сложный рисунок на шелковом сюзане. Им предстояло проехать по территории Другого Государства километров десять, чтобы попасть на вертолетную площадку.

– Зачем проверяешь? – спросил Рафаэл. – Ты же меня хорошо знаешь.

– Знаю, поэтому и проверяю. – Ответил лейтенант.

– Слушай, я здесь летом пять раз в месяц проезжаю. – Вскипел Рафаэл, – Ты знаешь, что у меня ничего нет.

– Открой капот и багажник. – Скомандовал лейтенант, – Будешь разговаривать, сейчас руки на капот положишь.

Рафаэл умолк и ходил рядом с лейтенантом, пока тот ковырялся в вещах, поднимал коврики и сиденья. Потом он разрешил им ехать дальше.

– Козел! – возмутился Рафаэл, когда они тронулись с места. – Работает здесь уже три года, а до сих пор выпендривается… Я ему устрою хорошую жизнь… Пришлось пятьдесят баксов сунуть, чтобы в вещах не ковырялся.

Они проехали метров сто, и их встретили пограничники Другого Государства. Трехэтажное здание пропускного пункта, сторожевые собаки, заградительные сооружения остались за спиной. Здесь в тени деревянной будки, окрашенной синей краской, на скамеечке сидели два таможенника, одетые в непонятную форму. Не желая делать никаких лишних движений, жестами попросили Рафаэла остановиться и подойти к ним. Когда Рафаэл подошел, прозвучал вопрос: «Ну, что, привез?» Рафаэл молча полез в карман, зашуршали бумажки и все довольные и улыбающиеся расстались, как родные братья.

Асфальтовая дорога петляла среди невысоких холмов, засеянных пшеницей. Порывы ветра играли на ниве, и зеленые волны перекатывались от одного холма к другому. Машина тряслась на выбоинах плохой дороги, медленно продвигалась вперед, лавируя среди глубоких ям. Глядя на толстый загривок, сидящего впереди Рафаэля Ахмед вдруг начал задумываться о споре.

– Зачем я в него ввязался? – спрашивал он себя и не находил ответа. – Мои бабки пропадают в Банке. Долг надо вытаскивать и заниматься Банком. Зачем мне эта азартная игра? Так глубоко влез. Еще и юрист договор составил. Порвать все пока не поздно. Отдать цыгану неустойку и заниматься своим делом. А так столько бабок застряло. Вдруг Николай Иванович там коньки откинет, начнутся разборки с Рафом. Кто прав, кто виноват? Базар большой будет!

Азарт Ахмеда обычно затухал так же быстро, как и разгорался. Пока он мучился сомнениями, машина выскочила из-за холма и, свернув с дороги, проехала через ржавые железные покосившиеся ворота, распахнутые настежь. Вертолетная площадка находилась недалеко от окраины небольшого городка, и около желтой машины их ждали два человека.

– Полчаса лету и мы на месте, – сказал Рафаэл, и про себя помолился, чтобы все прошло нормально, и доцента оставили в горах, в Урочище. Спор тогда окончательно вступит в силу, и денежки останутся в его кармане еще на год.

Во время перелета появилось ощущение, что их поместили в кастрюлю с болтами и гайками и начали усиленно трясти, отчего эти железные наполнители, ударяясь о стенки, производили шум и звуки совсем не ласкающие слух.

Вертолет летел над изрезанной оврагами долиной, плавно поднимающейся к горам. Горы, словно выстроенная кем-то стена, круто и сразу поднимались из этой долины. Сквозь круглый иллюминатор было видно, как они стремительно приближаются и с набором вертолетом высоты теряют грозный и неприступный вид. Хребет уже не казался таким высоким, а его скалы крутыми. Очень быстро вертолет проскочил над гребнем хребта между двух острых пиков, и на другой стороне открылся горный массив, заполненный до самого горизонта снежными вершинами, скальными пиками и хребтами, связанными в сложные узлы.

Пролетев над хребтом, вертолет почти сразу стал снижаться и картинка, открывшаяся внизу, вскоре стала очень похожа на фотографию аэрофотосъемки, лежащую в кармане куртки Николая.

– Чем быстрее доцент окажется на земле, и мы уберемся отсюда, тем лучше мне и моим деньгам, – подумал Рафаэл, и когда вертолет опустился на поляну, покрытую ярко-зеленой травой, и открыли дверцу, Рафаэл быстро выкинул на землю вещи Николая, а потом помог и Николаю слететь вслед за ними. – Счастливо оставаться, доцент! Не скучай! Через год мы за тобой вернемся. Береги здоровье!

Прижавшись к земле под начавшими сразу раскручиваться лопастями, Николай видел три силуэта в проеме двери. Ему что-то кричали. Воздушный поток от лопастей ослабел и унес эти силуэты и желтую стрекозу вверх и, покрутив своим длинным прямым хвостом с винтиком на конце, та скрылась за скальной стеной, нависшей над поляной.

Николай остался на траве около ярко желтого рюкзака с многочисленными карманами и ремнями, набитого вещами до плотности боксерской груши, и около длинного красного мешка, добытого из имущества какой-то спасательной экспедиции. Мешок герметически закрывался клапанами и не тонул в воде и своей надежностью позволял сохранить внутреннее содержание значительно дольше того срока, на который настраивался Николай со своими больными внутренностями.

2.6.

Подобравшись к рюкзаку, Николай прислонился к нему спиной, почувствовал, что его тело теперь находится в устойчивом положении, и стал осматриваться.

Легким движением ноги ему помогли быстро покинуть вертолет и упасть с небольшой высоты на довольно плоскую площадку, протянувшуюся террасой вдоль речки, протекающей справа от него. Судя по схеме участка, речка называлась Кара Камыш. Выше по течению реки деревья закрывали место, где заканчивался плоский участок, а впереди Николая он плавно понижался и, метрах в ста упирался в другую речку – Мазар Сай. Там горный склон, заросший травой и кустарником, порезанный упавшими сверху узкими осыпями мелких камней, обрывался, и из-за его острого и крутого гребня на плоский участок выступала роща огромных и старых ореховых деревьев.

Естественно рождающиеся звуки не нарушали тишину Урочища, погруженного в полусонную задумчивость. Ровный шум реки и удаленный шелест листьев только подчеркивал восхитительное ощущение вечности и покоя. На самом дне горной чаши вдруг начали обостряться забытые или похороненные под слоем городской жизни чувства. Матушка Природа, не откладывая, решительно начала лечебные процедуры.

В этой Лечебнице куда он прибыл, чтобы тихо, безболезненно, никого не раздражая и не заметно для себя покинуть Этот мир воздух, настоянный на дивном аромате разнотравья, сам заполнял легкие и заставлял их расширяться, как кузнечные меха. Казалось, он постепенно пропитывает тело, и его хотелось пить и пить. Солнышко ласкало затылок и грело плечи. Нежность природы или избыток кислорода в воздухе расслабили Николая, и он незаметно провалился в сон.

Он проснулся, когда солнце вплотную приблизилось к верхнему гребню склона, и на поляну стала накатываться тень. Сразу стало прохладнее. Свет изменился, и в косых лучах тени выделили те детали, на которые первоначально Николай не обратил внимания.

Этот участок в давние времена, когда здесь жили люди, использовался под огороды и его ровная поверхность, пересекалась холмиками в виде прямых длинных и невысоких грядок, оставшихся от некогда проложенных здесь поливных арыков. Тщательно подстриженная трава еще не успела отрасти.

– Неужели поле для гольфа? – спросил себя Николай и, не поднимаясь на ноги, стал разглядывать образцовую поверхность. Этот вопрос настолько его заинтересовал, что он прошел на четвереньках несколько метров. – Нет. Козы или бараны паслись, и все так красиво выщипали. – Сделал он первый исследовательский вывод на новом месте своего пребывания по многочисленным черным катышкам. Потрогав их руками, пришел к заключению:

– Недавно паслись. Пастухи пасли или приходили дикие козы?

Наступил момент, позволяющий Николаю реализовать намерение уйти от всего, что составило его жизнь в последнее время. Призовые деньги, еще более далеки и менее достижимы, чем та острая снежная скалистая вершина, что величаво посматривает на него из-за сине-зеленого хребта. Дело не в деньгах, будто бы способных вытащить его из грязи, а в его голове, где совсем недавно было удивительно пусто, а сейчас хаос от мыслей. Они крутятся как мусор, собранный в вихре смерча и нет пока той, которую можно вытащить оттуда, остановить и осмыслить.

Он один во всем прекрасном Урочище, окруженном со всех сторон высокой грядой в снежных шапках. Может сразу лечь на подстриженную травку и, не распаковывая рюкзака, дождаться славного конца? Так просто, но неохота! Здесь ВСЕ иначе! Здесь Природа, в соответствии с заложенными в ней принципами совсем незаметно, включает программки человеческого мозга, превращающего гражданина алкогольной Резервации в любознательного исследователя.

Николай встал на ноги и пошел мимо ореховой рощи к месту, где сливались две речки. В какой-то момент ему показалось, что он ясно слышит рокот вертолетного двигателя, и он посмотрел на небо, а потом на часы. Прошло часа три с момента, как его сюда доставили.

– Наверное, показалось, – подумал Николай, – кто здесь еще летать может? Мои хозяева давно улетели.

Речки сходились почти под прямым углом. Место слияния напоминало нос корабля, вспенивающий воду и толкающий перед собой волны. Там, где бились волны и откуда летели брызги, шла борьба двух речек за право считать общее продолжение своим. К мысу плоский травяной участок обрывался невысоким каменистым склоном. На песчаной поверхности выделялись большие круглые камни. Изредка торчали высокие стебли травы. Посередине на небольшой полянке стоял почерневший от времени полу развалившийся шалаш. Шалаш строили основательно из длинных, прямых и толстых веток деревьев. Покрытие от времени, дождей и снега прогнило и местами провалилось. На полу шалаша чернели прогнившими пятнами старые камышовые маты, а у правой стены валялось дырявое сито с мелкими ячейками и лоток для промывки речного песка старателями. Рядом находился очаг, набитый ржавыми консервными банками, и сквозь серые угли росла трава. Разнообразные белые кости валялись повсеместно вокруг шалаша. Место производило тяжелое впечатление. Давило сыростью и заброшенностью, рождало неприятное чувство опасности. Знания не позволяли Николаю определить, чьи здесь разбросаны мелкие кости: то ли старатели питались козами, или дикие звери, в конце концов, съели старателей. Николай зябко передернул плечами и внимательно огляделся, словно почувствовал, что он здесь не один.

Если не сразу умирать, а попробовать немного пожить, то лучше это сделать в сухом и светлом месте, где можно свободно обозревать окружающее пространство и оставаться не замеченным, где больше шансов сохранить свои кости целыми.

Он поднялся по склону и пошел к зеленой роще. Край рощи начинался частоколом высоких старых ореховых деревьев. В середине частокола стояло дерево с раскидистой кроной и ветками, спадающими до самой земли. На многих ветках висели пестрые тряпочные ленточки, старые, выгоревшие и почти истлевшие. Здесь было святое место, и сюда люди приходили молиться. Вымаливали у Бога свои просьбы и вешали на ветки маячки своих желаний, как обещание вернуться и принести жертву, если желания сбудутся.

– Место здесь совсем непростое, – подумал Николай, – Мазар Сай, одним словом. Наверное, и могилы где-то есть.

В планах вживания в дикую Природу, разработанных великими стратегами и мыслителями еще в далекой квартире Виктора, в бесконечно прошлом времени, он должен был строить себе Дом, подобно самому умному из трех поросят: из камня, с печкой и чтобы можно было зимовать. Поэтому в снаряжении палатка не предусматривалась, и Николай привез сюда двускатный тент из легкой, непромокаемой ткани. На землю он постелил нарубленные ветки и мохнатые арчовые лапы. Застлал это брезентом. Когда продуктов практически нет, очаг из камней может играть роль камина. Возле него приятно предаваться воспоминаниям и мечтам, прогоняя чувство голода. Сидя на корточках у своего будущего кострища, он ощутил, как легкий озноб пробежал по спине и почувствовал, что на него смотрят.

Николай резко обернулся и заскользил взглядом вдоль берега Мазар Сая. Ему показалось, что под густым мохнатым деревом, прислонившись к стволу, сидит человек и смотрит на него. Когда его взгляд, проскочивший дальше, вернулся обратно, то там кроме черного ствола ничего не было. Все было тихо. Ни одна ветка не дрогнула и ни одна травинка не шелохнулась.

Одежда и снаряжение сейчас интересовали Николая меньше, чем продукты питания. Из-за ограничений, связанных с общим весом снаряжения, продуктов могло хватить дня на два-три, если не сильно с ними расправляться. У него была винтовка, были удочки, снасти. Он сам должен добывать пищу. Сложенные кучкой на спальном мешке продуктовые запасы производили жалкое впечатление.

– И что будем делать? – спросил себя Николай, взглянув на небольшой сверток. – Съедим сразу и пойдем на охоту, или пойдем на охоту, а, вернувшись, съедим?

Вопрос многогранный, многозначный и весьма интересный, но на него нет ответа в системе абсолютного дефицита.

Николай походил вокруг своего стойбища. Он только прибыл в эти дивные места: каких-то шесть часов назад, а Природа уже настоятельно требовала от него всячески проявлять свои знания и способности. Где их взять, если они отсутствуют? Откуда сугубо городской житель, может знать, какая из растущих здесь трав съедобна, а какая нет? Он полюбовался алыми коврами маков, раскинутых по склонам в солнечных местах. Отыскал побеги горного лука и чеснока, нарвал крапивы и кислицы. Все это сварил в кастрюле и съел часть варева, очень похожего на отраву, с небольшим количеством сухарей.

От кислого кушать захотелось еще сильнее. Кроме этого разболелся правый бок. В Городе бок болел постоянно, но боль была не резкой, и снималась на какое-то время приемом пищи.

Николай залез в спальный мешок и решил отложить все проблемы до утра. В мешке тепло и уютно, но после герметичного гаража или городской квартиры лежать на открытой поверхности, прямо на земле было непривычно и тревожно. Здесь свободно гулял ветерок. На спокойный, слега урчащий шум реки накладывался порывистый шелест листьев. На него в свою очередь накладывались самые разные звуки, писки, крики, стуки. Такое многообразие звуков невольно привлекало внимание и настораживало. На дикой Природе совсем неожиданно стало ощущаться одиночество. За крепкой железной дверью одиночество не мешало жить и спать, а здесь каждая тень таила в себе неизвестность, опасность. Каждый резкий звук заставлял реагировать. Один человек не мог объять своим вниманием все окружающее пространство. Казалось, лежи и жди, когда в соответствии с предстартовыми настроениями и желаниями придет хищник, а с ним и избавление от всех забот. Оказалось, что в подсознании заложено очень мощное стремление к сохранению тела и души, активизирующее способность отбиваться от любого нападения всеми доступными средствами. Пришлось Николаю встать и достать тщательно спрятанную и разобранную винтовку. Собрав винтовку, вставив обойму с патронами, он положил ее под спальный мешок вдоль тела. В спальный мешок взял кухонный нож и топорик.

В открытом пространстве дикой Природы желание умереть, легче, чем в Городе, перебивалось другим желанием – жить.