Читать книгу Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV–XVII вв. - А. Е. Тарас - Страница 40

После смерти Шемяки, бегства в Литву его сына Ивана Дмитриевича «Шемячича» и захвата Можайска, великий князь решил «разобраться» со своим старым недругом Новгородом. В 1456 году московские войска выступили в поход на «Господина Великого».

Объединенное новгородско-псковское ополчение потерпело поражение в битве под Руссой. По условиям договора, заключенного в Яжелбицах, боярской республике пришлось уплатить большую контрибуцию, а также признать себя вассалом Василия II. Конкретно, новгородцы впервые в официальном документе назвали московского великого князя своим «господином», а Новгород – его «отчиной». И хотя речь в грамоте шла о признании главенства конкретного лица, а не государства, через 20 лет им это очень больно «аукнулось».

Сильно опасаясь в данной связи за свою судьбу, псковичи в 1460 году отправили к Василию II, приехавшему в Новгород, делегацию бояр «от всех концов» псковской земли, с подношением в 50 рублей, чтобы бить челом о «жаловании» князем Пскова как своей «отчины». При этом делегаты («мужи псковичи»), наивно надеявшиеся на то, что московский властитель сохранит за ними их традиционные права и свободы («вольности»), всячески подчеркивали добровольный характер своей миссии.

Они даже заявили ему, будто литвинский князь Александр Чарторыйский, приглашенный в Псков со своей дружиной для защиты города от врагов, согласен признать себя наместником великого князя. Но тут у них вышла промашка. Узнав о содержании переговоров, Александр расторг договор («докончание») с Псковом и вернулся с дружиной в Литву. Оставшись без военной силы, псковичи вслед за новгородцами признали себя вассалами Василия II.

* * *

В 1462 году московский престол занял 22-летний Иван III (1440–1505), сын Василия II. Он получил в наследство от отца княжество, которое своей площадью в 30 раз превышало земли его прапрадеда Ивана I Калиты в 1340 году.

Кроме Москвы, ему подчинялись Алексин, Боровск, Владимир, Вятка, Галич, Дмитров, Звенигород, Калуга, Коломна, Кострома, Можайск, Муром, Нижний Новгород, Переяславль, Стародуб, Суздаль, Устюг, ряд других городов. И все же земли Москвы своими размерами значительно уступали не только Великому княжеству Литовскому, но и Господину Великому Новгороду.

А всего в 80 верстах на север от Москвы начиналось Великое княжество Тверское, самое враждебное Москве среди всех русских княжеств. Примерно в 100 верстах на юг, по берегу среднего течения Оки, шла сторожевая линия против татар, наиболее опасного и неугомонного врага московитов. До границы с Литвой тоже было около 100 верст.

Иван III Васильевич занял видное место в русской истории по многим причинам. Но на первое место среди них следует поставить то, что именно он положил начало систематическому захвату земель ближних и дальних соседей Московской Руси.

Сначала великий князь Иван завоевал Ярославль (в 1463 г.), а в 1468—69 гг. провел победоносную войну с Казанским ханством. После этого он обратил свой хищный взор на вольный Новгород.

Как известно, земли Господина Великого Новгорода практически не пострадали от нашествий татар. По водным путям боярская республика вела оживленную торговлю с Западной Европой, Литвой, русскими княжествами, татарскими ханствами. Она также обладала огромными земельными владениями (на востоке они простирались до Урала; на севере в состав новгородских земель входили Кольский полуостров и Поморье). Здесь стремительно развивались буржуазные отношения, скопились большие богатства. Новгород славился красотой церквей и дворцов; мастерством ремесленников, зодчих, иконописцев; поголовной грамотностью жителей, а главное – их вольнолюбивым предприимчивым духом.

«Господин Великий» вел самостоятельную внешнюю политику. Достаточно сказать, что за 305 лет (с 1142 по 1446 гг.) Новгород воевал со Швецией 26 раз; с Литвой – 14 раз; с Ливонским орденом – 11 раз; с Норвегией – 5 раз.

Но в случае подчинения Москве, с ее деспотическим азиатским режимом, процветанию Новгорода неизбежно пришел бы конец, ибо основой и гарантом этого процветания являлись, во-первых, приоритет товарно-денежных отношений над внеэкономическим феодальным принуждением и, во-вторых, республиканская форма правления. В общем, так все и произошло. Мнения по данному вопросу крупнейших российских исследователей Новгорода И.Д. Беляева, В.О. Ключевского, Н.М. Костомарова, А.И. Никитского, М.Н. Покровского совпадают.

Для начала Иван примерно в конце 1469 года направил послание, содержавшее следующие слова: «Люди Новгородские, помните, что Новгород – отчина великого князя!»

Новгородское вече, считая договор 1456 года утратившим силу вместе со смертью Василия II, ответило ему: «Новгород не отчина великого князя, Новгород сам себе Господин». Тогда Иван еще раз повторил свой главный аргумент, что Новгород – его исконная вотчина и потребовал: «Посылайте ко мне бить челом, а я буду жаловать свою отчину по старине».

В ответ на эти притязания архиепископ Иона, являвшийся высшим должностным лицом вечевой республики, пригласил в Новгород киевского князя Михаила Олельковича (или Олелько), внука Альгерда. Князья Олельковичи были православные, сам Михаил доводился двоюродным братом Ивану III. Архиепископ, посадники и бояре надеялись, что княжеская дружина значительно усилит новгородское войско, которое состояло из ополчения и наемников, приглашаемых в случае угрозы войны.[67] Кроме того, князь, как профессиональный воин, должен был стать главнокомандующим. 8 ноября князь Михаил приехал в Новгород. Но за три дня до приезда умер главный его сторонник архиепископ Иона. Разгорелась борьба за освободившийся престол.

Примерно в это же время Иван III сообщил изумленному новгородскому послу, что род князей московских – это общий род князей «володимерских и Новгорода Великого и всея Руси». Оглашенное на вече в Новгороде, данное заявление вызвало бурю возмущения. Среди новгородского боярства возникла группировка во главе с кланом Борецких, сделавшая ставку на покровительство Казимира IV, великого князя Литовского и короля Польского.[68] Ее сторонники провозгласили:

«Московский князь многие обиды и неправды над нами чинит, хотим за короля польского и великого князя литовского Казмира».

Ввиду явной угрозы скорого вторжения московитов, новгородское вече одобрило предложение этой группировки направить послов в Литву – просить о военной помощи. Уже в конце ноября 1470 года в Вильно прибыло новгородское посольство (боярин Тимофей Остафьевич Груз с несколькими помощниками), которое провело переговоры об условиях возможного союза.

Великий князь Москвы Иван III

Довольно быстро выяснилось, что Михаил Олелькович не устраивает ни литовскую партию, ни московскую. Горожане «показали князю путь» и 15 марта 1471 года он покинул Новгород вместе со своей дружиной. По дороге домой, в порядке компенсации понесенного морального и материального ущерба, он изрядно ограбил Старую Руссу и те волости, через которые проезжал.

В том же марте месяце Иван III прислал в Новгород новое послание. В нем он впервые привел аргумент, который впоследствии рьяно использовали его наследники. Дескать, дело вовсе не в богатствах и землях Новгорода, а в том, что его жители якобы намереваются перейти из православия в католичество (имелось в виду посольство боярина Груза):

«Не отступай моя отчина от Православия; изгоните новгородцы из сердца лихую мысль, не приставайте к Латинству, исправьтесь и бейте мне челом; я вас буду жаловать и держать по старине».

Несмотря на этот призыв и прямые угрозы, в конце все того же марта 1471 года в Вильно спешно выехало второе посольство. На этот раз в него вошли влиятельные люди республики: посадник Дмитрий Борецкий (сын Исаака и Марфы), двое бояр и пять житьих людей.

После их возвращения, в Новгороде к июню был составлен проект договора между Литвой и Господином Великим Новгородом. Он начинался следующими словами:

«Честной король Польский и князь великий Литовский заключил дружеский союз с нареченным владыкою Феофилом, с посадниками, тысяцкими Новгородскими, боярами, людьми житьими, купцами и со всем Великим Новгородом»…

По этому договору, литовский великий князь обязывался держать в Новгороде своего наместника из числа православных литовских князей. Наместник, его дворецкий и тиуны, проживая на Городище, не должны были иметь при себе более 50 человек.

Главным же пунктом был следующий: Если пойдет великий князь московский или сын его, или брат на Новгород войной, то великий князь Литвы должен идти на помощь новгородцам. Если он, не помирив Новгород с московским князем, уедет в Литву или в Польшу, или в Немецкую землю, а без него снова пойдет Москва на Новгород, то Рада Литовская должна без него оборонять Новгород.

При этом Казимир IV обязывался сохранять все новгородские вольности («держати тебе честны король, Великий Новъгород в воли мужей волных, по нашей старине») и не притеснять православную веру. Кого захотят новгородцы, того и поставят себе владыкой (архиепископом – А.Т.), а литовский великий князь не будет строить католических церквей ни в Новгороде, ни в пригородах, ни по всей земле Новгородской. Как видим, никакой угрозы православию этот союз не предвещал.

После переговоров с послами Казимир IV отправил в Золотую Орду гонца с богатыми дарами, чтобы подтолкнуть Ахмат-хана к набегу на Москву. Но сам он не помог новгородцам, когда летом того же 1471 года Иван III пошел на них с войском.

Его бездействие можно объяснить двумя основными причинами. Во-первых, хотя текст договора обсуждался обеими сторонами, он еще не был официально заключен. Во-вторых, Иван III действовал быстрее. Пока Казимир думал, как ему лучше поступить, вся кампания уже завершилась. По меркам 1470 года Москва провела против Новгорода «молниеносную войну». Например, хан Ахмат, узнав о предложении Казимира, выступил на Москву так скоро, как смог – в следующем году!

* * *

Итак, в первых числах июня 1471 года московиты вышли в поход. Князь Иван III не ожидал встретить серьезного сопротивления от новгородцев. Поэтому он разделил свои войска на три части. Князь Даниил Холмский с десятью тысячами человек направился вдоль Ловати к Старой Руссе. Отряд воеводы Стриги Оболенского двигался вдоль Мсты в Двинскую землю. Наконец, сам Иван Васильевич со своим двором и тверскими ратниками шел вслед воеводам, сильно отставая от них.

По словам летописцев, в пути московиты безжалостно разоряли землю, «пленующе и жгуще и люди в плен ведуще». Жестокими расправами они стремились устрашить новгородцев; пленным они «повелеша носы, уши и губы резати». О том же пишет Нечволодов:

«Скоро великокняжеские войска вступили с разных сторон в Новгородскую землю и стали страшно ее опустошать».

Нечволодов А. «Сказания о русской земле». Книга 3, с. 116

Новгородские бояре срочно собрали ополчение и пригласили наемников. Общая численность их войск составила 25–30 тысяч человек. Однако войско наполовину состояло из ополченцев, имевших слабую военную подготовку и в своем большинстве не горевших желанием сражаться – как они думали – за интересы бояр. Эти олухи наивно полагали, что царь Иван станет защитником «меньших людей» от «власть имущих». В новгородской летописи сказано, что мобилизация горожан проводилась насильственными методами. Тех, кто не хотел воевать, «разграбляху и избиваху, а иных в реку в Волхов метаху»!

Без особого труда головной московский полк князя Холмского разбил у озера Ильмень две передовые новгородские дружины, захватил, разграбил и сжег Старую Руссу.

Затем Холмский вышел на правый берег реки Шелонь. На левый берег сюда же пришло новгородское войско под командованием посадников Дмитрия Борецкого и Василия Казимира. Оно продвинулось к Шелони для того, чтобы не допустить соединения псковских войск с московскими и, дождавшись помощи от Казимира IV, обрушиться на противника. Встреча с московитами оказалась для новгородцев неожиданной. Некоторое время оба войска двигались по разным сторонам реки, ища броды.

Господин Великий Новгород в XV веке

Холмский медлил с переправой, ожидая подкрепления. Новгородцев было до 30 тысяч – вдвое больше, чем московитов. Они рассчитывали использовать свой численный перевес. Но тут в их войске возник раздор. «Меньшие люди» (ремесленники и мелкие торговцы), которые «родившися на лошади не бывали», требовали немедленной атаки. Они кричали: «ударимся ныне». Однако воеводы конного полка владыки (архиепископа Феофила) отказывались биться с москвичами, говоря, что их задача – не допустить псковичей.

Битва произошла возле устья Шелони, в районе между городом Сольцы и деревней Скирино, примерно в 30 верстах западнее озера Ильмень. Согласно московским источникам, 15 июля ратники Холмского перешли «великую реку» кто вброд, кто вплавь, бросились на новгородцев, «яко львы рыкающие» и обратили их в бегство. На самом же деле сражение началось неудачно для московитов.

Бой на реке Шелонь в 1471 г.

Как следует из новгородских источников, новгородцам поначалу удалось использовать перевес в силах. Они «бишася много и побиша москвич много», а затем погнали «москвичи за Шелону». И как раз в это время на новгородскую пехоту обрушился отряд касимовских татар, посланный Стригой Оболенским. Татары подоспели на Шелонь в самый разгар сражения. По своему обыкновению, они зашли во фланг противнику. Отборный конный полк владыки еще мог исправить дело и отогнать татар, но он не двинулся с места. Видимо, причиной тому явились инструкции самого архиепископа Феофила, являвшегося противником союза с Литвой и ошибочно рассчитывавшего на усиление своей власти в Новгороде с помощью Ивана III.

В итоге новгородцы не выдержали, «мало щит подржавше и побегоша вси». Они потеряли убитыми, по разным данным, от 4 до 6 тысяч человек, около 2 тысяч попали в плен, в том числе посадники Дмитрий Борецкий и Василий Казимир, воеводы Кузьма Григорьев и Яков Федоров.[69]

После битвы на Шелони новгородцы сожгли свои посады и стали готовиться к длительной осаде. Но «московская партия» во главе с архиепископом Феофилом настояла на мирных переговорах. Когда Иван III с главными силами московской рати вышел к устью Шелони, его встретила делегация новгородцев во главе с владыкой.

Пока главные силы Москвы находились в районе Новгорода, князь Василий Шуйский с 8-тысячной ратью двинулся на стругах по реке к Устюгу Великому. А направленные еще в мае в Заволочье московские бояре с воеводой Василием Образцом собрали из вятичей и устюжан судовую рать численностью около 4 тысяч воинов и выступили навстречу новгородцам.

Противники на судах встретились на реке Северная Двина, сошли на берег и вступили там в бой. Отряд под командованием Василия Образца разбил новгородцев, из которых спаслись бегством немногие. После этого устюжане и вятичи «повоевали» большое количество двинских городков, погостов и сел, захватив большую добычу. И в Заволочье новгородцам не помогло тройное численное превосходство – слишком низкой была боеспособность их войск.

* * *

Перспектива длительной осады хорошо укрепленного города, вкупе с угрозой одновременной войны с Литвой и Ордой, побудили Ивана III не медлить с заключением мира.

Он ограничился тем, что обязал Новгород в течение года заплатить огромную по тем временам сумму – 15,5 тысяч рублей серебром либо западноевропейской монетой. Кроме того, по его приказу 18 июля были обезглавлены «за измену» новгородские бояре Дмитрий Борецкий, Василий Губа Селезнев, Еремей Сухощек и Киприан Арбузов. Несколько десятков бояр он велел заточить в подвалах Коломенского кремля:

«Посадников Василья Казимера и его товарищов 50 лутчих /государь/ отобрав, повеле вести к Москве и оттоле к Колмне и в тоурму всадити».

В тексте договора, заключенного в местечке Коростынь, новгородцы еще именовались «мужами вольными», а республика – «Великим Новгородом». Но уже новгородские бояре обязались быть «неотступными» от Московского княжества и не переходить под власть Литвы. Таким образом, Иван III нанес для начала главный удар по «литовской партии», а политическое устройство Новгорода не тронул. Князь был умен и хитер. Он понимал, что одним махом Новгород трудно усмирить. Вот почему московская рать «не поиде к Новугороду и возвратися оттуду с усть Шолоны с честию и победою великою».

* * *

Последующие события развивались вполне предсказуемым образом. В 1475 году Иван III совершил поездку в Новгород. Во время своего пребывания там он принимал жалобы крестьян и ремесленников на бояр. После разбора жалоб он осудил видных представителей новгородского боярства, связанных с Литвой, и отправил их в ссылку в Москву и в другие города. Тем самым московский князь подрезал корни новгородской боярской оппозиции и приобрел на время поддержку «черных людей», наивно считавших великого князя «защитником» от произвола бояр.

Между тем контрибуции, пусть даже огромной, Ивану III было мало. Он хотел навсегда покончить с Господином Великим, ибо самим фактом своего существования республика бросала вызов монархии. Используя в качестве предлога раздоры между сторонниками различных новгородских группировок, он в октябре 1477 года снова явился к Новгороду во главе большого войска. Свои требования Иван выразил четко и лаконично:

«Вечу и колоколу в отчине нашей не быти, посаднику не быти, а государство нам свое держати… А которые земли наши, великих князей, за вами, а то было бы наше».

Двухнедельная блокада города заставила новгородцев согласиться не только с ликвидацией политической независимости республики, но и городского самоуправления, а также с введением налога со всех городских и сельских хозяйств в московскую казну. Отныне все административные и судебные дела перешли в ведение московских наместников, огромные земельные владения новгородских бояр, монастырей и архиепископа стали собственностью великого князя.

Перед отъездом домой (5 февраля 1478 года) Иван приказал схватить Марфу Борецкую с ее внуком Василием Федоровичем, еще шесть знатных горожан, и отправить в Москву как заложников. Младший сын Марфы – Федор, отец Василия – был отправлен в Москву еще в 1476 году и к описываемому моменту уже умер.[70] Вечевой колокол – символ независимости Новгорода – московиты тоже сняли и увезли с собой. Все владения Новгорода (в том числе земли племен, живших вдоль Северной Двины и Карелия) перешли под власть Москвы.

В 1480 году Иван III опять пришел в Новгород с войском под тем предлогом, что якобы «крамольные новгородцы ведут сношения с Казимиром и с немцами». Хотя доказательства отсутствовали, церковного владыку Феофила взяли под стражу и отослали в Москву, 100 «главных крамольников» (т. е. наиболее известных противников Москвы) казнили, а 100 семей боярских и купеческих выслали в разные города Московского княжества.

В 1487 году Иван приказал выселить из Новгорода во Владимир на Клязьме 50 семей «лутших купцов». Апофеоз расправы наступил в 1488 году. Из Новгорода выселили в другие города более 7 тысяч «житьих людей» (т. е. наиболее зажиточных) и «мастеров добрых» (ремесленников), якобы за то, что они хотели убить наместника великого князя. Взамен их в Новгород почти силой гнали московских служилых дворян, купцов, посадских людей. По этому поводу историк Н.И. Костомаров писал:

«Так добил московский государь Новгород, и почти стер с земли отдельную северную народность. Большая часть народа по волостям была выгублена во время двух опустошительных походов. Весь город был выселен. Место изгнанных старожилов заняли новые поселенцы из Московской и Низовой Земли. Владельцы земель, которые не погибли во время опустошения, были также почти все выселены; другие убежали в Литву».

Добавим к его словам, что в 70-е и 80-е годы XV века Новгород покинуло большинство иностранных купцов, занимавших ранее целый квартал в городе – «Немецкий двор». А в 1494 году Иван приказал закрыть Немецкий двор и посольство Ганзы, конфисковать товары и капиталы находившихся там в это время купцов из Любека, запретил новгородцам вести самостоятельную торговлю с другими странами.

Таким образом, не «литовские люди», не поляки, не шведы и не «латиняне», а великий князь московский Иван III самолично заколотил «окно из Руси в Европу».

* * *

Весьма примечательна в данной связи аргументация русских националистов, всецело оправдывавших завоевание Новгорода Иваном III. Процитируем Нечволодова:

«В вольном городе, как всегда раздираемом раздорами различных партий, к этому времени возникло разделение между сторонниками Москвы и сторонниками другого собирателя Руси – Литвы, которая одна могла противостоять Москве. Литовские князья были католиками, а новопоставленный для Западной Руси митрополит Григорий человеком весьма сомнительного православия. Поэтому отделение Новгорода от Москвы на сторону польско-литовского государя Казимира являлось, несомненно, изменой как русскому делу, так и православию».

Нечволодов А. Сказания о Русской земле. Книга 3, с. 111

Вот так, не больше, и не меньше. Дескать, сам Господь Бог даровал Москве право захватывать все приглянувшиеся земли и насаждать там свои деспотические порядки. Республиканское правление новгородцев, их пресловутое «вече», всегда было московским князьям занозой в глазу. Но самое главное то, что Новгород был возмутительно, до неприличия богат и притом не желал добровольно отдавать свои деньги московским властителям!

Московские книжники, находившиеся на службе у Ивана III, претензии вольного города на независимость изображали как крамолу. В их глазах только абсолютная монархия являлась естественной и законной формой государственного устройства, тогда как вечевая демократия изображалась «дьявольской прелестью».

Так, под пером дьяка Степана Бородатого решение новгородцев отстаивать свою независимость любой ценой превратилось в заговор бояр Борецких. Само вече сей московский писатель изобразил как скопище «злых смердов» и «безименитых мужиков». Дескать, они били в колокола и «кричаха и лааху, яко пси, глаголаху «за короля хотим».

В течение 535 лет, прошедших с той поры, даже самые эрудированные национал-патриоты от истории не нашли других аргументов в оправдание предприятия великого князя московского Ивана III Васильевича. По сей день они повторяют выдумки Бородатого, присовокупляя к ним кое-какие собственные фантазии.