Читать книгу Львы и розы ислама - Владимир Соколов - Страница 7

В наши дни принято считать, что арабы переселились в Аравию из древнего Междуречья. В то время обитаемыми на полуострове были только южные районы, где жители вели оседлый образ жизни и занимались земледелием. Арабы первыми заселили внутренние, пустынные районы и занялись кочевым скотоводством. По преданию, возглавлял этих переселенцев дядя Авраама по имени Кахтан (в Библии его называют Иоктан), чьи потомки и по сей день считаются «истинными арабами».

Арабы с самого начала делились на северных и южных. Северные, называвшиеся также бедуинами или кайситами, отличались смелостью и воинственным характером. Это были бедные кочевники и пастухи, «горячие парни», мужественные и стойкие, но невежественные и не склонные к культуре. Полную противоположность им составляли южные арабы, известные как йеменцы или калбиты, – состоятельные землевладельцы, ценители мирной и приятной жизни, знавшие толк в деньгах и приносимых ими благах.

Бедуины и йеменцы все время спорили между собой, кто из них настоящие арабы и кто превосходит других своими достоинствами. Южане, более зажиточные и цивилизованные, свысока смотрели на грубых и нищих северян и считали себя потомками праведного Исаака, а северян – изгоя Исмаила, сына Авраама от рабыни Агари. Бедуины отвечали презрением к южанам-неженкам и обвиняли их в недостатке благочестия и отсутствии хороших манер. Себя они видели наследниками традиций и защитниками древних устоев, а южан – развращенными и ни к чему не годными людьми.

Обе стороны были по-своему правы. Южанам жилось гораздо легче и привольней, чем кочевникам пустыни. Географически Йемен, называвшийся «страной направо», то есть на юг, делился на две части: береговую и горную, – но одинаково благоденствовали и та, и другая. Прибрежные воды у йеменских берегов так щедро изобиловали рыбой, что даже верблюдов здесь кормили сардинами. В местных рудниках добывали золото, на горных террасах выращивали благовонный ладан, в море ловили драгоценный жемчуг.

Лежавший к югу от Йемена горный Оман богател на благовониях и сладких финиках. Это был крупный военный и торговый порт, знаменитый своими пиратами и сильным флотом: южные арабы с древних времен славились как рыбаки и мореплаватели. В Омане из индийского малабарского леса и кокосовых пальм строились великолепные корабли, не уступавшие по качеству финикийским. Оман вообще был очень древним и известным государством: еще во времена шумеров его жители на гребных судах плавали в Индию и Цейлон и создавали там свои колонии. Когда в Египте правили первые династии, оманцы уже добирались морем до Китая, Индонезии и Мадагаскара. Как и йеменцы из Адена, они были первыми настоящими моряками, плававшими не только вдоль берега, но и в открытом море. Однако ко времени появления ислама от этих славных и богатых государств не осталось никаких следов.

На севере государств не было совсем. Бедуины не имели никакой центральной власти и питали отвращение к любому принуждению. Функцию и назначение государства у них целиком выполняло племя, которое по-арабски называлось «кабила». Племена делились на кланы, а кланы – на хамулы, группы из нескольких семей. Хамулы собирались в кочевые общины, которые вместе передвигались по пустыне и разбивали отдельный лагерь, где каждая из семей жила в своем шатре. Шатер был домом, частной собственностью, принадлежавшей только семье, а пастбища, земли, вода – собственностью племени и клана.

Размер племени мог быть очень разным, от нескольких сотен до нескольких десятков тысяч человек. Самыми крупными арабскими племенами считались Мудар, Рабиа и Ваиль, которые постоянно враждовали друг с другом, особенно Мудар и Рабиа. Слабые племена со временем исчезали или вливались в сильные. Племена то и дело заключали межу собой мирные договоры, но соблюдали их только до тех пор, пока одно племя не становилось сильней других: тогда оно нарушало договор и действовало силой.

Настоящее государство в Аравии было невозможно уже потому, потому что в ней не было постоянных поселений. Любые границы в пустыни были зыбкими, как песчаные барханы, которые ветер может носить туда и сюда, как хочет. По выражению одного немецкого историка, вся аравийская топография была начертана на спине верблюда.

Не способствовал общественным союзам и гордый, заносчивый нрав кочевников. Между ближайшими союзникам по сущим пустякам в любой момент могла вспыхнуть смертельная вражда, а потом запускался маховик кровной мести, который было очень трудно остановить.

Примером может служить «война аль-Басус», вспыхнувшая из-за простой верблюдицы.

Однажды к Джессусу, шурину вождя Кулейба, приехал гость и по обыкновению пристроил свою верблюдицу в общее стадо. Случилось так, что верблюдица чужака раздавила яйца в гнезде жаворонка, и Кулейб, очень любивший этих птиц, возмутился и пригрозил ее убить. Джессуса это покоробило, а его тетка аль-Басус, еще больше подлила масла в огонь, требуя уважения к правам гостя: ведь он находится под их покровительством. После многих ссор и препирательств взбешенный Кулейб схватил лук и пронзил верблюдицу стрелой, угодив ей в вымя.

Тогда аль-Басус начала причитать и стенать, что теперь Джессус вконец опозорен. Она делала это несколько дней подряд, пока не довела его до такого исступления, что тот посреди ночи встал и отправился убивать Кулейба. Догнав вождя на тропинке, Джессус крикнул: «Берегись, я убью тебя!» – но Кулейб из гордости даже не обернулся, и Джессус всадил копье ему в спину. Родственники Джессуса попытались сохранить мир, откупившись за убийства верблюдами и выдав преступника, но пламя погасить не удалось, и дело кончилось большой войной, продолжавшейся несколько десятилетий.

Другой случай – война из-за коня. У Кайса, сына Зухейра из рода Абс, был знаменитый скакун Дахис, считавшийся самым быстрым в Аравии. Но Хузейф и Хамаль из соседнего племени Зубьян стали спорить, утверждая, что их кобыла Габра лучше. Кайс долго уклонялся от пари, боясь, что это приведет к раздору, но насмешки зубьянцев заставили его принять вызов и даже увеличить ставку – с десяти верблюдов до ста. Лошадей не поили двое суток, потом наполнили ров водой и выпустили их в поле, договорившись считать победителем ту, что первой припадет к воде. Дахис обогнал Габру, но в последний момент зубьянцы сжульничали, отогнав его от водопоя, и Габра пришла первой. Кайс и его племя почувствовали себя одураченными; пролилась кровь и вспыхнула новая война. Только спустя 40 лет нашлись люди, которые сумели добиться мира, выплатив контрибуцию в 3000 верблюдов, но сам Кайс отказался принимать в этом участие. «Я больше не могу смотреть в глаза женщинам зубьянцев, – сказал он, – потому что у каждой из них убил сына, мужа или брата». Бросив все, он уехал в Оман, принял христианство и стал монахом.

Кичась своей гордостью и мужеством, бедуины постоянно попадали в одну и ту же ловушку – беспрерывную кровавую бойню между двумя равно храбрыми и непримиримыми противниками, которые не могли ни победить друг друга, ни прекратить войну. Каждый раз происходило одно и то же: вспышки гнева, призывы к мести и боевой азарт, пылкое нетерпение воинов, воодушевленных своей правотой и жаждущих справедливо наказать обидчиков, а заодно изумить всех своими подвигами и добыть славу и трофеи; постепенное уставание от драк, сражений, крови, смертей своих и чужих; и, наконец, последняя степень утомления и отвращения, когда всех уже тошнило от кровавого месива и идея примирения начинала сама собой носиться в воздухе. Тогда появлялись мудрые миротворцы, восхваляемые всем народом, поэты мрачно кляли ужасы войны, а измученные бедуины заключали новые союзы, чтобы вскоре снова разорвать их по пустяшному поводу.

Племенная и родовая связь у арабов была так сильна, что когда позже они начали заселять города, представители одного племени селились в одном квартале и отделялись от других стеной. В результате город оказывался разделен множеством перегородок, обозначавших границы племен.