Читать книгу Принц Зазеркалья - А. Г. Говард - Страница 3

Я когда-то думала, что воспоминания лучше оставлять в прошлом… это застывшие кусочки времени, которые можно воскрешать из сентиментальных соображений, но скорее ради удовольствия, чем по необходимости. Так было до тех пор, пока я не узнала, что воспоминания способны двигать тебя вперед, раскрывать судьбу и будущее тех людей, которых ты любишь и ценишь больше всего на свете.

Я стою перед блестящей красной дверью отдельного купе в поезде памяти. На съемной табличке выгравировано имя «Томас Гарднер».

– Это лишняя формальность, раз уж он здесь во плоти, – сказал кондуктор – ковровый жучок ростом с меня, – когда я потребовала принести табличку.

Я устремила на него сердитый взгляд и настояла, чтобы он выполнил мою просьбу.

И теперь, прижавшись лбом к латунной табличке и чувствуя, как металл холодит кожу, я задумываюсь над папиным именем. Оно значит больше, чем я в силах представить. Он сам – нечто большее, чем я когда-либо могла вообразить.

Я чуть не последовала за папой в купе, когда мы прибыли. Он весь трясся, еще до того как мы приземлились в Лондоне.

А кто бы на его месте не волновался? Папа стал маленьким, как муха, и пересек океан, сидя на спине у бабочки. Я до сих пор чувствую соль на губах. На закате, когда папа как будто смирился с тем, что действительно летит на бабочке, мы пробрались в щель в основании гигантского железного моста и оказались в подземном тоннеле, возле ржавого игрушечного поезда. Когда папа сообразил, что мы достаточно маленькие, чтобы сесть в поезд, у него глаза полезли на лоб – я думала, они вовсе выскочат из орбит.

Я хочу защитить его, но мой папа – не слабак. И впредь я никогда не стану обращаться с ним так, словно он беспомощен.

Ему было девять лет – всего на два года больше, чем Алисе, – когда он попал в Страну Чудес и угодил в плен к паукообразной хранительнице кладбища. Но каким-то образом он выжил. И пусть папа теперь встретится с этими воспоминаниями наедине. Иначе он попытается защитить меня. А я нуждаюсь в защите не больше, чем он.

Мне понадобилось лишиться рассудка, чтобы обрести ясность. Если то же самое должно случиться и с папой, значит, так надо.

Дрожащим пальцем я обвожу буквы. Т-о-м-а-с. Сегодня папа узнает свое настоящее имя, а не то, которое дала ему мама. Его открытия, впечатления, ужасы, которые он пережил ребенком, приведут нас в Гдетотам – зазеркальный мир, куда отправляются изгнанники из Страны Чудес. Это место накрыто железным куполом, который удерживает пленников и искажает их магию, если кому-то вздумается ею воспользоваться. У двух ворот Гдетотам несут стражу Червонные и Белые рыцари.

Мои собственные рыцари, Джеб и Морфей, находятся в Зазеркалье. Прошел месяц с тех пор, как они пропали. Надеюсь, они еще живы.

Я должна в это верить.

А еще там мама. Она застряла в гибнущей Стране Чудес, сделавшись заложницей той самой злобной паучихи, которая некогда держала папу в плену, в паутине. Кроличью нору – портал в подземный мир – я уничтожила своими руками. Гдетотам – единственный способ попасть в Страну Чудес.

Мы начинаем спасательную операцию, и папина память – ключ ко всему.

Я волоку грязные ноги по выложенному красно-белой плиткой полу, направляясь в переднюю часть вагона. Мышцы болят от двадцатичетырехчасового сидения на спине бабочки. Мы летели бы еще дольше, если бы нас не подхватила буря. Она подняла нас на несколько тысяч футов в воздух, и мы покрыли сотни миль за считаные минуты. Это был безумный полет, который мы с папой не скоро забудем.

Волосы, мокрые от дождя, падают мне на плечи буйной путаницей светлых прядей. Их вид соответствует тому, что я чувствую – хаос и одновременно изнеможение. Волшебная половина моей души пытается освободиться от человеческих эмоций, которыми она опутана. Никакой передышки не будет, пока я не найду тех, кого люблю, и не наведу порядок в Стране Чудес.

Но я знаю, что даже и тогда никто из нас не станет прежним.

Полдесятка странных созданий сидят на белых виниловых диванчиках. Они не ждут воссоединения с утраченными воспоминаниями. Они тоже застряли тут. Поскольку кроличьей норы нет, они не могут вернуться домой, в Страну Чудес.

Одно существо – бледный гуманоид женского пола, с конусообразной головой. Черепная коробка время от времени раскрывается, и бледная особа начинает ругаться с уменьшенной копией самой себя. У этой копии тоже раскрывается череп, и там сидит совсем уж малютка. Это миниатюрное существо – мужского пола, и у него большой нос. Он бьет оппоненток крошечной скалкой и прячется. Всё вместе это напоминает какой-то кошмарный спектакль с участием Панча и Джуди – старинных марионеток, про которых я читала, когда занималась историей драматургии в школе.

Два других пассажира – пикси. Может быть, они из той компании, которую я встретила в прошлом году на кладбище в Стране Чудес. Без шахтерских касок пикси выглядят совсем иначе. У них лысые чешуйчатые головы, кое-где поросшие пучками серебристых волос. На сиденье между ними лежит полиэтиленовый пакет; оттуда они по очереди достают орехи, которыми швыряют в существо с конусообразной головой, заставляя его еще активнее спорить с «жильцами».

Длинные хвосты пикси подергиваются, обезьяньи личики принимают внимательный вид, когда я встречаюсь с взглядом их серебристых глаз. У пикси нет ни зрачков, ни радужек, а веки закрываются вертикально, как занавес в театре.

Они перешептываются, а я зажимаю нос, чтобы приглушить запах гнилого мяса, который источает серебристая слизь, покрывающая их тела.

– Алиса, прекрас-сная говорительница, – чуть дыша, произносит один, когда я подхожу ближе. – Ты не ряласьпоте днясего?

Пикси говорят на странном жаргоне. Они хотят знать, не потерялась ли я.

– Это не Алиса, с-с-слепой, – шипит второй, прежде чем я успеваю ответить. – Только думатели ряютсяпоте здесь. Думатели и нутыми.

Я иду по проходу дальше, слишком поглощенная своими заботами, чтобы участвовать в разговоре.

Жук-кондуктор что-то царапает в своем блокноте, болтая с тремя оставшимися пассажирами. Они круглые и пушистые, с глазами на длинных ворсистых стебельках, которые больше похожи на кроличьи уши. Они наблюдают за мной, пока я прохожу мимо. «Уши» поворачиваются, и глаза растут.

Самый толстый из трех чихает в ответ на какой-то вопрос кондуктора, и от его меха поднимается облако пыли.

– Чертовы пыльные зайцы! – восклицает кондуктор, достает из чехла на поясе пылесос и принимается чистить свою ковровую шкуру.

Я сажусь в никем не занятом переднем ряду и съеживаюсь у окошка в ожидании кондуктора. Он должен был кое-что проверить – утраченные воспоминания, которые мне нужно увидеть. Не мои. Я хочу посмотреть эпизоды из чужой жизни.

Маму мучает совесть, что она посмотрела папины воспоминания втайне от него. Поэтому я очень осторожна. Но та, в чье сознание я собираюсь вторгнуться, не заслуживает моего уважения. Она жестока и мстительна. Она чуть не похитила мое тело, разорвала жизнь пополам и почти уничтожила Страну Чудес.

Морфей всегда говорил, что у каждого свои слабости. Будь он здесь, он велел бы мне найти слабость Червонной Королевы, чтобы, встретившись с ней вновь, я бы могла одержать верх.

Именно это я и намерена сделать.

Пылесос кондуктора завывает, заглушая споры, чиханье и шорох вокруг. Я откидываюсь на спинку и рассматриваю люстры, сделанные из светлячков – каждый длиной в половину моей руки. Они соединены друг с другом латунными цепочками. Сияющие насекомые движутся в воздухе, отбрасывая пятна желтого света на стены, обитые алым бархатом. Я наклоняю голову и смотрю в окно. Темноту рассеивают лампы, тоже из светлячков, которые вращаются на потолке тоннеля, как блестящие колеса обозрения.

Я подавляю зевок. Сил нет, но при этом я настолько взвинчена, что не могу задремать. Как будто я не в состоянии определить свое место во времени и пространстве. Всего лишь вчера я сидела за столиком во дворике психиатрической лечебницы и пыталась хитростью скормить папе грибок, который должен был его уменьшить. Как будто это произошло давным-давно – но и вполовину не так давно, как те времена, когда я обнимала маму… спорила с Морфеем… целовала Джеба. Я скучаю по маминому запаху. После работы в саду от нее пахло вскопанной землей и цветами. Скучаю по украшающим глаза Морфея драгоценным камням, которые переливались радугой эмоций, когда он поддразнивал меня. Скучаю по отрешенному виду Джеба, который всегда появляется у него на лице, когда он рисовал.

Мелочи, которые я некогда принимала как данность, сделались бесценными сокровищами.

У меня урчит в животе. Мы с папой не завтракали, а желудок подсказывает, что пора обедать. Я сую руку в карман передника, надетого поверх жесткого и запачканного больничного халата, и перекатываю между пальцев оставшиеся грибы. Я такая голодная, что готова съесть один из них, но не стану. Скрытая в грибах магия, которая уменьшила нас, чтобы мы могли лететь на бабочках, вернет нам прежний вид, когда мы закончим. Нужно сохранить грибы.

В стекле виднеется мое отражение – синее платье, белый передник, растрепанные светлые волосы с темно-рыжей прядкой с одной стороны.

Первый пикси был прав. Я – настоящая Алиса.

Алиса из кошмара.

Безумная, жаждущая крови.

Когда я найду Червонную Королеву, она будет умолять, чтобы я ограничилась головой.

Я фыркаю и тут же становлюсь серьезной, когда кондуктор выключает пылесос. Он поправляет свою черную фуражку и ковыляет на двух из шести ножек, похожих на палочки. Остальные две пары служат руками. В них он держит блокнот.

– Ну? – спрашиваю я, глядя на него.

– Я нашел три воспоминания. Давних. Когда она была еще молода и не замужем. Прежде чем она стала… – кондуктор оглядывается и понижает голос до шепота, – королевой.

– Отлично.

Я начинаю вставать, но тут же плюхаюсь обратно, когда он толкает меня тонкой ножкой в плечо.

– Сначала ты уничтожила один путь в Страну Чудес, заставив меня нянчиться с пыльными кроликами и вонючими пикси. Теперь ты хочешь, чтобы я подверг свою жизнь опасности, показав тебе… – кондуктор разглядывает сидящих позади пассажиров, и его скрещивающиеся челюсти дрожат, – ее интимные воспоминания?

Его шепот сопровождается щелканьем, словно кто-то хрустит пальцами.

Я стискиваю зубы.

– С каких пор подземцы уважают чью-то личную жизнь? Это же не вписывается в ваш этический кодекс. Точнее, большинство из вас вообще не в курсе, что такое этика.

– Я знаю всё, что надо! В том числе – что она не простит.

Кондуктор избегает называть ее по имени.

Я следую его примеру.

– Она не узнает, что это ты мне показал.

Кондуктор листает блокнот и что-то неуверенно записывает.

– Есть еще одна проблема, – произносит он уже громче. – Эти воспоминания – отказники.

– В смысле?

– Ее никто не заставлял забывать. Она сама предпочла это сделать. Выпила зелье забвения.

– Еще лучше, – говорю я. – Она по какой-то причине их боится. Вот и прекрасно.

Щелканье усиливается – у кондуктора трясутся челюсти.

– В идеале, ими можно воспользоваться как оружием. Отвергнутые воспоминания окрашены летучей эмоциональной магией. Они желают отомстить тому, кто их породил, а потом выбросил. Но тебе придется отнести воспоминания к ней, предварительно усыпив их и удерживая в своем сознании. Ты полукровка – и потому недостаточно сильна.

От его пренебрежительного тона я ощетиниваюсь.

– У смертных свои способы держать воспоминания спящими. Они их записывают, чтобы прошлое не занимало голову. Мне просто нужна тетрадка.

Кондуктор держит ручку в дюйме от моего носа.

– С зачарованными воспоминаниями это не сработает, разве что ты запишешь их на зачарованной бумаге. К сожалению, о такой волшебной тетради я и не слыхивал. А ты?

Я гневно и молча смотрю на него.

– Видимо, нет, – подытоживает жук и постукивает меня ручкой по носу.

Рыча, я выхватываю ее у кондуктора и сую в карман. Пусть отнимет, если осмелится.

– Дурочка. Когда отвергнутые воспоминания находят приют в чьем-то сознании, они, как навязчивые мелодии, снова и снова напоминают о себе – до боли. В лучшем случае, они заставят тебя сочувствовать жертве, и ты не сможешь устоять. В худшем случае, дойдешь до сумасшествия. Готова рискнуть?

Я тру колени руками и подсовываю полы больничного халата под бедра. Жутко представлять себе, как чужие враждебные воспоминания пожирают мой мозг, но единственный способ справиться с Червонной Королевой – найти, где у нее слабое место.

– Я и так уже потеряла всё и сошла с ума, – говорю я, глядя в выпуклые глаза кондуктора. – Хочешь, докажу?

Фасеточные глаза моргают многочисленными веками. У жуков в норме нет ни век, ни ресниц, но это необычный жук. Это – зазеркальное насекомое, точнее, изгой, в зависимости от того, предпочитаешь ли ты терминологию Кэрролла или мнение потерпевшего.

Беднягу проглотило дерево тумтум, а потом его отвергли у ворот Гдетотам и выплюнули в виде мутанта. То же самое чуть не случилось с Джебом и Морфеем. Хорошо, что их впустили в зазеркальный мир. Хотя при мысли о том, что они теперь там одни, меня охватывает ужас. Морфей не сможет пользоваться магией под железным куполом, а Джеб – обычный человек. Как они оба выживут в краю, населенном кровожадными подземцами-изгнанниками?

Немой вопль отчаяния выжигает изнутри мои легкие.

Я понижаю голос, чтобы не услышал никто, кроме кондуктора.

– Раньше я коллекционировала насекомых. Накалывала их на булавки. Развешивала по стенам. В последнее время я подумываю снова этим заняться. Хочешь стать первым образчиком?

Кондуктор то ли морщится, то ли хмурится – с таким лицом не поймешь. Он указывает в сторону прохода.

– Сюда, мэм.

Мы направляемся к купе. За две дверцы до купе, в котором сидит папа, жук-кондуктор останавливается, смотрит через плечо, чтобы убедиться, что за нами не следят, и прикрепляет к двери латунную табличку с надписью «Червонная Королева».

Мои свернутые крылья зудят, желая вырваться на волю. Под кожей кипит смесь магии и гнева. Она готова и ждет.

Кондуктор начинает отпирать дверь – и останавливается.

– Однажды я был на садовой вечеринке у нее во дворце, – снова шепотом говорит он. – Я видел, как она содрала шкуру с приятеля Сони… с Зайца.

Я содрогаюсь, вспомнив, как впервые увидела его за чайным столом, год назад. Тогда Заяц выглядел так, словно его вывернули наизнанку.

– Мартовский Заяц? Червонная Королева сняла с него шкуру?

Жук энергично кивает, чуть не уронив фуражку.

– Она застукала его, когда он жевал лепестки роз. Допустим, они были посажены в память о ее покойном отце. Но тем не менее. Королева воспользовалась мотыгой, как картофелечисткой… и ободрала беднягу. Кровь забрызгала всех гостей. Испортила лучшие белые костюмы и залила маргаритки. Ты когда-нибудь слышала, как визжат зайцы? Это невозможно забыть.

Я смотрю на моргающие веки кондуктора. Он нервничает. Я сочувствую ему, поскольку знаю, что такое стать жертвой ярости Червонной Королевы. Некогда она превратила мои вены в нити марионетки, и это было самое мучительное ощущение, какое мне доводилось испытывать. Она даже оставила отпечаток у меня на сердце – я до сих пор ощущаю слабое давление.

В последнее время это не просто давление. С той роковой ночи, когда на балу разверзся ад и я перестала подавлять в себе тягу к хаосу, оно превратилось в периодические приступы боли. Как будто внутри меня что-то медленно разворачивается.

Я ничего не говорила папе, потому что была слишком занята – училась пользоваться магией и вынашивала план. Ради своих близких я должна выиграть войну и победить Червонную Королеву. На сей раз навсегда.

Я не могу позволить себе такую роскошь, как визит к врачу. В любом случае толку не будет. Если что-то со мной не в порядке, это результат магии. Магии Червонной Королевы. Это я знаю инстинктивно. И ей придется исправить то, что она натворила, прежде чем я прекращу ее жалкое существование.

Еще больше исполнившись решимости, я протягиваю руку к ключу, который держит кондуктор.

Он прячет его под фуражку и теребит табличку с именем, пытаясь снять ее с двери.

– Я передумал, – говорит он, испуганно щелкая челюстями. – У жуков есть такое обыкновение. Время от времени.

– Нет, – отвечаю я, схватив кондуктора за тоненькую конечность.

Ее нетрудно переломить. В моей голове возникает мимолетное темное искушение, оно подбивает меня на жестокий поступок, но я отстраняюсь и торжественно кладу руку на грудь.

– Клянусь жизненной магией, я никогда не скажу ей про тебя.

– Лучше сядь и подожди отца, – отвечает кондуктор.

Покопавшись под ковриком, который прикрывает его грудь, он достает пакетик арахиса и протягивает мне.

– Ты, наверно, проголодалась после путешествия. На, перекуси.

– Я не двинусь с места, пока не увижу ее воспоминания, ты, ковровая моль.

Я бросаю пакетик на пол и прижимаюсь спиной к двери, заслонив табличку с именем.

Жук издает сердитое бульканье.

– Подумаешь! Даже если мое тело сделано из коврика, голова у меня работает не хуже твоей.

– Сомневаюсь. Ты забыл, что сказал тебе Морфей. Я – королева.

– Да, но Морфея здесь нет, не так ли?

Я пытаюсь придумать хлесткий ответ, но от воспоминания о том, почему Морфея здесь нет, мне становится холодно. Язык превращается в кусок мороженого мяса.

– Ты просто коронованная проблема, – язвительно говорит кондуктор. – Забыла, что мы под железным мостом? Здесь магия подземцев ограничена. Вот почему мы храним потерянные воспоминания именно тут – чтобы они были в безопасности. И ты не заставишь меня что-либо сделать. И Червонная Королева не оторвет мне голову из-за какой-то мелкой, бессильной, ничтожной полукровки.

Мое уязвленное самолюбие вспыхивает, и язык оживает.

– Ты лучше бойся не того, что лишишься головы, а того, что попадешь в ловушку.

Я обращаюсь к люстре, представляя ее огромной металлической медузой. Цепи гремят, болты выскакивают из потолка, проволока рвется, освобождая пленных светлячков. Радуясь свободе, они носятся по вагону и напоминают сошедший с ума звездопад в планетарии. Остальные пассажиры вопят и лезут под сиденья.

Кондуктор, взвизгнув, пятится, когда люстра плывет к нему по воздуху. Ее металлические щупальца движутся изящно и в то же время угрожающе. Я пригибаюсь; цепи обвивают кондуктора и прижимают к стене, сбив фуражку. Болты втыкаются в стену, и вся конструкция превращается в гигантскую железную сеть. Жук взят в плен, его ножки болтаются над полом.

Светлячки летают вокруг, испуская слабое сияние.

Стиснув зубы, я достаю из-под упавшей кондукторской фуражки ключ и пакетик арахиса.

– У вас новая королева, – говорю я, гневно глядя на жука. – Из-за того, что в моих жилах течет человеческая кровь, я могу творить магию и не бояться железа. Так что Червонная Королева ничего мне не сделает.

Я шагаю к двери.

– Подождите! – умоляюще зовет кондуктор. – Простите мою дерзость, ваше величество. Вы совершенно правы. Но я кондуктор. Я должен защищать потерянные воспоминания от безбилетников. Освободите меня, прошу вас!

Я поворачиваюсь на пятке, чтобы взглянуть на остальных. Они выглядывают из-под сидений – взъерошенные, с вытаращенными глазами и поджатыми хвостами, – чихая и дрожа от страха.

Пленник скулит, когда в него летит пакетик орешков. Он застревает среди цепей, в пределах досягаемости левых лапок жука.

– У кондуктора обеденный перерыв, – говорю я пассажирам. – И если кто-нибудь покинет свое место – не важно, по какой причине, – то будет иметь дело со мной. Ясно?

Пассажиры отвечают дружным кивком и осторожно вылезают из-под кресел. Я чувствую легкое удовлетворение.

А потом, улыбнувшись, поворачиваю ключ и открываю дверь, ведущую в прошлое моего врага.