Читать книгу Неназываемый - А. К. Ларквуд - Страница 7
I
Избранная невеста
5
Две абсолютные неизбежности
ОглавлениеПустыня, именуемая Морем Безмолвия, состояла из черного песка, усеянного сияющими как звезды осколками вулканического стекла. На горизонте вздымалась цепь холмов, словно рядом позвонков пробивающая ночное небо. На самом высоком из холмов раскинулся Тлаантот.
По периметру город окружала гигантская и уродливая шестиугольная стена из сверкающего черного камня. На внешней стороне застыли потеки лавы, похожие на сосульки. В каждом углу шестиугольника располагалась сторожевая башня, а с южной стороны ее, как гранат в кольце, торчала крепость из того же оплывшего камня. Снаружи, неподалеку от крепости, на холмах раскинулось поселение: вид у него был такой, словно караван потерпел крушение и из его обломков возникли дома.
Прежде чем продолжить путь в сам город и его Врата, почтовый корабль сделал остановку в этом поселении, и Сетенай сошел. При себе у него были все те же поддельные документы на имя доктора Пелтари, но теперь он надел шапочку и мантию тлаантотского законника.
Ксорве, изображавшая его слугу, надела форму с жестким воротничком и то и дело почесывала шею. Сетенай, как ребенок, обожал менять личины, а вот ей до смерти надоел этот костюм.
Чиновник поставил штамп на их бумагах и пожелал доктору Пелтари приятного пребывания. Другой служащий осмотрел их багаж, но не нашел ничего предосудительного. Они путешествовали налегке, большая часть их вещей осталась в Сером Крюке.
Они сняли комнаты на захудалом постоялом дворе через дорогу, словно это был ничем не примечательный визит в ничем не примечательный город. У подобных ночлежек был свой особый запах. В этом пахло луком и слегка отдавало сточными водами. Чтобы успокоить нервы, Ксорве принялась чистить меч.
Из их окон открывался вид на Тлаантот и стену – неумолимую и недостижимую, как грозовая туча.
– Как мы попадем внутрь? – спросила Ксорве, не отрывая взгляда от города. У Сетеная должен быть план. Он производил впечатление человека, у которого всегда есть план.
Сетенай сидел за столом у окна, сложив руки на животе и переплетя пальцы.
– Даже не думай о том, чтобы перелезть через стену, – сказал он. – Многие пытались и погибли. В Тлаантот можно попасть лишь одним путем – через крепость в стене.
Будь все так просто, Сетенай мог бы уже давно вернуться домой, но он явно что-то замыслил.
– Олтарос наверняка расставил там стражу, – сказала Ксорве.
– И не только, – сказал Сетенай. – В крепости расположился целый батальон наемников. Олтарос призвал их, чтобы они помогли вышвырнуть меня из Тлаантота. Никто не может войти в город и покинуть его через цитадель или Врата без досмотра с их стороны, – откинувшись на спинку стула и положив ноги на стол, Сетенай смотрел в потолок. – И все это ради меня. А ведь прошло столько лет. Представь, как сильно Олтарос меня ненавидит.
– Из-за Реликвария, – вставила Ксорве.
– В том числе, – сказал Сетенай. – Надеюсь, ты не слишком прислушивалась к болтовне Акаро. Олтароса не волнует, опасен ли Реликварий. Он не собирается его использовать. Он просто не хочет, чтобы его нашел я, потому что ему невыносима сама мысль, что кто-то другой получит то, чего нет у него, – он закатил глаза. – Поэтому он и отобрал у меня город. Он из старинного рода, и ему претила мысль, что канцлером может быть кто-то вроде меня. Реликварий просто станет еще одним плевком в душу.
– Кто-то вроде вас, господин? – спросила Ксорве. Она никогда не спрашивала его о прошлом. Ей казалось, что Сетенай не хочет бередить старые раны – и, честно говоря, ее он тоже не расспрашивал о прошлой жизни.
– О, я никто, – в голосе Сетеная прозвучало глубокое удовлетворение. – Или, вернее, был никем. Увы, в том, что ты становишься кем-то, есть свои недостатки. Я никогда не смогу пройти мимо охраны в город.
– А они точно узнают вас? – спросила Ксорве.
– Ну, у меня запоминающаяся внешность, – ответил он. И это действительно было так: Сетенай был выше и в два раза шире в плечах среднестатистического тлаантотца. Он мог бы сбрить волосы и бороду, но рост никак не скроешь. – И у Олтароса есть причины желать, чтобы я держался подальше даже теперь.
Он сел прямо, опершись на стол, чтобы лучше рассмотреть город.
– Я так давно не был в Тлаантоте, – сказал он. – А я всей душой люблю этот город. Но дело не только в тоске по родине. В этом городе – обитель моей богини-покровительницы. Я слишком долго находился вдалеке от Сирены. Мои силы обмелели, как ручей после долгой засухи. Юный Акаро едва не победил меня, как ты и сама видела. Но стоит мне вернуться в город… Олтарос знает, что не может противостоять мне, когда я полон сил. Чтобы изгнать меня, ему потребовался целый рой союзников, с которыми он теперь уже не так дружен. Стоит лишь пройти через крепость, и он мой.
– Они будут настороже, – заметила Ксорве. Она лишний раз протерла клинок промасленной тканью. – Ведь я… ведь Акаро не вернулся. Солдаты будут искать вас.
– Несомненно, – откликнулся Сетенай.
– Я могу это сделать, – сказала Ксорве. До этой секунды она не понимала, к чему клонит Сетенай. Она убрала меч в ножны и постаралась выражением лица не выдать своего беспокойства и волнения. – Даже если они знают, что у вас есть помощник, – добавила она. – Никто не знает, как я выгляжу. Люди меня не замечают. У меня получится.
Порой она волновалась, что Сетенай может подумать, будто она забыла, чем обязана ему. Он никогда не говорил об этом, но он спас ей жизнь, и этот долг грыз ее, как червяк – яблоко. Теперь она могла сделать для него что-то в ответ.
Сетенай улыбнулся.
– Да, получится.
Но сначала надо было подготовиться. Отлучившись на несколько дней с постоялого двора, Сетенай наладил переписку со своими сообщниками и встретился с их агентами. Труднее всего было пробраться в город, но и внутри их поджидали некоторые препятствия, и здесь помощи Ксорве было недостаточно.
В его отсутствие Ксорве тренировала свое умение подкрадываться и карабкаться, пока не научилась бесшумно передвигаться по потолочным балкам и скрипучему коридору. Кроме того, впервые после убийства Акаро она упражнялась с мечом. Приятно было снова держать его в руках – Ксорве чувствовала себя ножом, который наконец-то заточили после долгих недель бездействия.
Вернувшись, Сетенай застал ее за отработкой приемов перед покрытым патиной зеркалом.
– Боюсь, в крепости тебе придется обойтись без меча. Тяжело дыша, Ксорве опустила клинок.
– Что? Почему, мой господин?
– Ты будешь изображать служанку, которая ищет работу в замке, и они будут весьма удивлены, обнаружив смертоносное оружие.
Ксорве вздохнула, плечи опустились.
– Я думала, что смогу сойти за новобранца.
Она усердно тренировалась с Синими Вепрями, и ей хотелось доказать, что время, проведенное с наемниками, сделало ее более полезной для него. Ксорве до сих пор чувствовала угрызения совести при воспоминании о том, как Сетенай однажды решил, что она покинет его и станет одной из Вепрей.
– Будь это обычные наемники, я бы согласился, – сказал он. – Но сейчас нельзя рисковать. Их возглавляет генерал Псамаг, – он посмотрел на нее, но не дождался никакой реакции. – Ха! Все время забываю, насколько ты юна. Псамаг – знаменитый военачальник Ошаара, или, вернее, был им. Это дурная слава. Задолго до твоего рождения он командовал армией вассального клана Торосада.
Ксорве почти ничего не знала о своей родине. Она никогда не бывала в Торосаде или любом другом великом городе Ошаара. Не то чтобы ее туда тянуло, но ей казалось странным, что хотя клыки сразу же выдавали в ней уроженку Ошаара, она ощущала куда меньшую связь со своим миром, чем Сетенай.
С другой стороны, Торосад, военачальники, вассальный клан – все это было так далеко от Ксорве. Дом Молчания занимал крошечный клочок гор и леса в дальнем уголке карты Ошаара, но и его Ксорве давно оставила позади.
– У Псамага кошмарная репутация, – продолжал Сетенай. – Убийство пленных, резня населения, спаленные деревни, головы на кольях – ему приписывают все, что только можно, но большинство слухов правда: ну, за исключением байки о том, что у него была личная гвардия из мертвых солдат. Кончилось все тем, что вассальный клан Торосада счел его обузой. Его изгнали, но Псамаг, осознав, что всегда найдется кто-то, кто будет готов заплатить за его умения, стал наемником. Богачи нанимали Псамага для темных дел – таких, о которых не принято рассказывать в приличном кругу. Вполне естественно, что именно такой человек понадобился Олтаросу, чтобы избавиться от меня.
– Все равно не понимаю, почему я не могу притвориться, будто хочу на него работать.
– Он умен, – сказал Сетенай. – Он хитрее Олтароса. И если он тебя раскроет, смерть будет долгой и неприятной.
– Но ведь я все равно собираюсь пробраться в его крепость, – заметила Ксорве.
– Он едва ли обратит внимание на служанку. Все решат, что ты не способна причинить вред, и ты сможешь передвигаться по всей крепости под предлогом поручений.
Ксорве вздохнула. Правда была на его стороне, хотя ей очень не хотелось оставаться без меча.
– Могу я взять нож?
– Бери, если без этого никак, – сказал он. – Но нельзя недооценивать Псамага. Он остается здесь только потому, что считает, что Олтарос ему должен. Признаюсь, меня несколько веселит, что Олтарос не знает, как от него избавиться. Псамаг называет это «охраной собственных вложений». Он опасен и злопамятен. Постарайся не попадаться ему на глаза.
Три дня спустя Ксорве отправилась через Море Безмолвия к стенам Тлаантота. Ночевала она в расселинах, уподобившись скорпионам.
В крепость вела огромная дверь, такая же тяжелая, уродливая и непробиваемая, как и стена вокруг нее, но ближе к земле были прорублены еще несколько дверей более скромных размеров. Все входы в любое время дня и ночи охранялись вооруженными стражниками, проверявшими документы у тех, кто входил на своих двоих или въезжал на повозке.
На подъездах к городу движение было медленным и непрерывным. Очередь из повозок, фургонов, стада скота и небольших кораблей растянулась на милю по пустыне, а в многочисленных палатках, раскинутых на обочине, торговали отваром железницы и горячими закусками.
Вблизи крепость напоминала огромный неровный булыжник, торчащий посреди пустыни. Она казалась древней, как будто земля поперхнулась и выплюнула шершавый каменный сгусток. На вершине крепости, словно изумруд, венчающий очень некрасивую шкатулку, располагались Великие Врата Тлаантота, через которые прилетали большие корабли.
Ксорве выбралась из расселины, перескакивая с уступа на уступ. Было раннее утро, еще не рассвело. Она заняла место в очереди ближе к входу, за огромным фургоном с эмблемой ткацкой гильдии Карсажа.
Возчики подали бумаги стражникам. Затем с неприятным скрипом одна из маленьких дверей распахнулась. Фургон въехал внутрь, и дверь захлопнулась.
Фальшиво улыбаясь, Ксорве поприветствовала стражников. Она впервые говорила на тлаантотском с кем-то, кроме Сетеная, и стеснялась своего произношения.
Стражники томительно долго изучали ее удостоверение и рекомендательное письмо, но Сетенай не пожалел сил на подделку документов, и это сработало – стражники вернули ей бумаги.
– Теперь сними плащ, – сказал один из стражников.
– Что? – вскинулась Ксорве. – Почему?
Под плащом из кожи ягненка у нее была простая накидка до колен и сандалии – подходящий служанке наряд. Но, помимо этого, к ее ноге был привязан очень острый нож.
– Мы обыскиваем всех, кто входит в крепость, – сказал он. Хорошо хоть, в его голосе не слышалось ни намека на непристойность. Возможно, для этого утро было еще слишком ранним.
Она послушно сняла плащ и с каменным лицом протянула его стражникам. Один из них встряхнул плащ и обыскал карманы: пусто. Хорошо, что она спрятала весь свой походный скарб у холмов. А вдруг они сочтут странным, что у нее при себе ничего нет? Насколько тщательно они собираются ее обыскивать? Сетенай был прав. Не надо было брать с собой оружие. Что ей сказать? Притвориться, что она боялась встретить разбойников по дороге? Задумавшись, она не сразу заметила, что охранник протягивает ей плащ.
– Проходи, – сказал он.
Ей указали на самую маленькую дверь. Она вела в огромный внутренний двор, где толпились люди, вьючные животные и повозки. Никто не обратил внимания на девочку-служанку. Ксорве еще не пришла в себя после встречи со стражниками и была рада, что к ней не проявляют интереса.
Опустив голову, она двинулась в сторону кухни. Это была ее собственная идея, и она ей гордилась. В огромной крепости всегда нужен кто-то, кто готовит и моет посуду, а с этим Ксорве всегда управлялась хорошо.
В кухне было шумно и многолюдно. Ксорве тут же принялась за дело – таскала воду, резала чеснок, крутила вертел для жарки. Только несколько часов спустя на кухне поняли, что она посторонняя.
– Я новенькая, господин, – сказала она, не поднимая взгляда от белоснежного фартука и пышных усов, торчащих над парой узких клыков.
Повар изогнул бровь.
– Только сегодня приступила, – добавила она. – Возможно, я ошиблась местом.
– Хм, – протянул повар. – Может быть.
– Прошу вас, господин, – она старалась говорить жалобно, – мне сказали, что здесь есть работа.
Она протянула ему поддельное удостоверение и рекомендательное письмо от мнимого доктора Пелтари.
Повар перевел взгляд на дыню, которую чистила и резала Ксорве. Она хорошо управлялась с ножом, и все было сделано аккуратно. Каждый кусок был таким тонким, что мякоть дыни казалась прозрачной, как ледяная вода. Повар огляделся и пожевал губу, при этом кончик усов у него закрутился.
– Ну что же, нам и впрямь не помешает еще одна пара рук. Хорошо.
Он вручил кому-то ее бумаги, и больше она их не видела.
Остаток дня она нарезала дыню, а после захода солнца проследовала с другими девушками в общую спальню.
– Новенькая? – отрывисто, но беззлобно бросила одна из них. Большинство работников кухни были родом из Тлаантота и из Ошаара, но эта девушка выглядела как уроженка Карсажа – худощавая и миловидная, с медной кожей и очень прямыми черными волосами, убранными в длинную косу. – Я Таймири. Давай покажу тебе, где взять белье и все прочее.
Таймири указала ей на свободную койку. Внезапно охваченная страхом, Ксорве по большей части молчала. Ее план был плохо продуман. Совсем скоро кто-нибудь поймет, что она не та, за кого себя выдает, и ей не следует здесь находиться.
– Ты что-то притихла, – сказала Таймири, – наверное, по дому скучаешь. Но здесь не так уж плохо, ты привыкнешь. Завтра я покажу тебе окрестности.
Ксорве лежала на койке, сон не шел. Она привыкла к звукам Серого Крюка по ночам. В крепости все было по-другому: шаги, эхо, звон цепей, грохот подъемных механизмов.
В комнате не было окон, а дверь на ночь закрыли. Единственным источником света был мерцающий свет лампы, пробивавшийся сквозь щель.
Все, что от нее требовалось – найти способ, как Сетенаю незаметно пробраться через крепость. Они согласились, что прямая дорога для него закрыта. Но должен был быть и другой путь. Эта крепость, сказал Сетенай, была построена раньше, чем город, и в подземельях было много странного: тайные ходы, потайные комнаты, глубокие пещеры, которые простирались за пределы пустыни.
Она потратит каждую свободную минуту на изучение крепости, ее ходы и распорядок дня. Она отыщет путь для Сетеная. Все как всегда: она будет работать, наблюдать, слушать и выжидать.
Когда все уснули, она отвязала нож от ноги и спрятала под матрас. На всякий случай.
К концу первой недели все уже привыкли к Ксорве. После трех лет странствий с Сетенаем Ксорве боялась, что утратила навык общения с ровесницами, но это было все равно что вернуться в Дом Молчания. Она умела жить так, бок о бок с другими. Суть всегда была одна и та же. Раздражение, разрушенные надежды и сплетни: они были неотделимы друг от друга, как трехглавая змея, которую выставляли на Рынке диковинок в Сером Крюке. Большинство девушек происходили из бедных семей из захолустья. Ксорве их не интересовала, но они были благодарны ей за то, что она брала на себя обязанности, которые им не нравились: например, таскала бочки вверх-вниз по лестнице. А главное, они не обращали внимания на то, что Ксорве всегда вызывалась первой, когда задачи приходились на охраняемые или труднодоступные места в крепости.
Таймири, как выяснилось, была главной в комнате: она пробыла здесь дольше других и была одновременно спокойной и жесткой. Ей нравилась Ксорве – или, по крайней мере, ее расторопность. Честолюбивые планы Таймири простирались за пределы кухни, и она рассматривала Ксорве в качестве орудия или даже союзника.
Ксорве узнала, что мать Таймири отлучили от дома и церкви в Карсаже за то, что та зачала вне брака. Таймири мечтала разбогатеть, отыскать родителей матери в Карсаже и вышвырнуть их на улицу.
Как-то раз после обеда Ксорве дремала в комнате, наслаждаясь положенным получасовым отдыхом перед подготовкой к ужину. Таймири подошла к ее койке и тронула за плечо.
– Тссс! – сказала она. – Пойдем со мной. Не хочу, чтобы остальные знали.
Ксорве торопливо оделась и нырнула вслед за Таймири в темный коридор. В узких проходах всегда было душно и жарко. Ксорве пожалела, что не взяла с собой нож, но ей не удалось бы достать его тайком от Таймири.
– Что случилось? – спросила она, когда спальня скрылась из виду.
– Кое-кто из тех, кто прислуживает генералу за столом, заболел, – ответила Таймири. – А сегодня ожидается важный ужин, и им нужны двое с кухни, чтобы подавать блюда и уносить посуду.
Ксорве кивнула, пытаясь унять возбуждение и тревогу. Сетенай предупреждал, чтобы она не попадалась на глаза Псамагу. Но с другой стороны… Она никогда не бывала в покоях генерала, а ей нужно больше информации, если она хочет приблизиться к цели. Она тщательно изучила крепость от погребов и выше, но в часть помещений у нее не было доступа. Были еще нижние ярусы погребов, пещеры под нижними ярусами и пустоты в стенах, у которых не было входа. Опасно встречаться с генералом, но будет глупо упустить такой шанс исследовать новую территорию. В роли прислуги она не будет привлекать внимания, это совершенно безопасно.
Таймири была необычайно взволнована.
– Конечно, я не такая, но вполне могу заинтересовать кого-нибудь из офицеров, – сказала Таймири, пока они спешили по лестнице на верхний этаж.
– Разумеется, – ответила Ксорве. И не такое случалось.
– Может, мы и тебе кого-нибудь подыщем, Сору, – великодушно добавила Таймири. Здесь все звали ее Сору – это была вариация ее настоящего имени, подходящая для Тлаантота. Она означала «воробей». – Какие мужчины тебе нравятся?
Растерявшись, Ксорве попыталась представить, что важно для Таймири.
– Богатые?
Таймири зажала ладонью рот, чтобы заглушить смех, звеневший в коридоре.
– Само собой. А еще?
– Не знаю, – ответила Ксорве. – Высокие?
Какое-то время, еще в Сером Крюке, Ксорве казалось, что ее привлекает один из ее наставников – широкоплечий бывший наемник с приятной улыбкой. Однако после тщательных наблюдений она заключила, что его-то интересуют исключительно юноши из дома развлечений «Пташки».
– Они все высокие, – сказала Таймири, но отстала от нее.
В кладовой Ксорве и Таймири встретил служащий примерно их лет и выдал им другую форму.
Служащий этот был тлаантотцем. У него, как и у Сетеная, была темно-коричневая кожа, заостренные уши, напоминающие формой листья, и коротко подстриженные курчавые волосы. А еще прямая, как стержень, спина и тревожный вид. Уши его дергались не менее двух раз в минуту.
– У генерала Псамага есть определенные требования к тем, кто прислуживает за ужином, – сказал он простуженным голосом и уставился на Ксорве и Таймири с таким видом, будто сомневался в их способностях. Затем последовала нудная лекция о сервировке столовых приборов. – Сначала нужно подать напитки, генерал произнесет речь, после чего должно быть три перемены блюд, как я уже сказал. Вопросы?
– Думаешь, у тебя получится заарканить его, Таймири? – спросила Ксорве, когда он ушел.
– Это же Талассерес Чаросса, – ответила Таймири. – Напыщенный болван. Скорее всего, его прислал канцлер Олтарос. Будет указывать генералу, что делать, хотя все знают, что если генерал Псамаг захочет, он вышвырнет Олтароса прочь так же, как прошлого канцлера.
Ксорве порадовалась, что у нее хорошо получается изображать безразличие.
– Ты сказала Чаросса? – спросила она, помолчав. – Разве не так зовут канцлера?
– Ага, – ответила Таймири. – Это его племянник. Видимо, так он и получил эту работу.
Ксорве запомнила это на будущее. Возможно, ей лучше избегать Талассареса Чароссу. А может, ей как раз стоит держаться поближе и узнать, с кем он общается, на случай если он что-то знает? Без советов Сетеная она чувствовала себя в растерянности. Муки выбора, сотни различных вариантов действий.
Ксорве напомнила себе, что у нее есть план. Этим вечером она постарается держаться в тени и разузнать, кто заправляет всем в цитадели, с кем они в союзе, кому присягнули на верность. Это хорошее начало, и она сможет остаться вне подозрений. Сетенаю нечего было бы на это возразить.
Верхние этажи цитадели были на удивление красивыми. Паркет натерт, стены увешаны изящными гобеленами, в солнечных лучах посверкивает пыль. Где-то поблизости пела женщина. Ксорве ощутила разочарование – она совсем не так представляла себе комнаты генерала.
Стены в обеденном зале были увешаны охотничьими трофеями. Кабаны, олени, поджарая антилопа из Моря Безмолвия, львы и тигры, головы слонов и мамонтов соседствовали друг с другом, воплощая философию смерти: они таращились на живых стеклянными глазами с темных панелей. Стены ощетинились рогами, шипами, гребнями, покрывавшими панели, будто буйный костяной мох. Псамаг заполучил богатства множества миров и сделал из голов чужестранных животных чучела.
– Что ты копаешься, – одернула ее Таймири, которая уже увидела все, что ей нужно. Схватив Ксорве за руку, она повела ее к широкому обеденному столу, где прислуга уже расставляла приборы. Их появление никого особо не обрадовало, но возражать они не посмели.
Позади стола, в дальнем углу зала в полу была сооружена яма. Никаких ограждений вокруг не было, полированные доски резко обрывались в пустоту. Со своего места у стола Ксорве не видела, что находится в яме. Остальные слуги слаженно перемещались вокруг стола, не обращая на яму ни малейшего внимания. Ксорве, как обычно, держалась молча и прислушивалась.
Оказалось, что ужин давали в честь капитана Тенокве, любимчика генерала Псамага – тот одержал какую-то победу в пустыне от его имени. По слухам, Тенокве был столь же красив, сколь и грозен, и во всех делах он служил правой рукой генерала.
– Значит, это он делает левой рукой… ну, вы поняли, – засмеялась одна из служанок.
– Ну, не знаю даже, – сказала другая. – Тенокве очень самоотвержен.
Ксорве покраснела. Она слышала множество подобных шуток в кругу Синих Вепрей, но никогда не знала, как ей реагировать.
Никто не обсуждал яму в полу. Никто даже не смотрел в ту сторону. Ксорве некогда было подойти поближе, но она не могла выбросить ее из головы. Прежде чем ей удалось утолить любопытство, она услышала приказ выстроиться в задней части зала и ожидать прибытия гостей.
– У меня право первого выбора, запомнила? – прошептала Таймири, покачиваясь на носках. Ксорве кивнула.
В зал вошли офицеры. Все они были ошаарцами огромного роста, со множеством шрамов и потрескавшимися клыками. У одного из них и вовсе не хватало клыка, отчего лицо казалось перекошенным и искаженным. Ксорве посочувствовала ему, стараясь не задумываться, как больно ему было потерять клык.
Всех их привел с собой Псамаг, чтобы работать на Олтароса. Тенокве, почетный гость, был моложе других, но не менее потрепан в битвах. Строй замыкал единственный не военный и единственный тлаантотец – Талассерес Чаросса, одетый в изысканные одежды. На фоне других он казался самым юным, несчастным и взвинченным. Его уши беспрестанно дергались. Ксорве задумалась, что же его так беспокоит. Он и при первой их встрече казался встревоженным, но теперь он представлял из себя сгусток нервов.
Под звуки серенады, исполняемой двумя певцами, все расселись за столом. Ксорве уже слышала эти голоса, но раньше она думала, что они принадлежат женщинам. Оказалось, что это были юноши – симпатичные карсажийцы, – но голоса их были высокими, тонкими и нежными.
– Им отрезали их свистульки, чтобы лучше пели, – прошептала Таймири. – Порой в Карсаже такое делают, – добавила она не без гордости.
Прошел почти час, от музыки у Ксорве разболелась голова. Наконец, парадные двери открылись, и в зал вошли двое солдат-ошаарцев. Они казались копиями друг друга – лысые, мускулистые, они были полностью обнажены, за исключением сандалий и набедренных повязок. Клыки их были украшены блестящими латунными крюками, и они совершенно явно были мертвыми. Кожа их была бледной, сквозь нее просвечивали черные вены, а пока они шли к столу, за ними тянулся аромат благовоний. Вслед за ними, глядя прямо перед собой, вошли двое других – такие же одинаковые мертвецы с затуманенными глазами.
Ксорве моргнула. Сетенай отмахнулся от слухов о том, что генерал Псамаг окружил себя воскрешенными стражами, но это были именно они. Влажными ногами они маршировали по паркету. У Таймири отвисла челюсть.
Ксорве чувствовала себя волчком, сбившимся с курса. Она не видела воскрешенных с тех пор, как покинула Дом Молчания. Это была некромантия прежней страны.
Хотя прошло всего три года, она приучила себя думать об Ошааре, как о прежней стране, а не о доме, потому что возвращаться туда она не собиралась.
Гвардейцы заняли свои места, словно на автомате, и в зал вошел генерал Псамаг. Несмотря на все слухи и рассказы, Ксорве оказалась не готова к этой встрече. Одноглазый и белый как призрак, он был красив как акула. Псамаг носил черную кольчугу, а из-за спины у него виднелся меч. Его клыки были заостренными, как ножи, а глаза сверкали, словно ограненные алмазы.
Но самой важной была физически ощутимая мощь его присутствия. Жизни всех вокруг зависели от него. Таймири едва слышно вздохнула. Пальцы Ксорве нервно сжались вокруг завязок фартука, она пыталась успокоиться.
Офицеры отдали честь, и Псамаг прошествовал к своему месту. В комнату вслед за Псамагом незаметно вошли еще четверо воскрешенных и заняли свои места.
– Что ж, друзья мои, – начал Псамаг. – Вот мы и собрались. Давайте же выпьем!
Над столом пронесся рев одобрения и звон чаш, расставленных Ксорве и другими служанками. Какое-то время Ксорве была занята тем, что наполняла чаши и подливала напитки всем желающим. Офицеры пили много, особенно Тенокве, который наслаждался статусом почетного гостя. Ксорве обратила внимание, что Псамаг едва ли осушил хоть одну чашу, и его глаза так и не потеряли холодного блеска. Что-то было не так.
Офицеры постарше, сидевшие рядом с Псамагом, тоже это почувствовали. Они смеялись и хвастались, но в этом было нечто напускное, словно они тянули время в ожидании чего-то. Ксорве наполняла то один, то другой бокал и наблюдала за ними, пытаясь разгадать эту загадку, пока не стало слишком поздно – как будто в ее силах было повлиять на происходящее в комнате.
Вторая по старшинству среди собравшихся, здоровенная немолодая женщина с бритой головой, ни разу не засмеялась. Не смеялся и Талассерес Чаросса. Постепенно дурное предчувствие охватило всех собравшихся за столом, и они наконец замолчали. Ксорве затаила дыхание.
– Что ж, – произнес Псамаг, не повышая голоса. Тенокве шикнул на своих друзей. – Вы все знаете, по какому поводу мы собрались, но вдруг кто-то уже слишком опьянел и забыл… Чаросса, напомни-ка нам?
Псамаг буквально выплюнул это имя. Талассерес Чаросса вздрогнул.
– В честь победы капитана Тенокве, господин, – сказал он таким тоном, будто сам в это не верил.
Псамаг улыбнулся, обнажив ряд острых зубов между мощными клыками. Талассерес расслабился, но тут же подпрыгнул – Псамаг обрушил могучий кулак на стол. Агатовая подвеска на его шее взметнулась вверх.
– Неверно! Гадаем дальше. Большая Морга, твоя очередь.
Большая Морга оказалась той самой второй по старшинству. Она с вымученным весельем наблюдала за сценой из-под тяжелых век.
– Мы здесь, потому что ты так приказал, мой господин, – сказала она.
– Что же, Морга была со мной еще в те времена, когда у большинства из вас клыки не прорезались. Знаете почему? Есть догадки? У таких сообразительных парней найдется для меня ответ?
Молчание.
– У Морги крепкая голова на плечах. Она знает, благодаря кому здесь оказалась. Умеет держаться за свое место. Знает, кому хранить верность. И она дожила до пятидесяти. Видите в этом связь, друзья мои? Подумайте об этом.
Повисла пауза, и прислуга, в том числе и Ксорве, вновь наполнила бокалы присутствующих. Сетенай мог бы и не предупреждать ее держаться подальше. Псамаг напоминал крутой утес – он притягивал внимание, даже если на самом деле хотелось бежать от него куда глаза глядят. Но он еще не закончил речь.
– И все же Чаросса в чем-то прав, – сказал он. – Где же мой дорогой Тенокве? Поднимайся, сынок, пусть все как следует рассмотрят героя этого часа.
Псамаг явно был доволен собой, и Ксорве это не на шутку тревожило.
Успокойся, сказала она себе. Он не смотрит на тебя.
Его внимание было полностью приковано к Тенокве, который, пошатываясь, поднялся на ноги. Уже прилично пьяный, он неловко отдал честь и ухмыльнулся своим товарищам.
– Мы все слышали эту историю, так что не буду вас утомлять, – продолжал Псамаг. – Тенокве и его отряд уничтожили разбойничье гнездо в Бараньем Черепе и захватили всю их добычу. Не скоро еще враги осмелятся нас побеспокоить, – выдержав паузу, он оглядел собравшихся. – Ну же! Подбодрим этого смельчака! Смотрите все, это Тенокве, моя правая рука!
Стол зашумел, но скорее тревожно, чем одобрительно. До всех уже дошло, что что-то было не так. Ксорве закусила губу – клыки до боли вонзились в щеки – и вздрогнула.
– Что-то они не больно гордятся тобой, Тено, – с леденящим душу спокойствием заметил генерал. – Любопытно. Не знаешь почему?
Тенокве ничего не ответил. Молчали и остальные. В пугающей тишине слышался лишь шелест, доносившийся из ямы.
Служанка, стоявшая в паре футов от Ксорве, наблюдала за происходящим с нескрываемым ужасом. В висках у Ксорве бешено, словно бьющийся о стекло жук, застучал пульс. Все ее инстинкты кричали, что нужно бежать прочь или хотя бы закрыть глаза: вот-вот случится нечто кошмарное, – но ноги отказывались подчиняться.
Раздался скрип половиц – Псамаг отставил стул и поднялся на ноги. Он двигался вдоль стола, словно песчаная буря, и Ксорве тут же представила, каково это – встретиться с ним лицом к лицу в пылу сражения. Остановившись возле Тенокве, он навис над молодым офицером.
– Друзья мои, не желаете ли услышать поучительную историю? – сказал Псамаг, положив руку на плечо Тенокве – жест этот мог бы показаться дружеским, да только Тенокве трясся как тростник на ветру. – Посмотрите на него. Многообещающий молодой человек, образцовый солдат, надежный офицер: казалось бы, только руку протяни, и все блага мира сами упадут в его ладонь.
Сегодня мы должны были праздновать его победу. Я должен был гордиться. Что же могло испортить мне настроение? Вообразите мое разочарование. Моя правая рука, человек, которого я знал еще мальчиком, – оказывается, плетет против меня заговоры с людьми канцлера.
Псамаг добился нужного эффекта. Все были потрясены, комната наполнилась криками изумления. Губы едва слушались Тенокве, он тряс головой и несвязно бормотал что-то в свое оправдание. Некоторые из его соседей отодвинулись, чтобы не сидеть рядом с предателем. Морга нисколько не удивилась. Талассерес Чаросса тоже не казался шокированным. Его плечи напряглись, лицо превратилось в маску.
Ксорве не сразу осознала произошедшее. Она почти уже поверила, что Тенокве – один из контактов Сетеная, а следом раскроют и ее, но от нового поворота событий легче не стало.
Псамаг вытащил связку бумаг, сжал их в кулаке, а затем пустил по кругу.
– Письма к нашему дорогому другу капитану Тенокве от друзей Олтароса. Все они здесь. Смотрите сами, если угодно. – Псамаг покачал головой из стороны в сторону, как бык перед атакой, и прищелкнул языком. – Ох, Тено. Почему же ты их не сжег? Чему я тебя только учил?
– Нет, господин мой, прошу… – на большее Тенокве был не способен. Псамаг положил вторую руку ему на плечо и поднял его в воздух.
– Хочет ли кто-то что-нибудь сказать в его защиту? – спросил Псамаг, окинув взглядом собравшихся. Товарищи Тенокве не издали ни звука. Никто не смотрел ему в глаза. И тут из ямы снова раздался какой-то шум.
Большинство служанок тут же отвели взгляд: Ксорве поняла, что подобное происходит не впервые. Таймири приросла к месту, глядя во все глаза на злополучного Тенокве. Ксорве никогда не видела ее такой потерянной. Стой они поближе, она постаралась бы послать ей ободряющий взгляд, но они были далеко друг от друга, парализованные собственной беспомощностью.
Псамаг шел к яме, каждый его шаг звучал как удар хлыста. Тенокве пришел в себя и принялся звать друзей на помощь. Большинство из них предпочли не поднимать глаза: то ли чтобы продемонстрировать свое равнодушие, то ли потому, что не могли смотреть ему в лицо, то ли потому, что знали, что сейчас произойдет.
– Родные предают нас, – заметил Псамаг на ходу. На извивавшегося в его руках Тенокве он обращал внимания не больше, чем на бессмысленное трепыхание пойманной на крючок рыбы. – Друзья предают нас. На что же мы можем положиться в этом темном мире, мой догадливый капитан? Есть только две неизменные вещи. Две абсолютные неизбежности.
Псамаг прекрасно умел держать внимание аудитории. Офицеры ловили каждое его слово то ли в ужасе, то ли в восхищении. Талассерес Чаросса слегка раскачивался, возможно, предполагая, что очередь за ним.
– Первая! Никто не может избежать уготованной ему смерти. Не так ли, Тено?
Тенокве взвыл, а затем затих. Генерал держал почти нежно, нисколько не напрягаясь под его тяжестью.
– Вторая неизбежность – это первая и самая почитаемая из моих жен. Она быстра. Она ужасна. И столь же неумолима, как голод в пустыне. Атараис! Песчаная жена! Приди!
Шелест в яме становился все громче, теперь его сопровождал звон цепей. Что-то спешило им навстречу. Ноги Ксорве дернулись, ей хотелось бежать без оглядки и не видеть того, что сейчас произойдет.
Над краем ямы что-то взметнулось, будто кто-то вынырнул из воды, стремительно, как взмах крыльев. Затем нечто начало неспешно разворачиваться и подниматься спираль за спиралью, глядя на собравшихся красными, как сырое мясо, глазами. Атараис оказалась громадной змеёй с белой как кость кожей и немигающими глазами, в которых, что еще страшнее, светился интеллект.
Скелеты в Эчентире не смогли подготовить Ксорве к этому зрелищу. Так рисунок не может сравниться с реальностью. Застыв на месте с открытым ртом, Ксорве уставилась на змею. От нее нельзя убежать. С ней невозможно сражаться. Остается только забиться в уголок и попытаться не попадаться ей на глаза. В последний раз Ксорве ощущала подобное в присутствии Неназываемого.
Одна только голова Атараис была больше, чем сама Ксорве. Алая пещера пасти змеи приоткрылась, и оттуда высунулся розоватый раздвоенный язык толщиной с мужское предплечье. Шелест затих, и она положила голову на край ямы, чтобы передохнуть.
Псамаг подошел к ней и остановился в паре футов от ее морды. И все-таки он был не так уж бесстрашен. Шею Атараис обвивали железные обручи, закрепленные зубцами, вбитыми прямо в ее тело. Белые чешуйки покрывали следы ржавчины. Каждый обруч был прикован к стене тяжелыми цепями.
– Как поживает Ваше Змеиное Высочество? – насмешливо спросил Псамаг.
Атараис не открывала рта, но ее слова каким-то образом прокатились по всей комнате, отдаваясь в ушах присутствующих. Ее низкий, резкий голос гудел как рой пчел, но Ксорве почудилась в нем едва прикрываемая мука.
Ужас по-прежнему звенел в ушах расстроенными колокольчиками, но она почувствовала, что может сосредоточиться на чем-то еще. Неужели Атараис родом из Эчентира? Или существуют и другие змеиные королевства? Возможно, кому-то удалось избежать катастрофы. Едва ли Сетенай мог ошибиться, но что, если предки Атараис в это время путешествовали…
– Я голодна, господин, – сказала змея.
– И ты тоже? – спросил Псамаг. – Меня оторвали от ужина. Когда ты в последний раз лакомилась мясом предателя, песчаная жена?
– Шестьдесят дней тому назад, господин, – ответила Атараис. Она посмотрела на Тенокве, который перестал сопротивляться и с униженной покорностью смотрел в лицо смерти. В голосе змеи звучало предвкушение.
Ксорве вспомнила Королевскую библиотеку Эчентира и все те фризы, что изображали змей как государственных мужей и воинов. Видимо, Псамаг совсем лишил Атараис гордости. От нее исходила чистая, незамутненная ненависть к Псамагу и всем собравшимся. Как это несправедливо – пережить кару своего божества, а затем страдать подобным образом в руках простого, такого незначительного смертного.
– Я приготовил тебе лакомство, – сказал Псамаг и с легкостью швырнул Тенокве в яму. Раздались ужасные звуки: вопль, звон цепей, удар чешуи по камню.
– Аххх, – с нежностью протянула Атараис, а затем раздался еще один крик, но тут же оборвался.
Змеиные кольца исчезли из виду, и наступила полнейшая тишина – Ксорве казалось, что она слышит, как грохочет ее сердце.
Талассерес Чаросса сидел, вцепившись в столешницу, словно его пальцы могли проткнуть массивное дерево. Псамаг повернулся к нему лицом, и на нем заиграла еще более ужасная улыбка. Это еще не конец. Кулаки Ксорве непроизвольно сжались.
– Разумеется, – произнес Псамаг, – наш уважаемый канцлер Олтарос даже не подозревал об этом неумелом заговоре. Я говорил с ним сегодня. Он осуждает это. Так что никаких последствий для нашего ценного связного. Понятно?
Возвращаясь к своему месту во главе стола, он громким шепотом произнес: «Удачи в следующий раз, Талассерес». Псамаг внимательно оглядел собравшихся.
– Еще вина! – сказал он, наконец, насладившись мгновением тишины. – И подавайте ужин.
Ксорве была благодарна за возможность ненадолго выйти из комнаты. Ноги казались ватными, будто при высокой температуре. Она приказала себе собраться. Она ведь сказала Сетенаю, что он может рассчитывать на нее. Она уже видела смерть. Встречалась с опасными людьми. Она и сама опасна. С усилием распрямив ноги, она вместе с остальными отправилась за первым блюдом.
На первое, конечно же, подали скальных змей – освежеванных, замаринованных и тушенных в соусе из красного вина. Теперь Ксорве понимала, как Псамаг заслужил подобную славу. У Таймири, которая подавала еду Талассересу Чароссе, был бледный вид. Псамаг с аппетитом доел свою порцию, подобрав соус корочкой хлеба.
Остаток ужина прошел без происшествий. Вслед за тушеными змеями подали безобидного жареного козленка, и присутствующие вздохнули спокойнее.
В конце концов ужин закончился, и Ксорве с Таймири были свободны. Таймири заинтересовала одного из офицеров, и Ксорве пришлось возвращаться в их комнату одной. Но она не возражала: следовало привести мысли в порядок. Можно было бы воспользоваться шансом и осмотреть эту часть крепости, но Ксорве была переполнена впечатлениями и боялась заблудиться.
На полпути она вдруг услышала за дверью кладовки судорожный всхлип. Ксорве остановилась и прислушалась. Всхлипов не было, наступила тишина, а потом послышались удары и грохот, как будто кто-то изо всех сил колошматил ящик с дынями.
Ксорве открыла дверь. Посреди кладовки Талассерес Чаросса изо всех сил колошматил ящик с дынями. Он заметил ее не сразу, и притворяться было уже поздно.
– Убирайся! – буркнул он, вероятно, надеясь, что она испугается. Глаза у него были красными, уши поникли.
– Что случилось? – спросила она.
– Это не твое… это непочтительно, ты знаешь, чертовски непочтительно… тебя кто-то послал? Иди и скажи Шадрану, что он может съесть свой член, я не потерплю, чтобы ко мне так обращалась служанка…
– Что случилось, – повторила Ксорве, – господин?
– Ничего, – ответил Талассерес, – кем ты себя возомнила?
– Вообще-то я не служанка, – сказала она. Ее так и подмывало рассказать ему правду. Иметь союзника – это было так заманчиво. Он наверняка хорошо знает крепость и мог бы помочь ей найти другой вход и выход. Но Талассерес Чаросса был племянником Олтароса. Пусть даже все здесь ему ненавистно, ему нельзя доверять.
– Знаю, – бросил он, – ты посудомойка или что-то вроде того. Ты правда думаешь, что я буду лежать без сна всю ночь и переживать: о нет, я назвал ту девчонку служанкой, а она, боже ты мой, вообще-то не чертова служанка?
Ксорве вспомнила его лекцию о сервировке и едва не рассмеялась.
– Мне жаль, что так случилось с Тенокве, – сказала она, пробуя зайти с другого угла. Если ей нужна его информация, у нее должно быть что-то взамен.
– Да плевать я хотел на Тенокве, – ответил Талассерес. – Этот идиот заслужил был съеденным змеей. Такие идиоты должны сами себя облить соусом, выйти в пустыню, лечь на землю и ждать, пока их сожрут змеи, чтобы всем остальным не пришлось сидеть и выслушивать жалкие потуги Псамага на остроумие.
– И все же, – сказала Ксорве.
– Я не имею никакого отношения к Тенокве, – сказал Талассерес. – Я-то не идиот. Я не виноват, что мой треклятый дядюшка Олтарос решил, что ему не жалко будет от меня избавиться.
– Оу, – сказала Ксорве. Многолетний опыт жизни рядом с Сетенаем научил ее, что иногда достаточно время от времени вставлять междометия, и собеседник сам все тебе выложит.
– Ага, – сказал Талассерес, – Тлаантотский связной, как же. Я здесь заложник.
Он еще раз пнул дыни, ушиб палец и протяжно вздохнул с таким отвращением, что молоко могло бы скиснуть.
– Возможно, стоит уехать отсюда, – предложила она. Он горько рассмеялся.
– И как же мне это сделать? – спросил он. – Можно, конечно, выйти через центральный вход или Врата, и смерть моя будет быстрой, но Псамаг не дождется такого праздника.
– Но есть же и другие пути? – предположила Ксорве в надежде, что он слишком погружен в свою печаль и не заметит, что она слишком любопытна для посудомойки.
– Конечно, есть путь через пещеры, но я уж постараюсь, чтобы меня не сожрала заживо эта чертова змея, – сказал Талассерес. Он всхлипнул, но тут же сделал вид, что откашлялся. – Кто ты вообще такая?
Ксорве отчаянно хотелось узнать, что за «пещеры» он имел в виду, но она решила не испытывать удачу.
– Меня зовут Сору, господин, – сказала она, сделав реверанс.
– Так вот, Сору, – сказал он, – пошла прочь.
В конце концов Ксорве вернулась в спальню. Она чувствовала себя так, будто отстояла несколько раундов против лучших бойцов Синих Вепрей, но сон не шел. Талассерес Чаросса – ее шанс? Вряд ли он станет ее союзником, но, возможно, у него есть слабое место, на которое удастся надавить. Правда, в этом гораздо лучше разбирался Сетенай. Но Талассерес знал схему крепости и совершенно точно нуждался в ком-нибудь, кому можно излить свои жалобы. Она поговорит с ним, хуже не будет. К следующей их встрече она будет во всеоружии.
В последующие дни повсюду разнесся слух, что Тенокве казнили за измену, но Ксорве и Таймири никому не рассказали о том, что видели.
Несколько ночей спустя Ксорве разбудило чье-то присутствие – кто-то поблизости слишком сильно старался не шуметь. Она выглянула из-под простыни и увидела, как Таймири поспешно одевается в свете, пробивающемся из-под двери.
– Что случилось? – шепнула Ксорве. Сил у нее не было, но вдруг опять нужно идти в комнаты Псамага.
Таймири подскочила и заворчала:
– А ну спи… Ой, Сору, это ты. Помоги мне уложить волосы.
Она заплела волосы в четыре косы и попросила Ксорве уложить их затейливыми колечками от лба до затылка и закрепить серебряной заколкой. В полутьме это оказалось нелегким занятием, но Таймири терпеливее, чем обычно, сносила неопытность Ксорве. Пряди были гладкими и тяжелыми, как металлическая сетка. Ксорве показалось, что ей не стоит слишком тянуть, иначе это будет расценено как вольность.
С такой прической Таймири выглядела значительно старше, как взрослая и уверенная в себе женщина. Это слегка обеспокоило Ксорве – раньше она не замечала в подруге другую грань.
Надев туфли, Таймири поманила Ксорве за собой в коридор.
– Не говори остальным. У меня свидание с Шадраном. Капитаном Шадраном.
Ксорве моргнула от удивления и своего рода восхищения.
– Я серьезно. Не говори никому. Это еще не решенное дело, и я не хочу, чтобы они злорадствовали, если все сорвется.
Ксорве кивнула, и Таймири почему-то рассмеялась.
– О чем это я, конечно, ты никому не расскажешь, – сказала она. – Мне удалось удивить тебя. Не думала, что такое возможно.
Пауза. Таймири улыбнулась про себя, словно решая, стоит ли поделиться секретом.
– Ты милая, – сказала Таймири на карсажийском. Ксорве не сразу поняла ее слова и тем самым ничем не выдала себя.
А затем Таймири встала на цыпочки и поцеловала ее в губы.
Ксорве никогда раньше не целовали. Изумление ослепило ее, словно вспышка яркого света. Мгновение спустя все закончилось.
– Пожелай мне удачи! Увидимся завтра, – Таймири снова засмеялась и убежала дальше.
Ксорве вернулась в спальню и села на кровать. Если бы Таймири дала ей пощечину, это не так бы ее изумило. Тогда она хотя бы знала, как себя вести. Через какое-то время она почти убедила себя, что ей все это почудилось, но ей не удавалось выкинуть из головы воспоминание о холодных губах Таймири, их невесомом, как пыль, прикосновении. Ксорве ладонью вытерла рот и постаралась заснуть.
Ей было досадно, что Таймири продвинулась гораздо дальше на пути к своей тайной цели, чем Ксорве. Сетенай доверился ей, а она почти ничего не узнала. Ей нужно вести себя смелее. Нужно узнать, что имел в виду Талассерес Чаросса, когда упоминал пещеры и змею. К сожалению, возвращение в покои генерала было неизбежным.