Читать книгу Зеркало для России - Владимир Хотиненко - Страница 3

Редкие отчетливые «кадры» из раннего детства объединены в моем воспоминании с ощущением непрерывной и бескрайней благодати, разлитой вокруг.

Вот я, совсем маленький, играю Георгиевскими солдатскими крестами моего деда. Я уже знаю, что изумительное место, куда меня привозят из Славгорода на все лето, называется село Табуны, но мне еще предстоит узнать, что всего-то километрах в трех находится огромное красивейшее озеро, называемое Яровое. Я пока еще не ведаю, что все это – и домики Славгорода, и степи вокруг Табунов – Алтайский край, что скоро мы переедем в более крупный город, Павлодар, который окажется почему-то уже в Казахстане (хотя жили там в основном русские). Все это придет уже сверху – а пока, в фундаменте всего этого будущего, оказываются Георгиевские кресты деда.

Конечно, не из глубоких соображений «патриотического воспитания» мне позволяли играть военными наградами. Просто игрушек было крайне мало, вот и давали мне разные катушки, шахматные фигурки, детальки от простых сельских механизмов и эти Георгиевские кресты.

Близкие называли деда Дед Серега. Он приходился мне дедом по маме. Это казачья линия рода. По отцу мы украинцы, по маме – донские казаки. Только потом, уже узнав об этом, я понял, почему дед, когда мне было всего-то лет пять, посадил меня на спину серой в яблоках кобылы и пустил сначала по двору, по кругу, а после… повернулся и ушел в избу. Потом-то, подрастая, я осознал, что эта кобылка была небольшая и смирная, но тогда она показалась мне просто гигантским сказочным конем. Я вцепился в ее холку и старался не смотреть вниз. Дед спокойно ушел, и кобыла куда-то повезла меня по селу. Мы миновали ветряк (кстати, потом именно такой механизм, качающий из речки воду, я поместил в фильм «В стреляющей глуши») и приехали на скотный двор. Здесь лошадка встала. Просто остановилась у какого-то забора и ни с места. Я тоже посидел, подумал, немного успокоился… Затем собрал поводья, как-то дернул, потянул их… И потихоньку-полегоньку вернулся домой.

С того дня я веду отсчет своих самостоятельных путешествий. Здесь же начинается история моего общения с лошадьми, выездки и верховой езды, вообще моя история уже как наездника, всадника, так сказать, человека «лошадного» (потом «лошадных» картин у меня было много). До сих пор и верховые прогулки, и скачки, и самих лошадей я ужасно люблю и, может быть, самонадеянно считаю, что хорошо умею ездить верхом.

Воспоминания о Славгороде и его окрестностях всегда дарят мне, если можно так выразиться, абсолютно бунинские ощущения, с непередаваемым ароматом русского лета… Сенокос, кони, яблоки… Бесконечный простор…

Дед Серега был мне не родным, а «двоюродным дедом» по маме. Его брат, мамин отец, сгинул в лагерях. В тридцатые он был большим начальником в Славгороде. «На посту», так сказать, его и арестовали…

Дед Василий был огромным человеком – два метра три сантиметра ростом. На старой фотографии, помню, он сидит на стуле, такой дородный, лысый, а бабушка Фрося стоит рядом, и их головы вровень!

Бабушка рассказывала, в юности у Василия с его другом было развлечение: они укладывали доски на дорогу, ложились под них сами, и полуторка по доскам проезжала через них. Вот такого зверского здоровья были люди. С такими развлечениями. Но однажды доска треснула, и друга задавила машина.

Семья была у дедушки большая, даже по тем временам, – восемь человек. Жену его, то есть мою бабушку, бабу Фросю, я застал. Это была очень сильная женщина, даже в старости. Ее не сломили страшные невзгоды, которые выпали и на наш род, и на всю страну в ту ужасную пору. По ее словам, дед не дожил всего один день до своего освобождения. Накануне выхода на волю пошел в баню, потом переоделся в чистое белье, лег на лавку и умер.

Удивительное совпадение: когда я снимал картину «Рой», будто сама судьба закинула меня в те места, где располагался когда-то лагерь деда. Но ни лагеря, ни тем более дедовой могилы я так и не нашел… В ближайших поселках и деревнях говорили одно: лагеря в этих местах давно нет. Ни заборов, ни построек. Даже кладбища не осталось. Нет ничего. И при этом буквально вот где-то здесь все это было!

И когда я снимал «Рой», вся наша родня приехала туда, то есть ко мне в киногруппу, и помянули мы деда…

Дед мой по отцу, Афанасий Лукич Хотиненко, долгое время считался пропавшим без вести во время Великой Отечественной. И только совсем недавно моя сестра отыскала место его гибели. То есть оказалось, что он не «пропал без вести», а убит. 1 декабря 1942-го. В звании рядового. В возрасте 45 лет.

Мой отец – Иван Афанасьевич Хотиненко

Мама – Валентина Васильевна

А отец мой, Иван Афанасьевич, во время войны был еще подростком, но уже работал на заводе токарем. Все тогда работали, кто не на фронте. Дети, женщины вкалывали, пока ноги держат – «Все для фронта! Все для Победы!». Потом на этом же заводе в Славгороде отцу стружкой выбило глаз. Они тогда с мамой уже «женихались» (было тогда в употреблении такое словечко). И тут отец, совсем молодой еще парень, теряет глаз! Так он в отчаянии помчался к железной дороге – бросаться под поезд. Как Анна Каренина! Мама за ним! И уже возле рельсов она так навтыкала ему! Мама всегда была сильной женщиной, и дома потом всем заправляла.

Казалось бы, не самая богатая родословная. Но такой была судьба многих российских семей в XX веке, в котором на долю нашей земли выпало столько потрясений, катаклизмов, революций, войн и междоусобиц. Самые естественные наследные связи неумолимо рвались. Тем не менее интерес к истории своих семейств, как к истории всей нашей страны, неистребим. И пока жива страна, мы будем распутывать вплетшиеся в ее могучее древо ветви своих родословий. Моя дотошная сестра Татьяна первой выяснила происхождение нашей фамилии. А происходит она от названия древней крепости Хотин. С X века эта крепость вместе с растущим вокруг нее городом входила в состав Киевской Руси. С XII века это уже были земли Галицко-Волынского княжества, а начиная с XIV в. Хотин в разное время находится под властью Генуи, Молдавского княжества, Османской империи и Речи Посполитой! Скольким странам принадлежала эта крепость! И только в 1812 году Хотин надолго отошел к Российской империи. И то не окончательно. В XX веке произошли метания в Румынию и обратно, в Россию, но уже в советскую. Сегодня Хотин относится к Черновицкой области «незалежной» Украины. Городок этот нынче не слишком велик, чуть больше 11 тысяч жителей. Такова судьба многих важных военных твердынь Средневековья, в которых затем – в XIX–XX веках – не возникло промышленных центров.

Зодчие и защитники снеговой крепости в Славгороде (я – второй слева)

Это изыскание позволяет мне сделать вывод, что все люди, носящие сегодня фамилию Хотиненко (кстати, довольно редкую), ведут свой род от жителей крепости Хотин. То есть практически все Хотиненки – родственники.

Воспоминания о Славгороде и его окрестностях всегда дарят мне абсолютно бунинские ощущения, с непередаваемым ароматом русского лета… Сенокос, кони, яблоки… Бесконечный простор…

Для меня никогда не стояло вопроса, как определиться со своей национальностью. Все советские люди, чей родной язык был русским, осознавали себя русскими людьми. Но сам факт звучащей по-украински (или по-малороссийски) фамилии слегка, как бы в шутку, обозначал акцентик моего «национального вопроса». Отец по паспорту писался украинцем, хотя, конечно, был он украинцем чисто номинальным, по крайней мере, обрусевшим совершенно. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что многие наши родственники на Украине – украинцы настоящие. Мама моя – русская, донская казачка. Но, получая паспорт, я спокойно себя записал украинцем! Может быть, в этом просто была для меня дань традиционного уважения к отцу, благодарное признание его неоспоримого авторитета. А серьезных размышлений о своей «национальной идентификации» не было. Просто у меня не было сомнений в том, что настоящий украинец – это русский. И наоборот. Настоящий русский – это украинец. Ведь когда-то именно на украинских землях было создано и даже достигло могущества наше первое, наше исконное государство – Киевская Русь.

Поэтому сегодня для меня все то, что организовано врагами рода человеческого на Украине, – нелепость, позорище и несусветная чушь. Когда-нибудь мы все будем воспринимать это как семейный раздор. Ведь бывает, что кровные братья поссорятся до драки! Так бывает, ничего не поделаешь – природа человеческая.

Однажды на банкете, когда мы с «Мусульманином» получили Гран-при в Монреале, ко мне подошли два человека в серых костюмах. Очень похожие на кагэбэшников в рамках стереотипных представлений. Два серых неприметных человечка, но с коктейлями. И один из них мне говорит: «Як же так? Твоє прізвище – Хотиненко, а ти на москалів працюєш?» На дворе стоял 1996 год, напомню. До всех этих жутких событий было еще очень далеко. Всего пять лет назад Советский Союз еще существовал! И большинство жителей Украинской ССР, как и подавляющее большинство жителей нашей общей страны, высказалось на референдуме за сохранение единого государства.

С сестрой Татьяной

Я тогда перед этими двумя «мышатами» с коктейлями просто оторопел. Я потерял дар речи. Их слова прозвучали тогда каким-то болезненным бредом. Но, оказывается, это были уже первые звоночки к их бездарному кровавому представлению, которое случилось через 18 лет. «Дайте взрасти поколению!» – говорил герой романа «Бесы» гениального провидца Достоевского – романа, который мне довелось экранизировать по странной воле судьбы именно в тот год, когда случились эти страшные события в Киеве, в Одессе, на Донбассе… «Взошло», а точнее, было взращено поколение, не ведающее ни своей родословной, ни истории своей страны, ни ее духа, ни культуры, ни экономических, ни нравственных законов. Но речь об этом еще впереди.