Читать книгу Перекати-Поля - Яна Демидович - Страница 3

Палец ещё не успел коснуться кнопочки звонка, когда дверь начала открываться – медленно, со скрипом… как в дешёвых ужастиках.

Из квартиры дохнуло холодом с примесью перечной мяты. Полынью и чем-то приторно-сладким, будто кленовый сироп. Оля безотчётно попятилась. На бумажном кулёчке, что она держала в руке, расползлось мокрое пятно от её вспотевшей ладони.

– Дор… – успела пискнуть Оля – и словно поперхнулась.

Потому что дверь распахнулась во всю ширь.

На пороге, скрючившись вопросительным знаком, ухмылялась отвратная ведьма. С рубища её свисали обрывки паутины, волосы напоминали воронье гнездо. Нос, загнутый ятаганом, служил подставкой для россыпи бородавок, одна другой безобразней.

Но хуже всего были зубы. Точнее, два острых, как у мастифа, клыка, что не помещались во рту и свисали аж до подбородка.

– Ждраштвуй, шладость моя… – зловеще прошамкала-просюсюкала ведьма. – Жаходи в мой Прянишный до-о-о-омик…

Заорать бы, метнуться к лестнице. Да хотя бы свистнуть, чтобы подмога какая прибежала! Нет – Оля стояла, точно истукан. Невнятно булькала что-то. И чувствовала, что всё сильнее хочет в туалет.

Но тут ведьма распрямилась, приобретя осанку балерины. Очень знакомо хмыкнула и кивком головы указала на Олин кулёк.

– Что, макаруны от папки принесла? Даже отсюда запах чую.

Оля чуть не расплакалась от облегчения.

– Дора Теодоровна!..

– А кто же ещё? – вынимая вставные зубы, усмехнулась довольная Дора. – Ладно, спектакль закончен. Проходи!

Оля трусцой забежала в квартиру. Позади неё несносная Дора Теодоровна меняла обличье: отломила накладной нос, положила парик на тумбочку… Пара минут – и она, обретя нормальный человеческий вид, подошла к Оле, чтобы обнять её крепко-крепко.

– Что, Олька, напугала тебя?

– До чёртиков, теть Дор!

– Ну извини, извини… Ты ж меня знаешь…

Оля кивнула и, наконец, улыбнулась. Конечно же, она её знала. Пандора Теодоровна не могла прожить и дня без переодеваний. Актриса – что с неё взять…

Когда-то она блистала в местном театре, но однажды, получив нелестный отзыв одного критика, оскорбилась до глубины души и ушла. Кто только не приходил, кто только не уговаривал её вернуться на подмостки! Даже областной министр культуры!.. Но Дора Теодоровна сказала «ша». Однако скучала по работе безумно – и каждый день, выступая сама себе гримёром и костюмером, вживалась в новый образ, который, порой, был очень достоверным. Как сегодня, например.

Уйдя из театра, Дора Теодоровна подружилась с Олиной бабушкой по отцу. А когда её не стало – продолжила общаться с Олей и её папой. Кроме театра, Дора Теодоровна очень любила сладости, поэтому каждый раз, когда Оля собиралась её навестить, она обязательно брала что-нибудь из папиных десертов. Угостить соседку, ставшую второй бабушкой…

– Это новые, с лавандовым кремом, – сказала Оля, протягивая подарочный кулёк.

Дора Теодоровна ахнула:

– Восторг! Да ещё моего любимого цвета!

Откусив кусочек макаруна, Дора в блаженстве закатила глаза.

– Твой папа – волшебник. Передай ему мои поцелуи!

– Передам, – улыбнулась Оля.

Вскоре они уже сидели за кухонным столом и чаёвничали. Говорила, в основном, Дора. Оля же – молчала, ела да слушала. Квартира Доры Теодоровны была одним из немногих мест, где она чувствовала себя в безопасности. Всякий раз Дора припоминала новые байки из своей театральной биографии, но иногда безостановочно говорила о котах и кошках – ещё одной своей страсти.

Дора страдала сильнейшей аллергией на шерсть. Поэтому любила кошачьих на расстоянии: была завсегдатаем групп, где выкладывали картинки и анимации с ними, перечисляла деньги в приюты для животных – и, смаргивая слёзы, проходила мимо тайм-кафе с котятами.

Оля её любви не разделяла – всегда относилась к животным с опаской. Будь то мелкая собачонка, что, безусловно, может откусить палец, птица, которая переносит клопов и других паразитов, или кошка – милая, но с нехилыми когтями и зубами. Поэтому у Оли дома не было ни одного питомца. Даже распоследнего фикуса.

– …знаешь, как я боялась исполнять ту, первую роль?! – вещала Дора Теодоровна. – Да у меня все поджилки тряслись! Но стоило мне надеть костюм, стоило вспомнить текст – и меня будто подменили, Олька! Представляешь? И с тех пор так и повелось – когда образ полностью готов, когда ты вжился в него полностью – ты словно меняешь личность! Была скромница – стала безбашенная Кармен… Была трусиха – стала бесстрашная Орлеанская Дева… Ты будто проживаешь несколько жизней!..

Оля слушала, пила травяной чай и молча кивала.

Но позже, вечером, опять вспомнила этот разговор.

Внезапная мысль точно кипятком ошпарила.

«А что, если?..»

Оля слезла с дивана, уселась за стол. Задумчиво повертела в руках «Дневник трусихи». И перевернула его, чтобы открыть с задней, незаполненной записями стороны.

Когда-то, в одной сказке, Оля читала про героя, который, попав в переплёт, притворился другим. Трус до мозга костей, он выдал себя за отчаянного смельчака, коим никогда не был. Сбил с толку всех врагов, победил, спас любимую принцессу…

И, в конце концов, избавился от страха. На-всег-да.

«Когда образ полностью готов, когда ты вжился в него полностью – ты словно меняешь личность!» – в ушах снова прозвучали восторженные слова Доры. Рука Оли дрогнула, подхватила чёрный фломастер. Секундное колебание – и она стала рисовать, пока толком не зная, что у неё получится.

Минута, вторая, третья…

Оля отложила фломастер. В горле пересохло, но губы стали сами собой растягиваться в улыбке.

Потому что клетчатый лист больше не был пустым. На нём чернел удивительный рисунок – лихая девчонка, что стояла, подбоченясь, и смело смотрела своей создательнице прямо в глаза. Чёрные, прямые волосы до плеч, пиратская бандана с черепом. Перчатки с обрезанными пальцами, жилетка и штаны с уймой кармашков…

А ещё – шрамы. Пара на лице, пара на голых, не скрытых майкой, предплечьях.

«Ну, здоро́во, трусиха. Как назовёшь меня?» – казалось, говорил весь её насмешливый вид.

Оля зажмурилась. В мозгу косяком рыбы промелькнули сотни имён, кличек и прозвищ, среди которых вдруг сверкнуло оно. Одно-единственное. Идеально подходящее.

– Поля?.. Перекати-Поля! Да!

Оля даже засмеялась от радости. Распахнула веки, перелистнула страницу и, подхватив ручку, стала строчить. История только что рождённой Перекати-Поли так и просилась на бумагу. Казалось, она давным-давно дремала где-то на задворках сознания, а сейчас, получив чудесный пинок, проснулась, ожила и грозила поменять жизнь навеки.

Небо за окном потемнело до ледяной синевы, когда Оля наконец отложила ручку. Сердце бухало в груди так, словно только что бежала от банды настоящих зомби, но настроение было отменным, солнечным. Знакомство состоялось, и теперь Оля знала о своей героине всё.

В отличие от Оли, Перекати-Поля обожала путешествовать. Побывала и в Индии, где её чуть не укусил малярийный комар, выжила в шторме посреди Атлантического океана, съездила в сафари по жаркой Африке… Она пешком, без команды, забралась на Эверест, слазила в заброшенную угольную шахту, не побоялась мексиканских могильников – в общем, умела выжить всегда и везде, в любых, самых жёстких условиях…

Перекати-Поля не отступала перед опасностями. Не плакала от опасных ран и не страдала от шрамов. Она умела почти всё. Свободная, подгоняемая попутным ветром.

Мысли о Поле так забили Олину голову, что она едва почувствовала вкус папиной стряпни. Заглотив ужин, Оля гепардом унеслась в свою комнату и опять засела за записи. Уже в кровати, ночью, она так и возилась с боку на бок, всё представляя себе Полины приключения.

А на утро был готов план.

***

– Дора Теодоровна-а-а-а! – Оля звонила и стучала в дверь, пока не загремели отпираемые засовы.

Дверь открылась, зашуршали золотые шелка – на пороге выросла Клеопатра с глазами, подведёнными сурьмой. Протянула тонкопалую руку, на запястье которой тихонько звенела сотня браслетов. Дотронулась ноготком до Олиной щеки и пробормотала что-то на чужом наречии.

– Обалдеть! – с искренним восторгом выдохнула Оля. – Вам только сфинкса не хватает! С золотым ошейником!

Клеопатра скривилась и заговорила по-русски:

– Сфинкса? Фи, Олька, фи! Это единственная порода, которую я тер-р-рпеть не могу. Знаешь ведь!

– Да знаю, – улыбнулась Оля и, спохватившись, добавила: – Дора Теодоровна, я за помощью к вам!

Чёрная бровь Клеопатры взлетела вверх.

– Что ж молчала? Заходи!

Спустя минуту Оля уже показывала Доре свой рисунок – фотографию с телефона. По её словам выходило, что это всего лишь образ к театральной постановке на первое сентября. Мол, классная позвонила, попросила поучаствовать… Вот и надо теперь найти шмотки, чтоб изобразить бродягу или пиратку. Хулиганку, в общем.

– Хулиганку… – медленно протянула Дора и покосилась на Олю. – Хм, а почему именно тебе это предложили? Ты ж у нас зайчишка-трусишка? А?

Оля чуть покраснела под проницательным взглядом актрисы. Врать отчаянно не хотелось. Но и говорить всю правду – тоже. Словно сглазить боялась будущее предприятие.

Поэтому пришлось ограничиться полуправдой.

С капелькой вранья.

– Да классуха думает, что я так смелее стану… Косплей, раскрепощение и всё такое…

– Хм, – ещё больше сузила глаза Дора и вдруг добавила: – А что? Правильно думает. Тебе смелость не помешает… Пошли-ка, посмотрим мои закрома.

Скоро они стояли в спальне Доры Теодоровны, у огромного, как сундук, чемодана. Чудилось, что его недра скрывают все мыслимые и немыслимые образы, которые Дора использовала за всю свою долгую, бурную жизнь.

Пальцы, украшенные колечками, пронеслись по застёжкам, словно творя магический пасс. Крышка чемодана откинулась – и у Оли перехватило дыхание. Чемодан Пандоры, аккуратно разделённый на сектора, был забит до отказа. Тут тебе и костюмы, и парики, и аксессуары всякие…

– Держи, вроде подходящий, – Дора легко нашла нужный парик и отдала Оле. – А вот и жилетка… Смотри-ка, прямо твой размерчик. Ха. А вот и ботики. Везучая ты, Олька!

Растянув рот до ушей, Оля прижимала к груди дары Пандоры – счастливая до того, что хотелось петь.

«Получилось, получилось! Я скоро буду Полей!..»

– Тёть Дор, а грим накладывать научите? – спросила Оля, погасив улыбку – вспомнила, что ещё не всё. – Мне бы подбородок чуток замазать… да шрамы…

– Научу Олька, всему научу, – подмигнула ей Дора, беря с туалетного столика неприметную коробочку.

…Вечером, перед тем, как бежать домой, Оля заглянула в магазин для косплееров. Стесняясь, спросила у яркой девицы – менеджера, есть ли у них линзы синего цвета.

Линзы нашлись. И Оля, не веря самой себе, купила их, чтобы уже дома, стоя перед зеркалом, собрать образ Поли воедино. Как пазл.

Стояла глубокая ночь, когда преображение завершилось. Папа, выключив телевизор, давно уже видел десятый сон и ведать не ведал, что творит любимая дочка.

Впрочем, если бы он и заглянул в Олину комнату, то просто упал бы. Не узнал бы ту, что сейчас вертелась там и так, и сяк, с ухмылкой разглядывая своё новое отражение.

А, если честно, Оля и сама себя не узнавала.

Потому что там, в зеркале, стояла вовсе не она. У Оли Петровской отродясь не было таких волос цвета дёгтя. Таких тёмных, грозовой синевы, глаз.

Оля Петровская не была крутой. Она не повязывала на голову бандану, не надевала на руки осенние перчатки, у которых сегодня безжалостно отрезали пальцы. Не носила грубые армейские ботинки и одежду с миллионом карманов, в которых прятались вещи, любимые всяким выживальщиком: мотки лески; мультитул, что заменял собой и отвёртку, и ножик, и кучу всего ещё; компас, мешочек вяленого мяса и карту родного города…

Оля не могла отвести взгляда от своего – не своего лица.

И улыбалась, как сумасшедшая.

Ямочка на подбородке исчезла. Теперь он был волевым, твёрдым. Шрамы, которые обычно украшают мужчин, украшали и её.

Оля подмигнула себе. Подмигнула Поле.

Страх, засевший давно, глубоко-глубоко, потихоньку исчезал.

Растворялся в безбашенной синеве глаз Оли-Поли.

«Я больше не буду бояться. Ни-ког-да».