Читать книгу Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея - Всеволод Липатов - Страница 3

Много странного происходит ночью в музее. Приходят и странные мысли, которые днём кажутся какими-то неуместными, только мешающими дневной суете. И только ночью, и только здесь, среди истории, чуть пахнущей пылью, приходят другие думы. Вот тогда-то и начинаешь воспринимать окружающий, привычный мир, по-другому. Он поворачивается незнакомой гранью, неожиданной и оттого тревожащей.

Ночной Директор подошёл к окну и упёрся лбом в холодное стекло. Невидимое, но такое осязаемое. За этой призрачной границей ночь уже вступила в свои права. Граждане, отдохнув от дневной суеты, и насладившись домашними проблемами и радостями, отходили ко сну. Свет в их окнах выключался. Дом, стоящий напротив музея, постепенно исчезал в наступающей морозной темноте. Вот не видно стало деталей стен. Вот уже один прямоугольный контур чернеет в ночи, и его границы незаметно перетекают в воздух. Вот, наконец, и погасло последнее окно, и он ушёл в ночь со всеми домочадцами.

Как это напоминает историю. Чем дальше от наблюдателя, тем смутней и нереальней картина. Кажется, что это происходило совсем на другой планете, и к нам, живущим сегодня, совсем не имеет никакого отношения.

А если ещё исчезают и вещественные доказательства из прошлого, то взгляд, брошенный в пропасть исчезнувшего времени, наталкивается на плотный клубящийся туман легенд и мифов, сотворённых людьми, как современниками, так и потомками. И чем дальше, тем больше и больше.

Пытливый мозг исследователя, или просто любопытствующего, упрямо ищет знакомые детали, чтобы выстроить реальную картину прошлого, но света истины нет. И в этом сумраке домыслов и предположений появляется широчайший простор для фальсификаций.

Одно из главных достижений человечества за всю его историю, стала способность запечатлевать свой жизненный опыт на материальных носителях. Проще говоря, переносить факты из окружающей жизни, свои наблюдения и размышления в слова. А потом эти слова заносить на пергамент, камень, обожжённую глину, бересту, бумагу, таким образом навечно фиксируя настоящее. Эти послания потомкам со временем стали концентрироваться в различных хранилищах, которые существовали при дворцах властителей, церквях и монастырях. Документов становилось всё больше, переписка увеличивалась, поэтому пришлось хранением документов заниматься специальным людям, выделять для них помещения.

Лишь немногие избранные могли оценить всю важность такой коллекции. Для простых обывателей, это было напрасной тратой денег и времени. В России на критическое положение с архивохранилищами обратил внимание ещё Пётр I. До его реформ процесс хранения документов был в весьма плачевном состоянии. Грамоты хранились как попало, а об их учёте даже речи не шло. Пётр Алексеевич также обратил своё высочайшее внимание на тот факт, что нерадивые дьяки из различных приказов не сдавали документы в хранилища. А зачастую бывало и так, что документы исчезали прямо из них. Дело в том, что в те времена в основном писали на пергаменте, то есть на хорошо выделанной телячьей коже. Чернила со временем могли выцветать, так что их документальная ценность пропадала, а вот кожа по-прежнему высоко ценилась, пергамент стоил очень дорого, поэтому древние свитки пользовались популярностью, ведь их можно было употребить и в других целях, например, сшить сапоги.

Видно по всему, что этот процесс временами принимал весьма широкий размах, иначе, зачем было ещё в 1550 году записывать в Судебник, свод государственных законов того времени, что «категорически запрещается выносить документы из хранилищ». Видимо с течением веков ничего не изменилось, поэтому Пётр I велел учредить первый в стране ведомственный архив при Правительствующем Сенате. Позже он вошёл в историю нашей страны как «Московский сенатский архив».

Это особое событие в истории отечественного архивного дела произошло 16 июля 1712 года. В этот день вышел указ, где, говорилось о создании из дел и «приговоров» Правительствующего Сената первого ведомственного архива: «Собрать помесячно и учинить тем приговорам реестры с объявлением каждого дела» и отдать их на постоянное хранение в архив.

Говоря современным языком, архивисты должны были сделать описание всех содержащихся у них документов. Кстати, в мировой практике это было сделано впервые.

Первый император стремился унифицировать всю жизнедеятельность в стране, поэтому просто не мог обойти своим вниманием такое новое дело, как создание архивохранилищ. Надо отдать ему должное, он не только перенимал европейский опыт, но и шёл дальше, развивая их наработки.

Подробные положения о ведомственных архивах были расписаны в сорок четвёртой главе «Генерального регламента». Опять же, впервые в мире предусматривалась обязательная сдача учреждениями своих документов в архивы по истечении определённого срока. Но документов становилось всё больше не только в московских учреждениях, но и в других городах и весях огромной империи. Поэтому в 1728 году Правительствующий Сенат разослал наказы губернаторам о целесообразности создания объединенных губернских архивов и архивов городского самоуправления. А в 1736 году Сенат издал ещё один очень важный указ. Дело в том, что каменных зданий в России было очень мало, пожары были обычным явлением. Поэтому учтя печальный опыт многочисленных пожаров, которые уничтожали целые города, московские чиновники предписывали строить для архивохранилищ специальные здания из камня, причём от деревянных строений «не в близости» и обязательно с решётками на окнах и с железными запорами на дверях и ставнях. Архивы было положено опечатывать, а вынос из них документов, как и по судебнику 1550 года, категорически запрещался.

Естественно на эти указы никто не обращал внимания, у градоначальников были более важные дела. Пожары по прежнему приносили непоправимый ущерб историческому наследию страны, а документы выносили и продавали.

Но русские архивисты не сидели, сложа руки. Несмотря на то, что чиновники по большому счёту мало обращали внимание на проблемы долгосрочного сохранения документов, развитие архивного дела всё же продолжалось. Опять же, впервые в мировой практике архивоведения было предложено располагать и содержать принятые дела в том порядке, в котором они были зарегистрированы в текущем делопроизводстве. Это положение было закреплено в 1845 году в Законе «Учреждение губернских правлений». Сейчас этот порядок хранения называется – принципом систематизации по происхождению.

Надо особо отметить, что в России многое делалось «впервые в мире». К большому сожалению, от своевременных и нужных указов августейших особ до их исполнения чиновниками, проходило много времени. А зачастую случалось и так, что их распоряжения навсегда оставались лишь на бумаге, ведь нерадивые подданные не торопились претворять в жизнь монаршие указания, находя многочисленные оправдания и надеясь, что руководство забудет о своих указах, или не сможет проверить их исполнение.

Несмотря на все утраты, документов в хранилищах скапливалось всё больше. Не будем забывать, что делопроизводство уже в те времена развивалось быстрыми темпами, документооборот резко возрос, так что помещений стало катастрофически не хватать. Нужно было как-то выходить из положения. К тому же, не всеми документами пользовались, они лежали мёртвым грузом, храня никому не нужную информацию. Необходимо было как-то решать этот животрепещущий вопрос. Первое упоминание о сознательном и официальном отборе документов, предназначенных к уничтожению относится к 1829 году, когда на описи дел Кабинета Его Императорского Величества Николай I оставил резолюцию: «Разобрать, что важно – отобрать, прочее можно и уничтожить». Через год, комиссия по разборке петербургских архивов получила от императора указания о том, что «несекретные дела, ненужные для будущего времени, можно по строгому разбору уничтожить». Эти указы положили начало, так называемой «экспертизе ценности дел и документов».

Человек стоя у окна и глядя на чёрный прямоугольник дома напротив, думал о том, что картину прошлого невозможно объять одним взглядом. Сколько историков, столько и мнений. Кажется одни и те же факты, а вот выводы, интерпретации делаются порой прямо противоположные. Каждый видит то, что хочет видеть. Или ему приказали это видеть. Вот и этот дом, даже если все окна будут ярко освещены, то всё равно останется загадкой. Ведь не во всякую квартиру заглянешь. Не поговоришь с каждым жильцом по душам, да так, чтобы он рассказал правду и ничего кроме правды. Вот и получается в итоге довольно пёстрое полотно. К тому же на расстоянии, особенно если это расстояние – время, то поневоле чёткость изображения теряется, события и их результаты иногда меняются местами, вступают в абсолютно непредсказуемые взаимоотношения между собой. Факты так могут переплестись, что с ходу и не разберёшь где причина, а где следствие, кто прав, а кто виноват. Что уж говорить о современниках, для которых новости дня, обычно, это просто яркое пятно произошедшего события, о котором они узнали. А вот причинно-следственных связей между такими окошками увидеть в дне сегодняшнем, крайне сложно.

– А что, документы не могут врать? – резонно заметил Ночной Директор, отворачиваясь от окна и разглядывая музейный коридор, ведущий в залы первого этажа. – Ведь сколько раз случалось так, что свидетельства прошлого, дошедшие до нас, при внимательном и непредвзятом изучении оказывались филькиной грамотой. Да этих примеров в мировой истории, сколько угодно.

Изучать историю Сибири по древним документам начал ещё Герхард Миллер, немецкий историк, переехавший в Россию в 1725 году. Сейчас на него часто ссылаются современные историки. Но собранные им документы, так называемые «портфели Миллера», хранящиеся в Государственном архиве древних актов, до сих пор остаются толком не изученными. Может это какое-то инстинктивное недоверие к его работам? Тем более в последние годы выяснилось, что не всё так просто было с этим исследователем.

Одним из главных его путешествий стала так называемая Вторая Камчатская экспедиция, организованная Российской академией наук. С 1733 по 1743 года он ездил по Сибири, изучал тамошнюю жизнь. Но, по его собственному признанию, эта работа постоянно натыкалась на нежелание местных властей сотрудничать с ним. Тем более он смог доехать далеко не во все сибирские города. Так что картина жизни сибиряков была неполной и иногда ошибочной.

В своих письмах в Москву, а позже и в воспоминаниях Миллер жаловался, что не от всех администраций сибирских поселений он получил полный отчёт. От местных воевод он требовал детальное описание состава податных групп населения, размер и виды податей, и многое другое. Ответы он получал спустя долгое время, но зачастую это были формальные отписки, и при внимательном анализе ответов было заметно, что наиболее полно освещаются те вопросы, по которым уже существовали сводные обобщающие материалы. Впрочем, иногда прилагались копии соответствующих документов. Поэтому сейчас стало ясно, что ни по одному из сибирских городов он так и не смог получить исчерпывающей и достоверной информации.

Но у него была ещё одна цель, которую он старался не разглашать. Немецкий исследователь очень интересовался местными летописями и древними документами. Одной его любознательностью это объяснить сложно. С этих документов Миллер снимал копии, которые позже опубликовал. Первым из исследователей-историков он изучил и подверг критике эти письменные исторические источники. Это была большая и тяжёлая работа. Но здесь настораживает один малоизвестный факт. Дело в том, что после вояжа этого историка многие оригиналы документов, с которыми он работал, бесследно исчезли. Одними пожарами и разгильдяйством местных архивистов это объяснить невозможно. Поэтому к его копиям у современных исследователей настороженное отношение. Тем более копирование в те времена было в зачаточном состоянии, и впрямую зависело от добросовестности переписчиков. А если учесть, что именно Миллер доказывал, что первыми русскими князьями, которые и объединили Русь, были норманны или варяги, то можно осторожно предположить, что он просто-напросто подчищал сибирские архивы. Ведь переписка между Москвой и Сибирью велась издревле, и какие документы могли сохраниться в тех далёких землях, сейчас уже никому неведомо. А может, эти документы могли бы пролить свет на действительные причины смуты, которая потрясла страну в конце XVI начале XVII веков, когда пресёкся род Рюриковичей. И тогда бы выяснилось, как всё-таки Романовым удалось усесться на российский трон, или как на самом деле жила и развивалась древняя Русь. Есть некие подозрения, что не всё обстояло именно так, как описывалось якобы современниками и последующими исследователями прошлого страны. Тем более немец собирал документы не только в Сибири, до этого он исследовал архивы, находящиеся в подмосковных монастырях. Наверное, недаром Михайло Ломоносов его работы и выводы жёстко критиковал, особенно касающиеся истории древней Руси. Однажды, дело чуть не дошло до мордобоя, когда Миллер озвучил свои выводы о том, что три брата Рюрики были норманнами, то есть викингами, и пришли эти варяги из откуда-то из Скандинавии. Ломоносов придерживался прямо диаметрального мнения.

Зябко поёжившись, Ночной Директор отодвинулся от оконного стекла. От него ощутимо веяло холодом, к тому же от его дыхания оно запотело. Человек неспешно продолжал думать о загадках истории.

У каждого есть тайны, которые он хотел бы сохранить от любопытных глаз. И любое государство в этом не исключение. Сколько тёмных и тайных дел совершалось и совершается в кабинетах высоких начальников, лучше даже не задумываться. А сколько тайн и загадок ещё пылится в картонных папках на архивных полках, то никому неведомо. Но, как говорит древняя народная мудрость, «шила в мешке не утаишь». Любое действо на земле оставляет свой отпечаток. Особенно хорошо след становится заметен, если он материален, то есть его можно потрогать, а ещё лучше посмотреть или прочитать.

За крепкими стенами архивов, в прохладной тиши хранилищ, лежат материалы, напоминающие мину замедленного действия. И когда она взорвётся, никто не знает. И какие непредсказуемые последствия в настоящем и будущем могут вызвать подобные документы, стоит только неосторожному любопытному открыть их пожелтевшие страницы, остаётся только догадываться или терпеливо дожидаться этого момента. Естественно, что такое дальнейшее развитие событий многим участникам может не понравиться. Всё-таки такие выстрелы из прошлого, могут больно ударить по ныне живущим.

В России первый исторический архив был создан при Коллегии иностранных дел в 1724 году. Первоначально в штате было всего шесть сотрудников, своя печать, руководил им – асессор Курбатов. Это учреждение стало называться – Московским архивом Коллегии иностранных дел.

Архивисты любят сокращать названия своих учреждений, поэтому название этого учреждения сейчас более известно как – МАКИД.

Именно это ведомство было до краёв наполнено секретными приказами и переписками, так что легко себе представить какие документы могли храниться в столь серьёзной коллегии. А с развитием внешних связей Российского государства документопоток начал стремительно возрастать. Так что в скором времени возникла проблема, что просто необходимо привести в божеский вид скопление государственных секретов. Создание этого хранилища положило начало формированию целой сети исторических архивов, принимающих на государственное хранение документы от учреждений и простых граждан.

Многие документы не имели особого значения, как с государственной точки зрения, так и с исторической. Но всё же их собирали, хранили как умели и могли, и, в конце концов, для архивистов остро встал очередной вопрос, где и как сохранять всё это историческое наследие? Все помещения уже были переполнены. Но в настоящем очень трудно увидеть, что станет ценным и важным через годы или века. Ведь до сих пор нет единого мнения по поводу критерия отбора. Яркий тому пример. В одном из архивов Свердловска, ныне снова город Екатеринбург, в семидесятых годах XX столетия абсолютно случайно была обнаружена бумага, на которой в тридцатых годах поставил свою подпись некий землемер-практикант Леонид Брежнев. Кто бы мог в тот момент подумать, что какой-то землемер со временем станет генеральным секретарём Советского Союза, дорогим Леонидом Ильичём. Как эта бумага пережила все архивные чистки до сих пор остаётся загадкой, но в то время, она вызвала определённый ажиотаж.

Иные государственные руководители понимали, как важно замести после себя следы, особенно если они кровавые. Так Никита Хрущёв начал обличать Сталина лишь спустя несколько лет, как занял должность первого лица в государстве. А почему не сразу? Всё было до пошлого просто, никаких загадок. За эти годы, по приказу Хрущёва уничтожались все расстрельные дела, где могла стоять его подпись. Хотя, конечно, это лишь одна из причин его временного молчания. Во всяком случае, компрометирующих его документов пока не найдено, хотя он, безусловно, участвовал в репрессиях. В противном случае он сам бы оказался у расстрельной стены или в каком-нибудь исправительном лагере. Сталин умел всех повязать круговой порукой.

Кстати, современные историки сильно подозревают, что и Романовы также неплохо подчистили архивы, после того как взошли на Российский престол. Во всяком случае, Миллер прошёлся не только по Сибири, но и по всем архивам Москвы и Подмосковья.

Ох, и недаром печатное слово вызывало и до сих пор вызывает зубовный скрежет у иных властителей. Проводя свою диктаторскую волю в жизнь в первую очередь необходимо уничтожить свободомыслие. А как это сделать? К их большому сожалению у граждан есть своя голова на плечах. Как задурить им мозги до такой степени, что бы любой бред, исходящий из уст очередного строителя светлого будущего, ими воспринимался как истина в последней инстанции? Да проще простого. Лишить людей памяти, не давать пищи для размышлений. И вот уже полыхают кострища по всей стране, летят в жаркий огонь книги, документы. Фанатично горят глаза последователей очередного диктатора. На костёр ведут инакомыслящих, не вписывающихся в существующее заданное мироздание, ведь они упрямо пытаются доказать, что Земля не центр Вселенной, и вообще она круглая.

Огонь жарко и жадно пожирает всё, что ему кидают. И вот результат, мечта любого диктатора, или недалёкого руководителя, вокруг него ни о чём не думающая толпа, подчиняющаяся любым его приказам и прихотям, с восторгом ждущая любое его слово и даже жест.

В XIX веке в России было многое сделано в архивном деле. Но это происходило лишь за счёт немногих энтузиастов, власть же продолжала смотреть на хранение бумаг как на мало значимое предприятие. Поэтому состояние большинства архивов было, мягко говоря, в плачевном состоянии. Что уж говорить о провинциях Российской империи, если в самой Москве, прямо в Кремлёвских палатах документы просто сваливались в кучу.

Есть воспоминания как революционные солдаты и матросы в одной из башен Кремля нашли архивохранилище, если можно его так назвать. Открыв двери, они почувствовали жуткий смрад, и это несмотря на трескучий мороз, и на то, что в помещении гуляли сильные сквозняки. В комнатах, в громадную трёхметровую кучу были свалены рукописи, свитки. Нижние слои уже давно сгнили, а сверху этой мерзкой каши были накиданы новые документы.

Любая власть всегда понимала важность истории, запечатлённой в документах. Ведь там всегда можно найти выгодные и удобные факты, которые можно использовать с пользой для себя. Не были исключением и большевики. Как только архивы старого режима попали в руки новой диктатуры, так сразу же было решено опубликовать документы, где фигурировали тайные договоры между Россией и Германией. Это вызвало большой скандал на международной арене. Большевики в то время выпустили в свет много документов порочащих честное и доброе имя руководителей различных государств, обличая их в двурушничестве и других богомерзких грехах. Но это не было их изобретением. Этот же приём во время первой мировой войны, опять же против своих врагов, использовала и царская власть.

Кстати, руководители молодой советской власти прекрасно понимали всю ценность документов, попавших им в руки. Поэтому уже 1 июня 1918 года Совет Народных Комиссаров принял декрет о «Реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР».

Кстати, туда вошло много нереализованных проектов и предложений царских архивистов. Именно тогда был создан Единый государственный архивный фонд, в который передавались дела, утратившие практическое значение. Отдельные части государственного архивного фонда соединялись по принципу централизации архивного дела. Для управления вновь созданным архивным фондом был создан специальный правительственный орган – Главное управление архивным делом. Одновременно правительственным учреждениям запрещалось уничтожать без специального разрешения, какие бы то ни было дела или отдельные бумаги. Нарушителям грозили судебные разбирательства и суровые наказания. Несмотря на разруху, гражданскую войну и прочие проблемы переходного периода, все ранее существовавшие архивы получили охранные грамоты на помещения. А в 1919 году несколькими специальными декретами правительства были созданы областные и губернские управления архивными делами. В том же году 19 сентября был учреждён архив в Тобольске. Позже, уже в двадцатых годах, централизация дошла до своего пика, в стране были национализированы все частные, научные и культурные архивы. Таким образом, большевикам удалось сделать то, о чём царское правительство даже и не мечтало, объединив все хранилища, причём под крылом НКВД.

Со временем архивное строительство дошло и до Ямала. 20 марта 1934 года на заседании организационного комитета Советов Обско-Иртышской области (Ямало-Ненецкий округ входил в состав этой области с января по декабрь 1934 года) было решено организовать при Ямало-Ненецком окружном исполнительном комитете архивное бюро. И 23 сентября после выхода постановления оргкомитета Советов Обско-Иртышской области на Ямале появилось своё архивное бюро. Он было подчинено Ямальскому (Ненецкому) окружному исполнительному комитету. Тогда же был утверждён штат из пяти человек. Им было поручено составить план работы, приступить к ведению архивного дела в округе и «показать на практике колхозам и совхозам и всем учреждениям и предприятиям как нужно хранить архивные материалы…». С образованием в декабре того же года Омской области (округ входил в её состав до 1944 года) бюро было переименовано в окружной архив.

Первым заведующим хранилища документов был назначен Михаил Осипович Калганов. Он сразу же активно приступил к «концентрации», то есть сбору документов, и уже в 1935 году у него хранилось 1634 дела. Первоначально архиву выделили небольшой рабочий кабинет в здании Окружного исполнительного комитета, который располагался по улице Туземная дом номер 6, сейчас это улица Республики, а само архивохранилище располагалось в колокольне церкви.

По воспоминаниям участников, архивная работа тех лет была тяжёлой, ведь вся работа держалась на плечах одного человека. К тому же, дело было новым. Сохранилась докладная записка, написанная в 1936 году очередным заведующим Андрияновым:

«Как же у нас в Ямало-Ненецком окружном исполкоме обстоит дело? Архив загнали на чердак церкви и успокоились, а какое здание, отвечает ли оно требованиям хранения? Архивные материалы перебрасываются с одного места на другое, в силу чего архив скомкан в кучу и не разобран, и не описан. Работа стоит, так как производить таковую негде, ибо часть здания занимает жилплощадью сам заведующий, помещение очень малое. Это то же есть большой недостаток работы Окружному архиву».

Лишь в 1954 году архивное бюро получило своё здание, оставшееся от бывшего архивохранилища 501-й стройки.

Сейчас в Окружном архиве практически нет документов ранее конца XIX века. Они сгинули во время революционной смуты. Так же нет секретных фондов, такие свидетельства прошлого вывозили в Воркуту, Тюмень. Недавно рассекреченные документы времён 501-й стройки в основном носят технический характер. Так что, в основном, в этих стенах хранятся документы о становлении Советской власти, деятельности волостного революционного комитета. Есть документы, в которых отражена история образования кочевых туземных родовых Советов Ямало-Ненецкого национального округа, есть сведения о переводе кочевого населения на осёдлый образ жизни, о спецпереселенцах 30-40-х годов.

В XX веке в стране были начаты научные исследования древних рукописей и летописей, хранящихся в различных архивах страны. И учёных ждало пренеприятное открытие, о котором до сих пор широкой публике стараются не сообщать. Некоторые письменные источники, как знаменитые, так и не очень, которым привыкли безоговорочно доверять, оказались всего лишь подделкой.

Печальный список сфальсифицированных древних документов продолжает пополняться. В последние годы неожиданно возник научный спор. Появилось нежданное, смелое предположение, что знаменитое «Слово о полку Игореве» было написано спустя много веков от описанных в нём событий, просто человек воспользовался возникшей модой на подобные рукописи и сам сочинил это «Слово…». Так ли это на самом деле, или рукопись действительно была составлена в древние времена, выясняют специалисты. В «Повести временных лет», известной ещё как «Несторовская летопись», кстати, названной так по имени очередного переписчика, а не монаха-летописца, как это до сих пор преподают в школе, есть несколько вырванных страниц, а на их место, спустя несколько веков, были вклеены другие. И вот что странно, именно на этих листах неведомый летописец повествует, как пришли на Русь первые Рюриковичи. Кому это было выгодно, остаётся лишь догадываться.

Естественно, некоторые, с позволения сказать «авторы» древних списков, преследовали свои меркантильные интересы, ведь после войны с Наполеоном в русском обществе возник неподдельный интерес к своим корням, прошлому страны. Вследствие этого тут же возникла мода на собирательство подобных древних литературных памятников, но их было мало, вот на помощь и поспешили умельцы. В XVIII – XIX столетиях было изготовлено сотни подделок, и даже откровенных фальшивок.

Здесь надо особо отметить, что не все фальсификаторы искали выгоды, некоторые просто старались привлечь внимание к народному творчеству, национальному наследию. В результате, полностью офранцузившееся русское высшее общество неожиданно для себя узнало, что история Руси ни в чём не уступает той же Франции.

Архивист В. П. Козлов, в XX столетии внимательнейшим образом изучив около ста семидесяти подобных документов, в своей книге «Тайны фальсификации» написал об одном таком патриоте, И. П. Сахарове, бывшего не только врачом по профессии, но и этнографом и историком Тульского края, оставившего глубокий след в русской истории первой половины XIX века.

«Сахаровские подделки оказались в конечном итоге продуктом официальной идеологии эпохи их создания. Они отвечали официальному толкованию идеи народности прежде всего как одного из общественных устоев николаевской России. Идеализация старины, поиски в ней не существовавших образцов истинно народного характера, образа мыслей, обычаев были благодатной почвой для подделок Сахарова. Оружие знания вольно или невольно он направил против самого знания».1

Ночной гость припомнил копии древних летописей выставленных на очередной витрине и подумал, что не всегда народная мудрость верна. Хотя бы взять пословицу: «Что написано пером, того не вырубишь топором». Зачем вырубать, когда можно просто-напросто вырвать ненужную страницу и вклеить новую, вот тогда чистое окно в историю будет туманным и мутным, а может и вообще закрыться навеки, но об этом даже никто и не догадается. И пускай, потом историки мучаются, анализируют, домысливают, придумывают, собирая мозаику из разноречивых фактов. Может они когда-нибудь, и приблизятся к истине. Но всё равно прошлое будет полно тайн и загадок, и на эти вопросы найти достоверные ответы будет ох как непросто.

Потом Ночной Директор вспомнил, как в первый раз пришёл в окружной архив. Дело было зимой, поэтому неказистое здание последнего приюта документов еле виднелось из-за сугробов и небольших деревьев, окружающих домик. Морозный воздух блеклым серым туманом скрывал горизонт, было трудно дышать. Но внутри помещения было тепло, сухо и, главное, уютно. Особенно это чувствовалось после насквозь промёрзшей улицы. И ощущалось ещё нечто, почти неуловимое для человеческих чувств, что трудно передать словами. Нет. Не вездесущая пыль и запах бумаг. Здесь было что-то иное. Только много позже он всё-таки понял, что это было. В этих стенах было сконцентрировано само время, здесь лежала история, сжатая между картонных обложек папок, и перевязанное обыкновенным шпагатом. Он ещё тогда с усмешкой подумал:

– Наверное, чтобы история не сбежала, не вырвалась на волю, а то таких дел натворить сможет, что придётся долго расхлёбывать.

К тому же и само здание архива овеяно легендой. Почему-то долгое время считалось, что окружное документохранилище въехало в прачечную, оставшуюся со времён 501-й стройки. Но потом сами же архивисты выяснили, что здесь изначально располагался архив этой печально знаменитой гулаговской стройки.

Ночной человек тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания и мысли, ещё раз насухо протёр очки и пошёл в обход музейных владений, где хранились следы эпох и событий.

Здесь, в музее время тоже было сконцентрировано, но, в отличие от архива оно было более осязаемо, что ли. Здесь его можно было не только прочитать, пошелестеть страницами былого, но и погладить, потрогать, взять в руки и увидеть воочию немногочисленных свидетелей прошлого.

II глава